Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов - Диоген Лаэртский на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

9. Мисон

Мисон, сын Стримона (как пишет Сосикрат, ссылаясь на Гермиппа), родом из Хен, этейской или лаконской деревушки, тоже причисляется к семи мудрецам; отец его, говорят, был тиранном. Рассказывают, будто на вопрос Анахарсиса, есть ли кто его мудрее, пифия изрекла то, что уже приводилось в жизнеописании Фалеса как ответ Хилону[107]:

Есть, говорю я, Мисон, рожденный в Хене на Эте,Лучше, нежели ты, снаряженный пронзительной мыслью.

Залюбопытствовав, Анахарсис отправился в деревню и нашел Мисона средь лета прилаживающим рукоять к плугу. Анахарсис сказал: «А ведь время нынче не пахотное, Мисон!» – «Тем более надобно готовиться к пахоте», – ответил Мисон.

Впрочем, другие говорят, что оракул гласил: «…в Хене на Ете», и доискиваются, что значит «на Ете». Парменид говорит, что это округ в Лаконике, откуда был Мисон; Сосикрат в «Преемствах», что Мисон был по отцу из Еты, по матери из Хена; Евтифрон, сын Гераклида Понтийского, говорит, что он был критянин, а Етея – это город на Крите; Анаксилай же называет его аркадянином.

Вспоминает о нем и Гиппонакт:

…Мисон же, по словам Феба,Который был разумнейшим из всех смертных…

Аристоксен в «Разрозненных заметках» говорит, что он был схож с Тимоном и Апемантом, то есть был человеконенавистник. Так, в Лакедемоне видели, как он смеялся, оставшись наедине с собой; а когда кто-то неожиданно явился перед ним и спросил, почему он смеется, когда кругом никого нет, он ответил: «Как раз поэтому». И далее Аристоксен говорит, что безвестным Мисон остался оттого, что был не из города, а из деревни, и притом неприметной; а из-за его безвестности иные приписывали его суждения тиранну Писистрату. Но философ Платон в этом неповинен – он упоминает о Мисоне в «Протагоре»[108], где называет его вместо Периандра.

Он говорил, что надо исследовать не дела по словам, а слова по делам, ибо не дела совершаются ради слов, а слова – ради дел.

Скончался он от роду девяноста семи лет.

10. Эпименид

Эпименид, по словам Феопомпа и многих иных, был сыном Фестия, а по другим сведениям – Досиада или Агесарха; родом он был критянин из Кносса, хотя с виду и не похож на критянина из-за свисающих волос.

Однажды отец послал его в поле за пропавшей овцой. Когда наступил полдень, он свернул с дороги, прилег в роще и проспал там пятьдесят семь лет. Проснувшись, он опять пустился за овцой в уверенности, что спал совсем недолго, но, не обнаружив ее, пришел в усадьбу и тут увидел, что все переменилось и хозяин здесь новый. Ничего не понимая, он пошел обратно в город; но когда он хотел войти в свой собственный дом, к нему вышли люди и стали спрашивать, кто он такой. И только отыскав своего младшего брата, уже дряхлого, он узнал от него, в чем дело. А когда об этом пошла слава между эллинов, его стали почитать любимцем богов.

В это время афинян постигла моровая болезнь, и пифия повелела им очистить город; и они послали корабль с Никием, сыном Никерата, на Крит за Эпименидом. Эпименид приехал в 46-ю олимпиаду, совершил очищение города и остановил мор вот каким образом. Собравши овец, черных и белых, он пригнал их к Аресову холму и оттуда распустил куда глаза глядят, а сопровождающим велел: где какая ляжет, там и принести ее в жертву должному богу. Так покончил он с бедствием; а в память о том искуплении и поныне в разных концах Аттики можно видеть безымянные алтари[109]. Некоторые же говорят, что причиною мора он назвал Килонову скверну и указал избавление от нее; и когда умерли двое юношей, Кратин и Ктесибий, несчастье миновало. Афиняне постановили дать ему талант денег и корабль для возвращения на Крит; денег он не принял, но меж кносянами и афинянами утвердил дружбу и союз.

После возвращения на родину он вскоре умер; а прожил он сто пятьдесят семь лет (как пишет Флегонт в книге «О долгожителях»), или триста лет без года (как говорят критяне), или сто пятьдесят четыре года (как, по слухам, утверждал Ксенофан Колофонский).

Он сочинил «Происхождение куретов и корибантов»[110] и «Феогонию» в 500 строк, а также о построении Арго и отплытии Ясона в Колхиду 6500 строк. Написал он также в прозе «О жертвоприношениях в критском государственном устройстве» и «О Миносе и Радаманфе» до 4000 строк; а в Афинах основал храм Благих Богинь[111], как о том сообщает Лобон Аргосский в книге «О поэтах». Говорят, он был первым, кто стал воздвигать храмы и очищать дома и поля.

Некоторые уверяют, что он никогда не спал, а досужее время проводил, собирая зелья.

От него сохранилось письмо к законодателю Солону с описанием государственного строя, установленного для критян Миносом. Впрочем, Деметрий Магнесийский (в книге «О соименных поэтах и писателях») пытается оспорить это письмо, ибо оно позднее и написано не на критском наречии, а на аттическом, и к тому же новейшем. Однако я нашел и другое его письмо, вот какого вида:

Эпименид – Солону. «Не падай духом, друг. Если бы Писистрат овладел афинянами, привыкшими к неволе, а не к добрым законам, то он бы сумел поработить граждан и утвердить свою власть навсегда; но как порабощает он мужей не худых и памятующих Солоновы остережения со стыдом и болью, то они и не вынесут его тираннства. Даже если сам Писистрат и удержит город, то детям своим, уповаю, власти своей уже не передаст: ибо несподручно быть рабами мужам, привыкшим к свободе при наилучших уставах. Ты же, друг, не пускайся в странствия, а будь ко мне на Крит – здесь над тобою не будет грозного единодержца; в странствиях же тебе могут встретиться его друзья, и тогда, боюсь, как бы не было тебе худо». Таково это письмо.

Еще Деметрий передает рассказ, будто Эпименид получал свою пищу от нимф и хранил ее в бычьем копыте, что принимал он ее понемногу и поэтому не опорожнялся ни по какой нужде, и как он ест, тоже никто не видел. Упоминает о нем и Тимей во II книге. А некоторые рассказывают, что критяне приносят ему жертвы, как богу, ибо он, по их словам, был наделен замечательным предвидением: так, увидав Мунихий в Афинах, он сказал, что афиняне не знают, скольких бед причиною станет им это место, иначе бы они его разрушили собственными зубами; а было это задолго до случившегося[112]. Еще рассказывают, будто он сперва назывался Эаком, будто предсказывал лаконянам их поражение от аркадян[113] и будто притворялся, что воскресал и жил много раз. И Феопомп в «Удивительных историях» говорит, будто когда Эпименид собирался воздвигнуть храм нимфам, то с неба был ему голос: «Не нимфам, а Зевсу, Эпименид!» Критянам, как сказано, он предсказал поражение лакедемонян от аркадян – и подлинно они были разбиты при Орхомене.

Одряхлел он во столько дней, сколько проспал лет, – это тоже сообщает Феопомп. А Мирониан в «Сравнениях» говорит, что критяне его называют куретом. Тело его сохраняют у себя лакедемоняне, следуя некоему оракулу (так пишет Сосибий Лаконский).

Было и двое других Эпименидов: второй – генеалогический писатель и третий – писавший в Родосе на дорийском наречии.

11. Ферекид

Ферекид Сиросский, сын Бабия (как сообщает Александр в «Преемствах»), был слушателем Питтака. По словам Феопомпа, он первый писал о природе и богах.

О нем рассказывают много удивительного. Так, однажды, прогуливаясь на Самосе, он увидел с берега корабль под парусом и сказал, что сейчас он потонет, – и он потонул на глазах. Отведав воды из колодца, он предсказал, что на третий день случится землетрясение, – и оно случилось. По дороге из Олимпии в Мессению он посоветовал своему гостеприимцу Перилаю выселиться со всем своим добром; тот не послушался, и Мессения пала[114]. Лакедемонянам он дал совет не держать в цене ни серебро, ни золото[115] (как пишет Феопомп в «Удивительных историях»); сам Геракл указал ему это во сне, а царям в ту же ночь велел внять совету Ферекида. (Впрочем, иные относят это к Пифагору.)

Гермипп рассказывает, что, когда завязалась война между эфесцами и магнесийцами, Ферекид желал победы эфесцам; и когда он спросил одного путника, откуда тот, и услышал, что из Эфеса, то сказал: «Тогда оттащи меня за ноги, положи в земле магнесийцев, а согражданам вели после победы там меня и похоронить, – таков завет Ферекида». Путник передал сказанное; и через день эфесцы напали на магнесийцев, одолели их, а скончавшегося Ферекида там и погребли, почтив пышными почестями. Впрочем, другие рассказывают, будто он пришел в Дельфы и бросился вниз с Корикийской горы; Аристоксен (в книге «О Пифагоре и его учениках») утверждает, что он заболел и был похоронен Пифагором на Делосе; а иные – что он умер от вшивости[116], и когда Пифагор пришел спросить, как его дела, то он высунул палец в дверь и сказал: «По коже видно». (Потому-то словесники и придают этому выражению худой смысл, а кто им пользуется в добром смысле, тот ошибается.)

Еще он говорил, что стол на языке богов называется «фиор», что значит «жертвоблюститель».

Андрон Эфесский говорит, что было двое Ферекидов Сиросских: один – астроном, а другой – сын Бабия, учитель Пифагора; Эратосфен же говорит, что Сиросский Ферекид был только один, а другой был афинянин, генеалогический писатель.

От Ферекида Сиросского сохранилась написанная им книга с таким началом: «Зевс и Время были всегда, и Гея тоже, ей же имя Земля, ибо Зевс дал землю, зело ее чтя»[117]. А на Сиросе от него сохранились солнечные часы.

Дурид во II книге «Часов» говорит, что надпись ему такая:

Полная мудрость – во мне; а если есть пущая мудрость,То в Пифагоре моем же она, который в ЭлладеПервый из всех, кто ни есть, – таково нелживое слово.

А Ион Хиосский пишет о нем так:

Мужеством был он велик и совестью был он украшен,И принимает душой в смерти блаженную жизнь,Ежели прав Пифагор и в знанье своем, и в ученье:«Мысль – превыше всего между людей на земле»[118].

Есть и у нас о нем стихи, Ферекратовым размером писанные:

Ферекид знаменитый,Родом с острова Сира,Вшам предав свое тело(Как вещает преданье),Пожелал быть положенВ стороне магнесийской,Чтоб достойным эфесцамСтать залогом победы:Лишь ему был и ведомТак гласивший оракул.Там меж них он и умер —Это верная правда.Мудр, как истинно мудрый,Был он благ и при жизни,Благ и ныне, почивши[119].

Жил он в 59-ю олимпиаду. Письмо его такое:

Ферекид – Фалесу. «Да будет смерть твоя легка во благовременье! Получив твое послание, впал я в болезнь: меня изъели вши и бьет лихорадка. И велел я моим слушателям, похоронив меня, послать тебе мною написанное: если ты и остальные, кто мудр, одобрите посланное, то обнародуйте, если же не одобрите, то не обнародуйте. Я покамест этим недоволен: неопровержимостей здесь нет, да и нельзя надеяться достичь истины, собирая, что известно, о богах; остальное же надобно додумывать, и сужу я обо всем лишь гадательно. Болезнь меня гнетет все неотступнее; ни из врачей, ни из друзей я никого к себе не впускаю, они стоят у дверей, а на расспросы их, каково мне, я в замочную щель выставляю палец мой, изъеденный болезнью. И на завтра я велел им прийти хоронить Ферекида».

Таковы те, кого звали мудрецами и к которым иные причисляют также и тиранна Писистрата. Теперь следует перейти к любомудрам [– философам], начав с ионийской философии, зачинателем которой был Фалес, а у него учился Анаксимандр.

Книга вторая

1. Анаксимандр

Анаксимандр Милетский, сын Праксиада. Он учил, что первоначалом и основой является беспредельное (apeiron), и не определял его ни как воздух, ни как воду, ни как что-либо иное. Он учил, что части изменяются, целое же остается неизменным. Земля покоится посередине, занимая место средоточия, и она шарообразна. Луна светит не своим светом, а заимствует его от солнца. Солнце величиною не менее Земли и представляет собою чистейший огонь[120].

Он же первый изобрел гномон, указывающий солнцестояния и равноденствия, и поставил его в Лакедемоне на таком месте, где хорошо ложилась тень (так пишет Фаворин в «Разнообразном повествовании»), а также соорудил солнечные часы[121]. Он первый нарисовал очертания земли и моря и, кроме того, соорудил небесный глобус.

Суждения свои он изложил по пунктам в сочинении, которое было еще в руках Аполлодора Афинского. Этот последний сообщает в своей «Хронологии», что на втором году 58-й олимпиады Анаксимандру было 64 года, и вскоре после этого он умер; <расцвет же его в основном приходится на время тираннии Поликрата Самосского[122]>.

Говорят, что однажды, когда он пел, дети стали над ним смеяться. Узнав об этом, он сказал: «Что ж, ради детей придется мне научиться петь получше».

Был и другой Анаксимандр – историк, тоже из Милета, писавший на ионийском наречии.

2. Анаксимен

Анаксимен Милетский, сын Евристрата, был учеником Анаксимандра; некоторые же пишут, будто он учился и у Парменида. Он говорил, что первоначалом являются воздух и беспредельное и что светила движутся не над землей, а вокруг земли. Языком он пользовался ионийским, простым и безыскусственным. Жил он, по словам Аполлодора, около времени взятия Сард, скончался же в 63-ю олимпиаду.

Были и другие два Анаксимена, оба из Лампсака: один – оратор, другой – историк, приходившийся оратору племянником от сестры; оратору этому принадлежит описание деяний Александра.

Философу же Анаксимену принадлежит такое письмо:

Анаксимен – Пифагору. «Фалес, сын Эксамия, достигнув преклонных лет, несчастным образом скончался. Ночью он по своему обыкновению вышел со служанкою из дома, чтобы посмотреть на звезды, и, созерцая их, свалился в колодец, о котором совсем запамятовал[123]. Вот каков, по словам милетских жителей, был конец этого небоведца. Мы же, его собеседователи, и сами, и дети наши, и товарищи наши по занятиям, сохранили память об этом муже и блюдем его заветы. Пусть же всякая наша речь начинается именем Фалеса».

И другое письмо:

Анаксимен – Пифагору. «Ты оказался гораздо разумнее нас, потому что ты переселился из Самоса в Кротон и живешь там спокойно. А здесь Эакиды творят несчетные злодейства; милетян не выпускают из-под власти их тиранны; и мидийский царь[124] грозит нам бедой, если мы не пожелаем платить ему дань. Ионяне собираются подняться на мидийцев войною за общую свою свободу; и когда это произойдет, у нас не останется никакой надежды на спасение. Как же помышлять Анаксимену о делах небесных, когда приходится страшиться гибели или рабства? Ты же с радостью встречен и кротонцами, и остальными италийцами, а ученики стекаются к тебе даже из Сицилии».

3. Анаксагор

Анаксагор, сын Гегесибула (или Евбула), из Клазомен. Он был слушателем Анаксимена. Он первый поставил Ум (noys) выше вещества (hylē), следующим образом начав свое сочинение, написанное слогом приятным и возвышенным: «Все, что имеется, было совокупно, затем пришел Ум и установил в нем распорядок». За это его даже прозвали Умом: Тимон в «Силлах» говорит о нем так:

Был, говорят, и Анаксагор, сей Ум многомощный:Впрямь, не его ли умом, от сна пробужденным внезапно,Все, что разлажено было дотоль, вдруг сладилось вместе?

Он отличался не только знатностью и богатством, но и великодушием. Так, свое наследство он уступил родственникам; они попрекали его, что он не заботится о своем добре, а он ответил: «Почему бы тогда вам о нем не позаботиться?» И в конце концов, отказавшись от всего, он занялся умозрением природы, не тревожась ни о каких делах государственных. Его спросили: «И тебе дела нет до отечества?» Он ответил: «Отнюдь нет; мне очень даже есть дело до отечества!» – и указал на небо.

Говорят, при переправе Ксеркса ему было 20 лет, а всего он прожил 72 года. Аполлодор в «Хронологии» утверждает, что он родился в 70-й олимпиаде, а умер на первом году 88-й олимпиады. Заниматься философией он начал в Афинах при архонте Каллии[125] в 20 лет (так пишет Деметрий Фалерский в «Перечне архонтов») и прожил там, говорят, целых тридцать лет.

Он утверждал, что солнце есть глыба, огненная насквозь, а величиной оно больше Пелопоннеса (впрочем, иные приписывают этот взгляд Танталу), что на луне есть дома и даже холмы и долины. Первоначала же суть гомеомерии[126] [ «подобные частицы»]: как золото состоит из так называемой золотой пыли, так и все представляет собой связь подобочастных маленьких телец. А первоначало движения есть Ум. Такие тяжелые тела, как земля, занимают нижнее место; легкие, как огонь, – верхнее; а вода и воздух – среднее. Ибо именно так поверх плоской земли отстаивается море и влага превращается в пары под солнцем.

Звезды первоначально двигались куполом, так что полюс был виден над самой вершиной земли и лишь потом получил отклонение. Млечный путь есть отражение звезд, не освещенных солнцем; кометы – скопище планет, испускающих пламя; падающие звезды – подобие искр, выбрасываемых воздухом. Ветры возникают оттого, что солнце разрежает воздух; гром – это столкновение туч; молнии – трение туч; землетрясение есть обратное проникновение воздуха в недра земли. Живые существа рождаются от влаги, тепла и земнообразности, а потом уже друг от друга, самцы – от правой стороны [матки], а самки – от левой[127].

Говорят, он предсказал падение небесного камня при Эгоспотамах – по его словам, камень этот упал с солнца[128]. (Оттого и Еврипид, ученик его, в своем «Фаэтоне»[129] называет солнце золотой глыбой.) А придя однажды в Олимпию, он сидел в кожухе, словно ждал дождя, – и дождь пошел. Человеку, спросившему, станут ли когда-нибудь морем лампсакийские холмы, он будто бы ответил: «Да – хватило бы только времени».

На вопрос, для чего он родился на свет, он ответил: «Для наблюдения солнца, луны и неба». Ему сказали: «Ты лишился общества афинян». Он ответил: «Нет, это они лишились моего общества»[130]. При виде Мавсоловой гробницы он сказал: «Дорогостоящая гробница[131] – это образ состояния, обращенного в камень». Кто-то сокрушался, что умирает на чужбине; Анаксагор сказал ему: «Спуск в Аид отовсюду одинаков».

По-видимому (говорит Фаворин в «Разнообразном повествовании»), он первый утверждал, что поэмы Гомера гласят о добродетели и справедливости, а друг его Метродор Лампсакский обосновывал это еще подробнее, впервые занявшись высказываниями Гомера о природе[132]. Анаксагор был также первым, кто издал книгу с чертежами.

Падение небесного камня произошло в архонтство Демила[133](говорит Силен в I книге «Истории»); и Анаксагор сказал, что из камней состоит все небо, что держатся они только быстрым вращением, а когда вращение ослабеет, то небо рухнет.

О суде над Анаксагором рассказывают по-разному. Сотион в «Преемстве философов» утверждает, что обвинял его Клеон, и обвинял в нечестии – за то, что он называл солнце глыбой, огненной насквозь, – но так как защитником у него был ученик его Перикл, то наказан он был пеней в пять талантов и изгнанием. Сатир в «Жизнеописаниях» говорит, что к суду его привлек Фукидид, противник Перикла, и не только за нечестие, но и за персидскую измену[134], а осужден он был заочно и на смерть. Вести об этом приговоре и о смерти его сыновей пришли к нему одновременно; о приговоре он сказал: «Но ведь и мне и им давно уже вынесла свой смертный приговор природа!» – а о сыновьях: «Я знал, что они родились смертными». Впрочем, некоторые приписывают эти слова Солону, а некоторые – Ксенофонту[135]. Деметрий Фалерский в сочинении «О старости» добавляет, что даже похоронил он их собственными руками. Гермипп в «Жизнеописаниях» рассказывает, что в ожидании казни его бросили в тюрьму; но выступил Перикл и спросил народ: дает ли его, Перикла, жизнь какой-нибудь повод к нареканиям? И услышав, что нет, сказал: «А между тем, я ученик этого человека. Так не поддавайтесь клевете и не казните его, а послушайтесь меня и отпустите». Его отпустили, но он не вынес такой обиды и сам лишил себя жизни. Иероним во II книге «Разрозненных заметок» пишет, что Перикл привел его в суд таким обессиленным и исхудалым от болезни, что его оправдали более из жалости, чем по разбору дела. Вот сколько есть рассказов о суде над Анаксагором.

Считалось, что он и к Демокриту относился враждебно, так как не добился собеседования с ним[136].

Наконец, он удалился в Лампсак и там умер. Когда правители города спросили, что они могут для него сделать, он ответил: «Пусть на тот месяц, когда я умру, школьников каждый год освобождают от занятий». (Этот обычай соблюдается и по сей день.) А когда он умер, граждане Лампсака погребли его с почестями и над могилой написали:

Тот, кто здесь погребен, перешел пределы познанья —Истину строя небес ведавший Анаксагор.

А вот и наша о нем эпиграмма:

Анаксагор говорил, что солнце – огнистая глыба,И оттого-то ждала мудрого смертная казнь.Вызволил друга Перикл; но тот, по слабости духа,Сам себя жизни лишил – мудрость его не спасла[137].

Были еще и три других Анаксагора, <из которых ни в одном не сочеталось всё> первый – оратор Исократовой школы; второй – скульптор, упоминаемый Антигоном; третий – грамматик из школы Зенодота.

4. Архелай

Архелай, сын Аполлодора (а по мнению некоторых, Мидона), из Афин или из Милета, ученик Анаксагора, учитель Сократа. Он первый перенес из Ионии в Афины физическую философию; его звали Физиком, поскольку им закончилась физическая философия, а Сократ положил начало нравственной философии. Впрочем, уже Архелай, по-видимому, касался нравственности, так как философствовал и о законах, и о прекрасном и справедливом; а Сократ взял этот предмет у него, развил и за это сам прослыл основоположником.

Он говорил, что есть две причины возникновения: тепло и холод. Живые существа возникли из ила. Справедливое и безобразное существует не по природе, а по установлению.

Учение его таково. Вода разжижается от огня и, уплотняясь к [середине] под огненным воздействием, образует землю, а обтекая ее, образует воздух. Таким образом, землю держит воздух, а его держит кругооборот огня. Живые существа возникли от тепла земли, которая выделяет ил, подобный молоку и служащий питанием; таким же образом она создала и людей.

Он первый заявил, что звук возникает от сотрясения воздуха; море скапливается во впадинах, просачиваясь сквозь землю; солнце есть величайшее из светил и Вселенная беспредельна.

Было еще и три других Архелая: один – землеописатель тех стран, где прошел Александр; другой – автор книги «О вещах своеобразных»; третий – ритор, сочинитель учебника.

5. Сократ

Сократ, сын скульптора Софрониска и повивальной бабки Фенареты (по словам Платона в «Феэтете»[138]), афинянин, из дема Алопеки. Думали, что он помогает писать Еврипиду; поэтому Мнесилох говорит так:

«Фригийцы» – имя драме Еврипидовой,Сократовыми фигами откормленной.

И в другом месте:

Гвоздем Сократа Еврипид сколоченный.

Каллий пишет в «Пленниках»:

– Скажи, с какой ты стати так заважничал?– Причина есть; Сократ – ее название!

И Аристофан в «Облаках»:

– Для Еврипида пишет он трагедии,В которых столько болтовни и мудрости[139].

По сведениям некоторых, он был слушателем Анаксагора, а по сведениям Александра в «Преемствах» – также и Дамона. После осуждения Анаксагора он слушал Архелая-физика и даже (по словам Аристоксена) был его наложником. Дурид уверяет, что он также был рабом и работал по камню: одетые Хариты на Акрополе, по мнению некоторых, принадлежат ему. Оттого и Тимон говорит в «Силлах»:

Но отклонился от них камнедел и законоположник,Всей чарователь Эллады, искуснейший в доводах тонких,С полуаттической солью всех риторов перешутивший.

В самом деле, он был силен и в риторике (так пишет Идоменей), а Тридцать тираннов даже запретили ему обучать словесному искусству (так пишет Ксенофонт[140]); и Аристофан насмехается в комедии, будто он слабую речь делает сильной[141]. Фаворин в «Разнообразном повествовании» говорит, будто Сократ со своим учеником Эсхином первыми занялись преподаванием риторики; о том же пишет Идоменей в книге «О сократиках».

Он первым стал рассуждать об образе жизни и первым из философов был казнен по суду. Аристоксен, сын Спинфара, уверяет, что он даже наживался на перекупках: вкладывал деньги, собирал прибыль, тратил ее и начинал сначала.

Освободил его из мастерской и дал ему образование Критон, привлеченный его душевной красотой (так пишет Деметрий Византийский). Поняв, что философия физическая нам безразлична, он стал рассуждать о нравственной философии по рынкам и мастерским, исследуя, по его словам,

Что у тебя и худого и доброго в доме случилось[142].

Так как в спорах он был сильнее, то нередко его колотили и таскали за волосы, а еще того чаще осмеивали и поносили; но он принимал все это, не противясь. Однажды, даже получив пинок, он и это стерпел, а когда кто-то подивился, он ответил: «Если бы меня лягнул осел, разве стал бы я подавать на него в суд?» Все это сообщает Деметрий Византийский.

В противоположность большинству философов он не стремился в чужие края – разве что если нужно было идти в поход[143] Все время он жил в Афинах и с увлечением спорил с кем попало не для того, чтобы переубедить их, а для того, чтобы доискаться до истины. Говорят, Еврипид дал ему сочинение Гераклита и спросил его мнение; он ответил: «Что я понял – прекрасно; чего не понял, наверное, тоже; только, право, для такой книги нужно быть делосским ныряльщиком»[144].

Он занимался телесными упражнениями и отличался добрым здоровьем. Во всяком случае он участвовал в походе под Амфиполь, а в битве при Делии спас жизнь Ксенофонту, подхватив его, когда тот упал с коня. Среди повального бегства афинян он отступал, не смешиваясь с ними, и спокойно оборачивался, готовый отразить любое нападение[145]. Воевал он и при Потидее (поход был морской, потому что пеший путь закрыла война); это там, говорят, он простоял, не шевельнувшись, целую ночь, и это там он получил награду за доблесть, но уступил ее Алкивиаду – с Алкивиадом он находился даже в любовных отношениях, говорит Аристипп в IV книге «О роскоши древних». В молодости он с Архелаем ездил на Самос (так пишет Ион Хиосский), был и в Дельфах (так пишет Аристотель) а также на Истме (так пишет Фаворин в I книге «Записок»).

Он отличался твердостью убеждений и приверженностью к демократии. Это видно из того, что он ослушался Крития с товарищами, когда они велели привести к ним на казнь Леонта Саламинского, богатого человека[146]; он один голосовал за оправдание десяти стратегов[147]; а имея возможность бежать из тюрьмы, он этого не сделал и друзей своих, плакавших о нем, упрекал, обращая к ним в темнице лучшие свои речи[148].

Он отличался также достоинством и независимостью. Однажды Алкивиад (по словам Памфилы в VII книге «Записок») предложил ему большой участок земли, чтобы выстроить дом; Сократ ответил: «Если бы мне нужны были сандалии, а ты предложил бы мне для них целую бычью кожу, разве не смешон бы я стал с таким подарком?» Часто он говаривал, глядя на множество рыночных товаров: «Сколько же есть вещей, без которых можно жить!» И никогда не уставал напоминать такие ямбы:

И серебро и пурпурная мантияНа сцене хороши, а в жизни не к чему[149].

К Архелаю Македонскому, к Скопасу Краннонскому, к Еврилоху Ларисейскому он относился с презрением, не принял от них подарков и не поехал к ним. И он держался настолько здорового образа жизни, что, когда Афины охватила чума, он один остался невредим.

По словам Аристотеля, женат он был дважды: первый раз – на Ксантиппе, от которой у него был сын Лампрокл, и во второй раз – на Мирто, дочери Аристида Справедливого, которую он взял без приданого и имел от нее сыновей Софрониска и Менексена. Другие говорят, что Мирто была его первой женой, а некоторые (в том числе Сатир и Иероним Родосский) – что он был женат на обеих сразу; по их словам, афиняне, желая возместить убыль населения, постановили, чтобы каждый гражданин мог жениться на одной женщине, а иметь детей также и от другой[150], – так поступил и Сократ.

Он умел не обращать внимания на насмешников. Своим простым житьем он гордился, платы ни с кого не спрашивал. Он говорил, что лучше всего ешь тогда, когда не думаешь о закуске, и лучше всего пьешь, когда не ждешь другого питья: чем меньше человеку нужно, тем ближе он к богам. Это можно заключить и по стихам комедиографов, которые сами не замечают, как их насмешки оборачиваются ему в похвалу. Так, Аристофан пишет:



Поделиться книгой:

На главную
Назад