Отражение. Зеркало надежды

Каждый отыгранный им для Равельского час, каждая минута будут использованы с толком. А значит…

Жизнь?

Подавитесь моей шкурой, шакалы степные!

Мария-Элена Домбрийская

— Дядюшка Астон, так надо.

— Малена, ты уверена, что не стоит привлечь градоправителя?

Малена устало потерла виски руками.

— Дело-то семейное… слухи поползут, потом вовек не отмоемся.

Астон это отлично понимал. Радости-то будет при дворе…

Герцогиня Домбрийская натравила брата на герцогессу Домбрийскую… зачем?

А кто ж ее знает?

Может, чтобы женился, а может, и чтобы грех прикрыл. Или…

Насколько молва может раздуть самый невинный поступок, Ардонскому объяснять не надо было. А он в этой драке поставил на Малену Домбрийскую, пятно на ее репутации — пятно на его репутации. На его дочерях, на их надеждах, их шансах на достойное замужество…

Если привлекать власти… градоправитель скажет жене, та подругам, и пойдет, пойдет… и до столицы дойдет. Наверняка.

Сплетни летают быстрее любых голубей.

А вот если они сами отобьются…

Ну, пошумели ночью немного. Бывает.

Или даже так… пьяный до изумления Рисойский ломился в дом к ни в чем не повинной мещанке. И искал там зачем-то падчерицу своей сестры.

Зачем?

А кто ж его знает, что он выпил — и сколько? Не было там ни графа, ни Малены…

— А ты справишься?

На розовых губах девушки появилась такая ухмылочка, что граф едва не вздрогнул. Мало приятного… на миг ему показалось, что это лицо шервуля. Голодного и в предвкушении трапезы.

— Свиней у меня, конечно, нет…

— Может, на рынок за поросятами послать? — не удержался граф.

— Повторяться — пошло, — фыркнула Матильда. Уже Матильда. — Я купила у нашей хозяйки несколько подушек. Это намного лучше…

— Да?

— Конечно. Дядюшка Астон, мне ничего не грозит, честное слово.

— Ой ли?

— Со мной будет пять человек, в случае чего меня вытащат на руках через окно…

— Герцогессу…

— А кому я еще могу это доверить?

Тоже верно. Астон Ардонский и половины ловушек не понимал, а уж установить и активировать…

— Не заметят наши приготовления?

— Уже заметили.

— И?

— Два золотых — лучший аргумент. Просил пять, стервец…

— А у него ничего не треснет?

— Теперь — нет.

Матильда многообещающе улыбалась.

Вы смотрели «Один дома»?

Мы смотрели. Осталось приобщить господина Рисойского к мировой культуре. Что там говорят на съемочной площадке?

Дубль первый?

Камера, мотор…

Эххх… а какие были бы съемки! Какой сюжет…

Девушки сожалели вместе. Обе — о возможности заработать на ютубе. Просмотры их ролику были бы обеспечены… наверное?

Войско степняков, где-то в районе Интары

— Мой каган…

Кал-ран Давель смотрел преданными глазами.

Хурмах вскинул брови.

— Что тебе?

— Мы должны двигаться быстрее. Иначе Равель мы с налета не возьмем…

— Что они могут нам противопоставить? Сорок тысяч… ладно, тридцать нашего войска — и их! Сколько там, тысяча солдат? Две? — Хурмах был настроен оптимистично.

Давель напротив, о чем-то печалился.

— Я бы не стал недооценивать Равельского.

Хурмах кивнул.

— Ладно. Утром выступим.

— Может, хотя бы отряд отправим? — кал-ран смотрел умоляюще. — Пусть хотя бы сидят за стенами…

— Ладно. Завтра с утра я отправлю пару тысяч вперед.

Давель почтительно поклонился. Но из шатра кагана уходил не в лучшем настроении.

Сорок. Тысяч. Человек.

Это немало, уж поверьте.

А еще есть кони, заводные кони, обоз… много чего. В том числе и платформа, на которой передвигается сам каган — символ армии! Символ Степи! Не верхом же ему ездить?

Так что армия двигается достаточно медленно. А еще добавьте фактор сборности. Или сотрудничества. Или…

В королевской армии все четко определено.

Конница. Пехота. Артиллерия. Обоз.

И части не выясняют, кто главнее или важнее. У каждого полка своя задача, у каждого свое обеспечение… Степь не воевала подобным образом… да никогда!

Род мог послать своих людей в набег. Могли объединиться несколько родов, два, иногда три. Но не больше, никак не больше.

Хурмах же…

Он собрал войско по всем степным кланам и родам. И конечно, хорошего в этом было мало. Степняков объединяла лишь жажда наживы — последнее время им редко удавалось поживиться на границе.

Торнейский, сожри его шервуль!

Если раньше поддерживался какой-то баланс, и степняки получали свою долю людей, рабов, скота и прочего, что можно достать у «круглоглазых», то сейчас им перекрывали все пути.

А денег хочется.

И власти, и рабов, и рабынь, белокожих и покорных…

На этом и сыграл Хурмах, собирая войско.

Но все равно. Люди ссорились, воины выясняли, кто сильнее, чей род выше и больше, кому сколько добычи получать, кому где ехать…

Да много чего.

Армия кагана напоминала Хлебного Человека из старой детской сказки. Он громаден, страшен и ужасен, но это хлеб. Рыхлый и рассыпающийся.

Может убить. Может убиться. Тут уж — как повезет.

Один степняк — замечательный воин.

А несколько сотен — это орда. Часто бессмысленная.

Давель это понимал лучше кагана и всех остальных. Но что тут поделаешь?

А ничего!

Значит, и переживать не о чем. Или есть о чем?

Ренар Давель шел к своему шатру и думал, что сейчас надо поесть и выспаться. И без девок.

Как кал-рану, ему полагались наложницы, но в поход он взял лишь одну — самую покорную и сообразительную. Чтобы разминала спину, готовила поесть, а иногда помогала снимать напряжение после боя. И только-то.

Когда они победят — будет многое. И свой дворец, и покорные наложницы, и новые победы… потом. Все потом.

А сейчас лучше обходиться малым…

Пока не…

Пока Ренар не увидит голову Торнейского, насаженной на копье.

Аллодия, крепость Ланрон

Крепость Ланрон держала осаду.

Кал-ран Бардух приказал забрасывать ее стрелами, чтобы защитники не знали ни минуты покоя — и степняки повиновались.

Стрелы летели то чаще, то медленнее, стрелы летели обычные и горящие, стрелы падали во двор крепости, принося определенный ущерб… и только.

В крепости нет соломенных крыш — только черепичные.

В крепости нет дураков — как только начался этот обстрел, людям сразу раздали щиты. Не хочешь стрелу в голову — ходи под щитом.

Ну а некоторое количество убитой скотины и подожженные коновязь, коровник и еще кое-что, по мелочи…

Мелочи и есть.

Бывает.

Шарельф Лоусель прогуливался по стене, словно по главной улице Аланеи. Неторопливо, едва не помахивая тросточкой — бесил степняков, стрелки просто жить без него не могли, так пытались со стрелами донести свою горячую любовь.

Плевать коменданту было на этих тварей.