Владимир Файнберг
«В БАНАНОВО–ЛИМОННОМ СИНГАПУРЕ …»
Повесть
Пролог
Солнце поднялось из‑за угла вулканов Камчатки, поплыло над огромным пространством бывшей империи. Озарило Курильские острова, Владивосток, Сибирь, страны Центральной Азии… Показалось оно над грузинским селом, протянувшимся вдоль подножья горного хребта.
По его улице шёл человек с большой брезентовой сумкой через плечо. Несмотря на то, что сумка была очень тяжёлая, он обогнал вихрастого подростка, который гнал на пастбище несколько барашков и корову, поздоровался с ним.
Впереди с грохотом мчалась река Тахури, захлёстывая деревянный настил моста.
Человек ступил на мост, почувствовал сквозь подошвы сапог, как от напора воды подрагивают мокрые доски настила. Глянул в чистое, голубое небо и подумал о том, что если там, в сванских горах ливни продлятся ещё день–другой – мост может смыть. Как бывало уже не раз.
Бешеный водоворот мчал, оттуда, сверху, взблескивающее на солнце бревно, то выскакивающее наружу, то скрывающееся в пенистом потоке.
За мостом одиноко стояло каменное строение на высоком фундаменте – бывшая база археологов. Теперь здесь находилась продовольственная лавка, где продавалось все от хлеба и сахара до «чупа-чупса» и шоколадок «сникерс». Лавочник – толстяк Вано разгружал с шофёром у задних дверей с крытого грузовичка деревянные ящики.
— Эй, Алёша! – крикнул он. – Иди, почини мне сигнализацию!
— Потом, – отозвался человек, приостанавливаясь и перекидывая ремень своей тяжёлой сумки на другое плечо.
У наружных дверей ещё запертой лавки в ожидании стояло несколько покупательниц.
— Алёша! – крикнула одна из них. – Скажи Тамрико – макароны привезли!
«Макароны… на что она купит макароны?» — подумал человек, походя к торчащему из земли остатку античной колонны, означающему ныне автобусную остановку.
Все его здесь звали просто по имени – Алексей, хотя ему было уже шестьдесят два года.
«На что она купит макарон? – с горечью думал он, в одиночестве стоя на остановке. – Вано в долг больше не даст. Давиду в Тбилиси давно пора послать денег. Хоть немного. Скоро сентябрь, школа. Нино и Мзия выросли, нужно покупать портфели, учебники для первого класса.
Сумка оттягивала плечо. Он снял её, аккуратно приставил к основанию колонны.
Ждал автобус, думал о внучках, о младшем сыне Давиде, который жил у тётки в Тбилиси, готовился поступать в художественное училище. О другом – старшем Зурике. Зурик уже два года как уехал в Россию, работал шофёром такси где‑то в Саратове. Изредка присылал деньги. Тамрико особенно беспокоилась о нём, оставившем здесь жену и двух девочек…
К ровному гулу мчащейся с гор реки, прибавился новый звук. Дребезжащий, скошенный на сторону автобус, обогнув изломанный отрог скалы, показался на дороге.
Человек воздел на плечо сумку, поднялся в остановившийся автобус, купил у водителя билет и сел на одно из свободных мест рядом с худым стариком в сванской шапочке.
— Здравствуй, Джансуг, — сказал он старику. – Что у вас там, небеса протекли?
— Протекли, — согласился тот, — потолок в кухне протёк. Залило твой буфет, дай тебе бог здоровья!
Они поговорили о резном буфете, который лет двадцать тому назад Алексей за зиму смастерил из каштанового дерева для семьи этого старика – сельского учителя.
В ту пору и горы, где сейчас шли дожди, и спускающаяся к морю речная долина, по которой ехал автобус, всё было природным заповедником под началом Алексея – кандидата биологических наук. Он берег жизнь многочисленных животных, растений, водившейся в реке форели, охранял развалины древнегреческих дворцов.
Со всего СССР и даже из заграницы приезжали сюда учёные, журналисты. И даже писатели. С одним из них он подружился. Бывая в командировках в Москве, не раз останавливался у него. Очень давно это было. Какое‑то время переписывались, перезванивались, потом во время перестройки и это оборвалось. Там в Москве у писателя были свои дела, своя жизнь, наверняка тоже нелёгкая, и он видимо позабыл о Давиде, которого полюбил, присылал ему коробки с акварельными красками, забыл о том, как учился у Тамрико готовить настоящее лобио, все вместе собирали в осеннем лесу каштаны.
И ещё приезжал из Таджикистана Ахмед – ихтиолог, а с Дальнего востока охотовед Николай Иванович, и откуда‑то с Украины, с Карпат длинноусый Дмитро – специалист по буковым лесам.
Что со всеми ними сталось? Куда делись? Поумирали, вместе с так быстро умершей страной?
Не часто доводилось теперь ездить Алексею в районный центр. Раньше ездил по нескольку раз в месяц на бесконечные совещания. Однажды даже слетал заграницу на симпозиум в ГДР, в Берлин.
Словно в одночасье всё рухнуло, стало никому не нужным. Перестали приезжать археологи из Тбилиси, егерям нечем стало платить зарплату. Какие‑то абреки наведываются в леса, перестрелял из автоматов косуль, сожгли центральную усадьбу лесничества. Этот самый бывший учитель Джансунг, который сейчас дремал рядом, после закрытия школы занялся пчеловодством. А вот ему, Алексею, до последнего времени ничего не оставалось кроме как поддерживать существование семьи случайными заработками в селе. Чинил старинные примуса, стенные часы–ходики да разрушенную зимними ветрами кровлю на домах.
Автобус приостанавливался, собирал по пути немногочисленных пассажиров.
Джансунг извлёк из‑под сиденья бидон с мёдом, попрощался и сошёл на остановке, которая до сих пор называлась «Колхозный базар».
Было начало десятого, когда Алексей со своей сумкой возник на центральной улице по–своему знаменитого грузинского города.
Издавна этот город считался столицей мафии. Со времён Сталина тут предпочитали обосновываться воры в законе, бывшие подпольные цеховики, а так же главари вооружённых налётчиков, нападающих на банки и ювелирные магазины.
Обладая миллионами долларов, воздвигали в этом тихом, провинциальном городке двух и трёхэтажные особняки за высокими заборами.
Теперь все они называли себя бизнесменами, отсылали детей, внуков учится, кого в Москву, кого в Турцию, кого в Англию. А сами в свободное время играли друг с другом в бильярд, в карты или нарды. Иногда вспыхивала междоусобица, и тогда через город к кладбищу тянулась пышная процессия.
Насквозь коррумпированная городская администрация знала обо всём. Знали остальные жители города и окрестностей. Знал и Алексей.
Недавно один из бывших работников мэрии, а ныне владелец новой фирмы некто Гаручава приезжал на джипе в село половить форель. За ужином предложил Алексею работу. Оказалось, в город пришла мобильная связь. В разных зданиях – на крышах, чердаках и других укромных местах были установлены будки – подстанции. Началась бойкая продажа мобильных телефонных аппаратов.
Гаручава предложил Алексею постоянную работу по обслуживанию подстанций, посулил месячную зарплату в семьсот долларов. Но сначала в качестве испытательного срока Алексей должен был сбить с них массивные навесные замки, от которых прежний растяпа – оператор потерял связку ключей вместе с дубликатами и поставить новые, очень дорогие и надёжные, закупленные в Швеции.
В тот раз Гаручава ни одной форели не поймал, но купил у местного браконьера трёх рыбин и днём повёз Алексея на своём джипе в город.
Там Алексей получил на фирме восемь тяжеленных шведских замков и список адресов тех зданий, где находились подстанции. В тот день ему с трудом удалось сменить только два замка. И вот теперь он с утра пораньше приехал заменять остальные. К прочим инструментам пришлось взять и пилу – «болгарку» чтобы можно было пилить по металлу.
Пренебрегать свалившейся с неба работой не приходилось. Зарплату Гаручава посулил громадную для этих мест. Хватило бы наконец и Давиду выслать денег в Тбилиси и внучек с честью снарядить в первый класс. Купить Тамрико тёплую кофту, пальто и обувку к зиме. Ходит в обносках, купленных ещё при советской власти.
То ли от тяжести сумки, которая вместе со всеми замками и инструментами весила килограммов тридцать, то ли от всегда возникающего у него в этом городе чувства одиночества, он сейчас казался себе стариком, неудачником.
Шёл к уже виднеющемуся в конце улицы самому высокому в городе семиэтажному зданию, построенному чуть ли не до революции 1917 года. Где‑то там, на чердаке, была одна из подстанций.
Справа и слева с грохотом открывались металлические ворота в заборах, выезжали боссы со своими телохранителями.
Алексею вспомнился местный анекдот, рассказанный ему Гаручавой: « - Одному мафиози не удалось откупиться взятками за очередное мокрое дело. Его приехал арестовать сам начальник милиции с отрядом спецназа.
Тот вышел из своего особняка, остановился на верхней ступеньке крыльца.
— В чём дело?
— Спускайся! Ты арестован, — приказал начальник милиции.
— За что?!
— За то, что награбил миллионы, убивая людей.
— Я?! Да я зарабатываю деньги на спор, показываю фокусы.
— Какие ещё фокусы? – спросил простодушный начальник милиции.
— Могу укусить свой левый глаз. Веришь?
— Не верю.
— Спорим на сто долларов?
— Давай.
Мафиози вынул изо рта вставные челюсти и укусил ими свой левый глаз.
Милиционер протянул ему сто долларов.
— Спускайся.
— Погоди. А веришь, что я могу съесть свой правый глаз?
— Не морочь мне голову. Этого уже не может быть никогда.
— Может. Спорим на пятьсот долларов?
Милиционер согласился, уверенный в том, что сейчас заработает пятьсот долларов.
Мафиози вынул из правой глазницы искусственный глаз и положил его в рот.
Милиционер отдал пятьсот долларов, заорал:
— Сейчас же спускайся!
— Погоди. А знаешь ли ты, с кем имеешь дело? Когда я писаю, у меня идёт не моча, а французские духи «Шанель №5». Можешь понюхать, спорим на 1000 долларов?
Мафиози расстегнул ширинку и пописал сверху на милиционера.
— Ну, вот ты проиграл! Вонючая твоя моча, — закричал милиционер. – Давай деньги!
— Нет, выиграл, — заявил мафиози. – Потому что поспорил с моим соседом на десять тысяч долларов, что в присутствии спецназа обоссу начальника милиции!»
…Алексей подошёл к высокому зданию, обвешанному по сторонам подъезда нагло золочёными вывесками. За зеркальной дверью маячила фигура охранника.
Здоровенный, коротко стриженый амбал с пистолетом у пояса нехотя впустил Алексея, выслушал его объяснения, проверил содержимое сумки. Вместе с ним поднялся на седьмой этаж, своим ключом отпер дверцу коридора ведущего ко входу в чердачное помещение. Охранник шёл впереди. Гружёный сумкой Алексей тяжело ступал за ним в полутьме.
«Хорошо бы в конце дня попросить хотя бы аванс, — подумал он. – Смог бы до автобуса, до возвращения домой послать Давиду в Тби…»
Внезапно пространство с треском взорвалось вокруг него. Алексей успел осознать, что рушится в какую‑то бездну, и всем телом ощутил страшный удар снизу.
1
Наверное, с точки зрения стороннего наблюдателя все у меня выглядело хорошо. Даже очень.
В конце августа я с женой и девятилетней дочкой должен был по приглашению знакомых улететь на отдых в Италию. Визы получены, авиабилеты, загранпаспорта – все в готовности стопкой лежало на столе. Пора было укладывать чемоданы.
Лето в Москве кончалось. Холодный дождь за окном сиротливо перебирал листву тополей, кое–где желтеющую, то ли пережаренную зноем июля, то ли уже тронутую осенью.
На редкость удачно всё складывалось. Только что вышла в свет моя новая книга. Правда, крохотным, тысячным тиражом, правда, как и за предыдущие книги, я не получил за неё ни рубля.
Тем, кто уже успел её прочитать, она нравилась. Люди начали искать её по магазинам, в интернете.
Больше года я работал над ней. Предстоящая поездка казалась заслуженной наградой.
Но радости странным образом не было. Может быть от того, что люди, которым я в первую очередь хотел бы подарить эту книгу, в большинстве своём умерли. Или давно куда‑то исчезли. Наверное, забыли обо мне. Словно не было братской дружбы. Многолетнего участия в жизни друг друга.
А может быть всё дело в возрасте. Когда тебе идёт восьмой десяток, поневоле теряешь способность радоваться, становишься занудой. Хотя до сих пор никто не даёт мне моих лет. Недавно один чудак, видимо желая сделать приятное, сказал, что я выгляжу лет на сорок пять…
Нет, не в возрасте дело! Просто уже довольно давно многие теперешние люди напоминают мне компасы без стрелок. Север, магнитный полюс никуда не делся. Но жители страны потеряли ориентацию…
В то утро жена последний раз перед отъездом пошла на работу. Я накормил дочь завтраком и принялся было складывать в папку кое–какие записи, чтобы обдумать на досуге один полузабытый замысел.
Я стоял у стола, бегло проглядывал наброски в ветхих тетрадях, исписанные листики блокнотов. Пытался понять, отчего много лет назад остановилась работа.
— Папа! Телефон звонит, неужели не слышишь? – крикнула из другой комнаты дочь.
Оторванный от дела, я с досадой снял трубку.
— Здравствуйте! Это Лидия Ивановна! – услышал я голос экзольтированной прихожанки из нашей церкви. – Хочу вас обрадовать! Оказывается, когда мы умрём, нас на том свете встретят наши коты и собачки!
— Мерси! – сказал я и повесил трубку.
Пора. Пора было уезжать от этой безумной жизни.
Только начал укладывать в папку свои бумаги, как телефон зазвонил снова.
— Володя, здравствуйте. Вы это?
— Я это.
— Ох, Володя, чудом нашла через Нодара новый номер вашего телефона. Помните Нодара – археолога?
— Конечно! А с кем я говорю?
— Тамара. Помните речку Техури, моего мужа Алексея, нашего сына Давида?
— Господи! Тамрико! Какое счастье, что вы нашлись! Я вам писал, столько раз пытался дозвониться в контору заповедника. Давид уже большой? Стал художником?
— Володя! Алёша разбился.
Я опустился на стул. Кровь бросилась в голову.
— Погиб?