Помоги проекту - поделись книгой:
Начать хотя бы с того, что весь пол сокровищницы был усеян толстым слоем наиразнообразнейших монет самой невероятной формы и размера. Некоторые никто из вас и за монеты-то не принял бы: например, были там деревянные кругляши размером в два кхарговых глаза и с квадратным отверстием в центре, а также — костяные фигурки листьев, а еще — кинжаловидные клыки и перламутровые зубы-крючки…
Но оставим в покое диковинное покрытие пола пещеры и перейдем к тому, что, собственно, находилось в ней; ведь деньги, сколь бы много их там ни было, не представляли никакой ценности ни для дракона, ни, в особенности, для проникавших в сокровищницу героев, ибо другие вещи, намного более ценные, привлекали их внимание.
Вещи эти стояли вдоль стен либо прислоненные к сталагмитам — и было их там великое множество, тех вещей. Каждая — магическая, каждая стоила целого состояния — либо целой жизни. А многие за время своего существования, вне всякий сомнений, не единожды становились причиной многочисленных смертей.
И, конечно же, впитав в себя столько судеб, сами стали немножко живыми. Томясь здесь, в заточении у дракона, они ждали новых героев, как ждут цветы утренних лучей солнца, чтобы наконец распуститься.
И едва лишь учуяли они присутствие в пещере Клеточника, как что было мочи потянулись к нему с мольбой о свободе. За те долгие годы, пока вещи вынуждены были бездейственно лежать в сокровищнице, они потеряли часть своей силы, но все же оказались достаточно могущественны, чтобы «докричаться» до молодого кхарга.
Особенно привлек его внимание шлем с драконьими крыльями из чистого золота, с изумрудными глазами на лбу и оскалом алмазных клыков. Клеточник почувствовал, как мягко, но уверенно тонкие корни чужой воли пробиваются в его сознание, врастают туда… Вот тут-то и пригодились навыки чародейства, которым обучали его наставники, нанятые Голосом Господним. Кхарг сумел защититься от пагубного влияния шлема — а также от влияния всех остальных вещей в этой сокровищнице. После чего Клеточник начал искать то, ради чего он пришел туда.
…Рокх едва было не поддался, но непроизвольное рычание, вырвавшееся из его горла, спасло, отрезвило, напомнило кто он и где находится.
Шлем хищно сверкнул изумрудными глазами и увеличил давление, шепча кхаргу о том, что бросит к его ногам — пусть только выберет его, унесет отсюда, позволит снова существовать!.. — бросит весь мир, всю власть, все, что тот пожелает!..
Рокх отшатнулся и затравленно оглядел сокровищницу. Эти вещи… он не знал, что они поведут себя так. Господин Миссинец говорил о множестве опасностей, но представить себе такое не мог, наверное, даже пророк Господен.
«Заткнитесь! — мысленно рявкнул Клеточник. — Вы не нужны мне, слышите! Не нужны!.. Ждите своих хозяев, а меня оставьте в покое!» Они, разочарованно перешептываясь, отступились. Впрочем, в их беззвучном шепотке ему вдруг послышалась некая подозрительная нотка… как будто они заранее знали о том, что их попытка окажется неудачной, и теперь даже не очень-то сожалели. Лишь потом, много позже, Рокх узнает, что каждый из лежавших здесь предметов, предназначался для определенного хозяина. И всякий другой, рискнувший бы завладеть ими, погиб бы на месте. В том и состоял секрет сокровищницы: посторонний визитер неминуемо поддался бы воле волшебных предметов; тот же, кто пришел бы за какой-то определенной вещью, попросту не внял бы ни их мольбам, ни их приказам.
Избавившись от назойливого, почти угрожающего давления со стороны собранных здесь вещей, Клеточник впервые смог наконец сосредоточиться на том, зачем он, собственно, пришел сюда. На мече.
Среди множества других вещей — венцов, чаш, одной латной перчатки (странной, предназначенной явно не для кхарговой руки), зеркалец, гребней, столиков и прочего — нужный Рокху клинок выделялся, как выделяется дорожник среди толпы кхаргов-зверей. Меч был здесь всего один, чему Клеточник почти не удивился. Он вообще с некоторых пор устал удивляться и принимал все происходящее с ним как данность.
Вот и сейчас Рокх не стал размышлять, почему это среди такого количества предметов не нашлось еще одного меча; он просто перешагнул через порог сокровищницы и ступил на ковер из монет — осторожно, как входил бы в гнездо смертельно ядовитых ос или скорпионов.
Ничего не произошло.
Клеточник покосился на потолок, утыканный сталактитами (вдруг начнут падать?), перевел взгляд на стены, на дверь. Никакой угрозы, если не считать непрестанного магического излучения от волшебных предметов.
Тогда он преодолел оставшееся пространство и взял в руки меч.
Длинный, но предназначенный для хватки одной рукой, клинок покоился в жестких ножнах, почти ничем не украшенных. Лишь на металлических кольцах, которые перехватывали их в нескольких местах, был нанесен узор из переплетающихся змей. Рукоять, обтянутая кожей, заканчивалась навершием в виде стилизированного солнечного шара.
Оказавшись в руках кхарга, меч восторженно взвыл, посылая властные щупальца своей воли к разуму Клеточника. К счастью, кхарг ждал чего-то подобного и удар не оказался для него полной неожиданностью. С благодарностью вспоминая своих наставников, Рокх уверенно держал ментальный блок, не позволяя мечу завладеть его сознанием. А потом брезгливо оттолкнул невидимые липкие щупальца и пригрозил оставить клинок здесь — еще на сотни сотен веков.
Тотчас всякое давление пропало; лишь обиженно продолжали «шептаться» остальные предметы, которым сегодня не повезло.
Рокх отсалютовал им вложенным в ножны мечом и отступил к выходу. Он ожидал подвоха от сокровищницы до самого последнего момента — пока не запер дверь. Ничего страшного не произошло, и кхарг облегченно вздохнул, приваливаясь спиной к стене.
Так Рокх выждал несколько минут, сбрасывая хотя бы частично то нервное напряжение, в котором он находился вот уже пару часов. Наконец решил, что можно двигаться дальше.
Он поцепил ножны за спину и…
И упал на пол зала, внимательно вслушиваясь: неужели?!.. или только почудилось?..
Все было тихо. Он решил, что услышанное — лишь плод перевозбудившегося воображения.
Поднявшись на четвереньки, направился в сторону выхода.
И вот тут-то взгляд его, уже привыкший к темноте, поневоле наткнулся на дракона.
На черного дракона, который лежал, похрапывая, в соседнем зале и, кажется, спал.
Это было именно то, чего больше всего боялся Клеточник. Но именно об этом он и подозревал, еще когда только наблюдал за белым драконом. Слишком уж бессмысленным казалось поведение последнего. Ну зачем, скажите на милость, тащить в пещеру свою добычу, когда можно преспокойно сожрать ее прямо на месте? Конечно, всегда существует вероятность, что после особо роскошного обеда крылья не смогут поднять вас в воздух, но… Рокх заметил еще одну любопытную деталь: если судить по брюху, белый дракон прилетал к пещере уже сытый.
Словом, отчасти Рокх был готов к тому, что увидел. Вот к чему он оказался совершенно неготовым, так это к случившемуся минутой спустя.
Он давно уже позабыл о том приступе безумия, захватившем его на ступенях гунархторского храма. Считал, что все прошло.
А вот теперь с ужасом почувствовал, как тот, другой, снова ворочается на задворках сознания… нет, уже не на задворках — уже стоит рядом и отпихивает его словно яйцо невылупившееся — и сил на сопротивление ему после всего, что произошло в сокровищнице и за ее пределами, у Клеточника попросту не хватает. С внезапно нахлынувшим безразличием кхарг наблюдал за собственным телом, ему уже не подчинявшимся.
…Наблюдал, пока мог. Потом нахлынуло милосердное беспамятство.
Заполучив волшебный меч, Клеточник первым делом спросил у клинка, как того звать — ибо, как известно, каждое настоящее оружие (а уж тем более магическое) имеет собственное имя. Меч открыл Клеточнику свое имя (Арреван, что означает Рассекающий) — и тем самым признал Рокха своим полноправным хозяином.
Не обращая внимания на призывы остальных вещей, находившихся в сокровищнице, Клеточник покинул пещеру дракона и начал спускаться вниз. Увы, он слишком долго находился в ней, поэтому, когда кхарг оказался уже почти у подножия горы, вернулся хозяин сокровищницы. Он тотчас заметил дерзкого похитителя и напал на него.
Завязался неравный поединок. Дракон был больше и сильнее Клеточника, но благодаря волшебному мечу кхарг сумел поразить чудовище — сперва он поранил его крыло, а потом…
В который уже раз в костре фыркают-трещат поленья, украшая ночь россыпью искр. Но еще оглушительнее фыркает сейчас Избавитель.
Килларг бросает в его сторону краткий, но внимательный взгляд. И, неожиданно скомкав сцену поединка дракона с Клеточником, к общему неудовольствию слушателей переходит к следующему эпизоду.
Избавитель рассеянно улыбается, внимая возмущенным репликам кхаргов: «Эй, что ж это ты, сказитель, совсем скупым на слова стал! Мое любимое место — так изуродовать! Что ж ты творишь, негодный!..»
— И правда, — бросает вдруг Избавитель, — что ж ты, килларг? Уважь слушателей. Давай-ка поподробнее, в красках, в звуках — чтоб мы хотя бы в воображении своем перенеслись в тот день.
— Как прикажешь, — кланяется килларг, пряча печаль за бравадой. — «И бились они три дня и три ночи…»
— Вот это совсем другое дело! — хмыкает Избавитель. И тихо бормочет себе под нос, когда никто уже не слышит: — Совсем… совсем другое…
Кхарги-звери обалдело мотали головами и оживленно переговаривались между собой на языке жестов и запахов. Они непременно хотели… Рокх так и не разобрал толком, чего именно. То ли выдрать драконьи когти, то ли вообще голову целиком отрезать и взять в Гунархтор, чтобы потом сделать из нее чучело; то ли просто намеревались пустить эту тушу на мясо, чтобы было чем питаться на обратном пути.
В конце концов он отмахнулся: что хотите, то и делайте! — и подошел к мертвому белому дракону, чьим костям в скором времени предстояло красоваться рядом с костями его былых жертв.
Присел на чей-то обглоданный череп, дернул плечами. «Почему?! Почему так получилось?!» По всему, этого не должно было произойти. Рокх успел спуститься к подножию горы; он загодя заметил приближающегося белого и привычно рухнул в густые заросли, точно зная, что его-то дракон не увидит.
Зато сам он видел чудовище очень хорошо. Смотрел и удивлялся: никогда раньше дракон не прилетал без добычи, тем более — в столь плачевном состоянии. Наверняка одно и другое было связано — но как? Напоролся на достойного противника? Или причина — какой-нибудь случайный обвал в горах? Вряд ли Рокх когда-нибудь узнает…
Он чуть отстраненно глядел на темные кровоподтеки на некогда белоснежной чешуе дракона, на неестественно вывернутую правую переднюю лапу и печалился, удивляясь самому себе. Надо бы наоборот, радоваться, ведь сейчас чудовище вернется в свое жилище, увидит, что там побывал вор, и тогда…
Все произошло именно так, как предвидел Рокх. За исключением того, что случилось после.
Дракон влетел в пещеру — и некоторое время, показавшееся Рокху очень долгим, чудовища не было ни видно, ни слышно. Клеточник замер, боясь пошевелиться, даже не дышал, чтобы не спугнуть мотылька удачи. Только сейчас он заметил, что хвост его змеится взбешенным удавом, хлеща по ногам, — таким образом тело сбрасывало нервное напряжение.
Вдруг — пронзительный трубный крик! — и из пещеры вылетел белый дракон. Он взмыл к небесам, не прекращая кричать-стонать от отчаяния, а потом сложил крылья и камнем рухнул вниз.
И бились они три дня и три ночи, и сперва стал одолевать дракон Клеточника, ибо был свирепее и сильнее. Но вот силы чудовища начали понемногу иссякать, Клеточник же, подпитываемый мощью волшебного меча Рассекающего, неустанно рубил противника. И наконец…
…он упал — совсем рядом с Рокхом: перепонка крыла легла в двух пальцах от кхаргового носа.
Тяжелый удар, невыносимо резкий треск костей — и воцарилась неестественно глубокая тишина.
Воцарилась, чтобы через мгновение взорваться диким воплем.
Рокх закрыл лапами ушные отверстия и скорчился, словно надеялся вновь попасть в тот, прежний мир, скорлупу которого он столь поспешно когда-то разломал. Казалось, стонало от скорби само мироздание: земля, и горы, и небо, и каждый листок, каждая тварь живая…
Потом все прошло.
И он вспомнил — впервые вспомнил, что случилось, когда тот, другой, отпихнул его в драконовой пещере — там, наверху. Там, где лежал сейчас, обезглавленный, черный дракон.
Вспомнил, как тело, подчиняясь его приказу, обнажило меч — и как вспыхнула во тьме пещеры бледно-голубая полоска волшебного клинка. Увы, вопреки затаенной надежде настоящего Рокха, отодвинутого сейчас на задворки сознания, свет не ослепил другого.
А лезвие меча, который впоследствии нарекут Арреваном, уже вкрадчиво завело свою песнь, предвкушая поживу.
Они подошли ближе: другой, Рокх и меч.
Дракон тихонько вздохнул во сне.
Со свистом рассекая воздух, клинок опустился на его шею — и перерубил ее с первого же удара, словно сухую тростинку.
И вот тогда-то мир закричал в первый раз.
Но другой не обратил на это никакого внимания; вытерев меч о мягкую перепонку драконового крыла, он вложил клинок в ножны и шагнул к выходу из пещеры — чтобы уступить Рокху управление телом. А Клеточник не стал возвращаться и проверять, что осталось за спиной, он поспешил начать спуск.
Ну что же, память, кажется, догнала его здесь, у подножия горы. И рвала на части, и заставляла выть диким ящером — и отпустила лишь когда на крик сбежались кхарги-звери. Того, как корчился в муках мир, они не слышали — в отличие от воплей Клеточника.
Теперь же, убедившись, что с господином все в порядке, суетились возле драконьей туши и о чем-то оживленно спорили.
«Так почему же он убил себя?» — в который раз вопрошал Рокх. Мир молчал, постепенно поправляясь после двух тяжелейших потрясений. Одноокий тоже молчал, не желая делать поблажек своему созданию.
И уж тем более ни мир, ни Одноокий не торопились подтвердить, правда ли то, что примерещилось Рокху тогда в пещере, когда он глядел на все из-за плеча другого.
Черный дракон лежал на груде палой преющей листвы. И когда, обезглавленный, он вздрогнул в последний раз, Рокху показалось, что из-под опавшего бока чудовища выглянули на миг две гладких поверхности.
Два насиживаемых самкой яйца. Черное и белое.
Но нет, наверное, это всего лишь игра теней, обман зрения, которое в тот момент даже и не принадлежало Рокху.
…К тому же он так и не решил для себя, чего хотел больше: чтобы увиденное оказалось правдой или иллюзией.
После того же, как победил Клеточник коварного дракона и добыл свой волшебный меч, отправился он со своими спутниками в Гунархтор. Долог и полон тяготами был их путь домой, но благодаря сплоченности и дружбе преодолели они…
— Ну что, надзиратель? — спросил Рокх, присаживаясь рядом с постанывающим в бреду Желтоклыким. — Все болеешь? А я меч добыл, пока ты здесь бока отлеживал. И теперь вот думаю…
Он замолчал, даже мысленно не торопясь сформулировать то, о чем думал. Хотя знал, что в глубине души все уже решил.
Снаружи, споря, взволнованно переплескивались запахами кхарги-звери, им сейчас было не до того, что творилось в пещере. Это хорошо. Это значит, что ему не придется потом применять к ним какие-либо… экстремальные меры. Просто скажет, мол, скончался наш спутник в муках от неведомой болезни, мир ему!
В общем-то, убивать Желтоклыкого Рокх не хотел. Потому что ни минуты не сомневался, что по возвращении в Гунархтор господин Миссинец тотчас назначит им другого надзирателя взамен этого, безвременно почившего. Конечно, никаких гарантий, что тот будет лучше Желтоклыкого. Рокх очень хорошо понимал, что новый станет точно так же следить за ними обоими, за Клеточником и Быстряком. Но все-таки Желтоклыкий опаснее сотни новых надзирателей. Он знает о своих подопечных слишком много.
Оттягивая неизбежный момент, Рокх в очередной раз задумался о непростых, подчас необъяснимых взаимоотношениях между Голосом Господним и Желтоклыким. Порой казалось, что надзиратель беззаветно предан пророку; иногда же — что не очень-то и симпатизирует ему, а служит скорее ради денег… или по какой-либо другой причине, Рокху пока неизвестной.
Ввиду того, что рано или поздно между господином Миссинцем и Клеточником возникнет противостояние, следовало определиться с возможной расстановкой сил. Желтоклыкий — слишком серьезная особа, чтобы сбрасывать его со счетов. А угадать, чью сторону он займет, было невозможно.
Поэтому…
Клеточник снял ножны и положил их себе на колени, разглядывая рукоять меча. Тот словно почувствовал, что скоро потребуется его непосредственное участие, и тихонько застонал в предвкушении. В ответ вздрогнул и вздохнул на своем импровизированном ложе Желтоклыкий.
Больше всего на свете Рокх хотел сейчас, чтобы тот, другой, вернулся и сделал бы за него эту работу. Он даже закрыл глаза и мысленно позвал другого — однако ответа не получил.
«Ну что же, — усмехнулся самому себе, — тебе никогда и ничего не давалось в этой жизни легко. Тянуть дальше не имеет смысла».
И он обнажил клинок, тотчас зазвеневший сильнее и уверенней.
Желтоклыкий затих, расслабленно откинулся на шкуры и открыл глаза. Взгляд его, к удивлению Рокха, оказался вполне осмысленным. Создавалось впечатление, что присутствие волшебного меча исцелило надзирателя.
— Вижу, — сказал он, — я едва не пропустил самое интересное. Клинок ты добыл. А теперь решил проверить, хорошо ли он заточен.
— Хочешь совет? — спросил Желтоклыкий после небольшой паузы. И не дожидаясь ответа продолжал: — Каким бы прочным ни был клинок, каким бы могущественным — все же случается, что даже он не в силах парировать удар, направленный на его владельца. Ибо не все удары, мальчик, наносятся мечами. И не всякий удар мечом способен наилучшим образом развязать задачку… или то, что кажется тебе таковой.
— Это совет? — холодно поинтересовался Рокх.
— Это прелюдия к совету. Сам же совет: не торопись наносить удар мечом, когда не знаешь точно, что можешь потерять. …А насчет заточки, — он протянул руку и коснулся лезвия — кровь тоненькой струйкой потекла к крестовине рукояти. — Твой клинок заточен на совесть. Клянусь в этом. И значит, всегда отыщет тебе соратников.
Рокх медленно покачал головой:
— Не понимаю, то ли ты сказал слишком много, то ли — слишком мало.
— Одно не исключает другого, — Желтоклыкий распахнул свою пасть и слизал длинным широким языком кровь с руки. — Кстати, вот еще один совет. Не задерживайтесь здесь долго. Я скорее всего опять провалюсь в беспамятство… это ничего. Сделайте носилки. Торопитесь в Гунархтор.
— К чему такая спешка?
Поделиться книгой: