Девушка с холста

Пассажиры выгрузились из «Нивы», обошли через кустарник огромную лужу, перед которой остановилась служебная машина, и направились к дому, где мог оказаться их фигурант.

При повторном осмотре квартиры погибшей был найден листок бумаги с записанным на нем номером телефона. Номер числился за одним из домов дачного поселка Репино. Принадлежал этот дом некоему Роману Константиновичу Уварову. По оперативным данным, хозяин дачи уже долгое время находился за границей. Однако в его доме с некоторых пор кто-то проживал. Возможно, это родственники Уварова или квартиросъемщики, тем не менее нужно было узнать о появлении номера телефона репинской дачи в квартире убитой.

По указанному адресу располагался аккуратный каменный домик с низким металлическим ограждением. В саду никого не было. Поднявшись на крыльцо, Носов заглянул в окно и, никого не увидев, постучал в дверь. Ответа не последовало. Саша посмотрел на Атаманова, изобразив жестом действие, которое означало: товарищ майор, разрешите взломать.

— Тебе лишь бы имущество портить, — проворчал Андрей, шаря на ступенях. — На, открой лучше, — он протянул Саше ключ, найденный в одной из кастрюль, хранившихся здесь же, под навесом.

Деревянная дверь бесшумно отворилась, и оперативники вошли внутрь. В доме две комнаты, холл и небольшая кухня. Мебели не много — старая, но не изношенная. Судя по виду дачного дома, хозяин не бедствовал, но и к клану миллионеров не принадлежал. Обстановка выглядела так, как будто бы владелец здесь бывал лишь наездами, когда появлялось время, и вовсе не относился к той части населения, которая, лишь только начинается сезон, едет на свои участки и до поздней осени проводит выходные на грядках.

В доме никого не оказалось, но было понятно, что здесь кто-то живет. Все указывало на присутствие постояльца: обувь в прихожей, небрежно брошенная на стулья одежда, посуда с остатками еще не засохшей пищи и продукты на кухне, пусть в малом количестве, но все же имелись.

— Молоко обезжиренное, йогурт без сахара, хлебцы ржаные, низкокалорийные, — огласил Юрасов содержимое холодильника. — Если бы не разбросанные мужские шмотки, я бы подумал, что здесь живет женщина — типичное бабское меню.

— Да тут целый гардероб Мариинского театра! — прокомментировал Носов, открыв платяной шкаф. На него вывалился ворох поношенных костюмов балерины.

— Лучше по делу что-нибудь ищите, — заметил Атаманов.

— Так я по делу, — возразил Саша. — Помните, пуговицу в квартире Зимовец нашли? Так вот! — Он вытащил из шкафа терракотовый пиджак и продемонстрировал обрывки ниток на месте верхней пуговицы.

— Да, пуговки похожи, но это еще не факт. — Андрей посмотрел внимательнее. — Тоха, — обратился он к Юрасову, — найди понятых, я в начале улицы дачников видел, пусть поучаствуют в процессуальном действии.

— Смотрите! — снова раздался голос Носова. — Это она!

— Кто — она? — спокойно спросил Андрей.

— Она, Лилия Зимовец!

— Ты совсем свихнулся? — отозвался из прихожей Антон и поспешил к Саше.

С картины, висящей на стене, слегка наклонив голову, на них смотрела молодая женщина.

— Похожа, — хмыкнул Юрасов.

— Точно она, — уверял Носов.

* * *

Юрий решил сегодня закончить раньше. День не задался: дождя не было, но небо хмурилось. Для его пейзажа нужны пурпурные полосы заката на фоне пушистых перистых облаков. Он задумал запечатлеть Финский залив именно таким, каким увидел его впервые: ровная спокойная вода с молочными бликами казалась зеркальной, небо на востоке уже темное, а в стороне, где виднеются белые юбки яхт, перламутрово-розовое. До этого дня погода стояла как по заказу, и Юрий работал запоем. Он с утра уходил на залив, взяв с собой болотный рюкзак, в котором, кроме рабочего инструмента живописца, размещались обед и ужин. Художник до того увлекался работой, что ему некогда было зайти на дачу перекусить; он ел там же, на берегу.

Сегодня Юрий, как обычно, спозаранку отправился к заливу. В этот раз он трудился над набросками причала и кромки берега. Изобразил изогнутые стволы сосен, крупный, смешанный с почвой песок и старые, разваливающиеся доски причала. Картина была на треть готовой. Довольный собой, он стал собираться.

Зайдя во двор, подумал, что в доме кто-то есть. Откуда взялась эта мысль, он объяснить не мог. Когда открыл кастрюлю, в которой оставлял ключ, понял, что предчувствие его не обмануло — в доме гости. Это мог быть кто угодно: прежний постоялец, родственники Романа или, наконец, сам хозяин дачи.

Юрий толкнул незапертую дверь и вошел в дом. Он увидел долговязого мужчину, стоявшего в коридоре. Еще двое маячили в холле. Долговязый представился:

— Майор Атаманов, оперуполномоченный уголовного розыска. Попрошу ваши документы.

Майор предъявил удостоверение, в котором Юрий не успел ничего разглядеть — настолько быстро оно мелькнуло в руках у милиционера.

Он прошел в комнату и послушно достал паспорт.

— Юрий Николаевич, вам придется ответить на несколько вопросов, присаживайтесь. — Андрей указал Юрию на стул и сам уселся в кресло за письменным столом. — На каких основаниях вы здесь находитесь? Насколько мне известно, дом принадлежит не вам. — Андрей пристально посмотрел на художника.

— Роман разрешил, это хозяин дачи.

— С каких пор вы здесь проживаете?

— С начала сентября. Я думал, регистрироваться не обязательно, — стал оправдываться живописец. — Честно говоря, не хотел возиться. Меня оштрафуют?

— За что?

— Ну как за что? — Юрий удивленно посмотрел на оперативника. — За отсутствие регистрации. Я слышал, теперь по приезде в ваш город нужно отмечаться в миграционной службе.

— Да нет, — успокоил его Андрей. — Мы к вам по другому поводу. Скажите, у вас есть коричневый пиджак?

— Есть, в шкафу висит.

Юрий не ожидал такого вопроса, он пытался понять, к чему клонит этот рослый служитель закона и вообще зачем они явились.

— Этот? — Атаманов открыл дверцу шкафа, в котором одиноко висел пиджак Юрия.

— Да, это он. А что случилось?

Вопрос художника остался без ответа. Андрей окинул взглядом коллег, прошелся по комнате, затем посмотрел на Юрия:

— Позвольте взглянуть, что в вашей сумке? — Он потянулся к болотному рюкзаку, оставленному в углу.

Атаманов переворошил вещи Юрия, что-то бормоча, и, удовлетворившись осмотром, произнес:

— Юрий Николаевич, вам придется проехать с нами для дачи показаний.

Рузанцев со вздохом поднялся с места и направился к выходу. Он не знал, что в этот момент со стены ему вслед печально смотрит Лилия.

* * *

Лилия Зимовец заметила неприятную закономерность: чем лучше обстоят дела в карьере, тем они хуже в личной жизни. В «Ониксе» в последнее время ее часто хвалили, руководство ее отмечало как перспективную сотрудницу и поручало вести крупные направления. По итогам продаж ей дали премию, которую она за сегодняшний день удачно потратила: купила премилую сумочку и обновила косметику.

Лиля уже в третий раз за последние пятнадцать минут перешла канал Грибоедова. Она свернула с шумной Садовой и бродила по извилистой набережной. Метро совсем близко — полчаса, и дома. Но молодая женщина домой не спешила — ее там никто не ждал. В этот субботний августовский вечер очень не хотелось сидеть взаперти. А в хорошую погоду находиться в квартире становилось совсем невыносимо. Лиля постояла еще немного на деревянном мосту, глядя в мутную воду. Она явно мешала прохожим: узкий Харламов мост по ширине был рассчитан только на двоих пешеходов — третий уже не помещался. Свернув в переулок, Лиля направилась в Юсуповский сад.

Детвора, мамаши с колясками, старики с газетами и шахматами — это, конечно, не та публика, которая интересна барышне, засидевшейся в невестах. Лиля по привычке поискала глазами объект, достойный внимания. Мужчин подходящего возраста (от двадцати пяти до сорока) в зоне видимости не оказалось. Вскоре она заметила молодого человека: приятная внешность, рост, осанка, солидно одет. Лиля засмотрелась на возможного жениха. Ее фантазия вмиг нарисовала картины счастливой семейной жизни: вот они вместе идут по улице — красивая пара; вот гуляет их свадьба — бьют бокалы у Ростральных колонн и отпускают в небо белых голубей; вот их первенец — одеяло, перевязанное синей ленточкой. Это мальчик, он родится зимой. А вот они втроем гуляют по парку. Сын бегает рядом и смеется, муж кружит ее на руках. — «Возле этих прудов мы встретились с твоей мамой», — рассказывает он ребенку. Малыш не слушает, он хочет кормить уток. «Папа, пойдем уток кормить», — тащит его за рукав мальчик.

— Папа, к уткам пойдем! — услышала Лиля и очнулась от грез.

Она не сразу сообразила, что мужчину позвал не их воображаемый, а его сын. И этот ребенок уже существует. Около ее «жениха» крутился мальчик лет шести. Такого подвоха Лиля не ожидала. Она растерянно наблюдала идиллию. «Воскресный папаша, — пришла к ней утешительная мысль. — Он в разводе, время от времени видится с ребенком. Что ж, бывает. Конечно, лучше без малыша, но тоже вариант».

Лиля смотрела на предполагаемого суженого, строя дальнейшие семейные планы.

«Сын родится, когда-нибудь его познакомят со старшим братом, — она придирчиво посмотрела на резвящегося около воды мальчугана, — а может, не стоит знакомить? Вообще лучше ограничить контакты — чем реже, тем лучше. Иначе потом не разберешь: то ли к сыну муж ходит, то ли к бывшей жене».

— Жен мне только еще не хватало, — произнесла она вслух и осеклась: к семейному дуэту отца и сына присоединилась молодая женщина. Она держала в руке батон, от которого отломила большой кусок и протянула ребенку. Поведением соперница никак не походила на «бывшую», к тому же выглядела довольно привлекательно.

Раздосадованная Лиля побрела в нижний парк. Она не то чтобы сильно расстроилась — подобные планы строились часто, почти каждый раз при виде стоящего мужчины. Обидно было в момент, когда разбивалась мечта. Как только что, с появлением этой мадам.

Лиля устроилась в укромном уголке на удобной скамейке. Она уже выбросила из головы свое «поражение» и оглянулась вокруг: небольшие холмы, ели, фонарики и блестящая темная вода — очень живописное место. Не зря вокруг столько художников — Лилин внимательный взгляд насчитал пять человек с планшетами и мольбертами.

Только сейчас она вспомнила об обновках. Достала из пакета сумочку и принялась ею любоваться: открывала молнии, поглаживала, вертела в руках. Это доставляло ей немало удовольствия. Радовалась, словно ребенок новой игрушке.

— Девушка, у меня к вам просьба, — услышала она рядом приятный баритон.

Лиля вздрогнула — не ожидала, что кто-нибудь нарушит ее уединение. Одновременно появилась интригующая надежда знакомства, которая тут же исчезла: перед ней стоял паренек от силы семнадцати лет. Подросток с интересом ее разглядывал и, подбирая слова, продолжил:

— Простите, пожалуйста… Вы мне очень поможете, если повернете голову в противоположную сторону.

Лиля ничего не поняла, но назад обернулась.

— Да нет. Не так. Я бы хотел, чтобы вы сели так же, как и раньше, только смотрели вон туда, — он показал рукой нужное направление.

— Это еще зачем? — удивилась Лиля. Парень в ободранных джинсах и растянутой футболке ее забавлял.

— Так лучше видно. Вы мне очень нравитесь…

Лиля от души рассмеялась: несовершеннолетних воздыхателей у нее еще не было.

«Кроме детей, уже никому не нравлюсь», — весело подумала она.

— Пожалуйста, — повернулась Лиля, как просил странный юноша, — ты доволен?

— Да, только подбородок чуть ниже. Вот так, — дирижировал он, — немного левее. Замечательно!

— И что это будет?

— Это будет картина. Позвольте я напишу ваш портрет? — В его раскосых глазах читалась надежда.

Женщина ничего не ответила, портреты с нее еще не писали и никогда не обращались с подобным предложением.

Мальчишка уже держал в руках планшет.

— Вы не беспокойтесь, — хлопотал он, — если вам не понравится, можете порвать. Но я вам сразу скажу, получится хорошо. Здесь свет очень удачно падает, оттенки создает и ваши скулы подчеркивает…

Юный художник еще что-то приговаривал, но Лиля его уже не слушала. Она решила, пусть рисует, и углубилась в приятные мечты, навеваемые романтичной обстановкой парка.

— Вот, готово, — объявил мастер.

Он продемонстрировал Лиле свой шедевр.

— Как, нравится? — самодовольно спросил юноша. На его лице сияла гордость за отличную работу. Он ничуть не сомневался: полотно просто не может не понравиться.

У натурщицы не повернулся язык обидеть художника.

— Очень, — ответила она сдавленным голосом.

Это же надо так кистью махать! Будто бы нарочно подчеркнул все изъяны. Разве у меня есть морщины? А губы? Они у меня гораздо больше, чем нарисованы. Глаза и те испортил — придал им такое безумное выражение, что смотреть противно.

Польщенный художник заулыбался еще шире.

— Это вам на память, — сказал он и добавил: — Бесплатно.

Лилия молча взяла творение, она перевернула лист обратной стороной, чтобы не видеть свою «страшную физиономию».

— Могу я вас попросить еще об одном одолжении? — не отставал парнишка. И, видя, что женщина готова его выслушать, продолжил: — Я хочу написать с вас еще один портрет. Для себя. Вы мне еще раз попозируйте.

Ответ последовал не сразу. Лилия теряла терпение, она боролась с собой, чтобы не уничтожить портрет немедленно. А мальчишка словно издевался, еще одну карикатуру пожелал состряпать — во вкус вошел. И только искренний, светящийся радостью взгляд юноши удержал ее от резких слов.

— Лучше оставьте себе этот рисунок, — с улыбкой ответила она.

— Себе? Спасибо. Это моя лучшая работа, вряд ли в другой раз получится так же хорошо.

Лилия решила здесь больше не задерживаться, она сдержанно попрощалась с юным дарованием и поспешила из парка.

— Я с вас обязательно еще один портрет напишу. Специально для вас! — кричал ей вдогонку юноша.

* * *

Кабинет следователя Юрию показался очень неуютным и зябким. Он сразу отметил колер интерьера: серые стены, бежевые столы и грязно-белые жалюзи на окнах. Преобладал серый. Юрий не любил этот цвет и старался избегать его в своих работах. Он считал его цветом тоски, во всяком случае, на него он действовал удручающе.

Единственным ярким пятном в этой гамме был следователь. Черноволосый, с блестящими темными глазами, он то и дело ходил по кабинету. Его звали Алексеем Валерьевичем Мурашкиным. Юрий подумал, что этому подвижному человеку очень подходит его фамилия.

— Значит, постоянно вы проживаете в Одессе? Как давно вы приехали в Петербург?

Следователь встал из-за стола, подошел к окну, бросил взгляд сквозь мутное стекло, затем вернулся на свое место.

— Я приехал две недели назад, третьего сентября. — Юрий поежился на неудобном стуле. Допрос шел давно, и он уже устал.

— И проживали в дачном доме вашего приятеля в Репино?

— Совершенно верно, в Репино. Только хозяин дачи не мой приятель, он приятель моего брата. Что-нибудь случилось?

— Хорошо, — Мурашкин проигнорировал вопрос. — С какой целью вы приехали в Петербург?

— Писать картины.

— За то время, когда вы гостили у приятеля своего брата, — он подчеркнул последние два слова, — вас на даче кто-нибудь навещал?

— Нет, я никого не знаю в этом городе.

— А вы сами к кому-нибудь в гости ходили?

— К кому? — удивился Юрий. — Я же никого здесь не знаю.