Уже 3 декабря СНК потребовал от УНР вернуть оружие ленинцам, угрожая войной. Ультиматум отклонили, в Харькове красные сформировали Южный фронт Антонова-Овсеенко.
В Киеве царили безалаберная сутолока и роскошь. За столиками кафе и ресторанов веселилась публика. Визг намалеванных женщин, звон сдвигаемых стаканов заглушала музыка. Под окнами, залитыми светом электричества, на тротуарах шумела праздная, вычурно и фантастически пестро одетая толпа. Все куда-то спешили, непрерывно разговаривая, восклицая. Звенели трамваи, цокали копыта, гудели автомобили.
На железных дорогах обирали несчастных пассажиров. Нагло раздевая догола мужчин и женщин, грабили золото, деньги. Одежду отнимали произвольно, смотря что понравится. Тут же примеряли шубы, обувь, шапки, что не подходит — отдавали.
Селяне захватывали усадьбы и земли помещиков, растаскивали инвентарь, с теми, кто противился, кончали самосудом. Если прежде человеку ночь в поле наводила жуть, то теперь, наоборот, безопаснее было держаться подальше от буйной деревни, где люди, забыв Бога и законы, из одного озорства, чинили расправы, самосуды, убийства. Казалось, народ заболел ужасной болезнью, которая, заражая здоровых, лишала людей рассудка, совести и доброго сердца.
Совет рабочих и солдатских депутатов Киева уехал в Харьков и 9 декабря реорганизовался в Рабоче-крестьянское правительство Украины.
С провозглашением «суверенной державы» партия Бунд[17], для сохранения единства евреев, выступала против отделения Украины от России. Русские и поляки воздержались. Националисты раздраженно говорили, что нацменьшинства «мешают освобождению Украины», и им нельзя доверять.
Красные захватили Полтаву, Кременчуг, Екатеринослав и пошли на Киев, где росло недовольство прогерманской радой.
Битва за Киев началась 28 января, тут же 2 полка рады ушли к красным. Бои шли 9 суток то врукопашную, то с броневиками, осыпавшими градом пуль нижние окна домов. Ухали пушки, рвались снаряды.
Петлюра, с жидкими рядами войск, 3 февраля появился в Киеве и на Софийской площади произнес пылкую речь о могуществе Украины. Но оказалось, что этот доблестный воин, бежав из-под Гребенки, по пути укреплял боевой дух сограждан. Артиллерия большевиков не смолкала.
Киевляне страдали и от недостатка пищи и воды, добываемых с риском для жизни. А по ночам, как смолкала канонада, грабили защитники Киева.
Красные перешли Днепр 6 февраля, заняли окраину Печерска, пушки били уже по центру Киева. Держались лишь фанатики Украины и русские офицеры, 7 февраля они оставили город.
Всю ночь 8 февраля гремела канонада. Утром военный министр клялся в прочном положении Киева. В обед рада на автомобилях понеслась в Житомир.
Стрельба стихла, бегство украинцев не вызвало особой печали, но никто не предполагал, что настоящий кошмар еще впереди.
Войска главкома М. А. Муравьева, похожие на банды, заставили забыть ужас бомбардировки. Раздетых жертв расстреливали в затылок, кололи штыками, не говоря уже о других мучениях и издевательствах. Лица обывателей, изможденные голодом, бессонницей и пережитыми волнениями, исказил ужас безумия и безнадежности.
Шла бойня без суда и следствия. Казнили офицеров, не желавших бороться с красными на стороне Украины, и всякого, кто наивно показывал паспорт Украины. Убивали, чтобы снять ботинки. Буржуев обыскивали, неуступчивых и непокорных судьбе избивали. Из квартир тащили что попало. Преследовали русских, евреев, поляков, украинцев, расстреляв 2000 офицеров. Среди комиссаров и других агентов Советов доминировали русские, хотя встречались украинцы и евреи.
В провинциальных городках большевизм принимал еще более жуткие формы, в зависимости от причуд местных царьков, ставших хозяевами жизни и смерти, не говоря уже об имуществе обывателей. Так, Чернигов в первый приход красных заплатил 50 000 руб. контрибуции, которой хватило лишь на то, чтобы комиссар день и ночь пил горькую. Глухов, где владыкой стал матрос С. И. Цыганок, пережил большие ужасы. Вырезав помещиков, доблестный комиссар велел перебить местных гимназистов как будущих «буржуев». Цыганок случайно погиб, вставляя запал в ручную гранату, которая и взорвалась у него на коленях. Умирая, моряк повелел упокоить себя с подобающими почестями в склепе местного помещика. На проводы погибшего товарищи выгнали весь город.
В Киеве 5 млн руб. до срока уплатили те самые мещане, ни копейки не давшие УНР. На автомобилях, в фаэтонах и ландо разъезжали матросы, часто пьяные, они сорили деньгами в кафе, ресторанах и игорных домах. Быстро росли цены, селяне не везли товар, рискуя быть ограбленными первым встречным. Красные, земли под ногами не чуя, разоряли и веселились. Ночью грабили уголовники. Мещане, обезоруженные красными, не имели элементарных средств самообороны. Но недолго они пировали в Киеве, поползли слухи — идут войска Германии, 24 февраля в город прибыл генеральный секретарь Украинской рабоче-крестьянской республики и наложил еще одну контрибуцию в 10 млн руб.
Обыски и грабежи шли до последней минуты, особо резвились червонные казаки. Немцы стояли в 30 км от города, но народный секретарь внутренних дел Евгения Бош заявила, что Киеву ничего не грозит и идут крупные подкрепления.
За 2–3 дня до прихода немцев началось грандиозное бегство. Казалось, полгорода поехало на новые квартиры. По Крещатику тянулись живописные вереницы извозчиков. На награбленном добре восседали большевики в пестрых мундирах гусар. Подводы с подушками, самоварами, перинами, стульями мчались второпях, под охраной 1–2 солдат с винтовками. Ни одного антисоветского выпада. У всех, казалось, была только одна мысль: бери все и пропади поскорее с глаз! Измученные люди, видимо, надеялись на Покров Божьей матери. Лишь 1 марта на вокзале появились германские войска фон Эйгорна, а из Лукьяновки — гайдамаки.
Как по взмаху волшебной палочки прекратили грабежи и насилия, как бы вернув времена призвания варягов. Обыватели, вздохнув свободно, даже ночью гуляли по улицам. Открылись театры, рестораны. Жизнь заиграла свою вечную, суетливую музыку. Изголодавшиеся немцы жадно жевали легендарное сало.
В Киеве вычистили невероятно загаженный вокзал. Затем потянули по всему городу телефонную связь. С утра до ночи немцы лазали с кошками на ногах по столбам, подобно коварным паукам, раскидывая сети для ловли жирных мух Украины.
Каска внушала уважение и образцовый порядок. Но национализм рады вынудил отдать власть военной диктатуре, 28 апреля немцы провели бескровный переворот, поставив главой Украины гетмана П. П. Скоропадского.
Маленький отряд солдат вошел в зал заседаний рады и оставил посты у всех выходов зала. «Руки вверх!» — скомандовал офицер. Все подняли руки. Задержали некоторых членов правительства.
Затем на Софийскую площадь с Крещатика хлынули толпы народа, на автомобиле приехал гетман П. П. Скоропадский (1873–1945)[18], в черной черкеске с Георгиевским крестом на груди! Стройная фигура и римский профиль красовались у колокольни собора. Батюшки отслужили молебен. Картина впечатляла. Мягкие лучи заходящего солнца. Голубое небо, Днепр, весна, зелень, малиновый звон.
Власть гетмана подпирали штыки Синей и Серой дивизий, сформированных Германией из украинцев-военнопленных.
Долго не расходились легкомысленные горожане. В Вербную субботу немцы, заняв Харьков, выдвинули авангарды к Белгороду и Чугуеву.
Интеллигенты и помещики, напуганные зверствами, выбитые из привычной колеи жизни, измученные ожиданием новых ужасов и преследований, готовы были броситься хоть черту на рога, лишь бы избавиться от красных. Многие ликовали и благословляли немцев. Затем эмоции померкли: «Шкура радуется, что мы освобождены от большевиков, а душа болит, что это сделано руками немцев».
Недовольными стали крестьяне, первыми испытавшие на себе продотряды армий Германии и Австро-Венгрии, выгребавшие зерно из закромов. Начались погромы. Грабя, убивая в домах, на улицах и дорогах, не веря тому, что немцев мог пригласить Киев, селяне кричали: «Евреи привели немцев!»
Оккупанты, хозяйничая вдоль железных дорог и в городах, вывозили все. Солдаты ежемесячно отправляли на родину посылки весом до 8,2 кг (мука, крупа, сахар, сало, колбасы).
В ноябре, за революцией в Германии, последовал мятеж. На смену гетману пришла националистическая директория УНР во главе с Петлюрой. Сам Скоропадский 14 декабря 1918 г. бежал в Берлин. РККА снова двинулась на Украину, чтобы присоединить ее к Москве. Но это удалось только с Гомелем[19]. После отступление немцев, 14 января 1919 г., части РККА заняли город, ставший центром Гомельской губернии РСФСР.
Глава 2
НОВОРОССИЯ
Так называли земли у Азовского и Черного морей, включая Приднестровье, Молдавию, Крым (Бессарабская, Екатеринославская, Харьковская, Херсонская, Таврическая губернии).
Петербург завоевал Новороссию в боях с Османской империей. На месте или вблизи куреней казаков встали города: Екатеринослав (Днепропетровск), Елизаветград (Кировоград), Одесса, Николаев, Севастополь, Симферополь, Херсон.
В 1918 г. русские, евреи, болгары, греки, албанцы, сербы, хорваты, валахи и немцы провозгласили частью РСФСР республики: Таврию (Крым), Одесскую и Донецко-Криворожскую. Белые называли этот край Югом России.
Выделялась Одесса — большой, кипящий жизнью город, основанный в 1795 г. и соединенный с железными дорогами империи в 1866 г. Здесь работали интеллигенты университета, хорошо знавшие Европу торговцы и промышленники. После переворота эсеры и меньшевики в мае 1917 г. создали так называемый Румчерод (исполком Советов рабочих, солдатских и матросских депутатов Румынского фронта, Черноморского флота, Херсонской, Бессарабской, Таврической, Подольской и Волынской губерний). В Одессе правили Румчерод, рада и Совет рабочих депутатов.
Ночью 14 января 1918 г. железнодорожники, захватив пассажирский вокзал, телеграф, телефон и станцию Товарная, установили власть Советов. Утром в Одессе шли бои с войсками УНР. Мотовагон «Заамурец» в упор расстрелял курени гайдамаков на станции Одесса-Малая.
Одесская Советская республика (Херсонская и Бессарабская губернии) создана 30 января. СНК республики, сформировав 3-ю Революционную армию, создал оборонительную линию по Днестру. Войска Германии 13 марта разогнали Советы в Одессе. Уходя, артиллерия красных обстреляла аристократическую часть города. Румчерод эвакуировался в Николаев, затем в Ростов-на-Дону, в апреле — в Ейск. Вечером 10 апреля в Карантинной бухте встали корабли Австро-Венгрии, 29 апреля германские части разоружили горожан, 1 Мая трудящиеся отпраздновали в полном порядке. Но в один из вечеров часового забросали камнями, и 5 мая корабли интервентов покинули негостеприимную Одессу.
Большевики, ужаснув часть населения, возбудили аппетиты низов. Но портовый город, изобилующий босяками, при немцах жил спокойно. Управляли здесь градоначальник Мустофин, командир 3-го корпуса УНР (500 человек) генерал Стельницкий, генерал от кавалерии Германии Раух и заведующий портом адмирал.
После отступления немцев, 12 декабря, флот Англии занял порт Одессы, 17 декабря пришли войска Франции и Греции. Горожане, никогда украинцами себя не считая, говорили — грабить не будут, погромов не будет, значит, как временная власть сойдет. Но насторожили слухи о зверствах гайдамаков, их ждали с таким же содроганием, как и большевиков. Дружина евреев не раз спасала Одессу от погромов и даже высылала отряды в окрестные города и местечки. В городе бродили призраки власти гетмана и добровольцев. Их более или менее терпели. Из центра вербовки вице-адмирал Ненюков и генерал-майор Леонтович направлял офицеров в Новороссийск. О белых отзывались нелестно, одесситы прозвали их ресторанными.
Власть Советов 8 апреля 1919 г. установил Н. А. Григорьев[20] (1878–1919). Но 23 августа Одессу взяли белые и 7 февраля 1920 г. — опять красные.
По условиям Брестского мира Крым достался Москве. Но с уходом флота в Новороссийск войска Германии 18 апреля 1918 г. форсировали Перекоп. Симферополь пал 22 апреля, за ним другие города, кроме Севастополя. СНК и ЦИК Тавриды бежали в Новороссийск. Татары создали зависимое от Турции правительство. Корабли Франции и Англии вошли в порт Новороссийск 23 ноября. Затем интервенты, высадившись в Севастополе и Одессе, заняли почти все порты Черного моря.
Матросы Дыбенко в марте 1919 г. взяли Геническ и вышли к Чонгару и Перекопу. От ВВФ здесь воевал отряд матроса эсминца «Лейтенант Шестаков» С. М. Лепетенко (300 штыков, бронепоезд № 8). Сообщая о боях в штаб флотилии, Лепетенко трогательно просил выслать много-много кожаных тужурок и один бронепаровоз. Затем отряд преобразован в бригаду бронепоездов (более 800 моряков, бронепоезда № 8, № 9, № 10, «Грозный», «Память Иванова», «Память Урицкого», «Освободитель», «Спартак», «Память Свердлова», «Освободитель», «Борец за свободу»). Кроме того, в оперативном подчинении находились «Имени Худякова», «Буря», «Смерть директории», «Имени Ворошилова», «Смерть паразитам».
Моряки взяли Симферополь и Евпаторию 11 апреля, а на другой день — Бахчисарай и Ялту. В Крыму 5 мая сформировано Рабоче-крестьянское правительство Крымской ССР. Но Советы продержались недолго. В июне 1919 г. пришли белые.
В Новороссии воевал Железняков — герой разгона «Учредилки». Судя по песне «Он шел на Одессу, а вышел к Херсону», матрос не ориентировался на местности. Под его командованием бронепоезда «Смерть директории», «Имени Худякова», «Буря» в июле белые окружили у станции Верховцево. Команды «Бури» и «Смерть директории» взорвали свои боевые машины. «Имени Худякова» с боем вырвался из кольца, но погиб 24-летний Анатолий Железняков. Бронепоезд «Память товарища Иванова», отрезанный белыми со стороны Вознесенск — Одесса, взорван 12 августа 1919 г. на железнодорожном мосту между станцией Василиново и Колосовка. Бронепоезда «Память Свердлова», «Память Урицкого», «Спартак» и бронелетучки № 8 и № 9 также взорваны 14 августа в городе Николаеве. Команды бронепоездов объединились, за исключением — «Спартака», которая самовольно ушла неизвестно куда. В пешем строю моряки выступили по дороге на Колосовку — Вознесенск, отбиваясь от банд в округе Николаева.
Глава 3
ЧЕРВОНЦЫ И ЧЕРНОШЛЫЧНИКИ
На Украине казак стал символом героя. В УНР так называемые запорожцы носили шапки с черными шлыками. Русских и комиссаров в плен они не брали. Украинцев и татар ставили в Пластунский курень (штрафной батальон всей армии). Эти части, используя романтику славного имени, по происхождению бойцов, строю и духу с казаками ничего общего не имели. Так случалось и раньше, в апреле 1648 г. началась казацко-польская война, во главе которой 6 лет стоял Б. Хмельницкий. Под его знаменем, кроме запорожцев, воевали десятки тысяч украинцев. Атаманы, вооружив селян, не всегда могли направить их в русло традиций казаков. Война стала непомерно жестокой. Черкасы, как писал Н. Костомаров, возмущались тем, что украинцы «казакам чинят бесчестие».
История повторилась. Международный Красный Крест отметил, что в 1919 г. регулярные части УНР и банды националистов убили более 50 000 евреев. Из них в Елисаветграде более 1500 человек, в Черкассах — 700, в Радомысле — 1000, в Тульчине — 520, в Умани — 550, в Житомире — 300, в Брацлаве — 240, в Каменец-Подольском — 200, в Погребище — 400 (половина — женщины). В противовес этим «запорожцам», две дивизии «червонных казаков» сформировал в Чернигове большевик В. М. Примаков (1897–1937), с отрядом Красной гвардии в октябре 1917 г. штурмовавший Зимний дворец, затем остановивший поход Краснова на Петроград. В январе 1918 г. он возглавил так называемых червонцев. Позже к ним присоединили полки Богунский, Таращанский, Нежинский и кавбригаду селян. Примаков командовал бригадой, дивизией, 1-м Конным корпусом червонного казачества. В мае 1920 г. Богунский и Таращанский полки громили евреев местечка Любар Волынской губернии. Красные зачинщиков повесили, солдат разоружили, полки расформировали.
В конце Гражданской войны Запорожскую и Черниговскую дивизии хотели бросить в Индию. Но в 1922 г. Москва попала в скверное положение: мировая революция провалилась, страна в руинах, надо налаживать, по словам Ильича, «мирное сожительство» с буржуями. Ленин собирался в Европу, с протянутой рукой просить денег. Червонцы послали телеграмму: «Товарищ Ленин может ехать в Геную, но только после того, как туда войдет Красная армия». В 1925 г. Примаков вернулся в Петроград, а червонцев пополняли из сел Украины и России.
Глава 4
АВСТРИЯ НА ДНЕПРЕ
Австро-Венгрия формировала войска УНР. Перевозки по рекам могли прикрыть корабли Дунайской флотилии, охраняя от грабежей пристани и склады.
Капитан 3 ранга Олаф Вульф 28 марта 1918 г. возглавил отряд (мониторы «Босна», «Бодрог», «Кёрёш», «Шамош»; канлодки «Барш», «Вельс»; буксиры «Бессарабец», «Одесса», нефтеналивная и угольная баржи). Утром 10 апреля отряд вышел из Сулины. Вечером встал в Карантинной бухте Одессы. Монитор «Шамош» и канлодки 19 апреля вышли вверх по Днепру и в тот же день прибыли в Херсон. В Николаеве начались беспорядки, утром 21 апреля туда ушел монитор «Кёрёш». Буксиры «Бессарабец» и «Одесса» обеспечивали перевозки из Одессы в Сулину.
Немецкое командование установило хоть какой-то порядок на Украине. Но пресса это комментировала резко. Селяне вели себя вызывающе. Австрийцы получали угрожающие письма.
Вечером 5 мая отряд пришел в Херсон. Здесь под флагом УНР стояла бывшая русская Дунайская флотилия. Команды разбежались, и на кораблях подняли флаги Австро-Венгрии. Монитор «Босна», канлодки «Барш» и «Вельс» пошли вверх. Гарнизоны Австро-Венгрии, не доверяя полкам УНР, радостно приветствовали свои корабли.
Командир XII корпуса генерал Браун 12 мая приказал морякам подняться до Екатеринослава. Лоцманы, обстоятельно изложив трудности похода, сомневались в пригодности мониторов. На форсирование порогов пошла канлодка «Барш».
С обеих сторон пороги живописно обступали скалистые берега, местами в роскошной растительности. Канлодка прошла среди скал, которые, казалось, запирали фарватер. За мостом лежал Татарский брод. Здесь ещё в древности через Днепр шли огромные массы войск. На Ненасытицком клокотала, вращалась и пенилась вода. Взойдя на уступ, издали казавшийся спокойным, «Барш» дрожал, кряхтел, но стоял на месте. Лоцманы с торжеством заявили, что следующий порог ещё труднее. Австрийцы повернули вниз и вечером пришли в Александровск. Моряки отправляли домой посылки с дешевыми продуктами благодатной Украины. Покой июля и августа нарушил приказ — вернуть отряд на Дунай. Это озадачило матросов, хотевших зимовать на сытной Украине и немного участвовать в довольно безопасных стычках с ворами и бандитами.
Утром 4 сентября плавбаза «Одесса», с угольной и нефтяной баржами на буксире, вышла в Одессу Затем — канлодки к обеду того же дня достигли порта. Мониторы пришли 6 сентября. До 10 сентября корабли ждали погоды. Вечером следующего дня отряд соединился в Рении.
Глава 5
ХЛОПЦЫ
С вторжением войск Германии главковерх Украины Антонов-Овсеенко отвел свои части в Курскую и Орловскую губернии. Здесь отряды Красной гвардии свели в 5 армий. В апреле 1918 г. Москва прислала 112 000 винтовок, но катастрофически не хватало бойцов. В это же время оккупанты заняли Гуляйполе. Анархист Н. И. Махно (1888–1934) уехал в Таганрог, затем на Волгу и Москву. То, что Махно увидел, его насторожило. Диктатуру пролетариата он считал расколом трудящихся. Москва только укрепила его в этом. Не помогли беседы со Свердловым и Лениным.
В июне 1918 г. военный министр УНР генерал Рагоза уволил из армии офицеров военного времени, рекомендовав им доучиться юнкерами. Так появились атаманы националистов. Их хлопцы красовались как на карнавале. Нелепые, дикие фигуры облекали белые и цветные фуфайки, на ногах болтались необычайной ширины шаровары с красными поясами вокруг талии, концы которых спускались почти до земли. Вооружены «до зубов». Шашки, револьверы, за поясами торчали ручные гранаты, пулеметные ленты вились по поясам или висели через плечо.
Продразверстки оккупантов вызвали ненависть селян. Полиция гетмана также арестовывала, иногда и расстреливала мужиков. Вернулись помещики, жестоко расправлявшиеся с хлеборобами, мстя им за разоренные усадьбы. Украинцы искали защиты у атаманов.
На гигантском поле боя гуляли националисты, гайдамаки, красные и белые. Разруха, хаос, ожесточение породили скорых на расправу садистов, равнодушных к жизни людей. Расстрелянные, повешенные, посаженные на кол, с отрубленными головами, изнасилованные со вспоротыми животами десятками тысяч легли в благодатную землю Украины.
Заявив о мире с радой, Москва вела сепаратные переговоры с Шинкарем, Кропивянским, Шмидтом, Боженко, воевавшими с Германией, и Скоропадским.
Самой светлой фигурой среди атаманов оказался батько Махно. Он пролил море крови, но зверства пресекал. Видимо, в интернациональной Новороссии мощный национализм Украины не играл особой роли. Махно, подняв восстание под черным знаменем, в сентябре дал оккупантам первый бой. Громя хутора и имения немцев, убивая офицеров Скоропадского, Махно не терпел антисемитов. На станции Верхний Токмак, увидев плакат «Бей жидов, спасай революцию, да здравствует батька Махно», приказал расстрелять автора. Ядро отряда составляла мобильная группа уголовников и матросов. На крупные операции батька созывал добровольцев, которые охотно к нему шли. Сделав дело, мужики расходились по хатам, а Махно с десятками бойцов исчезал — до следующего раза. Батька усилился, получил правильную организацию (пехота, кавалерия, пулеметы и артиллерия). Грабеж поездов, железнодорожных станций, нападения на небольшие гарнизоны немцев и полицию гетмана сделали батьку героем, но он вывел из себя оккупантов. В Новороссии сосредоточились крупные силы. Махно попал в мешок под Александровском. Но немцы, верные своей тактике, много времени вели артиллерийскую подготовку. Батька, нащупав выход из кольца, ускользнул с небольшим отрядом, за ночь ушел на 64 км.
Большевики так использовали повстанцев, что в боях красные практически не участвовали, а победоносно двигались по услужливо расчищенной дороге. В декабре хлопцы Махно выбили из Екатеринослава петлюровцев, обстреляв город из 150-мм пушек, отнятых у немцев. Этот грандиозный разгром цветущего города превзошел все, что до того видела ко всему привыкшая Новороссия, оставил глубокий след в памяти людей. Знаменитый Черный бор называли Гаем батька Махно.
Жили махновцы вольготно. Культпросвет давал спектакли, устраивал грандиозные пьянки с участием самого батьки. Хлопцы безудержно и бесшабашно прожигали жизнь. В Гуляйполе, переименованном в Махноград, гремела музыка, вино лилось рекой. Деньги и драгоценности летели на ветер как пух.
Немцы ушли, шла борьба между радой и белыми. Скоропадский 18 декабря фактически подчинился Деникину. Но головной атаман Петлюра, выведя из Галиции части бывших войск Австрии, восстал против гетмана. Войска УНР на правом берегу Днепра возглавлял Григорьев. Учет борющихся сил оправдал надежды Москвы. Гетмана сверг Петлюра, Петлюру — атаманы. За 3 месяца красные взяли богатый и обширный край, с портами Черного и Азовского морей.
Харьков пал 3 января 1919 г., затем Чернигов, Полтава, Киев, Кременчуг и Екатеринослав. Но недоверие селян, их страх за свое благополучие только возросли, по мере того как красные продвигались вглубь Украины. Орды людей в сапогах и фуражках своим жизнелюбием навевали уныние.
В марте Григорьев взял Николаев и Херсон, где расстреляли 4000 пленных греков. В Елизаветграде 8 мая он устроил погром, убил 3000 евреев, а 9 мая двинулся на Екатеринослав, Полтаву и Киев, убивая русских и евреев. Но 15 мая Примаков отбил Екатеринослав.
Батьку раздражали похвалы Советов атаману Григорьеву.
«Григорьев взял Херсон…», «Григорьев взял Одессу…», «Григорьев победил Антанту…», «Григорьев — герой революции…» Хлопцы поговаривали меж собой, что пора-де идти к новому батьке. И коварный Махно задумал подбить соперника выступить против Советов и взять его богатую добычу.
Вначале Григорьев колебался. Но в штабе 3-й красной армии ему заявили, что он всего лишь начальник 44-й стрелковой дивизии, чем чувствительно задели честолюбие полководца, грезившего о посте главнокомандующего войсками Украины.
Согласившись на выступление, Григорьев попал в лапы Махно. Красные, предполагая заговор, вызвали Махно для переговоров. Батька клялся в верности Москве. На другой день, 17 мая, Григорьев выступил под лозунгом: «Власть Советам, но без коммунистов».
Силы восставших количественно и качественно превосходили красных. Симпатии селян, которым Григорьев передал часть мануфактуры, захваченной в Одессе, также оказались на его стороне. Но Григорьев допустил роковую ошибку, приказал своему начальнику штаба Тютюнику атаковать Харьков. Тютюник, повернув на Каменец-Подольский, ушел к Петлюре. Вместо того чтобы ударить по беззащитной Одессе, где, кроме штаба с ротой китайцев и двух бронепоездов, у красных ничего не было, Григорьев, соблазненный обещаниями Махно о совместных действиях против Крыма, уклонился к Елисаветграду и устроил погром. В это время вольница Махно разнесла все награбленное в Одессе добро. Но Махно, не довольствуясь доставшейся ему добычей, уговорил потерявшего голову Григорьева встретиться, чтобы разработать план дальнейшей борьбы.
В селе Сентово 27 июля Махно на митинге обвинил Григорьева в погромах, связях с белыми и застрелил его.
«Эх, батько, батько!» — только и успел сказать Григорьев.
Глава 6
МАРУСЯ
Из экзотики Украины нужно осветить известную антисемитку, садистку и анархистку М. Г. Никифорову, или Марусю. Беря контрибуции в захолустьях, грозя резней и прочими «ужасами Севастополя», воительница выводила на крыльцо обывателя, молча стреляла ему в затылок и в мертвой тишине несла пламенную речь. Оставшиеся в живых мужики слушали с напряженным вниманием, некоторые плакали.
Эта посудомойка водочного завода руководить государством не желала по соображениям идеологии. За террор в 1904–1905 гг. присуждена к смертной казни, замененной каторгой. В 1910 г. бежала из Сибири в Японию. Живя в Америке, Франции, Англии, Германии, Швейцарии, освоила многие языки. В 1917 г. вернулась на ст. Пологи к своей маме. Сколотив банду террористов, в мае экспроприировала у александровского заводчика Бадовского 1 млн рублей. В декабре, выбив гайдамаков из Екатеринослава, Маруся, получив от Антонова-Овсеенко 200 млн рублей, сформировала «Вольную боевую дружину».
Большевик М. Киселев с содроганием вещал об амазонке с кровавой репутацией: «Около тридцати лет. Худенькая, с изможденным испитым лицом старой, засидевшейся курсистки-наркоманки». Анархист М. Чуднов осветил внешность её строптивой, непокорной натуры с «испитым, преждевременно состарившимся лицом, в котором было что-то от скопца или гермафродита. Волосы острижены в кружок. На ней ловко сидел казачий бешмет с газырями». Большевик М. Рошаль: «По улице с бешеной скоростью мчится экипаж. Небрежно развалясь, сидит в нем молодая брюнетка в лихо заломленной кубанке, рядом, повиснув на подножке, плечистый парень в красных рейтузах гусара. Брюнетка и ее телохранитель увешаны оружием. Чего здесь только нет!»
Но, несмотря на злобу оппозиции, Марусю считали своей рабочие и махновцы, матросы и офицеры. Все признавали её незаурядный ум, волю, разносторонние интересы, ремесло оратора и дар влияния на людей. Образ Маруси отражен в музыкальной комедии Николая Рашева по мотивам ранних произведений Аркадия Гайдара «Бумбараш» (1972 г.). Отряд Никифоровой громил городки Украины и России. В декабре 1918 г. вместе с войсками УНР в Одессе она разрушила тюрьму.
В январе 1919 г. в Саратове красные арестовали Марусю. Газета «Правда» 25 января сообщила, что трибунал, признав Марусю виновной в дискредитации власти Советов, на 6 месяцев лишил её права занимать ответственные посты и передал на поруки Антонову-Овсеенко. В мае Никифорова уже формировала полк в Бердянске.
Осенью на улице Симферополя Марусю взяла контрразведка белых. Военно-полевой суд Севастополя приговорил её к смерти. Повешена.
Глава 7
ПОГРОМЫ
Об этих жутких событиях умалчивали, видимо, из-за мистического значения Киева для элиты Москвы. Из народов Украины только евреи создали историю своего геноцида. Это опровергает стереотип о казаках-антисемитах. На Украине у белых служили казаки и горцы, с одинаковой униформой и вооружением. Учитывая также большое число солдат и кавалеристов, от казаков в погромах, видимо, пострадало 8,5 % евреев.
Законопослушные и политически активные евреи не могли противостоять армии, но нападения мелких банд отражали.
В феврале 1919 г. красные взяли Киев. Селяне, говоря, как евреи отбирают собственность, загоняют в коммуны, закрывают храмы, превращая их в конюшни, призывали уничтожать иудеев. Но антисемитизм Советы пресекали.
С возвращением Петлюры газеты УНР писали: «Теперь Украина воюет с Московщиной, и еврейство снова перешло в лагерь наших врагов». Хлопцы врывались в дома, забирали деньги и вещи, вымогали под угрозой смерти, а затем убивали. За первой группой шла вторая, третья. Ехали селяне в «вышиваных» сорочках и «чемирках», их спокойные лица отражали привычку к невзгодам и упорному труду Неторопливо разбирали крыши домов, вынимали оконные и дверные рамы, отдирали половицы, загружали на возы мебель, запасенные на зиму дрова и продукты. Не оставляли ничего, выдергивали из стены ржавый гвоздь — мог сгодиться в хозяйстве.
В книге «Летопись мертвого города» Рахиль Фейгенберг сообщает судьбу местечка Дубово неподалеку от Умани, уничтоженного в 1919 г. «Под вечер в Дубово вошли человек сорок крестьян с гармониками и пением. При них были ружья и шашки. Они остановились на базаре, чтобы отточить шашки, и по улицам разнесся хриплый лязг оттачиваемого оружия… Атаман собрал крестьян у церкви и заявил им, что настала пора вырезать всех евреев; согласны ли они на это? Крестьяне ответили, что он может сделать с евреями все, что захочет, но чтобы не трогать евреев-кузнецов: теперь идет жатва, и без них обойтись невозможно. И атаман согласился оставить кузнецов в живых…»
«На глазах семидесятилетнего Пейсаха Зборского убили его детей и внуков, раввин продолжал громко читать псалмы. Затем ему отрубили руку, которой он держал книгу псалмов; тогда он наклонился и поднял книгу другой рукой. Ему отрубили и эту руку, но старый меламед продолжал произносить псалмы наизусть, и под звуки читаемых псалмов его рубили по суставам, пока он не перестал шевелиться…»
«Обезглавили беременную женщину, Эстер Динштейн. Посреди улицы в пыли и мусоре валялась ее черноволосая голова, с маленькими гребенками в прическе, а рядом лежал младенец, вынутый из распоротого чрева; бандиты перебрасывались им, как мячиком…»
«Красавицу невестку Иосифа Солодовника тащили срывая одежду. Она их успокаивала, улыбаясь, гладила по головам и звала в парфюмерный магазин своего мужа: там она подарит им душистое мыло, сама обольет себя одеколоном, а потом отправится с ними в горницу. Ей удалось уговорить бандитов, они пошли с ней в магазин, она при них же отравилась карболкой…»
«Старого раввина стащили на пол и били сапогами по голове… Его пытали со среды до пятницы, а затем сбросили убитого раввина в глинище — смертную яму, где уже лежала почти вся его паства…»
«В местечке осталось лишь 110 вдов и 200 сирот. Затем крестьяне разобрали все дома евреев, очистили землю и запахали ее; разрушили они и еврейское кладбище, вспахали его и засеяли…»
В июне 1919 г. Деникин шел через Украину на Москву. Евреи, приветствуя приход белых, ждали, что они избавят от ужасов погромов. Но офицеры и солдаты воевали против «жидовского царства в России» и «совдепского царя Лейбы Бронштейна»[21].
В Черкассах устроили бал в честь освободителей. В городском саду играл оркестр, пускали фейерверки, танцевали, а на окраине убивали евреев. В Смеле, Монастырщине, Черкассах, Боярке, Хащеватом, Белой Церкви евреи гибли десятками и сотнями. Трупы валялись на улицах, собаки и свиньи грызли их, пацаны стреляли по ним в цель. В местечке Кривое Озеро Подольской губернии похоронили 400 трупов и несколько мешков черепов с костями — останки 100 человек, съеденных собаками.
Добровольцам помогала Англия и Франция, Деникина предупредили, что из-за погромов он может «потерять сочувствие всей Европы». Чтобы не привлекать внимания, солдаты и офицеры неспешно ходили по ночам из одной квартиры в другую, изымая деньги и драгоценности. Офицеры галантно кланялись, подавали упавшие вещи дамам, вынимали из их же ушей серьги, уносили золотые часы, обручальные кольца.