Помоги проекту - поделись книгой:
— Эй, мистер Поттер! — обратился кто-то к нашему провожатому. — Помните меня? Джонс моя фамилия. Вы отказались хоронить мою старую матушку! Жене пришлось продать зимнее пальто, чтобы оплатить похороны!
— Пойдемте скорее, — брюзгливо приказал нам Поттер.
— Точно, сыщики. Интересно, к кому они? — спросил завсегдатай пивной, первый признавший в нас полицейских. Он упорно гнул свое. — А что за франт с ними? Похож на благородного. Небось в деньгах купается?
— Вот и ходи после этого в штатском, — заметил я вполголоса, обращаясь к Моррису. — И зачем только мы тратимся?
— Я ведь предлагал, — самодовольно заметил Поттер, — лучше послать за миссис Доусон, чтобы она принесла нам младенца. Но вы пожелали сами идти к ней.
Он шагнул под арку. Мы последовали за ним и оказались во внутреннем дворе, заваленном мусором, забитом детьми и бродячими собаками. У двери своей квартиры сидела старуха и разбирала груду тряпья. Она на нас вроде бы и не взглянула, но явно заметила и словно невзначай ударила ногой в ведро. Гулкий звон призван был предупредить о нашем приходе тех, кто прятался в ужасной дыре за ее спиной. Детей как ветром сдуло — скорее всего, они поспешили предупредить родителей, что пришли стражи порядка… Поттер постучал в дверь.
Нам открыла мускулистая женщина в клетчатом платье и грязном фартуке; волосы ее были скручены в пучок на макушке. Такие пучки, по-моему, были в моде во времена старого короля Вильгельма IV; в наши дни их почти и не встретишь. Но Уайтчепел — такое место, где если что полюбят, то полюбят навсегда. Такая прическа больше всего напоминала выступ на бочонке с печеньем. Вначале хозяйка хмурилась, но, узнав Поттера, расплылась в улыбке:
— А, мистер Поттер! Я вас не ждала! — Она поднесла руку к своему пучку и жеманно улыбнулась.
— Здравствуйте, миссис Доусон, — ответил Поттер. — Извините за беспокойство. Вот эти джентльмены со мной. Можно нам войти?
Взгляд миссис Доусон переместился на нас.
— Полиция? — спросила она, тут же перестав улыбаться. — Мне неприятности ни к чему. — Она подбоченилась и перегородила собой проход.
Не дожидаясь, пока Поттер откроет рот, я пояснил:
— Мы сопровождаем этого джентльмена, мистера Роуча, у которого есть к вам дело.
Взгляд мегеры уперся в Чарлза Роуча. Тот снял цилиндр и поклонился, продемонстрировав великолепное самообладание.
— Человека благородного сразу видать. — Миссис Доусон снова заулыбалась и даже присела в подобии книксена. — Входите, джентльмены, входите… Эй, Дотти!!!
Хозяйка повернула голову, и мы невольно вздрогнули от ее внезапного пронзительного вопля.
— Дотти! Перестань мешать овсянку и поставь чайник! У нас гости!
Она зашагала вперед, снимая на ходу грязный фартук и швыряя его на шаткое кресло.
Комната, в которую мы вошли, служила одновременно гостиной и кухней. У стены напротив стояла маленькая кухонная плита, на которую ставила мятый чайник неряшливая девчонка лет четырнадцати — видимо, та самая Дотти. Брошенная каша булькала и пыхтела сама по себе; судя по запаху, она уже пригорела. Над плитой висела веревка, протянутая через всю комнату; на ней сушились тряпки, служившие, как я догадался, пеленками и подгузниками.
Я вспомнил маленького Питера Харриса, брошенного на вокзале Кингс-Кросс. Какое-то время он тоже находился в приходских яслях, а потом его передали в частный приют. Хотя обстановка там была спартанской, но, безусловно, лучше, чем здесь. Несчастным малышам, которые оказались в этой дыре, крупно не повезло в жизни.
— Садитесь, господа, — пригласила хозяйка.
Поттер уселся; мы же невольно застыли на месте, увидев остальных обитателей комнаты. На попечении миссис Доусон находилось не меньше дюжины разновозрастных малышей. Одни только ползали, другие умели ходить. Самые маленькие лежали в колыбельках, устроенных в ящиках из-под апельсинов. Нескольких малышей постарше приставили к работе: они мыли тарелки в тазу с грязной водой. Наверное, то была единственная вода, к которой за день прикасались их руки; мне показалось, что сегодня детей не купали. И они сами, и их одежда казались неимоверно грязными. Все питомцы миссис Доусон были худенькими, рахитичными и не по-детски молчаливыми. Они не сводили с нас огромных испуганных глаз. Нескольким малышам побрили головы, наверное, из-за вшей; на бритых головах выделялись ярко-фиолетовые пятна.
— Генцианвиолет, — заметил Моррис, обращаясь ко мне. — Моя жена всегда держит бутылочку в своей аптечке. Очень хорошо заживляет ранки на коже.
С трудом взяв себя в руки, я сел на предложенный мне стул. Роуч занял шаткое кресло. Моррис остался стоять у двери.
Поттер вкратце объяснил цель нашего прихода и показал миссис Доусон предписание. Она даже не попыталась его прочесть; я решил, что она, скорее всего, неграмотна.
— Значит, хотите кого-то из них забрать? — осведомилась она, сразу приступая к сути дела. — Выходит, мистер Поттер, мне вычет сделают, так, что ли?
— Несомненно, мадам, вскоре место этого ребенка займет другой, — заверил ее Поттер.
— Кого вы хотите забрать? — равнодушно спросила кормилица, обводя рукой комнату со своими питомцами.
Дотти протянула мне щербатую эмалированную кружку с черным чаем.
— Хотите подбавить туда капельку рома? — вежливо предложила миссис Доусон.
— Спасибо, не стоит, — ответил я.
— Ну да, вы ведь на службе, — кивнула она. — Может, джентльмен хочет? Или вы, мистер Поттер? Обычно-то вы не отказываетесь.
Поттер, которого ее замечание совсем не обрадовало, раздраженно сказал:
— Только когда у меня болит грудь из-за тумана.
— Номер двадцать седьмой! — громко сказал я. — Девочка по фамилии Флинн.
Миссис Доусон снова потрогала свой пучок и рассеянно оглядела малышей.
— Вспомнить надо… Которая тут двадцать седьмая?
— Вон она, мамаша, — сказала Дотти, указывая на один ящик из-под апельсинов.
Она проворно подбежала к колыбели. Мы следили за ней, почти не дыша. Дотти вытащила младенца и повернулась к нам с довольной улыбкой:
— Ну вот, так и есть! Номер двадцать семь.
Ребенок тихо лежал у нее на руках. О том, что девочка не спит, можно было понять только потому, что она пошевелилась и слабо взмахнула в воздухе крошечным кулачком, как будто желая что-то схватить.
— Вы… уверены? — хрипло спросил Роуч.
— Ну да, конечно, уверена. Вот, видите… — Дотти задрала грязную рубашонку малышки и показала кусочек картона, примотанный к ножке бечевкой. — Я сама и написала ее номер. Я всех записываю, кто к нам поступает.
— Дотти у нас мастак по буквам. — В голосе миссис Доусон зазвучали нотки материнской гордости. — Выучилась в воскресной школе.
Я отставил кружку и подошел взглянуть на девочку. У нее были красивые голубые глаза, как у ее матери, но смотрела девочка безразлично. Такое выражение часто встречается на личиках брошенных детей, которых никогда не ласкали, над которыми никогда не ворковали матери. У миссис Доусон — я не сомневался — дети были заброшены двадцать три часа из двадцати четырех. Такие дети не плачут. Они уже поняли, что плач им не поможет. Меня переполнял гнев, но я понимал, что не имею права давать себе воли. Перевернув картонку, я прочел на ней каракули: «27 Флинн».
— Это она, — сказал я, обращаясь к Поттеру.
Чарлз Роуч поднялся. Он являл собой внушительное зрелище: солидный джентльмен с серебристыми бакенбардами, в парчовом жилете, с золотой цепочкой от часов. В этих грязных, переполненных яслях он казался Юпитером, который вот-вот свершит свой суд. Миссис Доусон встала и испуганно расправила складки на платье.
— Мы забираем мою внучатую племянницу и немедленно уходим отсюда, — объявил мистер Роуч.
— Как? — спросила практичная Дотти.
Вопрос был уместным. До стоянки кебов ребенка придется нести на руках. А так как в Уайтчепеле никаких стоянок кебов нет, возможно, нести ребенка по улицам придется далеко. О том, чтобы путешествовать с младенцем в омнибусе, не могло быть и речи — мы привлекли бы к себе ненужное любопытство.
— Прошу вас ненадолго отпустить с нами Дотти, — обратился я к миссис Доусон. — Она понесет малышку… Мы хорошо заплатим.
Глаза Дотти засверкали, но ее мать язвительно заметила:
— Так мы скоро разоримся. Я гораздо больше трачу на их одежки и прокорм, чем мне выделяет приход!
Мистер Роуч понял намек и полез во внутренний карман со словами:
— Позвольте, мадам, возместить ваши расходы.
Несмотря на его саркастический тон, миссис Доусон осталась невозмутимой. Рука ее взметнулась, как змеиный язык, и выхватила протянутый им банкнот.
— Ну вот, — сказала она, пряча деньги под лиф своего грязного платья, — я же говорю, человека благородного сразу видать.
Мы с облегчением покинули ее ужасный дом. Но что за странную процессию мы собой являли! Развлечение для любого зрителя! Возглавлял шествие Поттер; он старательно делал вид, что не имеет к нам никакого отношения. За ним семенила Дотти с младенцем на руках. Роуч, Моррис и я замыкали шествие.
Чарлз Роуч, который довольно долго молчал, наконец обрел дар речи. Его голос прерывался от ярости.
— Такое нельзя допускать! Эта… эта ведьма заботится о бедных детях не больше, чем… — Он осекся.
За миссис Доусон неожиданно вступился сержант Моррис.
— Других-то нет, сэр, — заметил он. — Приход платит ей немного. Ей приходится брать много ребятишек, чтобы хоть как-то заработать себе на жизнь. Я, сэр, ее не защищаю. Но на такую работу мало найдется охотников.
— Значит, я не успокоюсь, пока не изменю существующих порядков! — отрезал Роуч.
В его искренности я не сомневался, но сомневался в способности многое изменить. Приходские власти стремились делать как можно меньше, чтобы уменьшить поток просящих о помощи. Неимущий сирота — бремя на плечах почтенных налогоплательщиков и потому дело нежелательное. Каждый грош, который тратился на сирот, приходские власти отдавали скрепя сердце.
Поттер словно и не слышал слов Роуча. Он ускорил шаг и еще больше увеличил расстояние между нами. Наконец, мы увидели крытый четырехколесный экипаж и подозвали его.
— Кому передать ребеночка? — спросила Дотти.
— Берите, Моррис! — приказал я. — Вы у нас человек семейный.
Моррис послушно протянул руки, и на них переложили малышку номер двадцать семь.
— Вы что, собираетесь везти в моем кебе младенца? — возмутился возница. — Его еще, чего доброго, стошнит на мои подушки… а то и что похуже!
— Вам оплатят все неудобства, — громко сказал Чарлз Роуч.
Возница, как и миссис Доусон, сразу признал благородного человека и кротко ответил:
— Хорошо, сэр.
— У меня предложение, — сказал Моррис, когда мы отправились в путь, и наше средство передвижения загрохотало по булыжникам мостовой. — По-моему, нехорошо, если молодая леди, миссис Крейвен, впервые увидит свою малютку в таком виде… Давайте сперва заедем к нам домой. Моя жена искупает малышку и переоденет ее в красивое платьице. Я знаю, у нее отложены детские вещи. Обе наши дочери уже замужем, и миссис Моррис ждет не дождется внуков!
Так мы и поступили. Миссис Моррис и ее сестра при виде ребенка громко ужаснулись. Выхватив девочку у доброго сержанта, женщины унесли ее и через некоторое время вернули чистенькую, в накрахмаленном белом батистовом платьице. Девочка преобразилась, хотя пройдет еще какое-то время, прежде чем в ее голубые глазки вернется жизнь.
Мы повезли ее в Челси. Когда горничная впустила нас, в холл выбежала моя милая Лиззи с криком:
— Она у вас? Ах, пожалуйста, скажите, что она у вас!
— Она у нас, — сказал я.
Лиззи разрыдалась; я впервые увидел, как она плачет, хотя нам уже случалось попадать в переделки. Я отвернулся и довольно долго смотрел в окно, на пустынную улицу. Не выйдет ничего хорошего, если инспектор столичной полиции во время исполнения своих служебных обязанностей даст волю эмоциям.
Потом, конечно, мне уже не нужно было так сдерживаться.
— Клянусь тебе, Лиззи, — пылко сказал я, когда она вышла проводить меня на крыльцо. — Когда я понял, что малышка жива и невредима… точнее, настолько невредима, насколько это осуществимо, находясь на попечении миссис Доусон… мне захотелось прокричать: «Аллилуйя!»
— Я очень рада за Люси, — призналась Лиззи. — Хотя… Бен, что ее ждет? Скорее всего, она останется в доме своего дяди Чарлза. Но… она так неопытна, а помочь ей некому. Им придется нанять няню. Но Люси нужно, чтобы рядом с ней был человек, который заботился бы о ней.
— Только не ты, Лиззи, — негромко заметил я.
— Я и не хочу… Если я соглашусь присматривать за Люси, рано или поздно я не выдержу, и будет скандал… Я имею в виду — между Чарлзом Роучем и мной. Я не смогу без конца держать язык за зубами… — Она вздохнула.
— У ее дяди Чарлза много всего на совести, — заметил я, — и он, несомненно, постарается загладить свою вину…
Неожиданно нас прервали. Рядом кто-то кашлянул, и мужской голос робко спросил:
— Извините… Но не знаете ли вы, дома ли мистер Чарлз Роуч?
Мы одновременно повернулись и увидели худого, бледного и довольно растрепанного молодого человека. Он стоял на тротуаре у подножия чисто вымытого крыльца со шляпой в руке.
— Кто его спрашивает? — осведомился я, не дожидаясь, пока ответит Лиззи.
Молодой человек покраснел и ответил:
— Моя фамилия Крейвен… Я недавно прибыл из Китая. На корабле я заразился лихорадкой и всю последнюю неделю лежал в меблированных комнатах в Бристоле. Я… женат на племяннице мистера Роуча и хотел бы узнать, где она.
Я повернулся к Лиззи и вопросительно поднял брови:
— Мне впустить его, Лиззи?
— Нет, — решительно ответила она. — Это сделаю я, если ты не возражаешь. Пойдемте со мной, мистер Крейвен. Вы приехали в очень удачное время.
Глава 22
— Нельзя было оставлять их наверху вместе, — ворчал Бен. — Если бы я пришел вовремя, я бы этого не допустил. Если бы я знал, что они вдвоем сидят наверху, когда я пришел, я бы немедленно послал туда Морриса, и он развел бы их по разным комнатам. Но к тому времени, как все выяснилось и мы разделили их, они провели вместе достаточно времени и успели сговориться.
— Извини, — не знаю в который раз ответила я, — мне в самом деле очень жаль. Такого я не предвидела.
— Да и как ты могла предвидеть? Нет-нет, Лиззи, ты ни в чем не виновата. Не думай, будто я тебя в чем-нибудь виню. Тебе ведь, в отличие от меня, не приходится каждый день иметь дело с преступниками. Я изучил все их уловки и знаю, что они способны создать себе алиби буквально из воздуха.
Поделиться книгой: