Черные глаза Бена зажглись воодушевлением. Теперь я не описывала природу, а излагала факты. «Бен Росс! — сердито подумала я. — Как же ты любишь факты!»
— Трудно сказать. Я заметила только темный силуэт. Поддеревом света почти не было. Тис раскидистый, очень старый, ему, наверное, не одна сотня лет. Но там кто-то стоял, — не сдавалась я. — Я заметила шевеление. Возможно, тот человек совершенно ни при чем… Под деревом мог прятаться кто-то из местных жителей, которому не хотелось нас беспокоить.
— Но во второй раз, — заметил Бен, — когда ты снова приходила на кладбище после встречи с Фиби Роуч у двери миссис Крейвен, ты увидела, что кто-то положил на могилку девочки букет полевых цветов. Как по-твоему, кто мог это сделать? По твоим словам, у миссис Крейвен не было возможности еще раз навестить могилу без тебя.
— Да, не было. И потом, Люси отрицает, что там лежит ее ребенок, так зачем ей носить туда цветы? По-моему, ни одна из сестер Роуч тоже не могла положить на могилку такой скромный букет, как и вообще какой-либо букет или венок. Знаешь, в «Прибрежном» об умершем ребенке вообще не говорят, как будто его и не было…
Про себя я подумала: бедное маленькое существо как будто не столько забыли, сколько стерли из памяти, как неверный штрих на рисунке. Только Фиби посмела шепотом выразить сожаление, но в коридоре, там, где ее не могли ни увидеть, ни подслушать. Даже Люси дождалась, пока мы выберемся из дома и окажемся на кладбище. Она показала мне могилу и лишь потом заговорила о своей потере. Ей как будто требовался какой-то предлог для того, чтобы говорить о своей дочери!
Вслух я сказала:
— Прошу тебя, Бен, в разговоре с ней постарайся не употреблять слова «смерть». Она не смирилась с потерей ребенка, а если ты будешь говорить так, словно девочка умерла, она очень разволнуется. Да и что здесь удивительного? Ее тетки ведут себя так, словно ребенка не существовало вовсе; они не проявляют к племяннице никакого сочувствия и не оказывают никакой поддержки в ее горе! Люси по-своему отозвалась на ужасное событие; она отрицает его. Бен, этот дом очень… нездоровое место. Такое у меня возникло чувство.
— Состояние рассудка миссис Крейвен… — начал Бен, но вдруг замолчал, вскинул руку вверх и показал в сторону вересковой пустоши: — Что там такое? Пожар?
Я стояла спиной к пустоши; мне пришлось повернуться в ту сторону. Вдали к небу поднимался черный дым; он медленно расползался по голубому небу, как грязное пятно. Пожар! Он мог начаться только на пустоши, среди сухого вереска и утесника.
Донесся грохот колес; к нам с большой скоростью приближалась какая-то повозка. Мы завернули за угол и подбежали к воротам как раз вовремя: мимо, грохоча и раскачиваясь, проехал крытый фургон. Лошади бежали легким галопом. В пестро раскрашенном фургоне сидели местные жители, вооруженные березовыми метлами. Зрелище показалось мне необычным. Они напоминали собрание ведьмаков, которые направляются на свой таинственный шабаш.
К нам подбежал запыхавшийся Гринуэй:
— Пожар на пустоши, сэр… и вы, мисс Мартин. Вон люди едут, чтобы тушить его. Мистер Бирсфорд держит наготове все, что нужно; как только кто-то увидит дым, он зовет работников со своей фермы, и они сразу же мчатся к месту пожара. Они лучше любой пожарной команды. Правда, у нас здесь и пожарной команды нет. Ближайшая находится в Хайте.
Он прищурился и обратился к Бену с озабоченным видом:
— Понимаете, сэр, примерно в том месте, откуда поднимается дым, поставили палатку Бреннан и его жена. Бедная женщина по-прежнему там. Гослинг запретил ей уходить. Не нравится мне это!
— Что? — вскричал Бен. — Я должен немедленно туда попасть! Вы меня проводите?
— Тогда я пошел седлать, — предложил Гринуэй. — Нам с вами придется скакать туда верхом, сэр. Дорог там нет, двуколка не пройдет. Можно пойти и пешком, но это отнимет много времени.
Я увидела выражение почти комического ужаса на лице Бена.
— Гринуэй, я не умею ездить верхом!
Гринуэй пытливо посмотрел ему в глаза:
— Тогда я оседлаю для вас пони, если вы не возражаете. Она смирная, спокойнее обычных лошадей, а если и сбросит вас, то падать невысоко. Еще одна выгода!
Бена такая перспектива совсем не обрадовала. Он поспешно распрощался со мной и следом за Гринуэем зашагал к конюшне. Лужайка перед воротами была сухой, поэтому в ожидании, когда вернутся верхом Бен и Гринуэй, я села, расправив юбку, и стала смотреть, как дым расползается по небу. Я молилась, чтобы миссис Бреннан не пострадала на пожаре. Я не могла забыть эту несчастную, забитую женщину. Ветер переменился, и мне показалось, что я чувствую запах горящего утесника и вереска. Глаза щипало от мелких частичек пепла. Я вытерла выступившие слезы и задумалась. Может, уйти в дом? Интересно, быстро ли распространяется пламя. Не угрожает ли нам здесь опасность?
Скоро я услышала цокот копыт. Гринуэй, как мне показалось, взял себе одну из лошадей, которую обычно запрягали в экипаж; сейчас лошадь временно находилась без работы из-за сломанной оси. Бен с несчастным видом трусил следом на маленькой пони с овечьей шеей, которая раньше тащила двуколку.
— Я бы снял шляпу и помахал вам, мисс Мартин! — крикнул он, когда они проезжали мимо. — Но мне нужно держаться за гриву обеими руками!
Я улыбнулась и помахала им, хотя, по правде говоря, ничего веселого в той сцене не было. Они ускакали. Я с трудом встала, отряхнула юбку и поспешно направилась к дому, радуясь, что избавлюсь от едкого дыма. Я надеялась, что с Беном ничего не случится, но… Известно, что лошади боятся огня. Что, если его пони понесет? Занятая своими невеселыми мыслями, я вошла в дом через парадную дверь.
Еще в холле я услышала голоса из-за закрытой двери справа. Я знала, что там находится малая гостиная; там Люси пряталась от Лефевра. Раньше я уже заглядывала в малую гостиную; то была довольно мрачная комната, заставленная старой мебелью. Меня не удивляло, что ею предпочитают не пользоваться. Но теперь из-за двери доносились мужской и женский голоса. Я насторожилась. Ночью в день приезда я слышала в парке разговор мужчины и женщины… Может быть, сейчас в малой гостиной секретничает та же пара? Выяснить это можно было лишь одним способом. Тактичность и хорошие манеры запрещали мне входить, но я понимала: до тех пор, пока не увижу их, любопытство будет мучить меня… Я распахнула дверь.
Они сдвинули головы и, казалось, были поглощены серьезным разговором. Когда я ворвалась в малую гостиную, они сейчас же прервали беседу и повернулись ко мне. Я увидела доктора Лефевра и миссис Уильямс.
Мой приход явно им помешал. Они резко отстранились друг от друга. Лефевр первым взял себя в руки:
— А, мисс Мартин! Мы с миссис Уильямс смотрели на дым из здешнего окна. Миссис Уильямс считает, что это горит утесник.
— Эндрю Бирсфорд послал на место пожара своих работников; у него на ферме что-то вроде пожарной команды, — сообщила я. — И инспектор Росс тоже поехал туда вместе с Гринуэем.
Они вполне могли все видеть из окна; я не сообщила им ничего нового. Уильямс извинилась сквозь зубы и, не глядя на меня, вышла прочь.
— Неужели инспектор занимается и пожарами? — удивленно спросил Лефевр, глядя на меня в упор.
— Нет, но этот — дело особое. По словам Гринуэя, загорелось примерно в том месте, где стояла палатка Бреннанов. Скорее всего, миссис Бреннан по-прежнему там. По-моему, Гринуэй боится, как бы она не пострадала.
— В самом деле? Наверное, стоит сообщить обо всем мисс Роуч. Прошу меня извинить…
Я посмотрела ему вслед и подошла к окну. Вдали к небу спиралью устремлялся дым, но, кроме него, почти ничего не было видно. Мешала живая изгородь из лавра, окружавшая «Прибрежный». Если бы доктор и миссис Уильямс поднялись наверх, они бы куда лучше разглядели, что происходит на пустоши… Впрочем, пожар их, по-моему, интересовал мало. До моего прихода они явно обсуждали что-то другое.
И почему они стояли так близко друг к другу и беседовали, как заговорщики? Я заподозрила, что они познакомились гораздо раньше, чем мне казалось.
Глава 14
Лошадей я люблю, но это не значит, что я люблю ездить верхом. Я с завистью поглядывал на Гринуэя, опередившего меня. Казалось, он и лошадь слились в одно целое. Ну а я… Всякий раз, когда седло уходило вниз, меня подбрасывало вверх, а при каждом подскоке пони я довольно чувствительно ударялся о седло. Наверное, пони тоже было неприятно нести такого неопытного всадника; она трясла головой, вскидывая ее, прядала ушами и оборачивалась, укоризненно глядя на меня большими глазами. Впрочем, спустя какое-то время я понял, что кобылка вполне понятлива и не станет сбрасывать меня на землю из чистого озорства или презрения. Если я и упаду — по собственной неопытности, а не по вине лошадки, то падать невысоко. К тому же под нами мягкая, рыхлая земля… Я немного успокоился, приноровился к легкому галопу. Вскоре я с радостью понял, что, если постараюсь, сумею двигаться в унисон с животным. Если бы наше поручение не было столь серьезным, я бы, наверное, даже получил от поездки удовольствие.
До места мы добрались сравнительно быстро. В ноздри нам ударил едкий запах спаленного дерева. Вокруг нас кружили обгоревшие частички растений. Дым ел глаза.
Гринуэй обернулся и крикнул:
— Сэр, закройте нос и рот платком!
Сам он тут же последовал собственному совету, и я поспешил сделать то же самое. Закрыв лица, как два бандита с Сардинии, мы приблизились к краю поляны, на которой стоял фургон с фермы Бирсфорда.
Теперь мы не только видели, но и слышали пожар. Наши скакуны испугались рева пламени и попятились.
— Держитесь крепче! — крикнул Гринуэй. Он спешился и привязал поводья своей кобылы к задку фургона. Кашляя, так как едкий дым попал ему в рот, конюх подошел ко мне и помог мне спешиться, стащив меня на землю, как мешок с картошкой.
— Спасибо, Гринуэй!
Я надеялся, что не до конца потерял достоинство в его глазах. С непривычки я немного пошатывался; вначале мне трудно было освоиться на своих ногах.
Гринуэй привязал пони рядом с лошадью, и я увидел, что к нам кто-то идет. Как и у нас, лицо у него было повязано платком. Когда человек приблизился, он снял платок. Его лицо оказалось комично разделено на две половины: верхняя почернела от дыма, а нижняя осталась белой.
— Как дела, мистер Бирсфорд? — крикнул Гринуэй.
Значит, это и есть Бирсфорд, сосед, которого так неприветливо встретили в «Прибрежном»!
— У нас все получится, но лишние руки не помешают, — ответил он на вопрос конюха. Покосившись на меня, он спросил: — Вы и есть тот инспектор из Лондона? Извините, руки не подаю — у меня они слишком грязные.
Мы с Гринуэем поспешили предложить свою помощь.
— Хорошо, хорошо! — воскликнул Бирсфорд. — Там вы найдете пару метел.
Мы сняли сюртуки и бросили их вместе с шляпами в фургон, затем вооружились березовыми метлами и последовали за Бирсфордом. Он хрипло объяснял и давал указания на ходу, руками указывая направление.
— Нам повезло. Ветер несет пламя к болоту, и, когда пожар доберется туда, он погаснет сам по себе. Но нельзя допустить, чтобы огонь пошел в другие стороны. Мои люди стали полукругом и сбивают огонь, постепенно перемещаясь от краев к центру. Найдите себе место и приступайте!
— Видели вы жену Бреннана? — крикнул я, заметив, что Бирсфорд уходит.
— Никого не видел! — ответил он; я едва расслышал его слова в треске и рычании пламени. Огонь пожирал все новые кустики вереска и утесника.
После этого начался… наверное, не стоит употреблять морской термин «аврал», потому что на кораблях есть помпы, которыми качают воду, а воды у нас не было. Некоторое время все были очень заняты. Мы работали не покладая рук. Пот катился с меня градом. Я ступал по дымящейся земле; раскаленная почва прожигала подошвы сапог. Ступни у меня горели, но подумать о них не было времени. Наверное, лицо мое и одежда так же почернели, как и у людей, работавших слева и справа от меня. С непривычки ныли руки — метла оказалась довольно тяжелой. Время от времени она загоралась, и приходилось тушить ее. И все же постепенно нам удалось сбить пламя; огонь шипел и угасал, как и предсказывал Бирсфорд. Под ногами у меня захлюпало; посмотрев вниз, я увидел, что сквозь грязь сочится бурая жидкость. Мы добрались до края болота.
Солнце стояло очень высоко, когда мы наконец побросали на землю метлы, точнее, то, что от них осталось, и остановились перевести дух. В горле у всех пересохло. Мы едва могли говорить; из горла вырывался лишь хрип. Мы стали похожи, как братья: все в почерневшей одежде, с закопченными лицами. У меня, начавшего жизнь на шахте в родном Дербишире, возникло странное чувство. Я как будто перенесся назад, в свою юность, и смотрел, как из шахты выходит очередная смена рудокопов, черных с головы до ног от угольной пыли.
— Спасибо вам большое! — прохрипел Бирсфорд, подходя ко мне и пожимая мне руку. — Извините, что встретил вас не слишком вежливо.
— Вам пришлось заботиться о более важных вещах, — с трудом ответил я. — Кстати, я и сам собирался к вам заехать… Однако сейчас неподходящее время для беседы.
— Приходите вечером ужинать, — пригласил Бирсфорд. — Часов в восемь или когда захотите. А сейчас возвращайтесь в «Желудь» и попросите хозяйку согреть вам воды.
— Не могу, — возразил я. — По словам Гринуэя, где-то здесь была вдова убитого Бреннана… Я должен выяснить, что с ней случилось.
— Мы сейчас ее поищем! — тут же сказал Бирсфорд.
Он созвал свои усталые войска, и они снова медленно и методично принялись обшаривать пожарище. Спустя какое-то время мы с Гринуэем, стоявшие на раскисшем краю болота, увидели, что к нам кто-то приближается и несет нечто, завернутое в брезент.
Подойдя, работник протянул нам свою находку:
— Похоже на сковородку, сэр. Осторожнее! Ужасно горячо.
Гринуэй осторожно взял сверток и тут же, охнув, бросил его в коричневую лужу рядом с нами. К моему удивлению, сковородка с громким шипением полностью ушла под воду. Гринуэй нагнулся и вытащил ее, теперь остывшую. Он вернул жилет, в который оказалась завернута находка, его владельцу, а сковороду передал мне.
Несмотря на купание, она оставалась теплой.
— А здесь глубоко, — заметил я, указывая на лужу.
— Да ведь это не природная лужа, — ответил Гринуэй. — Мы их зовем цыганскими колодцами.
Увидев мое озадаченное лицо, конюх поспешил объяснить:
— Скажем, вы стали лагерем где-то здесь, где нет проточной воды. Что делать? Под землей вода есть, поэтому вы роете глубокую яму. Уходите ненадолго, а когда возвращаетесь, ваша яма полна воды. Но пить ее нельзя. Эта вода нехорошая, грязная. Вы вычерпываете ее до тех пор, пока яма снова не опустеет, и снова ждете. Вскоре вода снова просочится наверх и заполнит яму, и на сей раз она вполне годится и для питья, и для готовки. Первая порция воды собрала всю грязь и послужила своего рода фильтром. Вот, видите… — Гринуэй зачерпнул воды и отпил, а остатки размазал по своему грязному лицу.
Я довольно нерешительно последовал его примеру. Несмотря на солоноватый привкус, вода оказалась вполне пригодной для питья.
Гринуэй кивнул:
— Да, такие ямы у нас называются цыганскими колодцами. Вот как поступают путешественники, если у них нет других источников воды.
— Значит, эту яму выкопали цыгане?
— Очень может быть, — ответил Гринуэй.
— А может, ее выкопал Бреннан? Он ведь поставил где-то здесь палатку…
— Может, и он. — Мрачно покосившись на яму, Гринуэй продолжал: — Но для лошадей такие колодцы опасны. Если она случайно попадет сюда, то может споткнуться, упасть и сломать ногу. Ну а если на лошади всадник, ему крупно повезет, если он не сломает ключицу или шею.
К нам подошел Бирсфорд:
— Мы не нашли женщину; только сковородку и пару жестяных тарелок, искореженных от огня. — Он посмотрел мне в глаза. — Еще мы нашли обуглившийся труп, но не человеческий, а лошадиный… Должно быть, пони подох еще до пожара. Обычно пони вовремя убегают от пожара на пустоши и очень редко попадаются в огненную ловушку. Во всяком случае, никаких человеческих останков мы не обнаружили.
— Хорошая новость, — ответил я. — Спасибо, что организовали поиски. И все же непонятно, где она.
— Я должен возвращаться, и мои ребята тоже, — сказал Бирсфорд. — Итак, жду вас в восемь!
Мы с Гринуэем медленно поскакали назад. Мне не очень удобно было смотреть на него снизу вверх. Но теперь мы успокоились и ехали мирно, как люди, которые вместе выполнили сложную задачу. Я понял, что более удобной возможности поговорить с конюхом у меня не будет.
— Расскажите о Бреннане, — попросил я. — Как я понял, его здесь не слишком жаловали, хотя особых причин для неприязни как будто не было?
— Верно, сэр. Некоторые наши, особенно те, кто постарше, довольно суеверны. — Гринуэй посмотрел на меня смущенно, будто извиняясь. — Старики считали, что крысолов приносит несчастье. Наверное, все дело в том, что он зарабатывал себе на хлеб таким ремеслом… ну и еще держался ото всех в стороне. Некоторые мамаши, какие поглупее, даже угрожали непослушным детям, что их, мол, «заберет Джед Бреннан»! После такой угрозы даже самый капризный малыш делался кротким, как ягненок.
— Почему считали, что он приносит несчастье? — не сдавался я.
Гринуэй, явно смутившись, забормотал:
— Да так… ерунда, слухи. Если горничная разбивала кувшин, когда Бреннан был рядом, она во всем винила крысолова. И так с любой мелочью, был он рядом или нет! Конечно, если что-нибудь случалось, а он в самом деле находился рядом…
Конюх умолк и, подавшись вперед, похлопал лошадь по шее.
— Например? — спросил я с напускной беззаботностью.
— Да ничего такого особенного, сэр.
— И все-таки? — не отставал я.
Гринуэй поерзал в седле.
— Один его терьер убил кота на кухне в «Прибрежном».
— Как это случилось?
— Откуда же мне знать, сэр? Кухарка клялась, что заперла кота в доме. У нас на конюшне завелась пара крыс, вот и позвали крысолова с двумя псами, чтобы их извести. Надо сказать, собаки его работали аккуратно; приятно посмотреть. И так быстро, что просто не верится. Один подскакивает к крысе, хватает ее, тряхнет пару раз — и готово, шея сломана. Потом пес бросал дохлую крысу и бежал за другой. Они очистили конюшню, не успел я и глазом моргнуть!
Гринуэй замолчал; мне показалось, что продолжать ему не хочется.
Он как будто обо всем рассказал, кроме кота… я чувствовал, что коту еще предстоит сыграть свою роль, и напомнил конюху о его словах.