Папочка ушел на охоту

— Да, тут я с тобой согласен, новость хорошая. Как часто он там бывал, по их мнению?

— Судя по найденным газетам — регулярно, и они уверены, что бродяга находился в фургоне в ночь взрыва.

— Значит, если он не виновник, то возможный свидетель.

Дуглас Коннелли даже думать не хотел о том, что это может означать. Он закончил разговор.

Глава 45

После беседы с Джеком Уортом инспекторы Фрэнк Рамси и Натан Клейн въехали на Манхэттен по мосту Пятьдесят девятой улицы. Когда они остановились возле престижного дома, где жил Дуглас Коннелли, привратник сказал, что тот только что вернулся. Они поднялись наверх, и повторилась сцена, которую они наблюдали несколько дней назад. Сандра открыла дверь и провела их в библиотеку, где сидел Коннелли с выпивкой в стакане.

— Я хотела вас предупредить, что у Кейт поднялась температура и Дуглас очень расстроен, — вздохнула Сандра. — Надеюсь, вы не станете его задерживать, ему необходимо отдохнуть и поесть. Бедняжка очень устал.

— Мы оба сожалеем, что состояние мисс Коннелли ухудшилось, — искренне сказал Фрэнк Рамси. — Если мистер Коннелли собирается вернуться в больницу, мы его поймем и приедем завтра утром.

— Нет. Его другая дочь играет роль мученицы. Она хочет побыть вдвоем с сестрой.

— Довольно, Сандра. — Коннелли встал со стаканом в руке. — Так что это за история про бродягу, который, возможно, живет в фургоне?

— Жил в фургоне, мистер Коннелли, — уточнил Фрэнк.

— Насколько я понимаю, это могло продолжаться несколько лет?

— По меньшей мере два года. Мы нашли старые газеты с соответствующими датами.

Дуглас Коннелли сделал большой глоток из стакана с водкой.

— Невероятная история, но, кажется, я начинаю понимать, как такое могло произойти. Вы видели навес, под которым стояли фургоны. С одной стороны он открыт, но с трех других — стены. Этот фургон был припаркован за другими. В последние несколько лет постоянно использовали только два фургона из четырех. А два других служили естественной ширмой для разбитого фургона.

В тех случаях, когда предстояла доставка товара на большие расстояния, водитель выезжал поздно вечером или рано утром. Однако ни у одного из них не было никаких оснований заглядывать в старый фургон. Если живший там человек уходил до того, как люди появлялись на своих рабочих местах, его никто не мог заметить. Или если бродяга оставался в фургоне весь день. Естественно, ему требовались еда и туалет, поэтому он почти наверняка уходил рано утром, пока вокруг никого не было, а возвращался поздним вечером.

— Думаю, вы правы, — согласился Натан Клейн. — Наши люди опрашивают соседей. Некоторые замечали оборванного бродягу возле комплекса ранним утром, но рядом много складских помещений, где ночуют бездомные.

— Есть и еще одна деталь, мистер Коннелли, — вмешался Фрэнк. — Мы считаем, что бродяга мог находиться в фургоне в момент взрыва. Возможно, он свидетель событий, которые произошли в ту ночь.

Прищурившись, он наблюдал за реакцией Коннелли.

— Мы знаем, что моя дочь Кейт и Гас Шмидт находились в комплексе. Но даже если бродяга видел их вместе, он не может знать, что Кейт заманил туда Гас Шмидт.

— Такой будет официальная линия партии, — саркастически заметил Рамси, когда они вместе с Клейном возвращались в Форт-Тоттен, чтобы написать рапорт.

Покончив с этим, они сели в свои машины и поехали по домам, уставшие до последней степени.

Глава 46

В половине одиннадцатого утра в понедельник температура Кейт поднялась до сорока градусов. Доктор Патель провел всю ночь в больнице. Медсестра сказала Ханне, что он лег немного поспать в соседней комнате, но, если потребуется, тут же вернется к постели Кейт. Ханна, лишившись способности думать, в слезах сидела у постели сестры. Иногда Кейт начинала шевелиться, тут же срабатывал сигнал вызова, к ней поспешно подходила медсестра, чтобы проверить, в порядке ли капельницы, через которые в вены постоянно поступали лекарства.

К семи часам на следующее утро температура упала. Медсестра с широкой улыбкой попросила Ханну выйти в приемную, пока они будут менять простыни и ночную рубашку Кейт, пропитавшиеся потом.

Когда Ханна, ослабевшая от облегчения, вошла в приемную, она обнаружила ждавшего ее священника. Он встал и тепло ее приветствовал. Это был высокий худощавый человек лет шестидесяти с проницательными карими глазами. Его пожатие оказалось теплым и ободряющим.

— Здравствуйте, Ханна, — сказал он. — Я отец Дэн Мартин. Я только что побеседовал с врачом, поэтому знаю, что Кейт стало лучше. Едва ли вы меня помните, но когда вы были совсем маленькой, ваша семья посещала церковь Святого Игнатия де Лойолы.

— Да, действительно, — не стала спорить Ханна.

Она почувствовала укол совести. С тех пор как Кейт купила квартиру в Вест-Сайде, а она сама перебралась в Виллидж, обе посещали церковь только по большим праздникам.

— В последние годы я не служу в этой церкви, — продолжал отец Дэн. — Однако я стоял за алтарем во время погребальной мессы по вашей матери и дяде. Тогда я только получил сан и после того несчастного случая часто думал о вашей семье. Вы были совсем ребенком, но ваша сестра там присутствовала. Ей исполнилось три года, и она держала вашего отца за руку. Я участвовал во многих погребальных церемониях, но эту запомнил навсегда. С тех пор я постоянно молился за Кейт и сейчас зашел сюда для того, чтобы узнать, не станете ли вы возражать, если я немного с ней посижу.

После небольшой паузы он продолжал:

— Кейт была такой красивой девочкой с длинными светлыми волосами и удивительными голубыми глазами… Два гроба стояли в нефе, а она пыталась стянуть покров с одного из них, словно знала, что там покоится тело ее матери.

— Тогда собралось множество репортеров, — сказала Ханна. — Я видела телевизионную запись. Это была ужасная катастрофа. Две другие погибшие пары хорошо знали в финансовых кругах.

Отец Мартин кивнул:

— После похорон я навестил вашего отца, и с тех пор нас связывали дружеские отношения. Он находился в ужасном состоянии. Потеря вашей матери, брата и друзей произвела на него тяжелое впечатление. Он постоянно плакал. Дуглас Коннелли находился в полнейшем отчаянии. Он сказал мне, что, если бы не маленькие дочери, он бы все отдал, чтобы погибнуть во время того несчастного случая.

«С тех пор он полностью оправился», — подумала Ханна, но ей тут же стало стыдно.

— Я знаю, как сильно он любил мою мать, — проговорила она. — Когда мне было тринадцать, я спросила его, почему он больше не женился. Он ответил, что такой же вопрос задали Роберту Браунингу, когда умерла Элизабет Баррет Браунинг. Поэт ответил, что не мог оскорбить память умершей жены.

— Через несколько месяцев после похорон меня отправили в Рим, в Папский Григорианский университет, и я потерял связь с вашим отцом. Сейчас я бы хотел его навестить. Вы можете дать мне номер его телефона?

— Конечно.

Ханна продиктовала номера домашнего и сотового телефона Дугласа и чуть не добавила телефон комплекса, но вовремя остановилась. Отец Мартин все записал.

— После двенадцати лет обучения в академии Пресвятого Сердца мне бы следовало позаботиться о соборовании Кейт, — после некоторых колебаний сказала Ханна.

— Я собирался сделать вам такое же предложение, — тихо ответил отец Мартин. — Очень часто, даже в наши дни, люди боятся, что соборование — верный признак того, что человек должен умереть, но они ошибаются. Это еще и молитва о том, чтобы человек поправился.

Когда медсестра вернулась, чтобы пригласить Ханну обратно в палату, они обнаружили, что Кейт погрузилась в глубокий спокойный сон.

— Она постоянно находится под воздействием сильных лекарств, но иногда произносит какие-то слова, — прошептала Ханна. — Однако врач утверждает, что они, как правило, лишены смысла.

— Я был свидетелем множества случаев, когда человек, по всем признакам находящийся в коме, воспринимает почти все, что происходит вокруг. — Отец Мартин открыл черный кожаный чемоданчик, который принес с собой, вытащил из него сложенную столу [14], поцеловал и положил себе на шею. Потом он открыл маленький флакон с миро. — Это чистое оливковое масло, благословленное епископом, — сказал он Ханне. — Церковь выбрала оливковое масло из-за его целительного и укрепляющего действия.

Ханна смотрела, как он окунает палец в миро и крестит лоб и руки Кейт.

«Целительное и укрепляющее действие», — подумала Ханна, слушая молитвы отца Мартина.

Впервые с того момента, как Ханна узнала о несчастном случае с Кейт, она ощутила умиротворение и начала верить, что сестра полностью поправится и сможет объяснить, что же произошло в комплексе, когда она находилась там рано утром с Гасом.

«Возможно, я слишком строга к отцу, — подумала она. — Он с самого начала боялся, что пожар устроила Кейт. Может быть, он беспокоился не только о страховке. Нельзя исключить, что он опасался многолетнего тюремного заключения для Кейт, когда она поправится. Может быть, мне следует быть с ним помягче».

Когда через несколько минут они покинули Кейт, Ханна подошла к медсестре, сидящей за столиком дежурной. Они уже успели познакомиться, и медсестра обращалась к ней по имени.

— Ханна, надеюсь, вы сейчас поедете домой, — сказала она.

— Да, так я и сделаю, — ответила девушка. — Приму душ и переоденусь. Модельный бизнес не стоит на месте, поэтому я не могу подолгу не появляться в офисе. К тому же сейчас я уже не боюсь оставить Кейт.

Отец Дэн подождал, пока Ханна заберет сумку и пальто, и они вместе вышли из больницы.

— Буду с вами откровенна, — сказала Ханна, когда они оказались у двери. — Я не слишком хорошо относилась к моему отцу с тех пор, как случилось несчастье с Кейт. Это длинная история, но вы заставили меня задуматься, и я очень надеюсь, что вы скоро с ним встретитесь. Я знаю, для него тогда многое изменится.

Глава 47

Тим Флеминг был старшим пожарным инспектором, перед которым отчитывались Фрэнк Рамси и Натан Клейн. За те пять дней, что прошли после взрыва в Комплексе Коннелли, они ежедневно писали для него рапорты. Утром во вторник, после освежающего ночного сна, они собрались в его офисе в Форт-Тоттене.

Флеминг, крепко сбитый мужчина под шестьдесят, с волосами цвета соли с перцем и лицом профессионального игрока в покер, тщательно изучил все отчеты и сразу приступил к обсуждению наиболее существенных фактов. У него был низкий, хорошо модулированный голос.

— Этот тип Коннелли и его управляющий держали на парковке разбитый фургон в течение пяти лет? Будет любопытно узнать, действительно ли пьяный водитель врезался всего лишь в дерево, а не в какого-нибудь несчастного парня на велосипеде.

— Кузов фургона тщательно проверили на наличие следов крови или человеческой плоти, — заверил Натан Клейн босса. — Он и в самом деле врезался в дерево. Это был уже мертвый вяз.

— Значит, пьяный водитель спас владельца дома от неприятностей — ведь мертвое дерево могло во время бури рухнуть на его дом, — заметил Флеминг. — Какой чудесный человек.

Рамси и Клейн улыбнулись. Их босс часто делал подобные замечания. Однако Флеминг тут же перешел к делу:

— В фургоне найден блокнот, принадлежавший Джейми Гордон, но из этого еще не следует, что она сама туда его принесла.

— Совершенно верно.

— А у обитавшего там бродяги не было приводов в полицию?

— Пока мы ничего не смогли обнаружить. Отпечатки пальцев не удалось идентифицировать.

— Ладно. Мы созовем пресс-конференцию в полдень, чтобы сообщить о том, что бродяга мог находиться рядом с комплексом во время взрыва. Насколько я понял, описание бродяг из блокнота Джейми Гордон уже разосланы во все полицейские участки города.

Клейн и Рамси кивнули.

— Полицейские хорошо знают бездомных. Меня не удивит, если они в самое ближайшее время найдут кого-то из них и приведут к нам. Комиссар решил, что мы передадим копию семейной фотографии средствам массовой информации. Однако пресса ничего не должна знать о блокноте Джейми Гордон. Парней из криминалистической лаборатории предупредили, чтобы они держали язык за зубами.

— Мы им так и сказали, — подтвердил Рамси.

— История про бродягу даст средствам массовой информации пищу для размышлений, — продолжал Флеминг. — Они не сомневаются, что дочь Коннелли, пострадавшая во время взрыва, сама его устроила вместе со своим приятелем Шмидтом.

Тим встал, показывая, что встреча закончена.

— Ровно в двенадцать часов, — сказал он. — Кстати, вы неплохо поработали, парни. Впрочем, меня это не удивляет.

Три часа спустя на пресс-конференции было сделано сенсационное сообщение о возможном присутствии бродяги во время взрыва в Комплексе Коннелли. Копии фотографии молодой пары с ребенком стали всеобщим достоянием. После недельных рассуждений о поджоге, который устроили Кейт Коннелли и Гас Шмидт, новая информация позволила репортерам заполнить первые страницы газет свежими гипотезами.

К двум часам дня фотография, сделанная более сорока лет назад в скромном домике на Стейтен-Айленде, появилась в Интернете.

Фрэнк Рамси, в отличие от Натана Клейна, считал, что снимок как-то связан с бродягой.

— Могу спорить, что фотографию кто-то выбросил на помойку, когда наводил порядок в доме, — сказал Натан. — Когда подруга моей жены Сары, Кэт Леблан, потеряла бабушку, ей достались ящики, забитые старыми снимками. Большинство из них были сделаны восемьдесят или девяносто лет назад — кузены бабушки, люди, которых Кэт никогда не видела. Сара спросила у нее, собирается ли она притащить все это домой и засунуть в подвал, чтобы через тридцать или сорок лет их дети выбросили всё не глядя.

— И что сделала подруга твоей жены? — спросил Фрэнк, вспомнив, что у его собственной матери лежат полные коробки фотографий давно умерших родственников.

— Кэт сохранила снимки бабушки. Потом оставила те, на которых были известные ей люди, а остальные порвала и выбросила.

— А я все равно считаю, что фотография из фургона окажется полезной, — настаивал на своем Фрэнк. — И мне очень хочется нанести Лотти Шмидт еще один визит. Ответ по запросу из Внутренней налоговой службы должен прийти сегодня. Если Гас Шмидт действительно заплатил налоги после выигрыша в лотерею, то, как говорит мой отец, я готов съесть свою шляпу.

— Твоей шляпе ничего не грозит, — заверил Клейн. — Я позвоню туда сегодня и скажу, что на этот раз срочно — значит срочно.

Глава 48

Социальному работнику Ширли Мерсер, привлекательной черной женщине лет пятидесяти, поручили навестить Клайда в больнице. Она появилась возле его постели в палате в Беллвью [15] во вторник во второй половине дня. Он принял ванну, его побрили и подстригли. Клайд страдал от серьезного бронхита, но за девятнадцать часов, которые здесь провел, его температура стала нормальной, и он хорошо поел. В самое ближайшее время Клайда должны были выписать, и Ширли организовала его переезд в одну из гостиниц, которые находились на городском содержании.

Перед тем как навестить Клайда, Ширли изучила его досье. Персонал ночлежки, где он потерял сознание, знал о нем совсем немного. Он довольно редко появлялся там и каждый раз называл другую фамилию. Однако они считали, что имя он говорил правильно. Он всякий раз заявлял, что его зовут Клайд. Клайд Хант, Клайд Хантер, Клайд Холлинг, Клайд Хастингс. Хастингсом он назвался прошлой ночью, когда пришел в себя и ждал приезда машины «Скорой помощи».

Регулярные обитатели ночлежки сказали директору, что знают его уже много лет.

— Он всегда сам по себе. Приходит и уходит один. Ни с кем не хочет разговаривать. И приходит в ярость, если кто-то подходит к нему на улице. А в последние два года его никто не видел ночью. Все решили, что он нашел себе убежище.

Еще один бродяга заявил, что в субботу вечером Клайд ударил Сэмми, когда тот попытался провести ночь рядом с ним в дверном проеме.

«Однако у него не было приводов в полицию и судимостей», — отметила Ширли. Очевидно, он уже много лет был бездомным. Клайд сказал медсестре, что ему шестьдесят восемь лет, что могло соответствовать действительности. И лишь одно не вызывало сомнений: если он останется на улице, то умрет от пневмонии.

Вооружившись этими сведениями, Ширли уселась возле Клайда. Его глаза оставались закрытыми. Хотя кожа на лице покрылась пятнами, а от крыльев носа к уголкам рта шли глубокие морщины, она видела, что в молодости он был красивым мужчиной.

Мерсер прикоснулась к его руке, он тут же открыл глаза и резко приподнял голову.

— Прошу меня извинить, мистер Хастингс, — мягко проговорила она. — Я не хотела вас напугать. Как вы себя чувствуете?

Клайд опустил голову на подушку и посмотрел на доброжелательную женщину, сидевшую возле его постели. Потом у него начался приступ тяжелого хриплого кашля. Наконец приступ прошел, и он снова с облегчением опустился на подушку.

— Не слишком, — ответил он.

— Очень хорошо, что вас доставили сюда вчера вечером, — сказала Ширли. — В противном случае у вас бы уже началась пневмония.

Клайд смутно помнил, что потерял сознание, когда вошел в ночлежку. Потом ему в голову пришла другая мысль.

— Моя тележка! Мои вещи! Где они?

— Персонал больницы все сохранил, — быстро ответила Ширли. — Клайд, ваша фамилия действительно Хастингс?

— Да. А почему вы спрашиваете?

— Иногда вы называли себя иначе.

— Временами я начинаю все путать.

— Понятно. Клайд, у вас есть семья?