Но теперь этот вариант отпадал полностью.
Седьмого ноября Люба словно отрезала ножом сам факт их знакомства.
Звонить её родителям? Но они ему тоже больше не доверяют, да и не получится тут без Любы ничего…
Пока он предавался таким нерадостным мыслям, ноги сами несли его вниз по эскалатору станции метро «Арбатская», в вагон, на пересадку и снова в вагон, и дальше, в штаб Молодёжного Альянса.
Маркин оказался на месте, несмотря на довольно позднее время — было почти десять часов вечера. Он сидел за компьютером в кабинете в глубине помещения и писал какую-то статью.
— Что это ты на ночь глядя? — удивился Сергей, открывая дверь Виталику. Ни акций, ни собраний в этот день не планировалось, и лидер организации был один в штабе в столь неурочный час.
— Мне надо срочно с тобой поговорить, — ответил Виталик, — на улице. В моей жизни произошло довольно странное событие, и мне нужен совет.
— Хорошо, пойдём, — Маркин набросил куртку на плечи, закрыл штаб на один оборот ключа, и они направились во дворы.
— Не помню, рассказывал ли я тебе про моего отца, — начал Виталик, когда они зашли за угол соседнего дома, — он в советское время занимался военными технологиями. Когда не стало Советского Союза, он подался в бизнес, и в девяносто третьем его убили, — Нецветов говорил нервно, кусая губы, и Сергей слушал, не перебивая, — но у нас осталась его докторская диссертация, которую он не успел защитить, и ещё некоторые материалы к ней. А теперь самое главное — сегодня, понимаешь, сегодня, пятнадцать лет спустя, на меня вышел какой-то Стивенс, чёрт его знает, кто он есть. Представился, что он из компании «Боинг», вот, смотри, — свет дворового фонаря упал на глянцевую визитку в руке Виталика, — говорит, ему нужны эти документы, хочет за них хорошо заплатить. Но я ему не верю, понимаешь, не верю, очень уж тут что-то нечисто. Не коммерсант он, мне кажется…
Маркин задумался.
— Денег-то много предлагал?
— Да я не спрашивал ещё… Я сказал, мне в принципе с матерью посоветоваться надо. Не лежит у меня душа к этому Стивенсу, такое впечатление, что это какая-то натовская сволочь…
Дрожащими от волнения руками Виталик долго не мог зажечь сигарету.
— Ты сам-то как считаешь, эти документы представляют ценность? — спросил Сергей.
— Мне сложно судить. Но думаю, что да.
— Знаешь, по твоему рассказу мне кажется, что это действительно коммерсант. И сказать честно — никаких идеологических препятствий к тому, чтобы тебе заработать денег, я не вижу.
Виталик чуть не задохнулся от негодования.
— Погоди, погоди. Всегда надо рассматривать ситуацию с той точки зрения, кто твой главный враг. Наш главный враг — режим Путина. Продавая информацию, пусть даже каким-нибудь авантюристам, мы режиму ничем не помогаем. А деньги тебе, как я понимаю, будут далеко не лишними. В конце концов, не нужны тебе — приноси в организацию или сам потрать на что-нибудь полезное для общего дела. Смотри только, чтобы не кинули, а то отдашь ценные документы задёшево… И себе, конечно, копию обязательно оставь. Пригодится.
— Я тебя понял, — ответил Виталик. — Спасибо за совет. Я подумаю.
Молча проводив Сергея до дверей штаба, он не стал заходить внутрь, а попрощался и пошёл к станции метро, теребя в кармане мобильный телефон.
Снегопад усиливался.
Подойдя к метро, Виталик свернул во двор, сел на скамейку и набрал номер, который всего месяц назад решил не набирать никогда в жизни.
Прижав трубку к уху, он с замиранием сердца слушал длинные гудки.
— Слушаю, — ответил наконец голос в трубке.
— Здравствуйте, Владимир Иванович. Это говорит Нецветов из Молодёжного Альянса революционных коммунистов. Мне очень нужно с Вами встретиться, только как можно скорее. Есть срочная информация, которую я должен Вам сообщить.
Виталику показалось, что Артюхин даже не удивился, как будто ждал этого звонка почти в одиннадцать часов вечера.
— Приезжайте сейчас на Чистые пруды, — ответил он. — У меня сегодня ночное дежурство по графику, я готов Вас принять.
— Спасибо, я буду через полчаса, — сказал Виталик.
Это была ложь. В эту ночь у майора Артюхина не было никакого дежурства. Но он находился на рабочем месте и ждал именно этого звонка.
Полупустой поезд снова нёс в сторону центра Виталика, совершенно не думавшего в этот момент о том, что не всякую ошибку в жизни можно исправить.
Через сорок минут он уже сидел за столом напротив Артюхина и чашкой горячего кофе пытался согреть руки, замёрзшие не столько от холода, сколько от волнения.
— То, что привело меня к Вам, никак не связано с политической оппозицией, — начал торопливо говорить Виталик, и Артюхин слегка кивнул, — но сегодня у меня произошла очень странная встреча. Дело в том, что мой отец, Нецветов Георгий Иванович, кандидат технических наук, ещё в советское время работал в закрытом военном институте. Мне позвонил какой-то Кристофер Стивенс, якобы представитель компании «Боинг». Он хочет купить у меня материалы, оставшиеся от моего отца. У меня есть подозрение, что он врёт, что ему не для коммерческих целей это нужно, а для военных. Его надо проверить, он может быть из НАТО. Он по-русски говори не хуже меня. Вот его визитка, — Виталик выложил карточку на стол, — он должен мне ещё раз звонить в понедельник.
— Он предлагал Вам деньги? — спросил Артюхин.
— Да.
— Какую сумму?
— Пока не знаю. Я попросил время подумать до понедельника.
— И Вы решили сообщить об этом нам исключительно из чувства патриотизма?
— Да, конечно.
Артюхин затянулся сигаретой.
— Виталий Георгиевич, — произнёс он медленно, — лично мне информация, которую Вы сообщили, кажется крайне важной. Такие вещи не происходят случайно. Я приложу все усилия, но, к сожалению, я человек маленький в нашей структуре — всего лишь оперативный сотрудник, который занимается профилактикой экстремизма в молодёжной среде… Всё будет зависеть от мнения начальства. Я постараюсь его убедить, но и Вы мне помогите.
Он сделал паузу. Виталик смотрел на него вопросительно.
— В нашей работе, Виталий Георгиевич, есть такое понятие, как источник. Когда я пойду к начальству с докладом — а я не буду ждать понедельника, специфика нашей профессии позволяет решать подобные вопросы в круглосуточном формате — я обязан буду сослаться на заслуживающий доверия источник, чтобы мой доклад приняли к серьёзному рассмотрению… Я лично Вам верю, но для начальства необходимо документальное оформление…
…Через несколько минут гражданин Виталий Нецветов дал подписку о добровольном сотрудничестве с ФСБ, датированную восемнадцатым октября — ровно месяц тому назад.
— Хорошо, — сказал Артюхин, убирая бумагу в папку и внимательно глядя в глаза Виталика, — я сделаю всё от меня зависящее. Ещё один момент. Как понимаете, нужно убедиться, что документы, о которых Вы говорите, реально существуют. Да и не стоит, пожалуй, чтобы в эти дни они хранились у Вас на квартире. Поэтому не будем терять драгоценное время. Завтра, — он взглянул на часы, — то есть уже сегодня, в субботу, девятнадцатого ноября, я буду ждать Вас здесь со всеми материалами к девяти часам утра. Постарайтесь не опаздывать.
Страшная догадка осенила вдруг Виталика.
— А копию можно? — спросил он.
— Можно копию, — кивнул Артюхин.
Всё понял тогда Виталик Нецветов, и захотелось ему со всей силы ударить Артюхина кулаком по физиономии, так, чтобы кровь из носа струйками…
Но он этого не сделал.
— Хорошо. Завтра в девять. Спасибо, — ответил он.
Глава восьмая. Ночь Истины
Виталик ехал домой последним поездом метро. Поезд не шёл до конечной, наземный транспорт уже не ходил, и ему нужно было пройти пешком примерно полторы станции.
Западный ветер гнал на Москву тяжёлые снежные тучи. Снег всё падал и падал, и коммунальные службы города не справлялись со стихией.
Ночь сгущалась над спящим районом. Силуэты домов едва виднелись сквозь снег.
Впереди чернела гладь ещё не замёрзшего Люблинского пруда. Рваные хлопья снега беспорядочно ложились в воду, растворяясь в ней и исчезая без следа. Виталик спустился к воде и присел на корточки у самого берега.
Он снял перчатки, бросил в воду десятикопеечную монету и смотрел, как расходятся круги по тёмной воде. Потом бросил ещё одну. Протянул руку, коснулся пальцами ледяной воды и почувствовал её холод.
Тяжёлые мысли одолевали его.
Враги…
И те, кого он считал друзьями…
И те, кто не считал более другом его…
И те, кого он счёл меньшим злом в минуту отчаяния…
Больше рассчитывать было не на кого.
Все объединились против него, все стрелы сошлись в одной точке.
Оставался он один, Виталик Нецветов, сидевший в снежной ночи на пустом берегу посреди своего района. Один против всего мира.
Но кто сказал, что один в поле не воин?
Стоп. Точнее надо формулировать мысли, товарищ Нецветов.
Ты человек. Ты жив. Ты не собираешься сдаваться.
Судьба дарит тебе ещё целую осеннюю ночь, ночь до утра, до девяти часов, с восемнадцатого числа на девятнадцатое. И оставляет право выбора за тобой.
Тебе и карты в руки, дорогой товарищ.
Чего же ты ещё хочешь от судьбы?
Он встал на ноги и пошёл вперёд.
«Значит, время героев кончилось, наступило время мобильных телефонов и плоских мониторов?…» — вспомнились Виталику слова Артюхина в день их первого знакомства. — «А может быть, ещё и плоских людей?…»
Мрак нависал над районом Люблино.
— Не дождётесь!.. — сказал Виталик вслух, не обращаясь ни к кому персонально, но непосредственно к Мраку. И показалось ему, что Ночь услышала и дрогнула перед его решимостью не становиться плоским человеком.
По дороге он зашёл в круглосуточный супермаркет, купил бензин для заправки зажигалок в пластмассовой бутылке и положил во внутренний карман куртки.
Хотелось пострелять по мишеням, это успокаивало нервы. Но тир был давно закрыт.
Ближе к трём часам ночи Виталик открыл ключом дверь своей квартиры. Мать давно спала на своей половине за книжным шкафом, делившим их маленькую комнату на две части. Когда сын возвращался поздно, она ложилась спать, не дожидаясь его прихода.
Он тихо прошёл на кухню, зажёг свет и долго курил у окна.
Потом включил приёмник и поймал какую-то круглосуточную радиостанцию, где каждый час шли короткие новости.
Передавали сообщение из оккупированного Ирака. Там сегодня прогремела очередная серия взрывов, диктор упомянул об этом вскользь, потому что подобные новости стали обыденными за последние пару лет.
«Вот люди делом занимаются», — подумал Виталик. — «Где-то идёт настоящая партизанская война против НАТО. А мы тут сидим и маемся ерундой, и тратим время впустую».
Он закурил новую сигарету.
«Брошу всё к чертям собачьим и уеду в Ирак. Стрелять умею неплохо, на что-нибудь сгожусь».
Эта безумная мысль немного успокоила Виталика.
Но о будущем он подумает завтра. Не сегодня.
А пока он встал на табуретку в прихожей и открыл дверцы антресолей. Там, в глубине пыльных полок, хранилось то, что сегодня перевернуло его жизнь.
Виталик потянулся за чёрным пакетом.
Рядом с ним лежали несколько чудом сохранившихся детских книжек Виталика. Он случайно задел стопку рукой, и две из них упали на пол.
Лариса Викторовна заворочалась в постели.
— Что там, Виталик? — сонно спросила она.
— Ничего. Спи, мама, спи. Я посижу ещё на кухне. Ещё не поздно, завтра суббота.
— Отдохнул бы, сынок. Завтра опять побежишь на свою агитацию.
— Не волнуйся, мама, я скоро. Всё нормально.
«Прости меня, мама», — подумал Виталик, — «Я знаю, ты бы не разрешила… Но я во всём признаюсь тебе завтра».
Он спустился с табуретки и нагнулся к двум лежавшим на полу книжкам.
Одну из них он узнал сразу — это были стихи Сергея Михалкова, которые он так любил и которые часто читал ему в детстве отец.
Упав с высоты двух метров, она раскрылась на строчках:
Виталик бережно взял в руки истрёпанную мягкую обложку. Когда-то в прошлой жизни, где было тепло и уютно, и рос виноград, он очень любил это стихотворение и знал его наизусть.