Оранжевый туман

Прошло ещё примерно две или три бесконечных минуты напряжённого ожидания.

— Выходим, — прозвучал в ушах Виталика быстрый срывающийся шёпот Маркина, и они рванулись из арки на дорогу.

Их не ждали, и фактор внезапности сработал. Охранявшая шествие милиция растерялась, и четверо активистов, неожиданно даже для самих себя, не встретив сопротивления, очутились на мостовой.

— Фашизм не пройдёт!.. — грянул громкий, привычный к митингам голос Маркина, и за лозунгом последовал взмах руки — условный сигнал к действию.

Но за секунду до этого, едва подошвы его ботинок коснулись асфальта бульвара, взгляд Виталика оказался намертво прикован к колонне.

Потому что в толпе перед ним неторопливо и с достоинством шли Никита Максимович и Ксения Алексеевна Измайловы. Они шагали за чёрным транспарантом, который уже пронесли вперёд, и ему не было видно, что на нём написано. И они его видели и, конечно, не могли не узнать.

Любы с ними не было. Но в следующем ряду шли их товарищи, с которыми не далее как в минувшее воскресенье бегал Виталик с утра до вечера по району Гольяново с плакатами и клеем, с которыми были пройдены рука об руку десятки и сотни лестничных площадок, подъездов и этажей, у которых он просил закурить, пока шли от одного дома до другого, с которыми они делили хлеб и колбасную нарезку в краткий обеденный перерыв, с которыми вместе забегали на порог крупного универсама, чтобы за ними закрылись первые автоматические стеклянные двери, и, не доходя до вторых, можно было отогреть замёрзшие и измазанные клеем руки у тёплого калорифера…

Виталик вздрогнул, и рука его, державшая пакет с петардой, опустилась вниз.

Эти люди не могли быть его врагами.

Где-то, бесконечно далеко от Виталика, с дымом и шипением упали на землю петарды его товарищей, кто-то из колонны отпрянул назад, ряды смешались, но подались влево и выровнялись, что-то кричали из милицейского оцепления…

— Бросай же!.. — зло кричал сзади чужой голос, похожий на голос Маркина.

А Виталик застыл на мостовой с петардой в руке, не отрывая глаз от Ксении Алексеевны Измайловой. Она тоже смотрела ему в глаза.

Всё это было слишком похоже на страшную провокацию, чтобы быть правдой.

И он не знал, сколько секунд длилось его замешательство.

— Нецветов, чёрт тебя побери!..

Рука сама поднялась вверх, и Виталик с силой швырнул петарду себе под ноги.

Вокруг него образовалась пустота, радиусом, наверное, два или три метра. Компактный свёрток дымился прямо у его ботинок, но он и не думал отскочить в сторону. Он словно прирос к асфальту и не сходил с места ещё несколько секунд. Резко дёрнув за куртку, Виталика оттащил вправо сержант милиции, и только поэтому, когда полыхнула ярким пламенем петарда, она всего лишь на мгновение обожгла ему колено…

Виталику было очень досадно провести в отделении милиции седьмое ноября.

Но их отпустили накануне, через двое суток после задержания, вечером шестого.

И седьмого он, взяв на работе половину дня за свой счёт, пришёл на демонстрацию. Колонна строилась на Пушкинской площади для прохождения по Тверской, хотя и по усечённому маршруту. В былые времена все шествия по Тверской, что девятого мая, что двадцать третьего февраля, начинались от площади Белорусского вокзала. Но теперь маршрут согласовывали в лучшем случае от Триумфальной площади, в худшем — от Пушкинской, а классическое шествие от Октябрьской площади до центра осталось только на первое мая. Как только седьмое ноября стало рабочим днём, мероприятие сразу переместилось с Октябрьской на Тверскую улицу, много, конечно, при этом потеряв и потускнев в глазах его участников, да и просто сторонников.

Колонну своей организации Виталик нашёл практически сразу и встал в строй, поздоровался за руку с Димкой Серёгиным и другими товарищами, стоявшими рядом.

Едва заняв своё место в колонне, он услышал знакомый стук каблучков. Люба пришла на площадь раньше и ждала его появления. А он не знал, как смотреть ей в глаза.

Но она подошла к нему сама. Взгляд её был холодным и презрительным.

— Благодарю, — произнесла Люба чужим металлическим голосом, протягивая Виталику чёрный пакет, — возвращаю в целости и сохранности, как обещала.

Он молча взял пакет из её рук, заглянул внутрь — там были все материалы отца, которые она месяц назад брала почитать, педантично разложенные в правильном порядке — чтобы это понять, не нужно было перелистывать все страницы.

Так же стуча каблуками по асфальту, Люба удалилась на противоположный край колонны. Димка тронул Виталика за рукав.

— Зачем ты это сделал? — очень тихо спросил он.

— Что именно?

— Зачем ты в пятницу бросал фейерверки по колонне с растяжкой «Свободу политзаключённым?»!

— Я не видел, что написано на растяжке, — так же шёпотом отвечал Виталик. — Пошёл я туда, потому что Серёга позвал. А когда увидел, что там… что там свои, я по колонне метать не стал. Я себе под ноги бросил на землю.

— Говорю я тебе, и Андрюха того же мнения, что Маркин в последние месяцы ведёт организацию куда-то не туда. Особенно после того, как начались все эти шашни с либералами. Тебе так не кажется?

— Если честно, то кажется, — признался Виталик, — не очень я понимаю, что происходит…

— Я тоже, — сказал Димка, — и вот ещё что… Любка на тебя очень крепко обиделась. Так что с ней разбирайся сам, как знаешь. А на агитацию в субботу всё равно приходи. Что ж теперь делать…

Началось движение, и их тихие голоса заглушила бравурная музыка из динамиков-«колокольчиков», установленных на крыше двигавшейся впереди людей партийной «Газели».

Виталик шагал по мостовой на правом фланге своей колонны с чёрным пакетом в руке, крича лозунги вместе со всеми. Над десятками тысяч людей колыхались знамёна и гремели песни, и он дышал полной грудью, и вместе с холодным московским воздухом в его лёгкие входил сильнейший энергетический заряд.

Построенная «коробкой» колонна Молодёжного альянса шла в отведённом в рамках общей демонстрации месте по левой половине перекрытой на время шествия Тверской улицы.

Параллельно по правой стороне улицы шла колонна одной из многих партий, именовавших себя коммунистическими. Эту партию нельзя было назвать очень многочисленной, но, во всяком случае, на крупные праздники под её знамёнами выходило достаточно людей, чтобы не все они знали друг друга в лицо.

Этим и воспользовался высокий человек неопределённого возраста, возможно, лет тридцати с небольшим, в тёмных очках, занявший позицию на левом фланге колонны этой партии. Он старался не выделяться из толпы. Когда с ним здоровались и поздравляли с праздником — он с неизменной улыбкой здоровался и поздравлял в ответ. При входе на место сбора он купил несколько газет и теперь держал их в руке. Одежда также не выделяла его из толпы демонстрантов — на нём была тёмно-синяя куртка, слегка потёртые джинсы и кроссовки. Вместе с окружающими он скандировал лозунги и подпевал революционным песням, доносившимся из динамика.

Однако истинный интерес для него представлял молодой человек из параллельной колонны, за которым он наблюдал и рисовал для себя его психологический портрет.

Демонстрация двигалась медленно, порой останавливалась, чтобы сзади подтянулись отстающие. Один раз Виталик увидел, как вдоль по левому тротуару быстрым шагом прошёл с рацией Артюхин.

Он, конечно, не предполагал, что за ним следят с другой стороны. Всё-таки человек, шедший в красной колонне справа, был профессионалом.

В этот момент между Виталиком Нецветовым и Уильямом Моррисоном было около пяти метров. И ровно столько же было между Моррисоном и целью его командировки. Но — для кого-то к сожалению, для кого-то к счастью — то была случайность, которую даже Моррисон не мог предположить в своих расчётах и логических построениях.

Глава седьмая. Один против всех, все против одного

Виталик долго колебался, но всё же встал в субботу по будильнику и поехал на привычную встречу на «Щёлковской».

Ему предстоял долгий путь по московской подземке — сперва по Люблинской линии, потом по Арбатско-Покровской. Но, сидя на жёсткой скамье вагона, он не спал, как обычно, а думал о том, как встретят его товарищи по кампании после того, что случилось четвёртого. Виталик Нецветов никогда не был трусом, но сегодня его трясло мелкой дрожью, он задавал самому себе вопросы и снова не находил на них ответа…

Он приехал на встречу. Люба Измайлова демонстративно его игнорировала. Все остальные, включая её родителей, вели себя подчёркнуто спокойно.

Собравшись, группа поднялась из метро на поверхность и остановилась возле автовокзала. Здесь раздавались материалы и распределялись пары на день.

— Я хотела бы попросить, — звонко произнесла Люба, — не ставить меня в пару с Нецветовым. По личным причинам. И если Нецветов будет четвёртого декабря наблюдателем — не ставить меня с ним на одном участке и, по возможности, в одной школе.

Её слова впивались в Виталика, как иголки, но он не подал виду и промолчал.

— Ты будешь наблюдателем на выборах? — спросил его Никита Максимович.

Виталик кивнул.

И они разошлись по парам.

Виталик оказался в паре с Дмитрием Серёгиным и был этому очень рад. По крайней мере, с другом он мог вести себя естественно, и ему не нужно было оправдываться за четвёртое — а как оправдываться, он не знал.

Люба хотя бы с ним просто не разговаривала. Но все остальные… Внешне их отношение не изменилось, но в их глазах Виталик читал презрение и отстранённость.

И он не знал, что с этим делать.

Так прошла суббота, так прошло воскресенье.

…Марина Шанина начала вести себя довольно странно, хотя инициатором их отношений была она. Нет, Виталик по-прежнему встречался с ней и нередко оставался на ночь. Но если раньше они виделись примерно через день, а уж если не встречались, то созванивались каждый день обязательно, а то и не по одному разу, то в последние несколько недель Марина могла не звонить по два-три дня подряд.

Он не понимал, в чём причина похолодания в их отношениях.

К середине ноября Виталик окончательно запутался как в политическом раскладе, так и в своих отношениях с девушками.

И тогда…

* * *

Посреди рабочей недели, ближе к концу, на его мобильный телефон позвонили с незнакомого номера.

День клонился к вечеру, наплывали сумерки, и трель мобильника прорезала тишину остывающего дня.

— Виталий Георгиевич?

— Я слушаю.

— С Вами говорит представитель компании «Боинг». Меня зовут Кристофер Стивенс. Виталий Георгиевич, я хотел бы с Вами встретиться по вопросу организации совместного коммерческого проекта и взаимовыгодного сотрудничества…

— Хорош надо мной прикалываться, — зло ответил Виталик и бросил трубку.

Однако сразу же раздался повторный звонок.

— Виталий Георгиевич, это не розыгрыш. Я Вам действительно звоню из компании «Боинг», и у меня действительно есть деловое предложение, которое может Вас заинтересовать. Я хотел бы с Вами встретиться в удобное для Вас время.

— Ну хорошо, — ответил Виталик. В конце концов, подумал он, как-то всё странно, но почему бы и не встретиться, что он теряет? — Только по будням я работаю до шести часов, а в эти выходные занят.

— Без проблем, — ответил собеседник, — Вам удобно в пятницу, то есть завтра, в девятнадцать часов в центре Москвы? Я был бы рад пригласить Вас на ужин.

— Идёт, — согласился Виталик.

Встреча была назначена в довольно дорогом ресторане на Арбате. В подобных местах Виталик ни разу не бывал и чувствовал себя не в своей тарелке оттого, что не представлял себе основ этикета, не знал, как себя вести, как правильно пользоваться столовыми приборами, что делать с белоснежной салфеткой, принесённой услужливым официантом, ему казалось, что на него все смотрят и смеются над его свитером, потёртыми на коленях джинсами и армейскими ботинками с высокой шнуровкой. Но что было делать, если у Виталика Нецветова не было ни одного костюма, не говоря уж о галстуке?

«Ну и пускай пялятся буржуи!» — подумал он и решил вести себя естественно.

— Коньяк будете? — спросил Моррисон.

— Буду, — ответил Виталик.

Он не мог отделаться от мысли, что происходит что-то нереальное. В самом деле, зачем западному бизнесмену мог понадобиться Виталик Нецветов из Люблино?

Играя довольно привычную для себя роль менеджера среднего звена из коммерческой структуры, Моррисон дружелюбно улыбался и всячески пытался расположить к себе недоверчивого Нецветова.

Он заказал коньяк и какие-то блюда из меню, в которые Виталик ткнул пальцем наугад, не желая признаваться, что вообще не представляет себе, что это такое.

— За знакомство! — торжественно произнёс Моррисон. Звякнули хрустальные рюмки, и Виталик выпил свою до дна. Уильям же только пригубил коньяк и отставил рюмку в сторону. На рукаве его пиджака блеснула позолоченная запонка, в ней отразился свет матовой фигурной люстры.

— Перейдём к делу, Виталий Георгиевич. Меня на ведение переговоров с Вами уполномочила компания «Боинг», и позвольте засвидетельствовать Вам моё почтение и передать мою визитную карточку, — он протянул Виталику красивую цветную визитку, выполненную на дорогой глянцевой бумаге, удостоверявшую, что господин Кристофер Стивенс является одним из высокопоставленных менеджеров компании «Боинг», представляющим её интересы в Российской Федерации и СНГ.

Виталик поблагодарил и положил визитку в карман.

«Слишком чисто болтаешь по-нашему», — подумал он, — «Не факт, то ты вообще реальный иностранец, а не прикидываешься».

— Виталий Георгиевич, нашу компанию очень интересуют разработки, которыми занимался Ваш покойный отец в конце восьмидесятых годов, — Моррисон решил брать быка за рога, — мы хотели бы их применить при строительстве новых моделей скоростных пассажирских лайнеров. К сожалению, институт, где работал Георгий Иванович, оказался не нужен правительству Узбекистана, и его закрыли в девяносто втором году. Архивы не сохранились. Поэтому наш технологический отдел был бы Вам очень благодарен за любую помощь, за любые предоставленные материалы. Разумеется, Виталий Георгиевич, затрагивая столь деликатную тему, как памятные реликвии Вашей семьи, я хочу подчеркнуть, что речь может идти исключительно о копиях. И конечно, наша благодарность будет подразумевать весьма солидное денежное вознаграждение, размер которого я готов с Вами обсудить…

«Ах вот ты куда клонишь…» — подумал Виталик.

— Насколько мне известно, господин Стивенс, мой отец занимался чисто военными разработками, — ответил он, — зачем они Вам для пассажирских самолётов?

«Какая тебе разница?» — подумал Моррисон, — «Тебе деньги предлагают заработать, а не вникать в технические детали».

— Ах, Виталий Георгиевич! Вам наверняка знакомо понятие «конверсия», но вряд ли Вы представляете, насколько широкий смысл в него вкладывается! Это не только производство кастрюль на военных заводах, но это ещё и высокие технологии на службе людям. Современная наука, знаете ли, полна удивительных неожиданностей, особенно авиакосмическая отрасль, которая развивается стремительно, и красивые технические решения, которые раньше использовались только в военной области, для того, чтобы убивать людей, теперь доступны и могут применяться для того, чтобы приносить пользу людям в мирной жизни… В Ленинской библиотеке мне довелось познакомиться с кандидатской диссертацией Георгия Ивановича, Вы можете без ложной скромности гордиться своим отцом — он был, без преувеличения, гениальным инженером. И поэтому мы крайне заинтересованы в том, чтобы изучить плоды его дальнейшей деятельности и довести идеи Вашего отца до технологического воплощения в жизнь… Ведь это, Виталий Георгиевич, мечта каждого творческого человека…

«Подсел мне на уши», — подумал Виталик, — «красивые фразы ни о чём. Мягко стелет, да жёстко спать. Сдаётся мне, этот человек якобы из „Боинга“ — не тот, за кого себя выдаёт… Как жаль, что я сам не понимаю в технике».

— Вас интересует что-то конкретное? — спросил он. — Мой отец работал над разными элементами и узлами…

— Меня будут интересовать копии всех материалов, которыми Вы располагаете. Что касается вознаграждения, Вы можете не сомневаться, что оно будет достойным…

«Сволочь. Однозначно натовская сволочь. Что же делать? Время, товарищ Нецветов, тяни время…»

— Ваше предложение очень интересно, но я должен подумать. Честно говоря, всё довольно неожиданно, мне потребуется некоторое время…

— Конечно, Виталий Георгиевич. Ведь впереди выходные. Я могу рассчитывать на Ваше решение к понедельнику?

«А торопится ведь».

— Господин Стивенс! Я должен обязательно посоветоваться со своей матерью. У меня нет права принимать такие решения без неё, да и возможности нет. Я не распоряжаюсь единолично интересующими Вас материалами. Поэтому, в случае её согласия, я готов дать Вам ответ в понедельник.

— Благодарю Вас, Виталий Георгиевич! — расплылся в голливудской улыбке Моррисон. — Я просто уверен, что у нас с Вами сложится плодотворное сотрудничество!

…Виталик был слегка пьян, но мозг работал напряжённо и пытался оценить ситуацию. Не застёгивая куртку, он дошёл до метро и совсем протрезвел от осеннего холода и начинавшегося снегопада. Мысли наползали одна на другую, путались, и он не мог организовать их стройный ход. Кто этот человек? Как нашёл он Виталика в этом мире? Зачем он с такой настойчивостью лезет в дела пятнадцатилетней давности?

Вопросов было много, все они оставались без ответа, но в одном Виталик был уверен — что человек, с которым он встречался в ресторане, не был менеджером компании «Боинг». Вооружение, которым занимался его отец, им точно ни к чему… Всё было серьёзнее и страшнее. А что делать — Виталик не знал. И не знал, с кем можно посоветоваться.

Ещё пару недель назад он, скорее всего, позвонил бы Любе Измайловой, объяснил бы ситуацию и попросил бы её о встрече с её знакомыми из института…