Приятных кошмаров

– Что это? – удивленно обратился он к Анфисе. – Кто изображен на этом снимке?

На фотографии были сняты двое молодых мужчин. Они сидели на берегу довольно живописной речки на деревянных мосточках и босыми ногами болтали в воде.

Анфиса взяла из рук Лени снимок.

– Это Гуля, мой муж, – всхлипнула она, – в молодости.

– А кто это с ним? – вкрадчиво спросил Маркиз. – Кто второй человек на снимке?

Если бы рядом была Лола, за долгие годы хорошо изучившая своего боевого соратника, она тотчас заподозрила бы что-то серьезное. Маркиз напружинился, как кот Аскольд перед прыжком, глаза его заблестели; если бы были усы, они, несомненно, распушились бы в охотничьем азарте. Лола поняла бы однозначно: Маркиз почуял дичь.

Но вдовица смотрела на фото, и по щекам ее текли слезы. Кроме своего мужа, на снимке она никого и ничего не хотела замечать.

– Гуля… – шептала она.

– Так кто с ним рядом? – напомнил Маркиз.

– Понятия не имею! – ответила Анфиса обычным голосом. – В жизни его не видела!

– Ну-ну, – вздохнул Леня, забирая из ее рук фотографию, – значит, я сейчас пойду, вы тут потихоньку порядок наведите. Только очень прошу вас, ничего не выбрасывайте! Кстати, – он остановился, пораженный тревожной мыслью, – вы ничего не выбрасывали из бумаг мужа?

– Ни-ничего… – пробормотала она, стыдливо отводя глаза, – я все убрала на антресоли…

Маркиз до боли в груди посочувствовал неизвестному Гуле. Ведь наверняка выбросила что-нибудь нужное бестолковая баба! И как это в ней уживаются страстная любовь к покойному мужу и совершенно патологическое желание выбросить его вещи? Хоть бы сорок дней подождала, не говоря уж о годе!

– Фотографию я с вашего разрешения пока заберу, – с утверждающей интонацией сказал он, – потом верну.

– Значит ли это, что вы решили мне помочь? – радостно воскликнула Анфиса.

– Пока ничего не обещаю, – поморщился Маркиз, – но подумаю над этим делом. Но вы пока ничего не предпринимайте, не вздумайте заниматься самодеятельностью и похищать чужих собак! Вас тут же вычислят и отправят в милицию! Или физиономию разукрасят!

– Хорошо, не буду, – покорно прошептала Анфиса.

– Да, вот еще что, – вспомнил Леня уже у двери, – я хотел спросить, отчего это вы не в трауре?

– Что? – встрепенулась Анфиса.

– Отчего вы не носите траур? Все-таки любимый муж погиб…

– Мне совершенно не идет черное, – с неожиданной откровенностью заявила безутешная вдова, – в черном платье я со своим армянским носом и этой гривой волос выгляжу взъерошенной вороной, которая только что потеряла свой сыр…

Леня представил ее в черном и согласился, что зрелище будет не трагическое, а комическое.

Дома Леня застал Лолу, с самым сосредоточенным видом роющуюся в платяном шкафу.

– Что это ты делаешь? – миролюбиво спросил он, правильно определив по той части Лолы, которая находилась вне шкафа, что хозяйка этой части находится не в самом своем лучшем настроении.

– Собираю твои вещи, – раздалось из шкафа, – ты ведь переезжаешь к этой похитительнице чужих собак!

– Не валяй дурака, – Маркиз утомленно опустился на диван и вытянул гудящие ноги, – хватит с меня на сегодня этих дамских штучек! Ох, и утомительный же вы народ!

– Не смей сравнивать меня с этой… с этой… с этим ходячим армянским радио! – закричала Лола, полностью появляясь из платяного шкафа. – Удивляюсь я на тебя! Да не просто удивляюсь, а даже не могу никак достойно квалифицировать твое поведение! Эта ненормальная среди бела дня похитила твою собаку…

– Твою собаку, – отважился напомнить Маркиз, – ты ведь всегда утверждаешь, что собака – твоя, а кот – мой. И только попугай Перришон у нас общий.

– И что ты в ней нашел? – продолжала удивляться Лола. – Нет, конечно, размер бюста, я всегда знала, что ты неравнодушен к особям, которые вместо лифчиков используют чехлы от военно-транспортных самолетов… и эти черные глаза… очи черные, как поется в известном романсе… но ее волосы! Их же запросто можно использовать вместо колючей проволоки! Как раз хватит, чтобы огородить средних размеров стратегически важный объект. Ни один диверсант не пролезет!

Разумеется, Лола говорила все эти слова совершенно несерьезно, выступала просто так, что называется, из любви к искусству. На самом деле она ни капельки не волновалась – знала, что никаким амурным интересом в данном случае и не пахнет. Если бы она действительно заподозрила неладное – только, конечно, не с этой жутковатой носатой брюнеткой не первой молодости, – то вела бы себя совершенно не так.

– Ну-ну, – подстроился под Лолин тон Маркиз, – только, дорогая, не ревнуй так сильно…

– А что – у меня есть повод? – осведомилась Лола. – Так к кому я должна ревновать – к неутешной вдовице или к ее черномазой пуделихе? Тоже еще корова, верно Пу И?

Но Пу И дал понять, что он так вовсе не считает, пуделиха Джульетта очень ему понравилась. После возвращения в лоно семьи Лола на всякий случай тщательно вымыла его специальным собачьим шампунем, расчесала шерстку, скормила полкоробки орехового печенья, и теперь песик лежал на специальной подушке и принимал соболезнования от кота и попугая, изредка посматривая на них хитрыми глазками-бусинками.

– Ну ладно, – сдалась Лола, – раз все против меня, то действуйте как хотите!

– И ты не будешь мне помогать? – протянул Маркиз.

– Что значит – помогать? – мгновенно насторожилась Лола. – Ты хочешь сказать, что поверил этой ненормальной, что ее муж жив, и подрядился его найти и вернуть неутешной женушке?

– В некотором роде, – смущенно пробормотал Леня и продолжил увереннее: – Если бы ты видела этого козла, горе-детектива! Ведь это просто обираловка, мошенничество чистой воды!

– Да ну? – Лола весело подняла одну бровь и насмешливо уставилась на Леню: – С каких это пор слово «мошенничество» стало для тебя ругательным?

– Ну, знаешь! – Леня не на шутку обиделся. – Тебе ли не знать, что я никогда не обманываю вдов, сирот, работников бюджетной сферы и малоимущих пенсионеров! И вообще имею дело исключительно с богатыми людьми, а то с бедными работать – себе дороже обойдется! Беспокойства уйма, а доход небольшой!

– Но послушай! – Лола стала почти серьезной. – В мире все время происходят страшные и несправедливые вещи! В Новороссийске – смерч, в Донбассе – шахтеры бастуют, в Израиле – теракты, в Эфиопии дети голодают! Как ни банально это звучит, но вынуждена тебе напомнить, что всем не поможешь. Так что пусть уж твоя вдовушка как-нибудь переживет свою потерю, мы тут лишние.

– А при чем здесь Анфиса? – удивился Леня. – Разве я что-нибудь говорил про нее? Ты все время перебиваешь и не даешь мне сказать! Во-первых, я получил некоторые доказательства, что вдовушка пока что не сошла с ума от горя и не страдает галлюцинациями и видениями. Кто-то у нее в квартире действительно бывает. Я не говорю, что это – покойный муж, но какой-то человек открывает двери своим ключом и шарит по квартире в поисках непонятно пока чего. Собака его не трогает, впрочем, эта пуделиха вообще, кажется, неспособна никого тронуть.

– Этой Анфисе добермана бы завести!

– А во-вторых, – продолжал Маркиз, доставая фотографию и показывая ее Лоле, – посмотри внимательно и скажи: кто это? То есть один из них – это Георгий Птичкин, муж нашей страдалицы. А второй?

– Не может быть… – Лола удивленно всматривалась в выцветший черно-белый снимок, – ведь это же… Модестов! Только молодой совсем…

– Умница! – обрадовался Леня. – Сразу узнала знаменитого театрального режиссера!

– Еще бы мне не узнать! – фыркнула Лола. – Ты забыл, кто я по призванию и по образованию? Я – актриса! И мне ли Алексея Модестова не знать!

– С тобой все ясно, а вот наша вдовушка узнала на этом снимке только своего мужа. Могу понять, что она не интересуется театром, но два месяца назад, после убийства Модестова, об этом деле кричали на всех углах! И во всех газетах были его фотографии. Снимок старый, выпал с антресолей совершенно случайно, она вообще его никогда не видела.

– А отчего тебя так заинтересовал этот старый снимок? – Лола требовательно заглянула Маркизу в глаза.

– Ты помнишь всю эту подозрительную историю? – Леня отвернулся и зашагал по гостиной. – Как произошло убийство? Модестов с женой были в загородном доме одни, и вдруг она вызывает милицию и говорит, что вышла на кухню на пять минут, а вернувшись, нашла мужа убитым. Кто-то якобы пырнул его их же собственным кухонным ножом.

– Что-то припоминаю… – Лола по-прежнему очень внимательно глядела на Леню.

– Что делает милиция? – спросил Леня и сам же ответил: – Милиция, разумеется, первым делом арестовывает жену Модестова, потому что улики налицо: на ноже обнаружены ее отпечатки пальцев. Еще бы! Ведь этим ножом она пользовалась час назад, когда готовила ужин! Ужин этот пришлось ей готовить самой, потому что незадолго до этого она рассчитала прислугу. Не то поймала ее на воровстве, не то просто за неряшливость, а возможно, девица пыталась ненароком закадрить самого Модестова. Эту уволенную прислугу увез шофер, которому нужно было в автосервис, он и подбросил девушку до города. Таким образом, они оба давали друг другу алиби, то есть твердо стояли на том, что, когда они уезжали, хозяин был жив и здоров. Девица еще сообщила, что хозяева разговаривали на повышенных тонах. Шофер находился в гараже и ничего такого не слышал. Соседи же не заметили в окрестностях никого и ничего подозрительного.

– У меня три вопроса, – вклинилась Лола, – откуда ты все это знаешь, почему раньше ничего мне не говорил и самое главное: почему это убийство так сильно тебя интересует?

– Видишь ли… – Маркиз помедлил немного, и Лола тут же на него прикрикнула:

– Ленька, не морочь мне голову! Рассказывай сейчас же!

– Ну ладно. Так вот, видишь ли…

– Все ясно! – вскричала Лола. – В детстве ты был влюблен в жену Модестова!

– Ну не в детстве, а в юности… и не то чтобы влюблен, а так… просто мы были…

– Что? – На этот раз Лола заорала так громко, что Пу И чуть не свалился со своей подушки, а попугай Перришон от испуга вспорхнул под потолок и принялся летать, бестолково взмахивая крыльями.

Попугай еще истошно орал что-то невообразимое, но Лоле было не до попугая.

– Ты что – серьезно? – спросила она, чуть убавив децибелы.

– А как ты догадалась про жену Модестова? – полюбопытствовал, в свою очередь, Леня.

– Так, – зловеще протянула Лола, доставая сигареты. – Быстро. Подробно. Толково. Рассказывай!

– Ну что, – вздохнул Леня, – Ирка…

– Насколько я помню, в газетах упоминали имя Ирма, – тут же перебила его Лола.

– Иркой она была для близких друзей.

– А вы были с ней близкими друзьями? – снова не утерпела Лола.

– Слушай, кончай заедаться! – вспылил Леня. – Не хочешь слушать – так и скажи!

– Молчу! – пискнула Лола, ей очень хотелось узнать, в чем там было дело.

– Короче, мы с ней учились вместе в цирковом училище, – выпалил Леня, – ну и после… поддерживали связь.

– А она знала о твоей основной специальности? – подначила Лола.

– Знала, – просто ответил Маркиз, – и помогала мне иногда.

– Ах вот как? – Лола насторожилась: если неизвестная Ирма была близка Маркизу настолько, что помогала в мошеннических операциях, к этому знакомству следовало относиться серьезно.

– Но потом мы расстались… – продолжал Леня, – потому что хорошей слаженной работы у нас не получалось. Вот почему у меня принцип: никогда не смешивать работу и удовольствие. Так что, моя дорогая, наши с тобой отношения никогда не перейдут некоторой грани, я слишком ценю в тебе делового партнера.

«И на том спасибо», – подумала Лола.

– Мы расстались, – повторил Леня, – она решила изменить свою жизнь. Тут как раз подвернулся ей Модестов. И все было бы отлично, но один подлец вздумал ее шантажировать той нашей прошлой жизнью, а там ведь были у нас кое-какие заморочки с законом – по молодости лет были мы неопытны и беспечны…

Лола внезапно жутко разозлилась на это многозначительное местоимение «мы», особенно же на ту мечтательную интонацию, которая появилась в словах Маркиза.

– Итак, – продолжал он, не замечая Лолиного состояния. – Ирка по старой памяти обратилась ко мне с просьбой избавить ее от приставаний того наглого типа.

– И ты, конечно, сделал все, что она просила?

– Разумеется, – Маркиз пожал плечами с некоторым типично мужским самодовольством. – Это была замечательная операция! Я по праву могу собой гордиться! Дело в том, что тот человек, который ее шантажировал, был в цирковом училище какой-то не то партийной, не то комсомольской шишкой местного масштаба. Когда нас с Иркой прихватили на кое-каких не совсем законных делишках, на первый раз милиция ограничилась тем, что послала в училище «телегу» с рекомендацией разобраться своими силами, и эта телега попала в руки к вышеупомянутому комсомольскому хмырю. Он встретился с нами в неофициальной обстановке и ясно дал понять, что замнет все это дело за определенную мзду. Мы выложили денежки, и он действительно не дал бумаге ходу. Но, как выяснилось, он ее сохранил и даже кое-что дополнительно о наших делах разнюхал.

И вот когда Ирка собралась полностью порвать со своим «темным прошлым» и выйти замуж за Модестова, наш старый знакомый неожиданно появился на горизонте. Он подкараулил ее возле дома, пригласил в свою машину и сказал примерно следующее:

«За все надо платить. Ты собралась замуж за известного и весьма обеспеченного человека, но для начала тебе придется рассчитаться по своим старым долгам».

Ирка напомнила ему, что с ним в свое время уже расплатились, но он возразил, что такса на такие услуги определяется личностью того, кто платит. Одна цена – для бедной студентки и совершенно другая – для будущей жены известного режиссера. Короче, если хочешь жить по-человечески – готовь денежки!

Ирка сказала, что ей понадобится некоторое время, чтобы собрать требуемую сумму, и попросила тайм-аут. С этим требованием шантажист вынужден был согласиться: естественно, он не предполагал, что девушка постоянно носит при себе большие деньги и немедленно, прямо в машине, с ним рассчитается.

Однако он предупредил ее, чтобы она не слишком затягивала, и дал сроку три дня.

Ирка, естественно, пришла ко мне и подробно пересказала весь разговор. Мы пришли с ней к единому мнению: даже если бы и можно было достать такую сумму, которую этот негодяй просил за молчание, делать этого ни в коем случае нельзя. Шантажисты совершенно ненасытны, он будет требовать денег снова и снова, и аппетиты раз от раза будут возрастать. Причем он станет требовать денег и у меня, если почувствует, что мои дела налаживаются.

Короче, с ним нужно разобраться раз и навсегда…

– Что я слышу! – прервала Лола рассказ. – Неужели ты его… Леня, я прерываю с тобой всяческие отношения!

– Что ты подумала! – Леня возмущенно взглянул на свою боевую подругу. – Ты же прекрасно знаешь, что я убежденный противник насилия! Об убийстве мы даже не думали…

– Ну слава богу! – Лола перевела дыхание.

– Если позволишь, я продолжу. Как ты помнишь, шантажист дал Ирке три дня сроку. Соответственно в этот срок мы и должны были уложиться. В первый вечер продумали план операции. Для осуществления этого плана нам потребовалась помощь троих человек – одной привлекательной девушки и двоих мужчин, не лишенных актерского дарования. К сожалению, с тобой я в то далекое время еще не был знаком, честно говоря, думаю, что ты лучше всех справилась бы со стоявшей перед нами задачей…

– Наконец-то я дождалась признания! – воскликнула Лола, театрально воздев руки к потолку.

– Не торопись, – Маркиз усмехнулся, – ты еще не знаешь, какую роль требовалось сыграть… Короче, на следующий день наш предприимчивый знакомый ехал домой на своем обожаемом «Москвиче» – ты ведь, может быть, и не помнишь, поскольку в то время была еще совсем юна, но тогда ни о каких иномарках рядовому гражданину не приходилось еще и мечтать, а простенький «Москвич» или «жигуленок» казался венцом творения – и тут у него на пути возникает этакое небесное создание в умопомрачительной мини-юбке, страдальчески согнувшееся над раскрытым капотом стареньких «Жигулей». Редкий мужчина сумеет устоять перед таким трогательным зрелищем.

Короче, наш начинающий шантажист немедленно распушил хвост, как настоящий павлин, кинулся помогать красотке, но безуспешно – поломка оказалась ему явно не по зубам. Тогда девица чуть ли не со слезами на глазах умолила его довезти ее до дома – якобы она ждала какого-то очень важного гостя. Долго упрашивать этого доморощенного Ромео не пришлось, а когда небесное создание предложило ему зайти в квартиру и выпить рюмочку… чаю, он и вовсе пришел в восторг и возомнил невесть что.

Квартирка небесного создания оказалась весьма недурненькой, достаточно уютной по тем временам, про важного гостя как-то очень быстро забыли, рюмочка ненавязчиво следовала за рюмочкой, и в какой-то момент наш бравый шантажист со всей очевидностью увидел по глазам своей новой подруги, что пора переходить к активным действиям.

Он привлек к себе не слишком упиравшуюся девицу, усадил ее на свои колени и начал уже торопливо расстегивать пуговки ее полупрозрачной шелковой блузки, как вдруг в дверь квартиры решительно и резко позвонили.

Очаровательная хозяйка испуганно ахнула и заметалась. Гость сначала не понял причины такого волнения, но когда вслед за требовательным звонком на дверь посыпались ритмичные тяжелые удары кулаков, он и сам почувствовал себя несколько неуютно. Вслед за ударами за дверью раздался суровый начальственный голос:

– Откройте, милиция! Открывайте, Сычева, мы знаем, что вы дома! Открывайте, или мы будем ломать дверь!

Небесное создание в полурасстегнутой блузке носилось по квартире наподобие молекулы, находящейся в броуновском движении, непрерывно издавая истеричные возгласы:

– Что делать, что делать? – И наконец, когда эта чернышевская фраза всем уже порядком надоела, перепуганная девица решила не сопротивляться властям и открыла дверь.

В квартиру ввалились двое очень похожих друг на друга молодых людей в таких протокольных костюмах и с такими протокольными физиономиями, что у нашего незадачливого шантажиста та часть его организма, которая заменяла отсутствующую душу, провалилась куда-то в низ живота, чуть правее поджелудочной железы и чуть выше аппендикса. На скучных лицах незваных гостей отчетливо читалось: неприятности будут, и неприятности очень серьезные.

– Ну что, Сычева, опять за старое взялась? – удивительно скучным голосом проговорил один из гостей, присаживаясь к столу и неторопливо раскладывая перед собой какие-то бумаги, в то время как второй гость со скучающим видом обходил комнату и что-то все трогал, перекладывал и разглядывал. Вообще в облике и поведении этих двоих невыносимая служебная скука была главной и определяющей чертой. Невольно складывалось впечатление, что им все на свете неимоверно скучно, даже сама жизнь, а уж о собственной работе и говорить не приходится.

Небесное создание, только что растерянно метавшееся по своей квартире, как случайно залетевшая в комнату ночная бабочка, неожиданно взяло себя в руки и решительно перешло в атаку:

– А чего вам надо от бедной девушки? Я, между прочим, нахожусь у себя дома и могу делать здесь совершенно все что хочу и принимать кого заблагорассудится. Это в гостинице вы можете об меня ноги вытирать и грозить мне своими дурацкими бумажками, а здесь я в своем праве! Я законы знаю! У нас, между прочим, за проституцию даже статьи нет! Я вообще могу на вас прокурору пожаловаться!

Услышав такие слова из уст небесного создания, наш герой почувствовал себя совсем скверно. Его заменяющий душу орган поворочался и начал сползать еще ниже. Неприятности катились на него со скоростью гоночного автомобиля и неотвратимостью многотонной снежной лавины. А скучный молодой человек за столом наконец обратил на него свое внимание и таким же скучным голосом поинтересовался:

– А это кто такой? Небось, Сычева, опять иностранца подклеила? Знаешь, Сычева, чем это тебе грозит? Прокурором она, видите ли, будет нас пугать! Ты слышал, Димыч?

– Я не иностранец! – судорожно вскрикнул перепуганный шантажист. – Я соотечественник!

– А документы у тебя есть, соотечественник? – В голосе безжалостного молодого человека привычная скука смешалась с откровенной насмешкой в пропорции один к трем.

Шантажист задумался. Ему очень не хотелось предъявлять свои документы, потому что он отлично знал, что за этим последует: «телега» на работу. Он сам занимался неоднократно такими бумагами и ничего хорошего от этого, разумеется, не ждал. Поэтому, повинуясь первому побуждению, он затравленным голосом проговорил:

– Нету… нету у меня документов…

– Хорошо, – скучный молодой человек пожал плечами, – тогда придется проехать с нами в районное отделение… для выяснения личности и оформления протокола.

– Как ни поверни, все только хуже… нет уж, лучше разберемся на месте! – И перепуганный шантажист протянул молодому человеку свой потрепанный красный паспорт.

– Та-ак… – все с тем же скучным выражением произнес милиционер. – Что же это мы, гражданин хороший, себе позволяем?

– А что такое? Что такое? – засуетился «гражданин хороший», в интонации молодого человека явственно расслышавший начальственное неодобрение и даже угрозу. – Я вот зашел к девушке… так сказать, в порядке дружеского визита… безо всяческих дурных намерений… Разве это возбраняется?

– Вы мне тут дурочку не валяйте! – неожиданно рявкнул человек в штатском. – Вы что же, блин горелый, не знаете, что задержаны в обществе хорошо известной органам валютной проститутки Сычевой, многократно замеченной в предосудительных контактах с гражданами иностранных государств? Вы что же, не понимаете, какие это может для вас иметь последствия?

Несчастный мерзавец пришел в неописуемый ужас. Слова «валютная проститутка» и в особенности «контакты с иностранными гражданами» вызвали у него нервную дрожь, затрудненное дыхание и частичное онемение конечностей. В глазах у него потемнело, а на лбу выступил холодный пот. Ведь еще совсем недавно, будучи членом комсомольского оперотряда, он неоднократно участвовал в рейдах по гостиницам «Интуриста» и прочим злачным местам, где отлавливал молодых соотечественников и соотечественниц, подозреваемых в этих страшных преступлениях, и знал, чем это обычно грозило…

– Я ничего не знал! – воскликнул он в страхе. – Я ничего не знаю! Я ее вообще первый раз вижу!

– Ага, – подал голос второй молодой человек, которого напарник называл Димычем, – его вообще ветром в форточку занесло. А позвольте вас спросить, это ваш пиджак висит на стуле?

– Мой, – растерянно сознался шантажист, покосившись на свой родной коричневый пиджак чехословацкого производства и совершенно не ожидая от него предательства.

Димыч небрежным жестом залез во внутренний карман пиджака и, как фокусник вытаскивает из шляпы кролика, букет цветов и финский холодильник, вытащил небольшой полиэтиленовый пакетик, плотно набитый неким белым порошком.

– Мама! – вполголоса проговорил шантажист-неудачник. Жизнь была бесповоротно кончена. Он видел в кино такие пакетики и догадывался, что они могут обозначать.

– Оформляй, Серый, – все тем же скучным голосом обратился Димыч к своему напарнику, – изъято при задержании… – он взвесил пакетик в руке, – около двадцати граммов неопознанного наркотического вещества… – он открыл пакетик, понюхал его содержимое, подцепил малую толику кончиком ногтя и лизнул, – предположительно, героина…

– Товарищи! – застонал несчастный. – Граждане! Я понятия не имею, как это ко мне попало! Я первый раз это вижу!

– Я же говорю, – осклабился Димыч, – его ветром в форточку занесло, а наркотики ему Дед Мороз в карман положил…

– Товарищи! – заныл шантажист. – Я действительно не виноват… я не знаю, откуда это взялось…

– Мы тебе не товарищи! – рявкнул Серый. – В товарищи он нам будет набиваться!

– Это что же он хочет сказать, – обратился к напарнику Димыч, – что мы ему наркотики подбросили? Он что же, оклеветать нас хочет? Нет, Серый, ты слышал, что эта сволочь говорит?

Шантажист еще больше испугался, если, конечно, такое вообще возможно. Он забегал глазами по сторонам, как будто искал пути к немедленному отступлению, и в последней надежде горячо зашептал на ухо Серому:

– Пожалуйста, не оформляйте протокол! Я не виноват! Договоримся… У меня есть деньги…

– Та-ак! – проговорил Серый со злобной радостью. – Ты слышал, Димыч, здесь у нас еще и попытка подкупа вырисовывается!

– При исполнении обязанностей? – восхитился Димыч.

– При исполнении, при исполнении!

– Ну, скотина, мало тебе не будет!

– Товарищи… то есть граждане… – заныл шантажист, – вы меня совершенно неправильно поняли… я не собирался… я совсем не то хотел сказать…

– Мы тебя отлично поняли! – торжественно провозгласил Серый и начал тщательно заполнять протокол.

Несостоявшийся шантажист истекал холодным потом. Он понимал, что жизнь кончена.

– Обрати внимание, Серый, – проговорил Димыч, буравя шантажиста тяжелым протокольным взглядом, – он ведь знает, как к представителям органов следует обращаться, он нас «гражданами» называет. Наверняка опытный кадр, так себе, для отвода глаз дурачка изображает! Надо будет его по нашей картотеке дополнительно проверить!

– Я не опытный! – взвыл шантажист, для которого с каждым новым словом и жестом положение становилось все хуже и хуже. – Это ведь вы сами мне только что сказали, что «товарищами» нельзя называть… Проверяйте меня по любой картотеке, я совершенно чист!

– Это раньше ты был чист, – с кривой усмешкой проговорил Серый, тщательно заполняя бланк, – слышь, Димыч, а как пишется – «гераин» или «гироин»?

– Да один черт, пиши как угодно, начальство разберется!

– Героин, – машинально подсказал грамотный мерзавец.

– Вот видишь, как ты в наркоте хорошо разбираешься! – ухмыльнулся Димыч.

Серый закончил писать и громко зачитал бумагу:

«Мы, сотрудники четвертого отдела ГУВД Иванов С.И. и Петров Д.П., при проведении профилактических мероприятий на квартире у гражданки Сычевой О.А., ранее неоднократно замеченной в связях с иностранными гражданами, задержали гражданина такого-то. При задержании у задержанного…» Слышь, Димыч, нехорошо как-то получается – при задержании у задержанного!

– Не пиши «у задержанного», пиши «у него»!

– Верно! – Серый, оказавшийся Ивановым С.И., исправил запись и продолжил: – «При задержании у него изъято около двадцати граммов наркотического вещества, предположительно героина. В момент задержания гражданин такой-то клеветал на сотрудников четвертого отдела УВД, а также пытался предлагать им взятку…» – число, подписи! – удовлетворенно закончил С.И. Иванов, расписался сам и протянул протокол задержанному: – Распишитесь вот здесь – с протоколом ознакомлен.

Вконец запуганный шантажист расписался в указанном месте и сжался в комок, переводя взгляд с одного мучителя на другого:

– Граждане, да что же это… да как же… что же теперь со мной будет?

– Что будет? – Димыч пожал плечами. – Это прокурор решит, что с тобой будет.

Затем он с прежним скучающим выражением посмотрел на свою жертву и негромко сказал:

– Серый, выйди-ка на пару минут… И Сычеву с собой возьми. Посидите на кухне, что ли, о жизни поговорите…

Понятливый Иванов С.И. моментально выскочил из комнаты, прихватив с собой совершенно не расстроенную хозяйку квартиры, и плотно закрыл за собой дверь.

Димыч тут же приблизился к задержанному и задушевным голосом объяснил ему, что тот может очень даже просто облегчить свою участь, если согласится время от времени выполнять некоторые поручения соответствующих органов, в частности информировать о поступках и высказываниях своих коллег и знакомых, то есть работать стукачом, или по официальной терминологии – сексотом.

Задержанный страшно обрадовался, потому что и так уже выполнял очень сходные поручения по душевной склонности, и немедленно дал безоговорочное согласие.

– Так что, вы не дадите хода этому протоколу? – с надеждой проговорил он и протянул руку за страшной бумагой.

– Не дадим… пока, – строго ответил Димыч и, аккуратно сложив бумагу, спрятал ее в карман пиджака. – Этот документ полежит у нас как гарантия вашей искренности и готовности к сотрудничеству! – произнес он красивую, заранее заготовленную фразу.

Шантажиста отпустили, и он помчался домой, не чуя под собой ног.

О своих планах относительно Ирмы он на некоторое время забыл, но, будучи человеком жадным и последовательным, вспомнил примерно через месяц, когда окончательно прошел ужас от пережитого.

Он снова подкараулил Ирку и поинтересовался, приготовила ли она деньги. Но девушка посмотрела на него с неожиданной спокойной твердостью и спросила, неужели он хочет, чтобы был дан ход протоколу о задержании в квартире О.А. Сычевой? Наш храбрец задрожал, побледнел, потом позеленел, попятился и спросил Ирку севшим от испуга голосом:

– Так ты, выходит…

– Выходит, – спокойно ответила та.

Больше она его не видела.

– Да, – вымолвила Лола после долгого молчания, – очень занятная история. Однако, насколько я могу предположить, произошла она лет десять назад?

– Двенадцать, – с готовностью ответил Леня, и Лола снова почувствовала болезненный толчок где-то в области желудка – таким образом ее чувствительная и тонкая актерская душа давала понять, что она глубоко страдает.

Лоле очень не нравилась такая хорошая память Маркиза, ей очень не нравилось его пристальное внимание к этому делу, связанному с его давнишней приятельницей. То есть это он так говорил – про приятельницу, а на самом деле там была явная любовь. Причем, делая скидку на достаточно юный возраст, любовь страстная. А старая любовь, как известно, не ржавеет – вспомнила Лола народную мудрость.

Словно в ответ на ее невысказанные опасения, Маркиз извиняющимся тоном сказал:

– Всем известно, что мы не очень хорошо относимся к тем, кто в свое время сделал нам добро, и просто обожаем тех, кого мы сами облагодетельствовали. Именно поэтому я просто не могу упустить такой случай. Ирме Модестовой грозит нешуточный срок.

– Откуда ты знаешь? – встрепенулась Лола. – Откуда ты вообще знаешь все подробности этого дела? Ведь ничего такого не говорилось ни в газетах, ни по телевизору…

– Я разговаривал с Шапиро, это ее адвокат, очень хороший.

– Да знаю я, кто такой Шапиро, уж как-нибудь! – отмахнулась Лола. – И вот что тебе скажу: если твоя бывшая любовь в состоянии нанять такого дорогого адвоката, то дела ее не так плохи.

– Так-то оно так, – с легким неудовольствием согласился Леня, – но дело в том, что у этого Модестова вдруг возникла первая жена и дочь от первого брака. То есть жена-то бывшая, а дочь, конечно, настоящая. И дочь эта нашла себе какого-то влиятельного покровителя и нажимает теперь на все пружины, чтобы Ирку засудили, потому что там имеет место весьма приличное наследство. То есть если Ирку посадят, то все отойдет предприимчивой доченьке. Так что, боюсь, даже Шапиро не сможет много сделать. Либо же Ирке придется отдать все, все деньги, чтобы отмазаться.

– Ну, на крайний случай и такой выход подойдет, – неодобрительно протянула Лола, – если впереди маячит тюрьма, никаких денег жалеть не нужно.

– Тебе легко говорить! – Леня слегка повысил голос. – Но почему она должна оставаться нищей, да еще и с погубленной репутацией, если она не убивала собственного мужа?

– Откуда ты знаешь? – процедила Лола. – Откуда ты все про нее так хорошо знаешь? Ты что – навещал ее в следственном изоляторе?

– Она пока не сидит. Шапиро удалось изменить меру пресечения на подписку о невыезде, – нехотя сообщил Маркиз, – я говорил с ней, это верно. Но и без этого разговора я точно знаю, что она не убивала. Это, видишь ли, совершенно не в ее характере – перерезать мужу горло только потому, что он ущипнул прислугу за задницу! Да и не было там ничего, наглая девица строила Модестову глазки, это верно, и Ирка ее уволила, чтобы неповадно было. Но вовсе они не скандалили, это девчонка наврала из вредности, только ей в милиции поверили. Короче, никто ничего не знает, как там было дело, милиция не нашла никаких улик. Ни с кем этот Модестов в последнее время не ругался, то есть врагов и завистников у него, конечно, было предостаточно, тебе ли не знать, какие гиены обитают в театральном мире!

– Да уж, – ввернула Лола.

– И вот, когда мне буквально в руки свалилась эта фотография с Анфисиных антресолей, я насторожился.

– И какая же связь? – протянула Лола.

– Ну, косвенная связь, несомненно, есть! – с жаром высказался Маркиз. – Во-первых, обе смерти произошли почти одновременно, приблизительно в начале апреля, то есть убийство Модестова было третьего апреля, а авария с Анфисиным мужем случилась десятого. Дальше: и тут и там в деле присутствуют очевидные неясности и неточности. Убийство Модестова не раскрыли, но быстро нашли подозреваемого, то есть схватили первого, кто был рядом, – жену. В случае аварии – опознания сгоревшего трупа толком, как я выяснил, и не было – предъявили убитой горем жене кусочек куртки: та опознала куртку, действительно это одежда ее мужа, и все, на этом все успокоились.

– Кроме Анфисы, конечно, – напомнила Лола.

– Разумеется. Но ничего бы она не узнала, и никто бы ей не помог…

– Если бы на ее пути по счастливой случайности не встретился ты! – насмешливо заявила Лола.

– Если бы эта бестолковая баба не вздумала похитить нашего Пу И. – Леня проговорил эту фразу слегка заискивающим тоном. – В общем, я решил заняться этим делом. Сначала нужно выяснить, погиб муж Анфисы в аварии или не погиб. Если в машине сгорел не он, то разузнать, куда он мог подеваться. Где-то же он скрывается все это время?

– Где-где – у бабы! – грубо высказалась Лола. – Сбежал мужик от жены и все дела! От такой любой сбежит!

– Возможно, – не стал спорить Леня, – но мне-то нужно для начала узнать, где и когда этот самый Птичкин столкнулся с Алексеем Модестовым, да еще так близко, что сфотографировался с ним в домашнем виде – босиком, на берегу речки.

– Анфиса, конечно, не знает?

– Клянется, что понятия не имеет. Это якобы было еще до их с мужем знакомства.

– Ну и дура! – Лола дернула плечом.

– Да бог с ней! Поговорим потом с ней, возможно, что она что-нибудь и вспомнит.

– Что значит – поговорим? – Лола повернулась на пятках и уставилась на Леню. – Что значит – мы поговорим? Ты хочешь сказать, что я должна заниматься с тобой этим делом? С каких это пряников, позволь спросить, дорогой компаньон?

– Ну-у…

– Нет, погоди уж! Теперь послушай меня! Дело это не сулит нам никаких денег. Вряд ли бестолковая вдовушка сумеет похитить еще какую-нибудь собаку и получить за нее выкуп. И уж тем более я сомневаюсь, что если мы найдем ее мужа живого и здорового, то он заплатит нам за это большой гонорар! Подозреваю, что мы от него и благодарности не дождемся! Если бы он хотел вернуться к жене, то давно бы уж это сделал! Дальше, ты хочешь с помощью этого дела помочь разобраться с убийством Модестова, чтобы твою давнюю приятельницу оставили в покое. Но, дорогой, это же твое личное дело, при чем тут я?

– Да, действительно, – хмуро согласился Маркиз, – я об этом как-то не подумал. Спасибо, что разложила все по полочкам. В голове сразу прояснилось.

Он прихватил с подзеркальника ключи от машины и стал надевать кроссовки.

– Ты куда? – удивилась Лола.

– Поеду на тридцать третий километр Выборгского шоссе, где была авария, осмотрюсь на месте.

– Но уже поздно… – растерянно проговорила Лола.

– Ничего, успею до темноты, скоро ведь белые ночи!

– А обед? – Но Леня уже скрылся за дверью.

Оставшись одна, Лола рассерженно плюхнулась на кровать. Она-то думала, что Ленька сейчас начнет ее уговаривать, убеждать, станет говорить, что совершенно не сможет без нее работать, что Лола очень нужна ему со своим потрясающим природным артистизмом и умением перевоплощаться, а вместо этого он предпочел сразу же согласиться с тем, что она сказала в сердцах, в запале, совершенно не подумав!

Лола погладила Пу И, но песик никак не отреагировал на ее ласку.

– Если бы ты не побежал утром за этой черномазой развратной пуделихой, – с неожиданной злобой сказала она Пу И, – ничего бы не случилось.

Пу И тут же приоткрыл один любопытный блестящий глаз, удивленный ее злобным тоном, но Лола уткнулась лицом в подушку и сделала вид, что спит.

На тридцать третьем километре Выборгского шоссе, естественно, не осталось никаких следов случившейся здесь полтора месяца назад автокатастрофы.

Маркиз остановил свою машину на обочине и осмотрелся. Шоссе в этом месте делало крутой поворот и, хотя ночи в апреле уже довольно светлые, легко представить себе, что при плохом освещении дороги спешивший в город неопытный водитель мог вовремя не заметить вылетевшую на встречную полосу машину.

Маркиз проехал еще около километра и увидел возле шоссе небольшую деревеньку, выставившую на первый план, к самой дороге, как своего достойного представителя, непритязательное заведение с традиционной вывеской «Двадцать четыре часа. Автозапчасти. Напитки. Горячие бутерброды».

Из напитков в заведении имелись кока-кола, спрайт, отечественный сильнодействующий лимонад «Колокольчик» и фанта, из живых людей – высоченный, как курс доллара, губастый парень лет двадцати пяти, скучавший в отделе автозапчастей, очень маленькая, особенно на его фоне, и довольно пухлая светловолосая девушка с глупыми выпуклыми глазами цвета сильно вылинявших джинсов, безуспешно пытающаяся подавить зевоту в продовольственном отделе среди напитков и бутербродов, и не очень бритый и совсем нетрезвый мужчина, домогавшийся от этой девушки взаимности в виде десяти рублей.

– Зинка, ну я тебя прошу, всего десятку! – ныл мужик, навалившись на прилавок и глядя на равнодушную продавщицу умильными глазами немолодого грустного спаниеля. – Ну это самый последний раз! Зинка, ну я тебя как сестру прошу!

– Жучка тебе сестра! – походя отозвалась девица и повернулась к своему долговязому напарнику, продолжая прерванный просителем интересный разговор: – Так что, Анька вчера раньше всех ушла? Правда, что ли, Коляшечка? А с кем? Ну скажи, с кем?

– Лучше не спрашивай! – Длинный парень закатил глаза. – Все равно не скажу, хоть ты меня пытай!

– Ну и пожалуйста, – девица обиженно отвернулась, – не больно-то и интересно! Подумаешь!

– С Пузырем! – выпалил долговязый.

Сообщение произвело настоящую сенсацию. Голубоглазая Зинка уставилась на своего коллегу, еще больше выпучив круглые глаза, и изумленно выпалила:

– Врешь! Быть того не может!

– Больно мне интересно тебе врать! – Долговязый презрительно оттопырил губу. – Говорю же – с Пузырем!

– А как же Верка? – Девица окончательно проснулась, жизнь обрела для нее новый интерес.

– Зинка! – вклинился в разговор нетрезвый мужичок с глазами спаниеля. – Зинуля, ну всего-то десятку! Я тебе завтра отдам! Карбюратором клянусь – отдам!

– Отдал один такой! – лениво отмахнулась от него Зинка.

– А хочешь – я на тебе женюсь? – пустил мужичок в ход неожиданное предложение.

– Как это? – Зинка удивленно уставилась на него. – Ты ведь женатый! Ты ведь с Ксенией Петровной сколько лет живешь?

– Это неважно! Ксения – грубая женщина!

Маркиз понял, что аборигены живут чрезвычайно интересной и насыщенной жизнью и ни за что не обратят на него внимания, и сам сделал первый ход:

– Алло, девушка, у вас там написано над входом, что вы двадцать четыре часа в сутки кормите симпатичных проезжих горячими бутербродами! Это правда или пустые угрозы?

– Чего? – откликнулась Зинаида. – Сейчас, вы же видите – мы с человеком разговариваем.

И снова повернулась к своему нетрезвому собеседнику:

– Ну ты чего – правда, что ли, с Ксенией разводишься? Ну ладно, вот тебе десятка!

С этими словами она запустила руку к себе за декольте и выудила оттуда мятую купюру. Мужичок горящим взором следил за десяткой, а продавщица задумчиво мяла ее в руке – видимо, в ее душе юная доверчивость боролась со зрелым практицизмом.

– А скажите, – предпринял Маркиз новую попытку привлечь к себе внимание тружеников прилавка и общепита, – тут в начале апреля на шоссе авария была, на повороте две машины столкнулись, вы случайно ничего не видали?

– Да на этом повороте все время бьются, – отозвался долговязый продавец, – было что-то и в апреле, менты потом заходили, грелись. Один мужик начисто сгорел, в угольки. Ну, нам-то что, нам-то глазеть некогда, мы тут работаем!

Нетрезвый мужичок выхватил у зазевавшейся Зинаиды десятку, немедленно утратил к девице всяческий интерес и повернулся к Маркизу, в лице которого увидел новые обнадеживающие перспективы и шанс неожиданно обогатиться:

– Слышь, мужик, ты их не спрашивай, ты меня спрашивай! Я тебе все расскажу! Я тут завсегда в наличии, и ежели что – тут как тут!

Маркиз повернулся к неожиданному информатору. В лице небритого мужика была та характерная болезненная горячность, отдаленно напоминающая религиозный фанатизм, которая выдает в небритом русском человеке, вольготно живущем от Сахалина до Калининграда, а то и до самого Нью-Йорка, острое желание немедленно выпить. Леня хорошо знал это специфическое выражение лица и отлично понимал, что человек с таким лицом охотно и моментально выложит слушателю все, что угодно, от собственных детских воспоминаний до планов секретного завода по производству стратегической карамели «Подушечка плодово-ягодная», но в то же время доверять этой информации ни в коем случае нельзя, потому как память у такого человека не годится ни к черту, а фантазия, наоборот, доходит до двенадцати баллов по десятибалльной шкале.

– Слышь, мужик, – продолжал абориген наступление, – у тебя пятьдесят рублей, наверное, есть. Мне очень срочно нужно пятьдесят рублей. Жене, понимаешь, на лекарство.

– Ксении Петровне? – ехидно уточнил Маркиз. – Это которая очень грубая женщина?

Это было большой ошибкой. Глаза небритого аборигена налились мутной кровью, и он угрожающе придвинулся к Маркизу, дыша на него застарелым сельскохозяйственным перегаром.

– Ты, блин, откуда Ксению знаешь? Ты ваще кто такой? Я тебя первый раз в жизни вижу, а ты, блин, к моей Ксении подкатываешься? Ходют тут, понимаешь, городские…

Маркиз совершенно не опасался этой пьяной злобы и не хотел приближаться к аборигену только из чисто гигиенических соображений. Зная, как легко сознание у таких людей переключается на любой новый объект, он вытащил из кармана синюю пятидесятирублевую бумажку и, помахав ею перед носом своего оппонента, проговорил гнусавым голосом эстрадного гипнотизера:

– Пятьдесят рублей!

Абориген немедленно забыл все свои прежние обиды. Он следил печальными выразительными глазами спаниеля за вожделенной бумажкой и тихонько поскуливал, усиливая свое сходство с симпатичной собакой. Наконец, громко сглотнув, он простонал:

– Ребенку на лекарство… Как брата прошу…

Продавщица Зина, негромко обсуждавшая со своим коллегой моральные качества некоей Аньки, оторвалась на мгновение от этого увлекательного разговора и бросила Маркизу:

– Никаких детей у этого тухлого анчоуса нет! Вообще-то, конечно, это ваше дело!

– Не слушай ее! – горячо прошептал абориген. – Она такая грубая! Давай, давай скорее деньги!

– Утром стулья – вечером деньги! – безжалостно заявил Маркиз. – Сначала расскажи, что ты видел!

– Это насчет чего ты интересуешься? – засуетился абориген. – Ты мне только, это, намекни, главное, я тебе живо все, что надо, вспомню. Насчет чего тебе вспомнить надо?

– Аварию видел на шоссе, около самого поворота? Месяц примерно назад? – Задавая свой вопрос, Леня не был уверен, правильно ли он поступает: его собеседник сейчас готов был вспомнить что угодно, но достоверность его воспоминаний близка к нулю.

– А как же, видел, все как есть видел! – заторопился мужичок. – Аккурат возле самого поворота, где шоссейка кругалем загибается, ка-ак сшиблися они – и оба в лепешку!

– Хорошо ты все разглядел? – недоверчиво поинтересовался Маркиз. – Светло было?

– Светло, светло, хорошо было видно! Прямо вот как тебя сейчас вижу, так и тогда!

– Как же светло, когда ночь уже была?

Абориген почувствовал, что ляпнул что-то не то, и сильно засмущался:

– Ну, это, перепутал маленечко… Это, значится, я не про ту аварию вспомянул… Ты мне, это, намекни маленечко, что да как, я тебе живо все расскажу… Главное, пятьдесят рублей, это… мамаше старенькой на лекарство…

Вредная Зинаида снова отвлеклась от разговора и, поджав губы, проинформировала Маркиза:

– Он детдомовский, нету у него, хека консервированного, никакой мамаши в обозримом пространстве! Хотя, конечно, деньги ваши, что хотите, то с ними и делайте.

– Не слушай ты Зинку! – Абориген явно повторялся. – Грубая она!

– А как же ты на ней только что жениться хотел? – ехидно поинтересовался Маркиз. Он с несомненностью понял, что совершенно зря приехал в эту придорожную деревеньку и никакой полезной информацией здесь не разживется.

– Я? На Зинке жениться? – изумленно проговорил абориген. – Да ты что, мужик! С дуба, что ли, рухнул? Я же женатый! Да Зинка, это такая инфузория – кого хошь живьем загрызет! Ну ты, мужик, это, пятьдесят рублей не забудь, как брата прошу! Мне сестренке родной на лекарство надо, младшенькой! Она мне все равно что дочка, я ее на руках вынянчил!

– И грудью выкормил, – вставила реплику грубая Зинаида, обидевшись на «инфузорию».

– Я же тебе сказал, – Маркиз демонстративно сложил купюру и спрятал в нагрудный карман, – утром стулья – вечером деньги. Если вспомнишь про ту аварию, что была здесь на повороте шоссе в начале апреля, – получишь полтинник…

– Ну, эти городские! – проскрипел расстроенный абориген. – Ну, козлы! Сами не знают, чего хотят! Все им не то, все им не это! Рассказал ему про аварию – недоволен, другую ему, видишь ли, подавай! Сам не знает, чего нужно! Как тот мужик, тоже городской, машину ловил – ловил, а как остановится – все ему не то, отпускает, пока тот «жигуленок» не остановил… Доостанавливался! Не вертел бы носом, жив бы остался…

– Постой-постой, это ты про что такое говоришь? – оживился Леня. – Какой мужик машину ловил? Когда это было?

– Какой мужик? Вроде тебя, городской! – ответил недовольный абориген. – Мордатый, в хорошей куртке… А когда было… да аккурат Васька Морозов навоз на третье поле возил…

– Когда в ваших краях происходит это знаменательное событие? – осведомился Маркиз у работников прилавка, по-прежнему увлеченных обсуждением чужих недостатков.

– Чего? – Зинка недовольно поморщилась. – А, когда нынче навоз вывозили… да вроде в самом начале апреля… снег ведь нынче рано сошел… в марте еще, а Васька Морозов, он перед тем в запое был, с самого восьмого марта, так дня на три припозднился…

– В начале апреля, значит… – Маркиз снова повернулся к своему нетрезвому информатору: – И что же с этим твоим разборчивым мужиком случилось?

– С каким мужиком? Чего случилось?

– Ну, с тем городским мужиком, в хорошей куртке, который машину ловил!

– А чего с ним случилось? – В полной прострации абориген уставился на Маркиза.

– Ну ты же сам сказал только что – не вертел бы носом, так жив бы остался! Значит, с ним что-то случилось? – И, чтобы стимулировать слабую память собеседника, Леня снова извлек на свет божий новенькую голубую пятидесятирублевку.

При виде купюры печальные глаза аборигена заблестели, и он радостно сообщил:

– Так менты потом приехали, греться заходили, говорили, что авария случилась на повороте, красный «жигуль» с «уазиком» столкнулся… «Жигуль» дочиста сгорел, просто как свечка… Значит, мужик тот, городской, помер – он ведь как раз в эту «восьмерку» и сел…

– Он подсел в красную «восьмерку»? – взволнованно переспросил Маркиз. – Ты ничего не путаешь?

– А чего мне путать-то? С какой радости? Я с ним разговаривал, вот как с тобой сейчас, предлагал ему попутку поймать… Только он грубый такой, послал меня… в голубую даль, а сам – одну машину остановил, не сел, другую – тоже не сел… пока та «восьмерка» не подъехала. Все выбирал… Какого рожна ему было нужно! Ну, вот и довыбирался…

– Выходит, в той красной «восьмерке» в момент аварии были два человека, а не один? – уточнил Леня.

– Ну, выходит, – подтвердил абориген, – а радости-то?

– А милиция тебя ни о чем не спрашивала?

– А на фига им, интересно, меня спрашивать? – искренне удивился абориген.

Леня окинул взглядом его неказистую фигуру, не вызывающую у официальных лиц доверия и сочувствия, и подумал, что милиционеров в данном случае можно понять.

– А сам ты, конечно, ничего им не говорил? – уточнил Леня на всякий случай.

Мужик ответил ему таким выразительным взглядом, что Маркиз сам понял неуместность своего вопроса.

– А что же ты мне сразу-то про эту аварию не рассказал? – поинтересовался Леня, протягивая информатору вожделенную голубую бумажку.

– Так я эту аварию сам-то не видал, что же я тебе про нее могу набрехать, – честно ответил мужичок, и тут он увидел пятидесятирублевку, с которой в глубине своей несчастной души уже распрощался. Глаза его радостно заблестели, он выхватил купюру у Маркиза и мгновенно исчез из поля его зрения.

– К бабке Варе побежал, – задумчиво прокомментировала это событие практичная Зинаида, – она как раз самогонку варит… теперь он на неделю загудит, это точно!

Леня не слишком расстроился: он узнал от случайного нетрезвого собеседника все, что тот знал об апрельской аварии, и неожиданно даже больше того, на что он сам рассчитывал, отправляясь сегодня в эту недалекую командировку. Попросив у Зинаиды пару бутербродов и бутылку фанты, он сложил эти припасы в пакет и отправился в свою машину, чтобы не мешать задушевному разговору.

Лола проснулась, когда наступили сумерки. Учитывая, что в середине мая на город Санкт-Петербург вовсю надвигаются белые ночи, это означало либо поздний вечер, либо дождь. Так и есть: небо густо заволокло синими тучами, и вот уже первые капли забарабанили по балкону. Лола не стала подобно классику восклицать «Люблю грозу в начале мая!», она терпеть не могла дождь.

Лола встала с кровати и подошла к зеркалу. Из зеркала в полутьме на нее таращилась весьма помятая физиономия, волосы всклокочены, и глаза припухли. Виданое ли дело – столько проспать! Естественно, что лицо катастрофически отекло! Что это с ней случилось? Никогда она не любила спать днем, даже в детстве словосочетание «тихий час» наводило на Лолу лютую тоску. Очевидно, сегодняшний дневной сон – это реакция на стресс. Как Лола ни бодрилась, она ужасно испугалась, когда Пу И пропал. Она не может себе представить, что из ее жизни уйдет это капризное крошечное создание.

Лола оглянулась по сторонам. Подушка, на которой Пу И совсем недавно возлежал, закатывая глаза и делая вид, что он совершенно без сил, была пуста. Лола прислушалась.

В квартире стояла полная, глубокая, поистине гробовая тишина. Отчего-то эта тишина не успокоила Лолу, а наоборот, привела ее в состояние легкой тревоги. Мимоходом взглянув на часы, Лола ужаснулась: она проспала три с лишним часа, а Лени все нет!

Голова была тяжелая, как наутро после вечеринки с актерами – эти пьют как лоси. Лола вышла в прихожую и остановилась в недоумении. Весь пол был устлан мелкими клочками бумаги. Лола нагнулась и с ужасом заметила на бумажках что-то, написанное почерком Маркиза. Она пошла по следам, как Мальчик-с-пальчик за гречкой, примерно представляя себе, что произошло, и ожидая больших неприятностей, и обнаружила на кухне преступную троицу, которая в полном составе что-то делала на полу. Взглянув на пол, Лола поняла, что неприятности – это когда угнали машину или в парикмахерской отвратительно постригли, или, допустим, придя на прием, застаешь хозяйку дома в платье точно такого же цвета, как у тебя. То же, что ожидает ее в ближайшее время по возвращении Маркиза, – это не неприятности, это – полная и окончательная катастрофа! Ибо на полу лежала записная книжка Маркиза, точнее то, что от нее осталось после того, как кот, пес и попугай дружно потрудились над ее страницами.

Эта записная книжка была для Маркиза, можно сказать, главным орудием труда, как компьютер для программиста, скрипка для скрипача или волшебная шляпа, начиненная голубями, цветами и кроликами для фокусника. В этой книжке были записаны телефоны десятков людей, периодически оказывавших Лене самые разные услуги – от консультаций по банковскому делу или номенклатуре криминальных группировок до угона машин или изготовления профессиональных отмычек. Естественно, все записи в этой книжке были зашифрованы, и прочесть их мог только сам Маркиз.

То есть, конечно, это раньше Маркиз мог их прочесть. Теперь, после того, что устроила за время Лолиного сна преступная троица, прочесть записи в этой книжке не смог бы, наверное, даже великий ученый Шамполион, расшифровавший египетские иероглифы.

Лола схватилась за голову и застонала.

Она ясно представила все, что скажет и сделает Маркиз, увидев клочки и обрывки, в которые превратилась его драгоценная книжка. Самое ужасное, что его гнев будет вполне оправданным – без этой записной книжки он действительно как без рук. Другое дело, что Лола неоднократно уговаривала Леню занести всю эту бесценную информацию в компьютер, но Маркиз, упрямый, как все мужчины, и слышать не хотел о таком прогрессивном способе хранения своего архива, мотивируя это тем, что, во-первых, книжка в отличие от компьютера у него всегда находится под рукой, во-вторых, она недоступна компьютерным взломщикам-хакерам, которых хлебом не корми, дай только влезть в чужую машину и от которых не спасают никакие пароли и средства защиты…

Правда, Лола прекрасно понимала, что в действительности всеми его поступками руководит обыкновенная и старая как мир мужская лень, но попробуй ему это докажи!

Она снова застонала и повернулась к шайке хулиганов.

– Вы, мерзавцы четвероногие! Моя месть будет страшной! – Она поняла, что таким обращением сняла ответственность с попугая, и добавила, обращаясь к нему отдельно: – Тебя это тоже касается, болтливый ужас, летящий на крыльях ночи! Я объявляю вам всем беспощадный террор!

Пу И сжался в комочек и тоненько, жалобно заскулил, надеясь своим трогательным видом разжалобить хозяйку; гордый и самолюбивый кот Аскольд распластался на полу, поводя кончиком хвоста, плотно прижав уши и показывая всем своим видом, что он дорого продаст жизнь; попугай Перришон отскочил за холодильник, взъерошил яркий хохолок, развернул крылья и хрипло завопил в неподдельном ужасе:

– Кошмар-р! Террор-р! Кар-раул!

– Ага, испугались! – Лола наступала на разбойников, гневно сверкая глазами. – Будете знать, как я страшна в гневе! Первым делом в качестве наказания я снимаю вас с довольствия!

Пу И тоненько взвизгнул от ужаса, кот яростно зашипел, а попугай всплеснул крыльями и истошно вскрикнул:

– Умир-раю!

Лола и сама поняла, что несколько переборщила с наказанием, и пошла на попятный:

– Ну, не совсем, конечно… Ты, Аскольд, – она сурово посмотрела на кота, – можешь больше не выпрашивать у меня теплого молока… обойдешься кошачьими консервами! Ты, Перришон, забудь про орешки! А тебя, Пу И, лишаю орехового печенья!

Она посмотрела на несчастную троицу и закончила свой обвинительный вердикт:

– На неделю!

Перришон склонил голову набок, посмотрел на суровую хозяйку круглым выпуклым нахальным глазом и лаконично выразил единогласное мнение преступного сообщества:

– Тр-рагедия!

И в это самое время кот Аскольд одним длинным грациозным прыжком оказался в прихожей и сел возле двери, проникновенно поедая ее глазами. Лола знала, что так он делает перед самым приходом Маркиза, примерно минут за пять. Лола метнулась к окну и заметила, как Ленина неприметная «девятка» неторопливо выруливает во двор.

Маркиз свою собственную машину выбирал всегда из самых скромных, чтобы не бросалась в глаза. Он утверждал, что для дела он всегда может угнать любую машину, хоть «Роллс-Ройс», хоть «Феррари».

Лола цыкнула на оставшихся двоих злоумышленников, схватила потрепанную записную книжку и торопливо замела клочки записей под буфет. Она едва успела проделать в прихожей ту же самую операцию, как прозвенел требовательный звонок в дверь.

Маркиз явился злой, усталый и недовольный. Во-первых, он безумно хотел есть, потому что в течение дня только пил кофе у Анфисы Саркисовны, а те два бутерброда, что он купил в придорожном магазинчике на тридцать третьем километре Выборгского шоссе, настоящей едой назвать было никак нельзя. Во-вторых, он, в сущности, мало продвинулся в расследовании. То есть, если верить словам полупьяного аборигена, в автомобиль к Анфисиному мужу подсел некто, причем до этого пропустил несколько машин и сел именно в эту. После аварии же второго тела нигде не нашли. Тогда, как говорится в известном анекдоте, возможны два варианта: либо тот второй пассажир не пострадал и, выскочив из машины, дал деру, чтобы его не затаскали потом как свидетеля, либо абориген врет как сивый мерин и не было никакого второго пассажира вообще. Да, но мужик мог бы наврать поскладнее, а так он вспомнил про голосовавшего типа совершенно случайно. Леня чувствовал, что не миновать ему расспросов в милиции. Только кто же так просто даст ему почитать официальные протоколы осмотра места происшествия? Ну да, не привыкать, с его-то многочисленными связями и знакомствами не так уж трудно будет добыть нужную информацию.

Леня повеселел и втянул носом воздух. Съестным не пахло, что его несколько насторожило. Неужели Лолка все еще дуется? Он поглядел на стоящую напротив Лолу. Вид у нее был несколько пришибленный. Волосы всклокочены, глаза припухли – неужели плакала? Быть не может, она способна рыдать только на сцене или по заказу. Он тут же вспомнил кстати, что не далее как сегодня Лола безутешно рыдала на его груди, когда Пу И пропал. Вот именно, она способна рыдать только из-за своего чихуа-хуа!

– Ленечка, ужинать будешь? – робко спросила Лола.

– А ты как думала? – голосом сварливого мужа ответил он и ушел в ванную мыть руки.

– Чтобы я вас, подлецов, в кухне не видела! – шепотом приказала Лола, и подлецы немедленно испарились.

Лола машинально достала из холодильника жареного цыпленка, машинально сунула его в микроволновку подогреть, машинально плюхнула на сковородку огромную порцию настоящего китайского риса, машинально нарезала зелень для салата. Голова ее была занята одним вопросом – как сообщить Леньке о том, что устроили их питомцы. Ежу понятно, что это надо сделать после обеда – сытый мужчина не в пример добрее, чем голодный. Было бы удачно, если бы он не вспомнил о книжке до завтрашнего утра: чем больше времени пройдет с момента преступления, тем меньше вероятность наказания. Лола боялась, что в ярости Маркиз слишком сильно отлупит четвероногих и крылатых разбойников, да и ей самой заодно достанется.

Всем известно, что преступников всегда тянет на место преступления, так и мерзкая троица потихоньку просочилась на кухню. Весьма возможно, их привлекли аппетитные запахи разогревающейся курицы и недвусмысленный звук открывающегося холодильника.

Попугай присел на подоконник, Пу И устроился на диванчике рядом с Лениным стулом, и только осторожный и многоопытный кот Аскольд забрался в более безопасное место – высоко на шкаф-пенал.

– Ну, скоро там будет готово? – Маркиза одолевало голодное нетерпение.

– Сейчас, сейчас, – суетилась Лола.

Накрывая на стол, она неловко повернулась и выронила вилку.

– Ну что такое, – Леня нагнулся и нырнул под стол.

Лола перехватила в это время весьма оживленный и любопытный взгляд кота с пенала. Сердце ее сжалось от нехорошего предчувствия.

И действительно, предчувствия ее не обманули. Из-под стола вылез не Леня Маркиз, а совершенно другой человек. Во всяком случае, Лола никогда еще не видела своего партнера в таком состоянии.

Маркиз был красен, как перезрелый астраханский помидор. Волосы его, обычно тщательно приглаженные, сейчас стояли дыбом. Глаза норовили вылезти из орбит. И хотя Лола наблюдала такое явление впервые, она поняла, что Маркиз в крайней степени ярости.

– Что это? – прыгающими губами не проговорил, а проскрежетал Леня, показывая Лоле – о ужас! – случилось самое страшное!

В руке Леня держал крошечный кусочек бумажки. И разумеется, орлиный его взор успел разобрать на нем зашифрованные буквы, понятные только ему, и начальные цифры номера телефона.

– Что это? – повторил Леня, уже зная ответ на свой вопрос.

Но он категорически отказывался верить тому, что произошло. Лола, в свою очередь, так поразилась его внешнему виду, что окаменела, как небезызвестная жена Лота.

– Это из моей записной книжки, – проскрипел Леня. – Как ты посмела отдать им ее на растерзание?

Лола хотела ответить, что она не виновата, что Маркиз сам забыл свою записную книжку в прихожей, а паршивцы сбросили ее со столика и разодрали когтями, зубами и клювами. Но язык ее буквально примерз к гортани, она попробовала разинуть рот, но оттуда не вырвалось ни звука.

– Где она? – бушевал Леня. – Что ты стоишь как дура и молчишь? Где записная книжка?

Лола хотела обидеться на «дуру», но не успела. Она слабо вытянула руку вперед и показала на дверцу кухонного шкафа. Маркиз коршуном набросился на шкаф, так что попугай изумленно охнул, и вытащил спрятанную книжку. Пролистав ее и заметив, что половина страниц вырвана, а вторая половина безнадежно изжевана, он издал какой-то странный сдавленный звук и с размаху плюхнулся на Пу И, сидящего на диване. Надо сказать, что Пу И мужественно принял этот удар судьбы, он даже не пикнул, только мигом высвободился и сиганул мимо Лолы в прихожую. Маркиз, однако, даже не заметил, что он сел на что-то живое. Взглянув на его лицо, Лола всерьез испугалась, что его хватит удар от злости. Но Леня был мужчиной здоровым, поэтому избыток адреналина, образовавшийся в крови, он тут же должен был выпустить.

Если бы взглядом можно было испепелить, от Лолы давно остались бы одни домашние тапочки с розовыми помпонами. И то только потому, что в данный момент они сиротливо стояли в прихожей, Лола выпрыгнула из них, пытаясь замести следы преступления.

– Ты, – прошипел Маркиз, – все из-за тебя! Это ты нарочно! Всегда была сообразительна, недаром на тебя внимание обратил!

– Ты о чем, Леня? – вскрикнула Лола.

– Из-за своей дурацкой ревности связала мне руки! Прекрасно знаешь, что без книжки я ничего не смогу сделать, что у меня там все!

Лола ничего не понимала – какая ревность, при чем тут ревность? О чем он говорит?

– Ленечка, это не я… – пискнула она.

– И не ври, даже слушать тебя не желаю! Всегда была упряма как ослица, но не до такой же степени! – орал Маркиз. – Ну надо же, до чего дойти из-за своих дурацких амбиций! Человека готова на смерть послать, лишь бы по-твоему было, дрянь своенравная!

Кого она хочет послать на смерть? Лола терялась в догадках, но недолго, потому что тут же обиделась, что ее назвали дрянью. Это не так, Ленька несправедлив. Хоть он в ярости, нельзя ему прощать.

– Слушай, ты выбирай выражения, – осмелилась выговорить Лола, – хоть выясни сначала, что произошло…

– И не собираюсь! Ни выяснять, ни выбирать выражения! – гремел Леня. – Вообще с тобой знаться не желаю!

Тут ему совершенно изменило самообладание, и он добавил несколько эпитетов, которые, несомненно, не делали ему чести. Выслушав такое, Лола не поверила своим ушам, но решила, что пора начать защищаться. Как-никак, она была вполне современной молодой женщиной и всегда умела за себя постоять.

– Мерзавец! – взвизгнула она. – Хам трамвайный! Тебе у пивного ларька с мужиками разговаривать! Там тебе самое и место! Тоже мне – Главный Мошенник Советского Союза! Нашел чем гордиться, жулик мелкий!