Помоги проекту - поделись книгой:
Брат не поверил своим ушам.
– Ты уверен в том, что говоришь, брат?
Узбек, давно и не по своей воле ставший арабом, вздохнул и, произнеся положенное «Да будет Аллах моим свидетелем», начал объяснять:
– Мохаммед бин Салем ат-Тикрити непростой человек, совсем не простой. Он из Тикрита, с родины Саддама, а это здесь помнят до сих пор. Когда Саддам был у власти, он служил в Амн аль-Хаас, президентской охране, дослужился до майора, охранял Удея Хусейна. Может быть, он и навел американцев на него. Говорили, что, когда американцы окружили дом, где были Удей и Кусей[21], они просто пустили туда ракету, а потом пошли на штурм, стреляя во всех, кто был в доме, они убили даже внука Саддама. Это все потому, что Удей занимался программой «Нефть в обмен на продовольствие» и точно знал, в чьи руки упали деньги от нелегального экспорта нефти, на чьи счета они упали. Когда шло расследование, американцы обвинили вас, но на самом деле американцы и британцы сами разворовали все эти деньги, а потом замели следы. Украли они и деньги Саддама – те, до которых смогли дотянуться и которые принадлежат многострадальному народу Ирака. Салем бин Тикрити отсиделся где-то, а потом появился у англичан в Басре в две тысячи седьмом. Сначала ему в Ираке было опасно – американская разведка вела охоту на таких людей, как он. А потом Муктада ас Садр собрал свое ополчение и призвал убивать американцев, и американцы начали улыбаться бывшим клевретам диктатора, брать их в полицию и в армию. Здесь, через Басру проходит основная дорога, ведущая из кувейтских баз снабжения в Багдад, к «железному треугольнику». Очень опасное место, потому что рядом непроходимые болота и иранская граница. Салем бин Тикрити пришел и сказал, что если англичане и американцы будут платить определенную сумму денег в месяц, то в его зоне ответственности никто не будет нападать на британские и американские конвои. Он сдержал свое слово, и его сделали начальником полиции Басры, чтобы он навел порядок в этом городе. Потом англичане и американцы ушли, но он остался, потому что новой власти тоже нужен порядок.
– Он суннит?
– Да, говорит, что суннит, хотя наверняка он мунафик, и не более того[22]. Иракская власть, а власть в Ираке, как ты знаешь, русский, принадлежит шиитам, может позволить себе ссориться только с одним врагом. Так-то их три – курды, люди Саддама и суннитская «Аль-Каида», но можно ссориться только с одним врагом. Курдов достаточно просто не трогать, дать им жить на своей земле и делать вид, что это еще и иракская земля. Остаются двое – люди Саддама и «Аль-Каида». Аль-Малики[23] надо было выбрать одного из двух врагов, и он выбрал «Аль-Каиду». Люди из Тикрита сохранили те посты, которые им удалось получить при американцах, и заработали новые. Среди них и Салем бин Тикрити. Без него в Басре и мышь не шевельнется, он важнее губернатора, важнее любого другого человека в южном Ираке. Это он и украл ваших людей, русский, точнее, украли по его приказу…
– Но зачем ему это?
– Потому что американская армия ушла, но американцы здесь остались, русский. И с этим ничего не поделаешь. Американцы здесь остались, американцам нужна защита. Салем бин Тикрити ее обеспечивает не бесплатно, конечно. Весь город знает о том, что у американцев проблемы, что они теряют месторождения. Вот американцы и попросили Салем бин Тикрити помочь им. И тоже не бесплатно.
– Но среди похищенных трое американцев!
Араб улыбнулся:
– Ударный авианосец «Гарри Трумэн» прошел Ормузским проливом, брат. Думаю, уже через несколько дней мы можем услышать о героической операции американского спецназа по спасению пленных американских буровиков. А вот удастся ли спасти русских – это зависит от позиции твоей страны, брат…
Брат катнул желваками:
– Понятно. Что будем делать? Ты знаешь, где их содержат?
– Их могут содержать в любом полицейском участке, местная полиция никогда не задает вопросы своему начальнику. Ходят слухи, что табаньей[24] Салем бин Тикрити умеет пользоваться не хуже, чем его знаменитый родственник. Но думаю, он держит людей в своем компаунде. Думаю, он все-таки хочет получить с американцев какие-то деньги, а люди в его руках, американцы, гарантия того, что он эти деньги получит. На Востоке любую договоренность соблюдают только тогда, когда у противной стороны есть сила, чтобы заставить ее соблюдать, Салем бин Тикрити понимает это как никто другой в здешних краях…
– Ты можешь узнать, так это или нет?
– Думаю, что могу, брат…
Басра с одной стороны ограничена протекающей в черте города рекой Шатт аль-Араб, с другой стороны – вырытым саперами во время войны 80–88 годов длинным, прямым каналом, который должен был преградить иранским полчищам путь к месторождению Румайла в случае, если они все-таки возьмут Басру. Между этими двумя водными артериями и расположена Басра, которую многие называют южной столицей Ирака или иракской Венецией. Место это малопривлекательное – насыпанные саперами, возвышающиеся на метр-два от земли насыпи, по которым и проходят дороги. Эти насыпи готовились как линии обороны, глубокие, залитые водой рвы, разливы нефти, грязный, в радужных разводах, напитанный водой песок. Здесь достаточно воды для того, чтобы вести сельское хозяйство, но его не ведут, только сажают плодоносящие деревья. Басра – город торговцев, контрабандистов, рыбаков и вольнодумцев. Британское присутствие мало что здесь изменило, разве что АК-47 у многих сменились на американские автоматы М4 да очень популярным стал кофе из кофеен «Старбакс» – даже арабы оценили вкус старбаксовского кофе.
Хамсин уже наваливался на город всей своей непередаваемой мощью, дороги почти опустели, мало кто рисковал передвигаться в такую погоду, тем более что во многих местах если завязнешь, то дай Аллах спастись самому, а про машину и думать не стоит. Ветер с песком летел параллельно земле, дворники лихорадочно елозили по стеклу, размазывая грязную жижу, но помогало мало. Кузьма – а именно он был за рулем – уже зарекся нажимать на клавишу стеклоомывателя – если и помогало, то на несколько секунд, а потом становилось еще хуже. Он продвигался вперед со скоростью десять миль в час, ориентируясь по навигатору GPS, подсказкам этого странного араба и собственной интуиции. Надеяться можно было только на то, что дорога эта, построенная саперами, абсолютно прямая, какой только и бывает военная дорога. Где-то на перекрестке их должны были ждать люди, с которыми араб связался по спутниковому телефону Thuraya, который мог работать и в спутниковом, и в сотовом режиме…
Было такое ощущение, что машина не едет сама, что ее подхватил сель, поток грязной жижи с гор, и волочет, чтобы где-нибудь как следует приложить о поваленное дерево или камень, затопить холодной грязной жижей салон и убить всех, кто находится в нем.
Полицейская машина вынырнула из мглы совершенно неожиданно, настолько неожиданно, что Кузьма не успел вовремя среагировать, понять, что светлый силуэт впереди это есть полицейская машина, и он боднул ее кенгурятником в зад. Это он сделал напрасно, потому что через несколько секунд иракские полицейские уже выволакивали русских из машины, разбив стволами автоматов два окна…
– Халас! Халас![25] – закричал араб, выскакивая из машины…
Иракские полицейские, поняв, что ошиблись, оказались довольно дружелюбными малыми. Они даже угостили русских питой – лепешкой с начинкой из смеси овощей и мяса, считающейся здесь богатым блюдом, почти деликатесом…
У патруля был большой, выкрашенный в полицейские цвета «Шевроле Аваланш»[26], видимо, оставшийся от американцев. На высокой стойке стоял пулемет М240, зачехленный, около которого никто не дежурил. Русские перебрались в салон полицейского пикапа, оставив в своей только водителя…
– Здравствуйте, – старательно произнес грузный, пожилой, седоусый полицейский, явно гордясь тем, что может обратиться к гостям на их языке, на русском языке, – как поживаете? Как здоровье ваших родителей?
Брат выпучил глаза, такого он не ожидал.
– Вы знаете русский?
– Да, я учился в России. Россия – холодно.
– Али коммунист, – сказал араб.
Брат удивился еще больше.
– Коммунист?!
– Да, да… – обрадовался иракец, – коммунист. Да здравствует борьба трудового народа. Ленин – хорошо…
Брату вдруг стало очень стыдно, словно он предал этого иракца.
– Здесь больше коммунистов, чем кто-нибудь хочет признавать, – сказал араб, – люди не хотят жить при религиозном мракобесии, но они не хотят жить и при диктаторе. Капитализм не принес сюда ничего, кроме разрухи, страданий и смерти. Те, кто сейчас богат, богаты за счет даров этой земли, которые принадлежат всему народу. Ни шииты, ни сунниты, ни капиталисты не скажут такого, не будут бороться за такое. Поэтому здесь есть коммунисты, они хотят встать на правильный путь, сделать так, чтобы арабы могли гордиться своей землей. На последних выборах Коммунистическая партия Ирака получила больше десяти процентов голосов, но их у нее украли…
Брат усилием воли заставил себя вернуться к тому делу, ради которого они сюда приехали.
– Переведи ему, мы готовы дать пятьдесят тысяч американи[27], если кто-то покажет нам, где держат русских.
Араб перевел. Иракец что-то резко ответил.
– Али не хочет брать деньги. Это оскорбление для него.
– Скажи, что я не хотел его оскорбить.
Снова короткие переговоры.
– Али поможет русским просто так. Али помнит добро и хочет, чтобы русские помнили про иракцев тоже добром. Завтра Али будет знать, где держат русских.
– Скажи ему, пусть будет осторожен.
Араб перевел.
– Али всегда осторожен. Здесь в Ираке коммунистическую партию называют «партией расстрелянных». Если бы он не был осторожен, он не был бы жив…
В бурой мгле едва угадывалось пламя газовых факелов…
Грязища жадно чавкала под сапогами, в некоторых местах приходилось отдергивать ногу, чтобы не почерпнуть воды. Деревья гнулись под напором ветра с дождем, утопали в грязи. Стоило только повернуться, и грязь хлестала в лицо, попадала в глаза. В любой момент могло начаться серьезное наводнение, часть прибрежных низин уже была затоплена.
– Здесь всегда так плохо? – прокричал Брат, обращаясь к идущему первым арабу.
– Такого не было десять лет, если не больше! Аллах разгневался на распутных!
Брат ничего не понял, потому что слова унес ветер. Но заключил, что вряд ли тут часто бывает такое…
Потом они вышли на какой-то поселок – прямо посреди апельсиновых рощ, низкие, заброшенные домишки, при этом явно не самострой, построенные по какому-то проекту. Они были пусты, уже на четверть как минимум сидели в земле, еще лет тридцать – и земля окончательно поглотит их…
– Сюда!
Дома выглядели заброшенными, причем ни на них самих, ни на окружающей местности не было следов боя, обстрела, что могло быть причиной того, что они заброшены…
Брат заметил, что во втором доме от края чем-то заделаны окна…
– Сюда!
Они ввалились внутрь, все с головы до ног в грязи, в жидком песке, и нарвались на ствол автомата…
Который сразу же опустился.
– Салам алейкум… – сказал Брат.
Двое: один в углу, «соображает» какую-то жратву из сушеного мяса, другой – на стреме, за завалом из каких-то ветвей и обломков мебели.
– Товарищ подполковник, а вы-то здесь от-куда?..
– Двояк тебе, Ветер. Первый – за выбор укрытия, мать твою, это единственный дом, где окна чем-то заделаны. Вторая – за длинный язык…
– Так точно.
– Что это за дом? – спросил Брат, немного успокоившись.
– Здесь живут мааданы, болотные арабы, – ответил араб, – точнее, жили. Этот городок построили для них британцы. Говорят, что каждый такой дом стоит не меньше миллиона американи, только вот жить в нем никто не хочет. Мааданы хотят жить, как жили их предки, на болотах, в домах из тростника…
Настала ночь, но свежести не было и в помине. Обычная для Востока жара в сочетании с грязью, с пыльным ветром, с водой, с хамсином создавала совершенно ужасающие условия для существования. Мельчайшие частички пыли, переносимые ветром вместе с водой, оседали на кожу и на одежду, за какие-то полчаса делая человека похожим на ожившую глиняную статую. Совершенно не факт, что в таких условиях будет надежно работать даже «калашников», а больше чем у половины группы капризные и ненадежные «М4» и их различные модификации, взятые, чтобы «не выделяться на фоне». Непонятно было и то, как выводить заложников в такой кошмар, они могут просто потеряться на улице, отбиться от группы, их можно не довести до условленного места на реке. Хорошим в этом во всем было то, что точно в такой же ситуации был и их противник. Он точно так же тонул в грязи и превращался в живые глиняные статуи на ветру. Одна из проблем – как избегнуть патрулей на подходе к цели – была решена: патрулей просто не было. Иракцы вообще подходили к жизни своеобразно: работали только тогда, когда это было нужно им самим или когда за ними кто-то смотрел. Сейчас ни один дурак просто не высовывался на улицу, патрульные машины кучковались у заведений, где было тепло, чисто и подавали что-нибудь вкусное.
Они намеревались бросить машины на границе квартала, но в такую погоду рискнули подъехать почти вплотную и не прогадали. Ветер немного стих, но лил дождь, такой, что казалось, разверзлись небесные хляби…
Брат посмотрел на часы. Времени немного было.
– Приготовиться…
Все молча сняли оружие с предохранителей. Для ближнего боя у всех были пистолеты разных моделей с глушителями, и многие предпочли именно их. Уличные фонари – никто не осмеливался их разбивать на улице, где жил начальник полиции – едва светились в бурой мгле. Потом вдруг погасили. Все разом…
Взрывные устройства они разместили просто и без затей – на столбах, чтобы обрушить целую секцию и гарантированно оставить нужный район без питания. Это происходит здесь постоянно, подрыв мачт ЛЭП – излюбленное занятие радикалов: платят немного, зато шансов попасться почти никаких, к каждой мачте полицейского не поставишь.
Одновременно в голове у девятерых включился таймер оперативного времени. А его немного – совсем не много. Это тебе не мирное побережье Испании, где им тоже пришлось работать и где полицейский, получающий сообщение о перестрелке с использованием пулеметов и гранатометов, должен сначала прийти в себя. Нельзя недооценивать иракцев, их учили американцы. И хотя научили не всему – у них перед американцами есть одно критически важное преимущество. Нет правил, зато есть готовность идти до конца…
Компаунд был окружен высоким забором в два человеческих роста, поверху была пущена проволока, и судя по изоляторам – электрический ток. Пройти такой забор чисто и тихо, ничего не взрывая, было невозможно, но это и не было нужно. Тот, кто проектировал забор как часть системы безопасности компаунда, допустил серьезную ошибку, даже две. Первая – основные ворота. Большие, мощные, крепкие, способные остановить даже грузовик, но при этом на воротах не было караулки, не было вооруженной охраны, они были автоматическими. Возможно, расчет был на то, что перед забором будет стоять вооруженная полицейская машина, но ее сейчас не было. И ворота оказались без охраны. Второе серьезное упущение: кроме основных ворот были и вторые, запасные, непонятно зачем, каждые ворота – это дыра в системе безопасности, требующая постоянного присмотра. Скорее всего, это были ворота для прислуги, об этом говорило хотя бы то, что они были узкими и низкими – даже для невысоких в общей массе иракцев, чтобы пройти эти ворота, надо было пригнуться. Как известно, нет худшего хозяина, чем бывший раб, а Салем бин Тикрити был как раз бывшим рабом Саддама. И нет более спесивого и жалкого человека, чем тот, который наголодался в детстве: получив все, он никак не может наесться…
Штурмовая группа подошла к воротам, один из бойцов достал устройство размером с компьютер – наладонник, провел им сначала по двери, потом по стене. Это было многофункциональное устройство, разработанное израильскими учеными, основной его задачей было видеть через стены, не вскрывая помещение, определять, есть ли там люди, сколько их и где они. Устройство работало на комбинации рентгеновских лучей и еще чего-то. Но дополнительно оно могло обнаружить работу многих видов систем безопасности. А они тут могли быть. Впрочем, ветер и дождь помогали штурмовой группе и здесь, если тут и были электронные системы безопасности, например, датчики движения, сегодня они наверняка были отключены или загрублены. Иначе охране пришлось бы каждые пять минут выскакивать на улицу, реагируя на ложные сработки.
Боец убедился, что за забором чисто, хлопнул по плечу своего напарника, который должен был вскрывать дверь.
Дверь можно вскрыть разными способами, лучший из которых – отмычкой или ключом. Можно взорвать ее зарядом ВВ или выбить бронетранспортером – каждый из тех, кто сейчас выстроился в цепочку у забора, видел, как это делается, и сам делал это не раз. Но самый простой способ – отмычка – отпадал, так как иракцы поставили на эту дверь самый лучший замок в мире. Толстую, массивную щеколду, которая закрывается изнутри и которую не сдвинуть просто так с места. Следовательно, никакими отмычками дело было не решить…
Тот же боец, который просвечивал дверь и забор, снова приблизился к двери, начал водить по ней своим аппаратом. Обозначил две точки, нарисовав на этих местах двери небольшие круги маркером, который используют подводники при прокладке газопроводов и ремонте буровых вышек. Отступил, и второй боец прикрепил небольшие кумулятивные заряды как раз в тех двух местах, где к двери были приварены ушки под щеколду. Поверх наложил два куска толстого пористого материала для уменьшения шума и исключения разлета осколков. Впрочем, ветер завывал голодным зверем, во дворе сейчас вряд ли кто-то есть, и услышать взрыв в доме вряд ли услышат…
– Бойся!
Ветер унес два негромких хлопка.
Боец приблизился и толкнул дверь. Она не поддалась. Навалился сильнее, и щеколда не выдержала, глухо ударившись о бетон…
– Вперед!
Они просочились на территорию компаунда, рассыпались и залегли, ожидая огня в их сторону. У них не было плана компаунда, благодаря помогающим им полицейским-коммунистам, они знали, где что находится, знали, сколько человек может быть в компаунде, где стоит техника, но вот точного плана у них не было. Не знали они и о том, где находятся заложники. Все это было большой, дурно попахивающей авантюрой – вместо борьбы с терроризмом нападать на дом местного начальника полиции. Хорошего тут было только одно – если тут и нет заложников, вряд ли боевики воспримут нападение на полицейский компаунд как провалившуюся операцию по освобождению заложников. И то ладно…
Они лежали в холодной грязи, которую нанесло на бетон ветром и дождем, но в них никто не стрелял. Во мгле желтыми шарами светились окна…
– Разбиться на пары… – негромко приказал Брат. – Серый, Лузга – в мехпарк, минировать машины…
Бойцы исчезли в темноте…
Рахману Хассани не спалось…
О Аллах, с тех пор, как его перевели сюда, ему все время не спалось…
Рахман Хассани не был зверем, убийцей, монстром – как не были ими и все те, кто жил с ним в одной казарме и представлял собой личную гвардию бин Тикрити. Он не испытывал удовольствия, когда его посылали похищать, убивать, вымогать деньги у бизнесменов. Но он это делал. Потому что вся жизнь наша в руках Аллаха и у каждого в ней свой путь…
Когда пришли американцы, Рахману Хассани было шестнадцать лет, и он готовился служить в армии. Его брат служил – и не просто в обычных, пехотных частях, а в дивизии Таваккална, элитной дивизии Республиканской гвардии Ирака. Поэтому их семью уважали в городе, а сам Хассани гордо говорил, что тоже будет служить Великому Саддаму.
Осенью две тысячи второго входивший в Таваккалну полк, в котором служил его брат, перебросили на самую границу, и тогда Ареф получил возможность часто бывать дома. Они тогда часто ходили по берегу реки. Брат рассказывал о том, что происходит в Багдаде, о том, какой Багдад красивый город. О том, как хорошо служить в армии своей стране, своему народу и Саддаму, и о том, как они отомстят за унижение девяносто первого года, как снова захватят Кувейт, который всегда был и будет иракским, и как вышвырнут американских и английских собак с арабской земли.
Потом началась операция «Свобода Ираку», и британские и американские войска меньше чем за два месяца взяли Багдад. Тогда же был первый тур боев за Басру, Рахман тоже в них участвовал, но остался жив, и британские военные, прочесывающие город, не заподозрили, что он один из тех, кто стрелял в них. Тогда все были несколько беспечны.
Брат появился через два месяца. Оборванный, рваный, грязный, в гражданской одежде и без оружия. Оружие было дома. Рахман подобрал его во время боев. Два автомата и несколько гранат. Брат похвалил его и закопал оружие недалеко от дома. Потом британцы начали устанавливать свои порядки в городе, объявив набор в полицию. И брат пошел в полицию.
В этом не было предательства в том смысле, в каком его понимают иностранцы, американи. Они вообще ничего не понимают в Востоке. Они служили Саддаму, они верили Саддаму, они восхищались Саддамом, они боготворили Саддама, пока он был сильным и подтверждал свою силу делами и словами. Как только Саддам показал себя трусливым лгуном, он обещал вышвырнуть американцев из Кувейта, а на самом деле это американцы вышвырнули его из Багдада, он утратил в глазах народа право называться диктатором. Просто потому, что он слаб. Как может быть вождь слабым? Раз он слабый, значит, он не имеет права быть вождем. Раз американи такие сильные, пусть они будут нашими вождями.
Но американцы тоже показали свою слабость очень быстро, почти сразу…
Поделиться книгой: