Помоги проекту - поделись книгой:
– Еще нет, – ответил судебный следователь. – С ним я буду говорить в последнюю очередь…
– Правильно, – согласился Владимир Иванович. – Я бы тоже на вашем месте допросил его последним. Пусть волнуется, строит догадки, нервничает. Авось какую ошибку совершит.
– Именно так я и думаю, – внутренне усмехнулся одинаковости их мыслей Иван Федорович. – Опрошу покуда всех, кроме него, а когда буду знать о нем все, попробую поймать его на лжи. Маленькая ложь потянет большую, авось клубочек и распутается…
– А с братьями его вы говорили?
– Их нет в Москве, – ответил Воловцов. – Вот, собираюсь на днях в Саратов, где Кара-старший купил для своих сыновей пивоваренный завод.
– Я говорил с одним из них, Иосифом, – сказал Лебедев. – Братья были вызваны телеграммой, приехали семнадцатого декабря утром. Юлий был просто убит горем и не мог говорить. А Иосиф оказался покрепче. Но ничего путного он мне не рассказал. Все то же: их матушка более всех любила Александра, подкидывала ему деньжат на карманные расходы, а он – так ее просто обожал. И сестер своих любил. Вот так. – Сыщик как-то странно посмотрел на Воловцова: – Любил-любил – и убил. Как в этой сказке-повторялке:
– Но должна же в таком случае быть какая-то очень веская причина, чтобы Кара-младший пошел на убийство матери и сестер! – едва не воскликнул Иван Федорович. – Я тоже не верю, чтобы здравомыслящий человек вот так, без особой причины, мог взять и убить своих родных. Любимых, если верить показаниям…
– Вот! – заерзал в своем кресле Владимир Иванович Лебедев. – Отсутствие мотива и послужило главной причиной того, что Александру Каре не было предъявлено обвинение в убийстве. И правда, как поверить, что сын мог убить свою мать и сестру? Найдите мотив! – Владимир Иванович едва ли не просительно посмотрел в глаза Воловцову. – Такое страшное и циничное зло должно быть наказано! А будет мотив, уважаемый Иван Федорович, – найдется и виновный…
Глава 7
Портные и ювелир, или Разговор с внутренним оппонентом всегда на пользу
– Чего изволит господин?
Вопрос был задан столь сахарным тоном и до такой степени доброжелательно и благорасположенно, что у любого, ну или почти любого, зашедшего в этот магазин гражданина или гражданки не хватило бы духу чего-нибудь в нем не приобрести. Пусть даже и вовсе не нужного. Ведь не купить – значило обидеть этого добрейшего и достойнейшего человека, в высшей степени благожелательного к ним…
Владелец магазина, мещанин московской губернии Гирша, был сама любезность. Да и как могло быть иначе! Его магазинчик, располагающийся на втором этаже поповского пассажа, был в числе многих, которые продавали французскую одежду, и между ними шла борьба за каждого покупателя.
– Господин изволит задать несколько вопросов, – строго свел брови к переносице судебный следователь Воловцов, на которого сахарный тон владельца магазина ничуть не подействовал.
– Слушаю вас, – выпучил глаза Гирша, мгновенно поняв, что перед ним немалый судейский, а то и прокурорский чин (на полицейского Иван Федорович никак не походил), а вовсе не рядовой покупатель. А стало быть, и вести себя надлежит иначе: внимательно слушать, отвечать на все предложенные вопросы и кипеть праведной ненавистью к разного рода беззаконным личностям и правонарушителям.
– Меня интересует ваш клиент Александр Кара, – начал Воловцов. – Знаете такого?
– Ну, как же, конечно, знаю, – сотворил еще более сладкую улыбку Гирша. – Очень хороший и вежливый молодой человек, что в наше время, увы, стало встречаться все реже и реже. И вы знаете, это меня крайне печалит. Я не стану утверждать, что в скором времени люди перестанут здороваться и уступать женщинам и старикам дорогу, но все же поведение их внушает мне крайнее опасение, что дальше будет хуже, чем уже есть… А что именно вас интересует, господин…
– Судебный следователь, – подсказал Гирше Иван Федорович.
– …господин судебный следователь?
– Вам ведь известно про несчастье, какое случилось в семье этого вежливого молодого человека пятнадцатого декабря прошлого года? – задал вопрос Воловцов.
– Конечно, господин судебный следователь, – с печалью ответил Гирша. – Это несчастье, большое несчастье. Как он вынес такую утрату, я просто не знаю и даже не могу себе представить. Лишиться в одночасье матери и сестры! Что может быть ужаснее такой беды? Мое сердце бы, господин судебный следователь, нипочем бы не выдержало такого горя…
– Его сердце выдержало, – медленно проговорил Иван Федорович. – Более того, у него скоро свадьба с девицей Клавдией Матвеевной Смирновой. Вы, кстати, не знаете ли такую?
Гирша подумал и ответил:
– Нет, к сожалению, я незнаком с невестой господина Кара. Но могу определенно вам сказать, что она тоже воспитанная и благородная девушка, как и ее избранник. А иначе ведь и быть не может: только добрые люди соединяются вместе, поскольку их души похожи и созвучны друг другу, равно как и души злых людей. Вы заметили такую закономерность, господин судебный следователь?
– В ваших словах есть определенный резон… – сказал Иван Федорович, ни на грош не веря в искренность старого портного. – И конечно, весьма похвально, господин Гирша, что вы такого хорошего мнения о людях. Но иногда, – Воловцов специально сделал ударение на слове «иногда», – люди этого вовсе не заслуживают. По крайней мере, некоторые из них, – добавил он.
– Только не господин Александр Кара, – замахал руками на судебного следователя Гирша. – Поверьте, это благороднейший и достойнейший молодой человек, который… у которого…
– Да верю, верю, – остановил портного Иван Федорович, не дав договорить. И задал вопрос, каковой его и занимал: – А вы не припомните, что приобрел у вас Александр Кара днем пятнадцатого декабря прошлого года?
– Не помню, но могу посмотреть в своих книгах, – услужливо произнес Гирша. – Посмотреть?
– Посмотрите, – разрешил судебный следователь.
Оказалось, что Александр Кара приобрел в магазине портного Гирши меховое пальто стоимостью восемьдесят пять рублей. Почему он умолчал об этом на дознании?
Портной Цыпленков ничего нового не сообщил. Александр Кара купил у него смокинг и жилет за сорок рублей. Пиджак показался ему длинен, и он велел укоротить его, заплатив вперед еще два рубля для мастера, который будет это делать, и упросив Цыпленкова дать ему указание, чтобы все сделать к сегодняшнему вечеру, поскольку ему, дескать, предстоит визит в очень добропорядочное семейство на званый ужин.
– А вечером он приехал и забрал смокинг и жилет, – закончил свой короткий рассказ Цыпленков.
Ювелир Хлебников, вернее, его приказчик оказался разговорчивее. Память у него была отменная, поскольку, когда Воловцов спросил, что купил пятнадцатого декабря прошлого года Александр Кара, приказчик без запинки ответил, что тот приобрел в их магазине несколько ювелирных украшений, в том числе дамское золотое кольцо с брильянтом, жемчужное колье, дамские же золотые часы, а для себя – серебряные портсигар и спичечницу. Всего покупок вышло на пятьсот пять рублей.
– На пятьсот пять рублей? – удивленно вскинул брови Иван Федорович.
– Да, – подтвердил приказчик. – Александр Кара – небедный молодой человек…
– Да, судя по всему, весьма небедный, – раздумчиво произнес судебный следователь по наиважнейшим делам, который подобных приобретений и даже части из них позволить себе никак не мог, хотя имел вполне приличное по нынешним временам жалованье. Посмотрев с одобрением на приказчика – молодого шустрого парня, он буркнул: – И как это ты все помнишь?
– Пошто же мне этого не помнить, коли об этом меня год назад спрашивал уже начальник сыскной полиции господин Лебедев? – ответил Воловцову приказчик.
– Так ведь год почти прошел, – заметил Воловцов.
На что тотчас получил исчерпывающий ответ:
– Ну и что с того? Да ежели бы вы и впервой задали бы мне такие вопросы, я бы все равно ответил. У меня память, – приказчик запнулся, подбирая слова, – все помнит! Я ведь ничто не записываю, все в голове держу, – постучал он себя пальцем по лбу. – А ведь сколько товаров приходится помнить!
– Похвально, молодой человек, у вас феноменальная память, – одобрил приказчика судебный следователь. – А о чем еще спрашивал тебя тогда начальник сыскного отделения Лебедев?
– Господин Лебедев еще спрашивали, какими купюрами расплачивался господин Кара, – не моргнув глазом, ответил приказчик магазина.
– И какими же? – поднял на него взор Воловцов.
– Пятьсот и пятьдесят, – ничуть не сомневаясь, выпалил приказчик и победительно посмотрел на судебного следователя.
Память у парня и правда была отменной. Только вот зачем Владимир Иванович задавал этот вопрос про купюры?
Стоп. Сколько денег лежало в сундучке до его вскрытия?
Одна тысяча триста пятьдесят рублей.
Какими купюрами?
Иван Федорович тоже не жаловался на память, посему быстро вспомнил опись похищенных из сундучка в спальне четы Кара денег: одна кредитка в пятьсот рублей, две – в сто, и одна – в пятьдесят.
Та-ак… А не могли быть те кредитные билеты, достоинством в пятьсот и пятьдесят рублей, о которых спрашивал приказчика Лебедев и которыми Александр Кара расплатился в магазине Хлебникова за приобретенные драгоценности, из коробочки того самого сундучка, вскрытого убийцей? Не поэтому ли интересовался достоинством купюр умный московский сыщик Владимир Иванович Лебедев?
«Но это может быть простым совпадением, ты не находишь? – задал непростой вопрос Ивану Федоровичу его личный внутренний оппонент, с которым у Воловцова не единожды происходили дискуссии и даже споры, что, впрочем, было всегда весьма полезно для дела. – Мало ли ходит по Российской империи пятисотенных купюр, а уж тем более пятидесятирублевых?»
«Может, это и совпадение, – не сразу ответил ему Воловцов. – И купюр такого достоинства по стране ходит действительно немало. Но вот ведь в чем загвоздка: Александр Кара расплатился за украшения и ювелирные изделия в магазине Хлебникова не какими иными купюрами, а
«Это еще ничего не доказывает», – не собирался сдаваться внутренний оппонент.
«Не доказывает, – согласился Воловцов. – Но вот еще один момент: Александр Кара почему-то скрыл от следствия, что купил у Гирши меховое пальто стоимостью в восемьдесят пять рублей. И я почему-то думаю, что он расплачивался за него сотенной купюрой. Перед этим он тратит пятьсот пять рублей на дорогие безделицы в магазине Хлебникова. Цыпленкову отдает сорок рублей за смокинг и жилет и еще его мастеру два рубля за укорот пиджака. Извозчику-лихачу Вострикову платит договорную арендную трешницу. Всего получается: 505 + 85 + 42 + 3 = 635 рублей. Да в кармане у него, вместе со спичечницей и портсигаром, было обнаружено четырнадцать рублей. Плюс рубль, что он дал Василию Титову, чтобы тот купил карамели. Итого – шестьсот пятьдесят рублей. Откуда у него, не имеющего ни дохода, ни жалованья, такие деньги, если не из коробочки сундука?»
«Вот тут мне нечего возразить, – отозвался внутренний оппонент. – И все равно, это всего лишь косвенные улики. К тому же из сундучка похищено семьсот пятьдесят рублей, а у Александра Кары, вместе с тратами и наличностью в кармане, получается всего шестьсот пятьдесят. А где еще сотенная?»
«Не знаю! – опять был вынужден согласиться с доводами дотошного оппонента Иван Федорович. – Впрочем, сто рублей он мог припрятать… Или в коробочке из сундука было пятнадцатого декабря прошлого года не одна тысяча триста пятьдесят рублей, а одна тысяча двести пятьдесят. Вот тогда все великолепно сходится…»
«Ну, это просто тебе хочется, чтобы все сошлось, – не унимался внутренний оппонент. – Так где недостающие сто рублей, а?»
«А кто сказал, что в коробочке было именно тысяча триста пятьдесят рублей?»
«Это сказал Алоизий Осипович Кара, когда вернулся со своего заседания», – произнес оппонент.
«Он что, каждый день пересчитывает эти деньги?»
«Вряд ли».
«Вот и я думаю, что вряд ли, – согласился с оппонентом Иван Федорович. – Скорее всего, деньги пересчитывались, когда они туда клались. В эту коробочку, – продолжал размышлять и спорить с самим собой Воловцов. – А это могло быть и неделю, и месяц назад…»
«Что ты хочешь этим сказать?» – по-прежнему не унимался оппонент.
«То, что Александр Кара мог, скажем, так, «позаимствовать» сотню из коробочки накануне убийства, а может, и ранее», – обозначил свою мысль Воловцов.
«То есть Александр Кара крал деньги у собственной семьи и он – вор?»
«Возможно».
«Но вор еще не есть убийца, верно?»
«Верно», – вынужден был согласиться сам с собой судебный следователь по наиважнейшим делам.
«И все это – только твои догадки».
«Тоже верно», – снова согласился с внутренним оппонентом Иван Федорович.
На этом внутренний диалог завершился. Впрочем, пора было отправляться в Саратов…
Глава 8
Пиво – полезный и освежающий напиток, или Дурак ты, братец
Нет ничего вкуснее венского пива, господа. Конечно, марок пива предостаточно, но пиво «Венское» – напиток полезный и освежающий лучше всех иных пивных марок. И не спорьте, милостивые государи! Любой сведущий в своем деле пивовар скажет вам то же самое. А знатоки пива непременно его поддержат, поскольку сие утверждение – несомненный факт. Ибо если истина и в вине, то в пиве – всенепременнейшая правда.
Неужели, мучимый жаждой, вы станете пить какую-то там сельтерскую воду? Или, простите за бестактность, томатный сок?
Разумеется, нет! Вы спросите себе кружечку холодного пива, назвав при этом без запинки его сорт: «Венское». И залпом испив первую кружку, вы уже неторопливо, со вкусом и наслаждением, присев куда-нибудь за дальний столик, станете вкушать вторую, разглядывая через стекло с янтарным напитком соседей по столику и проходящих мимо дам и господ.
Ибо что такое пиво «Венское»?
Это пиво, сваренное на слегка прожаренном венском солоде и имеющее благородный бронзовый или янтарный цвет. Оно обладает неповторимым и навсегда запоминающимся вкусом, которое никак не спутаешь со вкусом пива других марок.
Пиво «Столовое», которое планировалось братьями к выпуску в скором времени, было, конечно, немного попроще «Венского», но также обладало отменными вкусовыми качествами и янтарным цветом. Ну а что касалось дальнейших планов и перспектив в деле пивоварения, то они были поистине грандиозны, но вполне исполнимы…
Обо всем этом с удовольствием рассказали бы братья Кара, Юлий и Иосиф, если бы их об этом расспросили. Еще бы они рассказали, что заповеднейшей мечтою их отца Алоизия Осиповича было создание в Российской империи собственной, малой, империи – империи венского пива, все производство и продажа которого сосредоточилась бы в руках Алоизия Осиповича, а затем в руках его трех сыновей. И пивоваренный завод «Славия» в Саратове на Губернаторской улице, купленный Карой у наследников купца Василия Федоровича Красулина, зачинателя всего пивоварения в Саратове и всей Саратовской губернии, являлся первой ласточкой, так сказать, закладным камнем в эту империю. Однако человек, приехавший из Москвы и назвавшийся следователем по наиважнейшим делам, коллежским советником Иваном Федоровичем Воловцовым, не интересовался пивом и касательно его производства и несомненных качеств никаких вопросов не задавал. А спрашивал он совсем иные вещи, крайне неприятные и весьма болезненные для Юлия и Иосифа, которые они хотели бы, да не могли забыть…
Спрашивал, к примеру, этот судебный следователь Иван Воловцов об их матери, Юлии Карловне. А что могут сказать сыновья о матери, кроме хорошего? Правда, любила она больше всех младшенького, Александра, и, стало быть, больше всех баловала, так что с того? Разве это такое уж редкое явление, когда родители в семьях очень любят своих младших детей? Марта и Ядвига были еще младше Александра, так ведь они – девочки. А девочек более всего любят не матери, а отцы, оттого и балуют чрезмерно. Так было и в семье Алоизия Осиповича Кары. Поэтому, когда не стало Марты, а Ядвига сделалась недвижимой, он как-то сразу сдал, потух и больше не горел желанием создать в России собственную пивную империю.
Впрочем, это тоже было объяснимо…
– Выходит, Алоизий Осипович вас не очень баловал? – как бы подвел итог первой части своей беседы Иван Федорович.
– Да какой там
Иосиф вдруг посмурнел и незаметно, как он думал, ткнул брата в бок. Но Воловцов это движение приметил, хотя виду и не показал. Никак не отразилась на его лице и новость, что отец держал сыновей в черном теле, хотя эта информация всколыхнула в его мозгу массу вопросов, главным из которых был следующий:
«Коли семьдесят копеек в неделю выдавались братьям на личные расходы, то как у Александра могли быть, как выразилась Смирнова, и двести, и триста рублей? Откуда такие немалые деньги»?
«Может, ему подкидывала Юлия Карловна»? – тотчас заявил о себе внутренний оппонент.
«Нет, такие суммы для нее слишком велики. Изымать их из бюджета семьи, и чтобы этого не заметил строгий и все учитывающий Алоизий Осипович, просто невозможно. Он ведь даже знал, какого достоинства хранились у него в коробочке в сундуке эти тысяча триста пятьдесят рублей. Как раз про таких и говорят, что у него «комар мимо не пролетит». Что Юлия Карловна могла сделать для Александра – так это, от силы, дать ему пару червонцев. Ну, четвертной. И то не каждый месяц».
«Пожалуй, ты прав», – согласился с Воловцовым внутренний оппонент и замолк.
– Вы, верно, были очень дружны с Александром? – сделав вид, что пропустил реплику Юлия мимо ушей, спросил Иван Федорович, обращаясь сразу к обоим братьям.
– Да, мы были дружны, – опередил Юлия Иосиф. – А как может быть иначе между братьями? – И с явной неприязнью посмотрел на судебного следователя, что не ускользнуло от внимания Воловцова.
– А вот Александр, он каков по характеру: вспыльчив, спокоен, обидчив или всепрощающ, добрый или не очень, сентиментальный или, напротив, сдержан в своих чув… – начал было задавать следующий вопрос Иван Федорович, но Иосиф перебил его:
– А зачем вам это все знать про Александра? Вы что, подозреваете его в убийстве собственной матери и сестры? У вас, господин следователь, вообще есть сердце?
– Сердце у меня есть, – посмотрев на старшего из братьев Кара, спокойно ответил Воловцов. – Что касается моих подозрений и версий, то вам я совершенно не обязан докладывать о них и даже сообщать, ну, а вопросы я задаю по долгу государевой службы, и вы по закону просто
– Хороший у него характер! – На сей раз Юлий опередил старшего брата. – Александр добрый, долго зла ни на кого не держит, не злопамятен и не мстителен… Что вы еще хотите о нем узнать?
– А может он вспылить?
– Может, но всегда ненадолго. И в беспамятство, а тем более в бешенство, чтобы в таком состоянии на горячую голову натворить разных бед, впасть он не может, – с горячностью заступился за брата Юлий.
– Значит, он никогда не теряет голову, – скорее констатировал, нежели спросил Воловцов.
– Никогда, – твердо ответствовал Юлий.
– Он упертый, – добавил Иосиф.
– Прошу прощения, что вы вкладываете в это слово, говоря о характере? – попросил уточнить судебный следователь.
Поделиться книгой: