Помоги проекту - поделись книгой:
ВОЛОВЦОВ: Вот здесь подробнее, пожалуйста…
ШЕВЛАКОВА: А что подробнее? Топот как топот. Только сильный очень. Кто-то пробежал через общие сени и стал подниматься на второй этаж. При этом громко хлопнула парадная дверь. Она у нас на пружинах и всегда хлопает, когда закрывается, если ее не придерживать…
ВОЛОВЦОВ: А припомните, пожалуйста, когда дверь хлопнула: когда шаги раздавались в сенях или уже на лестнице?
ШЕВЛАКОВА: Сначала я услышала топот в сенях. Потом хлопнула дверь. Потом кто-то стал подниматься бегом по ступеням.
ВОЛОВЦОВ: А топот шагов, он был от одного человека или двух?
ШЕВЛАКОВА: Вы знаете, я вам точно не могу сказать. Может, от одного, а может, и от двух…
ВОЛОВЦОВ: Ясно. Что было дальше?
ШЕВЛАКОВА: Дальше раздался звонок. Резкий такой…
ВОЛОВЦОВ: Продолжайте, продолжайте.
ШЕВЛАКОВА: Я вышла из кухни, открыла двери и увидела Александра Кару. На нем лица не было. Он сказал:
«Доктора!»
«Что случилось?» – спросила я.
Он ничего не ответил, оттолкнул меня и вбежал в комнаты. Потом я услышала, как он кричит в кабинете господина доктора:
«Убили, убили!»
Я пошла по коридору и увидела Александра Кару. Он шел к дверям и тащил за руку доктора.
«Быстрее, быстрее!» – все время повторял он.
На пороге в дверях доктор споткнулся, едва не упал и попытался возмутиться таким с ним обращением, но Кара с силой дернул его, и они стали быстро спускаться…
ВОЛОВЦОВ: А вы?
ШЕВЛАКОВА: Я тихонько пошла следом…
ВОЛОВЦОВ: Вы входили в квартиру Кары?
ШЕВЛАКОВА: Да.
ВОЛОВЦОВ: И что вы увидели?
ШЕВЛАКОВА (со страхом): А можно, я не буду это вспоминать? А то мне по ночам опять убиенная барышня будет сниться.
ВОЛОВЦОВ: Вы имеете в виду Марту Кара?
ШЕВЛАКОВА: Ага.
ВОЛОВЦОВ (после небольшой паузы): Ладно. Можно не вспоминать. Тогда ответьте: как вел себя Александр Кара?
ШЕВЛАКОВА: Он метался по комнатам, места себе не находил, бедный, потом подошел к господину доктору, который склонился над Еличкой, и спросил:
«Она выживет?»
«Я не знаю, – ответил доктор. – Но надежда есть».
«Не врите мне, не врите!» – закричал он и выскочил из комнаты.
Потом я увидела хозяйку…
ВОЛОВЦОВ: Жену доктора Бородулина?
ШЕВЛАКОВА: Да, Елизавету Викторовну. А потом доктор послал меня вызвать полицию и привести профессора Прибыткова для консистенции…
ВОЛОВЦОВ: Для консультации, вы хотели сказать?
ШЕВЛАКОВА: Ага. Для консистенции…»
Допрос Елизаветы Бородулиной, супруги доктора, нового ничего не дал. Кроме одного. Женщина показала, что когда она пришла в квартиру Кара и увидела, что там произошло, то попробовала успокоить Александра, но тот зло одернул ее словами:
– Ах, оставьте меня! И Васька еще где-то шляется…
Эта вторая реплика Александра Кары, которую воспроизвела Елизавета Викторовна Бородулина, насторожила Ивана Федоровича. Он пока не понимал, что конкретно в ней его задело и привлекло внимание, но почувствовал нутром профессионала, что в этих словах имеется некий глубинный смысл или второе дно. Просто так эта фраза про Ваську вылететь вряд ли могла: Александр Кара отправленного им Титова ждал, и очень сильно ждал. А Титов в это время любезничал с Пашей Жабиной в полутора десятках шагов от дома, где произошло несчастье. Вернее, целых три несчастья.
Только вот зачем Кара ждал своего слугу? Вряд ли ему после всего случившегося нужны были конфекты…
Доктор Бородулин являлся главным свидетелем по делу о двойном убийстве в Хамовниках. Он первый пришел на место происшествия, буквально через несколько минут после свершения убиения Юлии Карловны и Марты Кары.
Конечно, судебный следователь по наиважнейшим делам Иван Федорович Воловцов досконально изучил протоколы его допроса помощником пристава Холмогоровым и начальником московского сыска Лебедевым, и все же вопросы к доктору у него оставались. Вернее, у Воловцова появились к доктору Бородулину дополнительные вопросы. Надлежало соблюсти всю процедуру допроса, записать докторские показания, дать ему их прочитать и расписаться на них, но суть допроса Воловцову была ясна.
Иван Федорович пришел к доктору на следующий день, заверив того по прибытии, что дело лишь в пустой формальности. Бородулин с пониманием выслушал следователя и пригласил его в свой кабинет, предоставив для ведения протокола свой стол. Иван Федорович разложил на столе бумагу, самопишущую ручку Эдсона Ватермана, имеющую баллончик для заправления чернил, и по-простому сказал:
– Я понимаю, что это уже третий ваш допрос. И что вспоминать то, что вы увидели пятнадцатого декабря прошлого года в квартире господина Кара, вам больно и крайне неприятно, однако человек, совершивший это гнусное преступление, так и не был найден, и дело по ходатайству Алоизия Осиповича Кара открыто вновь. Вести его поручено мне, а потому прошу вас, господин доктор, вспомнить все события того дня с момента, как к вам в комнату ворвался Александр Кара. И главное, что вам надлежит вспомнить, – добавил Воловцов, – так это то, как вел себя и что говорил Александр.
– Вы тоже думаете, что убийца он? – с некоторой печалинкой во взгляде посмотрел на судебного следователя доктор Бородулин.
– Почему
– Потому что ваш предшественник, господин начальник сыскного отделения Лебедев, тоже так думал. Поверьте: юноша этот ни в чем не виноват. Я видел много семей по роду своей службы, но таких теплых и доверительных отношений, какие были у него с Юлией Карловной, не видел нигде и никогда…
– Отлично! – не то похвалил, не то сыронизировал судебный следователь Воловцов. – Стало быть, вы весьма наблюдательны и поможете мне в интересующем меня вопросе. Что же касается Александра Кары, – Иван Федорович выдержал паузу, – то никаких особых и убедительных подозрений относительно него у меня пока нет. Я просто отрабатываю одну из версий, вот и все…
– Вот и славно. – Добрейший доктор, повидавший, как он сказал, множество семей и все же не научившийся и по сей день разбираться в людях, помимо их анатомии, приготовился отвечать на вопросы. И получил от судебного следователя вопрос первый…
– Итак, к вам в комнату ворвался Александр Кара. Что он вам сказал? – начал дознание Иван Федорович.
– Он сказал, – нахмурил лоб доктор Бородулин, – что кого-то убили. Я сразу-то ничего и не понял, а он схватил меня за руку и потащил за собой, что для меня явилось полнейшей неожиданностью. Я даже не успел рассердиться… И только тогда, когда споткнулся на пороге у входных дверей и едва не расшиб себе лоб, попытался возмутиться таким бесцеремонным обращением. Но он с силой дернул меня и потащил еще быстрее. Я едва успел прихватить свой докторский саквояж. Он у меня всегда стоит в прихожей собранным, на случай экстренного вызова.
– Что говорил вам при этом Александр Кара? – спросил судебный следователь.
– При чем «при этом»? – непонимающе посмотрел на Воловцова Бородулин.
– Когда вас тащил за собой, – нетерпеливо уточнил Иван Федорович.
– Он все время торопил меня…
– Мне важно знать, какие-то конкретно слова он вам говорил? – продолжал допытываться Воловцов.
– Он говорил: «быстрее, быстрее» и, мол, его слуга Васька до сих пор не пришел…
– Васька? – переспросил Иван Федорович.
Опять эта фраза про Ваську, который все не приходит. И что так дался ему этот Титов?!
– А как была сказана эта фраза, припомните, пожалуйста, – попросил Иван Воловцов. – Это крайне важно.
– Вы шутите? – изумился Бородулин. – Может, хотите, чтобы я привел ее вам дословно?
– Ну, если вы приведете ее дословно, вам, как свидетелю, просто цены не будет, – пошутил Иван Федорович.
– Вы полагаете, что по прошествии года можно вспомнить дословно произнесенную, причем не вами самими, фразу?
Помедлив, Иван Федорович Воловцов как можно спокойнее ответил:
– Да, я так полагаю. И имею тому массу примеров, кстати, последние из них – именно по этому делу, – добавил он.
– Надо полагать, вам попадались некие феномены? – ухмыльнулся Бородулин.
– Ну-у, возможно, профессор Прибытков и является феноменом, – раздумчиво произнес судебный следователь, – поскольку он припомнил такие мелкие детали, которые я бы, положим, и не рассчитывал услышать. А потом, как быть с вашим дворником Федором? – с искорками смеха глянул на доктора Иван Федорович. – Который, находясь в крайнем приступе болезни, именуемой похмельем, когда мозги, согласитесь, господин доктор, работают крайне непроизводительно, все же припомнил все, что я от него потребовал. Его мы что, тоже назовем феноменом?
– Смею согласиться, память иногда выдает такое, чего мы от нее и не ожидаем, – вынужден был немного отступить Бородулин. – Но случается это часто не по нашей воле и не во всякое время…
– Согласен, – сказал Воловцов. – Так вот, это
Бородулин нахмурился и исподлобья глянул на следователя:
– Ах, вот вы как… Хорошо, я попытаюсь… – Он откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Просидел так, кажется, более минуты. Иван Федорович терпеливо ждал, понимая, что в голове у доктора Бородулина совершается поистине титаническая работа. А потом доктор, не открывая глаз, произнес: – «Васьки еще нет… И где его черти столько времени носят…» – После этих слов Бородулин открыл глаза и с удивлением посмотрел на судебного следователя: – А ведь вы оказались правы. Я вспомнил! Александр Кара, когда мы спускались по лестнице, после слов «быстрее, быстрее» вдруг произнес: «Васьки еще нет. И где его черти столько времени носят!»
– Вот видите! – улыбнулся Иван Федорович. – Благодарю вас, доктор… Что, поехали дальше?
– Поехали, господин судебный следователь, – Бородулин заметно повеселел. Очевидно, он был очень доволен своей памятью, весьма хорошей для его почтенного возраста…
– Хорошо, – констатировал Воловцов. – Теперь припомните, кого из Каров вы осматривали первой?
– Юлию Карловну, – ответил доктор.
– Где в это время находился Александр Кара?
– Он то входил в столовую, то выходил.
– Он подходил к матери, опускался на колени, плакал? – осторожно спросил судебный следователь.
– Нет, ничего подобного не было. Он… он только наблюдал, как мне теперь кажется… – не очень уверенно промолвил Бородулин.
– Наблюда-ал, – в задумчивости протянул Воловцов. – А за вашими действиями относительно Марты он тоже
– Вы знаете, да.
– Хорошо, – резюмировал Иван Федорович. – Давайте дальше. Итак, вы констатировали смерть Юлии Карловны и Марты. А что было с Ядвигой?
– Мы все называли ее Еличкой, – произнес Бородулин, и тень печали пала на лицо доктора. – Вы знаете, это было милое и доброе дитя, совершенно безобидное и, конечно, безгрешное. Пусть отсохнут руки у того, кто осмелился поднять топор на ребенка, пусть его душа не обретет покоя никогда и во веки вечные будет маяться и страдать, потому что такому преступлению нет ни срока давности, ни прощения…
– Абсолютно с вами согласен, доктор, – с чувством произнес Иван Федорович. – Такому преступлению нет прощения…
– Благодарю вас, – шмыгнул носом доктор и принялся откашливаться, скрывая за кашлем подступившие слезы. Что ж, он был довольно стар и сентиментален, как и все пожилые люди. Ну, если не все, так большинство из них… – Когда я склонился над Еличкой, она тяжело и с хрипом дышала. Было похоже на то, что через минуту-другую она отойдет, но я все равно принялся совершать все необходимые действия, чтобы остановить кровь и локализовать рану. После того как перевязал Еличку, я послал свою служанку в полицию и за профессором Прибытковым, большим специалистом по черепно-мозговым травмам. Он живет чуть наискось от нашего дома… Да, как только я ее перевязал, Еличка перестала хрипеть, дыхание ее почти нормализовалось, и в это время ко мне подошел Александр.
«Она выживет?» – спросил он. Голос его дрожал…
– Прошу прощения, господин доктор, что я вас перебиваю, но я вынужден спросить: как он задал вам этот вопрос – с надеждой или со страхом?
– Не знаю теперь, как вам и ответить, – после долгого раздумья ответил Бородулин.
– А вас что, разве спрашивали об этом, когда допрашивали тогда, в декабре прошлого года?
– Нет, тогда об этом меня не спрашивали.
– Так почему вы говорите, что не знаете, как ответить «теперь»?
– Потому что я согласно вашей просьбе смотрю на случившееся уже иными глазами…
– И что вы видите, доктор? – насторожился судебный следователь.
– Я вижу, то есть думаю, что его вопрос скорее задан был с интонациями страха, нежели заботы…
«Это, несомненно, он. Александр Кара и есть убийца», – подумалось вдруг Воловцову. Теперь он был просто убежден в этом. Но как это доказать? И опять все упирается в этот проклятый мотив…
– Что было потом? – механически спросил он, погруженный в свои мысли.
– Потом я ответил, что не знаю, выживет ли Еличка. И добавил, чтобы как-то поддержать Александра, что надежда все же есть.
– А он в ответ почти истерически крикнул: «Не врите!» Верно? – спросил Воловцов.
– Верно, – согласился доктор.
– И в его голосе вы расслышали… – выжидающе посмотрел на Бородулина Иван Федорович.
Поделиться книгой: