Дни Крови и Звездного Света

Он услышал это прежде, чем увидел. Оно говорило на языке серафимов, и оно стонало.

— Братья, сородичи, — причитало оно, — будьте деликатны с этим несчастным, переломанным существом, сжальтесь.

Адъютант Иаила откинул полог палатки и сразу увидел существо. За годы своего служения парень стал мужественным, так что, когда Иаил увидел, как тот побледнел, он взял это себе на заметку.

Двое солдат держали его за подмышки. Его тело было раздуто, как шар, руки были тонкими, а его лицо...

Иаил не побледнел. То, что было противно другим, было лакомым кусочком для него. Он встал со стула. Подошел ближе и опустился на колени перед существом, чтобы взглянуть на него. Потом посмотрел ему в лицо, существо отпрянуло. Это было забавно (что такой монстр может чувствовать отвращение), но Иаил не рассмеялся.

— Пожалуйста! — воскликнуло существо. — Я и так достаточно наказан. Я наконец-то, добрался домой. Голубоволосая прелестница заставила меня еще раз летать, но она оказалась злой, о, лживая девчонка, она попробовала на вкус разные сказочки, пусть же она скорбит по своим мертвым монстрам, она обманула меня. Мечты закончились. Сколько раз я должен пасть? Это продолжается тысячу лет. Я и так достаточно наказан!

Иаил понял, что смотрит на легенду.

— Падший, — удивленно сказал он. Потом он взглянул в прекрасные глаза существа, утонул в водовороте его багрового лица. Он посмотрел на его болтающиеся, бесполезные ноги и осколки кости, торчащей из его лопаток, где в далеком прошлом (прошлом из книг, которые были сожжены и утеряны), крылья были вырваны из его тела.

— Значит, ты настоящий, — сказал Иаил и не почувствовал ни малейшего благоговейного трепета перед этим существом, которое было все еще живо, несмотря на все события.

— Я Разгат, добрый брат мой, смилуйся. Другой ангел, он был жесток, о, его огненные глаза были такими яркими, но мертвыми, он не помог бы мне.

Огненные глаза. Внезапно, Иаил осознал, что вся эта тарабарщина так же захватывающа, как и сама история.

С неожиданной силой в, казалось бы, слабых, как тростинки, руках, Разгат вырвался от держащих его солдат и вцепился в руку Иаила.

— Ты, который как никто знает, что значит быть изломанным, ты пожалеешь меня.

Иаил улыбнулся. Когда Иаил улыбался, он наиболее остро чувствовал, каким было его лицо: маска из ткани шрамов. Ужас. Он не возражал быть ужасом. Он жил. Та, которая порезала его, ну, она достаточно долго прожила, чтобы пожалеть о своей жалкой цели, и достаточно долго, чтобы пожалеть, что она вообще жила. Иаил был уродлив, и хотя его зубы были сломаны, он не был таким заведомо, а что касается жалости, то она его не беспокоила. Тем не менее, он позволил Разгату вцепиться в свою руку. Он махнул рукой солдатам, когда те попытались оттянуть существо назад, и он приказал своему слуге принести еды.

— Для нашего гостя, — сказал он.

49

ИСКРЕННЯЯ УЛЫБКА

Все усилия Кару, которые она применяла, чтобы спрятать свои синяки, пошли прахом, когда она закатала рукава и бросила на стол свои инструменты. Первый шок сменился ужасом, но Сусанна ничего не сказала. Кару не смотрела на нее; она не хотела видеть реакцию подруги. Она сконцентрировалась на Зири.

Тьяго с Тен положили его на кровать Кару (что было слишком для Сусанны и Мика, спавших там ночью), потом Тен направилась за горячей водой, чтобы промыть его раны. Зири не приходил в сознание, что было милосердием для него, поскольку у Кару не было ничего, чтобы облегчить его боль. Да и зачем ей это? Она ведь не целитель.

Но... она полагала, что была им; ей было подвластно то, чего не умел обычный целитель. По крайней мере, в теории. Той же самой магией, что использовалась для создания плоти, можно было срастить кости и исцелить их. С ее помощью можно было даже оживить мертвое тело и восстановить душу. Но сделать это можно было сразу после смерти, пока не началось разложение, да и ранения не должны были быть слишком обширными. Несмотря на то, что солдаты, как правило, не умирали за дверью воскресителя, все же сохранение души было хорошей альтернативой. К тому же Бримстоун всегда говорил, что обычно проще создать новое тело, чем собрать по кусочкам сломанное.

Он сравнивал это с починкой шерстяного кусочка ткани: шерстяной моток состоит из одного непрерывного волокна, в первоначальном виде, а теперь оно было напичкано прорывами, каждый из которых имеет свои концы и потерянные стежки.

Кару опустилась на колени, чтобы осмотреть повреждения Зири. Насколько страшной была эта улыбка, настолько же и уверена была она, что сможет с этим справиться. Улыбка была вырезана очень острым лезвием, мышцы были затронуты, их конфигурация была незамысловатой. Там могут остаться рубцы, но что с того?

Тьяго наклонился ей через плечо.

— Это что... пепел? — спросил он.

Кару поняла, что это такое. Рот и губы Зири почернели от пепла. Внутри рот тоже был весь черный.

— Такое ощущение, что он его ел, — сказала она.

— Или его им кормили, — мрачно ответил Тьяго.

Кормили пеплом? Кто? Кару потянулась к рукам Зири, аккуратно раскрывая их. Когда она увидела, что они сделали с ним, с ее губ сорвался слабый тоскливый стон. Казалось, что его руки пробиты насквозь, словно его распяли. Левая была разорвана от самого центра ладони между третьим и четвертым пальцами, как будто он не выдержал своего собственного веса. У нее в ушах от воображаемой боли раздался чистый серебристый звон. Она осторожно положила руки обратно Зири на грудь.

— Так что, ты сможешь исцелить его? — спросил Тьяго.

Кару услышала в его голосе скептицизм и не могла его в этом винить. Руки, до абсурдного сложная штука. Ей приходилось рисовать их и подписывать каждую косточку на занятиях анатомией в художественной школе: все двадцать девять костей, семнадцать мышц лишь в одной ладони и... порядка ста связок.

— Я не знаю, — призналась она.

— Если не можешь, скажи сейчас.

Она похолодела.

— А что? — спросила она, несмотря на то, что знала ответ.

— Если он не будет владеть руками, его тело бесполезно для него... или для меня.

— Но это его истинная плоть.

Тьяго покачал головой, было видно, что ему не безразлично.

— Я знаю. Несмотря на то, какое это редкое явление, думаешь, он будет тебе благодарен за то, что не сможет держать в руках свои клинки?

«И это все, что имеет значение?» — удивилась Кару. Ответ был самым мрачным: «Да».

Она почувствовала, что Волк смотрит на нее, но продолжала смотреть на Зири. Жестоко и зверски переломанного Зири. Милого, длинноногого Зири — изящное эхо мертвого народа. Какое чудовище потребует сделать из него Тьяго, на что заменить это совершенство? До этого не дойдет. Она постарается предотвратить попадание Зири в яму. Она постарается.

— Я смогу исцелить его.

— Если будет быстрее создать ему новое... — начал было Тьяго.

— Я смогу, — огрызнулась Кару, и Волк сел обратно.

Когда она повернулась к нему лицом, то встретилась с его изучающим взглядом.

— Тогда ладно. Постарайся. Но сначала я хочу задать ему пару вопросов.

— Что? Разбудить его? — Кару покачала головой. — Лучше не стоит...

— Кару, как думаешь, что с ним произошло? Его пытали, и мне нужно знать кто. Нужно знать, рассказал ли он что-то врагу или нет.

— О, — в этом, конечно же, был смысл. Несмотря на то, что она всей силой своей души не хотела причинять Зири боль, ей пришлось это сделать. Настолько аккуратно и осторожно, насколько могла.

Было ужасно видеть, как открылись, затрепетав, его веки, какими были его глаза затуманенные болью. Они нашли ее лицо, потом скользнули к Волку и вернулись опять к ней. И снова она увидела в них настойчивость, которую разглядела там еще в их первую встречу. Она была уверена, ему есть, о чем ей рассказать.

Тьяго показал свою лучшую сторону, когда опустился на колени перед своим солдатом, чтобы задать вопрос:

— Кто это сделал? — спросил он дружелюбно. Но скоро стало ясно, что с разрезанными мышцами на щеках Зири не сможет говорить. Волку пришлось задавать вопросы, ответом на которые могло быть или «Да», или «Нет». На эти вопросы Зири отвечал кивками или покачиванием головы, что причиняло ему боль.

— Ты им что-нибудь рассказал? — спросил Тьяго, который под «ними» подразумевал, конечно же, серафимов.

Зири немедленно и решительно покачал головой.

— Это хорошо, молодец. А... что на счет остальной команды?

Зири снова покачал головой. На его ресницах собрались слезы, и Кару поняла, это означает, что они мертвы. Она к этому уже была готова, но все равно эта новость больно ударила по ней. Пять солдат, мертвых солдат. Белирос. Искандер. Она припомнила ту неожданную мягкость души Искандера, и то, как ей хотелось сделать для него что-то лучшее, чем это звероподобное тело.

— Ты сумел собрать их души? — спросил Волк, и Кару с надеждой подалась вперед.

Зири помедлил. Его взгляд остановился на ней. Отчаяние. Смущение. Он не кивнул и не покачал головой. Что бы это значило? Тьяго спросил его еще раз, но глаза Зири медленно закрылись, с ресниц по вымазанному пеплом лицу покатились слезы. Он застонал. Он затерялся в боли и после нескольких попыток, Тьяго пришлось отступить с уверенностью в том, что Зири себя скомпрометировал. Он поднялся.

— Приступай, — сказал он Кару, — и удачи тебе.

Ей бы хотелось утверждать, что везение здесь не причем, но правда была в том, что и сама она молилась на удачу. Она была даже готова попросить помощи у Нитид.

— Спасибо, — сказала она. Когда он уходил, Кару подошла к подносам, стоящим на ее столе.

Зири издал неразборчивый звук, и она увидела, как он взволнованно качает головой. Поначалу она ничего не поняла, но потом он ударил искалеченными руками по своей груди и до нее дошло. Он хотел, чтобы она использовала его боль.

— О, нет. Нет. Чтобы внести свою частичку, тебе придется оставаться в сознании...

Еще один кивок. Он опять ударил себя по груди, пытаясь что-то сказать. Его лицо исказилось, и свежая кровь выступила на порезах.

— Перестань, — чуть не закричала она, дотягиваясь до его рук, чтобы удержать их. Их пальцы переплелись. Он крепко держал ее за руку, несмотря на всю боль, которая терзала его. Он снова кивнул.

В глазах Кару стояли слезы.

— Хорошо, — сказала она, смахивая их. — Хорошо.

Тен вернулась с водой и тряпьем. Кару принялась чистить раны Зири. У нее было немного антисептика. Когда она подносила его к ранам, то почти ощущала витающую в воздухе боль, похожую на разряды электричества. Это было непозволительным расточительством не использовать эту боль, а промывать раны. Ей нужна была помощь. Она обернулась к Тен, но один взгляд на большие, тяжелые лапы волчицы заставил ее отвернуться. Кару не могла доверить ей раны Зири. Она посмотрела через плечо. Сусанна с Миком все еще были в комнате, стояли у дальней стены. Глаза Сусанны были широко раскрыты, она была бледна и пристально смотрела на Кару. Это, конечно, было несколько не то, что она имела в виду, когда просила быть «Игорем», ассистентом воскресителя, но у нее действительно были миниатюрные ручки и годы тренировок над хрупкими изделиями.

— Сьюзи, как думаешь, можешь помочь мне? Ты не обязана, если чувствуешь, что тебе неудобно...

— Что я могу сделать? — она тут же подошла к Кару.

Тен попыталась заявить свои права, но Кару лишь отмахнулась от нее и объяснила Сусанне, что ей необходимо. Несмотря на свою бледность, Сусанна взяла чистую марлю, бадью с водой, антисептик и повернулась к Зири:

— Привет, — сказала она. Потом в сторону Кару:

— Как будет «Привет» на языке Химер?

Кару сказала ей, и та повторила. Зири не мог ответить, но кивнул.

— Один из тех, которых ты нарисовала, — сказала Сусанна. — Из твоего рода.

— Да.

— Хорошо. Ну, давай начнем.

Кару ободряюще кивнула и мельком посмотрела на Сусанну, чтобы убедиться, что с той все хорошо. Потом, глубоко вздохнув, она погрузилась в пышущую жаром боль Зири, начала накапливать ее, а потом и использовать.

Она не знала, насколько долго находилась в себе, в том странном месте, где она работала над магией Бримстоуна. Это состояние не было продолжительным, медитативным и текучим ощущением колдовства. Это состояние было шатким, запутанным, в этом тупике собиралось все то, по кусочкам, что потом должно было стать одним целым. Казалось, что это заняло очень много времени; она ощущала себя странно отстраненной, как будто была под водой, будто у нее должна была быть поверхность, чтобы перевести дыхание, но ее не было. Когда же ей это, наконец, удалось, это было ощущение, словно Кару поднялась из мертвой воды. Она моргнула, выдохнула. Взошло солнце; ставни были закрыты, но свет просачивался сквозь щели по краям. Несмотря на то, что стены крепости сдерживали наступившую жару, прохлада ночи уже исчезла. Было ощущение, что большая часть дня ушла вместе с ней.

— Кару, — это был голос Сусанны, приглушенный, с благоговением. — Это было... потрясающе.

Что было? Кару попыталась сфокусировать взгляд. Глаза были сухими, будто она не моргала часами, что, вполне вероятно, так и было. Она огляделась. Тен нигде не было. Рядом стояла Сусанна; с другой стороны был Мик, который поддерживал ее одной рукой. Она поняла, падая от усталости, что он был единственным, что удерживало ее в вертикальном положении. Ей казалось, что она чувствует саму неумолимую гравитацию. И такой тяжелой ее голова еще никогда не была.

Наконец она посмотрела на Зири, который в течение последних нескольких часов оставался в сознании, отдавая ей свою боль, и увидела, что он тоже смотрит на нее. А потом он ей улыбнулся. Эта улыбка была полна усталости, печали и других нечитаемых эмоций, но это была искренняя улыбка, а не уродливое «сообщение», вырезанное на теле.

У нее получилось.

Она впитывала глазами его лицо. Она вылечила его, почти без шрамов. А что с руками? Это стало настоящим испытанием. Она дотянулась до них, взяла и оглядела. Сначала, когда она увидела уродливые узловатые рубцы, у нее перехватило дыхание, потому что ей показалось, она потерпела неудачу. Но потом он щелкнул пальцами, его движения были уверенными, и она снова вздохнула. Вместе с выдохом у нее вырвался смешок. Кару попыталась встать. Но на нее накатило головокружение.

Комната поплыла перед глазами.

И на этом, на время, все закончилось.

50

КАК ДЖУЛЬЕТТА

Сусанна уселась на краешек кровати Кару. Ее подруга спала, глаза закрыты, кожа под ними была насыщенного синего цвета. Дыхание ровное и глубокое. Рядом с ней лежал Зири, который также спал, и дышали они в унисон. Сусанна умыла лицо подруги холодной водой, а также омыла ее руки и запястья, прежде чем уложить их ей по бокам.

— Ей нужен отдых, — сказала она Мику. — А мне еда. Скажи мне еще, что ты не голоден.

Вместо ответа, Мик порылся в своем рюкзаке и что-то выудил из него.

— Вот, — сказал он.

Сусанна посмотрела на то, что Мик ей протягивал. Это была (когда-то) плитка шоколада.

— Она растаяла в нашем чертовом походе.

— А затем снова застыла. И приняла новую, волнующую форму.

Сусанна глубоко вздохнула, повернувшись к окну, и махнула рукой в сторону Мика.

— Ты чувствуешь это? Запах? Пахнет едой. Шоколад, волнующей формы, можно приберечь на десерт. Мы можем разделить его вместе с химерами.

У Мика на лбу появилась морщинка обеспокоенности.