Помоги проекту - поделись книгой:
Компьютерра
09.09.2013 - 15.09.2013
Колонка
Метафора терморектальной аналитики в контексте диалога АНБ с ИТ-бизнесом
Американскому АНБ (и его британской сестрице GCHQ) сильно не повезло: с ними случился Сноуден. Мы люди взрослые и прекрасно осознаем, что за собственными (и не только) гражданами следят по мере сил и возможностей все государства нашей планеты — даже такие высоконравственные, как Россия, Индонезия и Китай. Однако исторический опыт удержания правдоискателей в узде, дополненный здоровым гражданским рефлексом держаться от государственных дел как можно дальше, обеспечивает властям этих государств привилегию заниматься всем чем угодно в комфортной тишине общественного неведения.
Как бы там ни было, англо-саксонские нации добровольно пошли на совмещение государственных репрессивных функций с реальными рычагами по обеспечению гласности, находящимися в руках гражданского общества, а потому вынуждены мириться с невротическим абсурдом общественно-политической жизни: газеты со спокойным видом публикуют сообщения о нарушениях элементарных гражданских прав государственными ведомствами, государственные ведомства с таким же спокойным видом обосновывает объективную необходимость в репрессиях, обыватели непринуждённо читают о творимом беззаконии в газетах и либо находят оправдания для этого беззакония, либо выражают с ним несогласие — исключительно мирными демонстративными действиями (дефилируют по улицам с плакатами).
Самое главное, что стабильность общества при этом никак не нарушается и никому и в голову не приходит устраивать революции. В этом, кстати, и заключена гениальная прозорливость ставки на гласность, которая выбивает почву из-под ног любого насильственного бунта.
На исходе прошлой недели творческое объединение «Эдвард Сноуден + газета The Guardian» порадовало мир очередной серией неистовых разоблачений, которые, не будь в западных странах гласности, могли бы привести к массовым беспорядкам. Глен Гринвальд, умудрённый горьким опытом истязаний его возлюбленной в аэропорту Хитроу, решил больше в одиночку не рисковать, а потому пригласил к соавторству ещё двух журналистов — Джеймса Болла и Джулиана Боргера: как-никак втроём будет веселее противостоять погромам и конфискациям техники в редакции родной газеты.
В публикации «Как американские и британские шпионские ведомства уничтожают частную жизнь и безопасность в интернете» рассказывается о бюджете в $250 млн (для сравнения: на PRISM выделялось «лишь» $20 млн), которые дядя Сэм направляет ежегодно на ведение операций по созданию лазеек в программном коде, позволяющих государству с лёгкостью преодолевать средства коммерческих программ криптологической защиты.
Бюджет распределяется по трём направлениям: — разработка и утверждение международных стандартов шифрования, удобных для государственного взлома; — обслуживания технопарка суперкомпьютеров для преодоления криптозащиты методом грубой силы; — полюбовное сотрудничество с ИТ-компаниями и провайдерами интернет-услуг, которые добровольно внедряют в свои продукты backdoors и trapdoors либо предоставляют компетентным государственным органам ключи для расшифровки коммуникаций.
Широким жестом Эдвард Сноуден передал на минувшей неделе сразу трём изданиям — The Giardian, The New York Times и ProPublica — документы, свидетельствующие о том, что в 2010 году 10-летние усилия Агентства национальной безопасности США увенчались грандиозным успехом — взломом криптозащиты «обширного объёма информации», которая была получена по каналам «Большой четвёрки» (Hotmail, Google, Yahoo!, Facebook).
рассказывала, как АНБ вынудило Microsoft раскрыть перед государственными структурами алгоритмы криптозащиты почты Outlook и чат-сервиса, поэтому добавление к списку «опущенных» других провайдеров интернет-услуг лишь количественно расширило наши представления о масштабах государственной интервенции в частную жизнь граждан.
Всех, кому интересны технические подробности усилий АНБ и GCHQ по выкручиванию рук ИТ-бизнесу, я отсылаю к оригинальной публикации The Gurdian по линку выше. Мне бы сейчас хотелось обсудить другой аспект государственных инициатив, а именно наличие (или отсутствие) у американских и британских компетентных органов инструментов воздействия в конечной инстанции (того самого терморектального анализатора) на тех представителей коммерческих структур интернета, которые по той или иной загадочной причине откажутся от добровольного стукачества на собственных клиентов.
Для начала послушаем, чт
Откликнулись два сотрудника AgileBits, разработчика 1Password, и заявили, что компания не хранит мастер-пароли пользователей, поэтому перехватить или расшифровать файл 1Password, в котором хранятся пользовательские пароли, технически невозможно.
Есть, однако, и другой вариант: государство потребует от разработчика искусственно ослабить алгоритмы шифрования либо внедрить в него опять же backdoor, что позволило бы перехватывать пользовательские мастер-пароли. На этот счёт у 1Password также нашлись контраргументы:
— наши разработчики проживают в Канаде, США, Великобритании и Нидерландах (поди, типа, всех поймай); — архитектура нашей системы безопасности и дизайн информации предельно открыты, поэтому будет сложно принудительно их ослабить без того, чтобы это сразу же не обнаружилось; — менеджеры паролей не являются инструментами коммуникаций, поэтому интерес к этим программам со стороны компетентных органов не столь ярко выражен; — если государство очень заинтересует какой-то пользователь 1Password, ему будет гораздо проще взломать ОС его компьютера, чем вынудить 1Password изменить дизайн приложения; — наконец, всегда есть вариант поступить так, как поступила компания Lavabit, — отказаться от сотрудничества и закрыть свой бизнес.
Не знаю, как вас, но меня все эти аргументы лишь позабавили. Не в плане их технической безосновательности (здесь, как водится, всё на уровне), а в плане социальной наивности. Аргумент проживания разработчиков в других странах несерьёзен, учитывая возможности США добиться экстрадиции практически кого угодно из Евросоюза и дружественных государств (Канада, Австралия и т. д.). Аргумент про перекладывание проблем на плечи частных пользователей также несостоятелен, поскольку для компетентных органов означает лишнюю работу (зачем, когда можно одним выстрелом положить всех зайцев из огорода 1Passaword сразу). Ну и так далее.
Выходит, шансов избежать терморектального анализатора у проживающих в Бастионе мировой демократии не больше, чем у счастливых обитателей третьего мира? Боюсь, что так, хотя формально остаётся ещё один контраргумент, достойный внимания: та самая реальная гласность, которая обеспечивает хотя бы видимость баланса в гражданском обществе.
К великому сожалению, реально существующая в западном обществе гласность является не инструментом влияния общества на государство, а лишь элементом определённого «общественного договора», эдаким кодом, добровольно принятым властью в обмен на право этот код игнорировать. Забавно, что этот феномен («Васькин синдром», названный так в честь бессмертного кота, внимательно выслушивавшего из уст хозяина любые упреки в обмен на право спокойного поедания сметаны) я обстоятельно осветил в одной из самых первых своих статей в «Компьютерре» в 1997 году — «Город Киберибанов, Васькин Синдром и Унифицированный Код»!
В той же статье 16-летней давности я заодно объяснил, почему в западном обществе избыточно применение терморектального анализатора в его грубой — азиатской — форме насилия. Зачем нужен паяльник в обществе, где государство обладает рычагами неодолимой силы для добровольного «убеждения» (через так называемый унифицированный код)?
Как видите, нет ничего нового под луной: проблемы, которые в 2013 году кажутся актуальными и активно обсуждаются на страницах The Guardian и The Ney York Times легко просматривались уже с колокольни доисторического 1997-го.
Голубятня: Между реквиемом и бунтом — где притаилась надежда в русской экзистенции?
Сегодня мы поговорим о фильме, который уговаривал себя посмотреть год. Да-да, ровно год назад я скачал «Жить» Василия Сигарева и с тех пор, наверное, раз двадцать пытался начать просмотр, но всякий раз отказывался от затеи. Просто не мог себя заставить, и всё тут. Не действовали никакие уговоры разума, никакие доводы («Ну ты же взрослый человек, в самом-то деле! Старик уже почти!»), ничто не могло перевесить… банальный страх, который испытывал перед этой картиной!
Это тем более удивительно, что я могу внимательно рассматривать на экране что угодно из документального кино: хоть запись операции, хоть аутопсию в морге, хоть обследование места ДТП с многочисленными жертвами. А вот художественную картину «Жить» заставить себя смотреть не мог год только потому, что знал фабулу! Даже не сюжет, а только фабулу: поверхностный и беспристрастный ответ в пару строк на вопрос «О чём это кино?»
Фильм «Жить» о том, каково это — взять и потерять в одночасье близкого, любимого, родного человека: детей, мужа, отца. Потерять на ровном месте, без долгих и продолжительных болезней, подспудно и подсознательно подготавливающих к концу, без героического антуража (героически погиб при исполнении долга), притупляющего боль утраты гордостью за совершенный подвиг. Вместо этого — нелепая, дикая, несправедливая смерть: забила — запинала ногами насмерть в электричке свора молодых выродков, машина в кромешной тьме и ночном тумане вылетела на железнодорожное полотно прямо под мчащийся поезд, забрала к себе под лед студёная река, воспользовавшись помутившимся от отчаяния перед безысходностью долговой ямы рассудком. Это всё и есть фабула фильма «Жить» Василия Сигарева.
«Жить» — второй фильм 36-летнего режиссёра. Первый — «Волчок» (2009) — затрагивал, на мой взгляд, самую важную для России тему (пишу без малейшего преувеличения — реально самую важную, настолько важную, что с ней даже сравнивать что-то иное кощунственно) — трагедию ребёнка. Оглядываясь на историю страны и нации, я сейчас, в свои 50 с лишком лет, совершенно отчётливо понимаю, кто больше всего от этой истории страдал и продолжает страдать, — это дети России. И дело тут не в какой-то исключительно жестокой судьбе русских детей (думаю, судьба эта не намного суровее, чем в любой другой неблагополучной стране третьего мира), а в том, что по какому-то дьявольскому промыслу дети в России всегда (столетиями!) были как бы лишними. Лишними и чужими! Наши дети и есть сигаревские «Волчки»: оставленные, обделённые вниманием окружающего их мира едва ли не в первый миг после рождения.
Проявляется эта уникальная детская трагедия в нашем Отечестве с особой яростью всякий раз, когда в русском государстве ослабевают патерналистские интенции. Стоит только отпустить русской власти свой народ в свободное плавание, как этот народ начинает в массовом порядке отворачиваться от собственных детей.
На поверхности этой мистической трагедии — армии беспризорников, а если копнуть глубже, то из неё выходят и все остальные беды: социальная апатия и неслыханная жестокость взаимоотношений в обществе. В «Жить» героиня с мужским именем Гришка (Яна Троянова) несётся по вагону электрички и нечеловеческим голосом вопит: «Помогите!!!», а попутчики — здоровые мужики — отворачивают в сторону глаза, чтобы не видеть, как в соседнем вагоне банда юных скотов забивает ногами до смерти её мужа.
Позволю себе небольшое отступление от темы с двойной реминисценцией и процитирую один из своих постов в «Национальной деловой сети»: «В конце 80-х в журнале “Кодры” опубликовали мою кинорецензию на фильм Эльдара Рязанова “Забытая мелодия для флейты”. Я тогда ещё был относительно молодым и безотносительно глупым (25 лет :), поэтому фильмы Рязанова мне активно не нравились (сегодня уже нравятся :). В частности, мой упрек режиссеру в контексте “Забытой мелодии” сводился к его безответственному отношению к теме смерти (помните: все эти водолазы с потонувшего теплохода, афганцы и проч.). Мне тогда показалось, что Рязанов “поматросил и бросил” тему, требующую к себе предельно бережного отношения, особенно в странах европейской цивилизации, где смерть давно маргинализирована и убрана с глаз долой (о пропасти, отделяющей наш мир от мира восточного по отношению к смерти я писал в “Короле покрышек” — фотографии в статье страшные, так что со слабыми нервами лучше не смотреть). Эльдар Рязанов вопрос саднящий поднял, а ответа не дал, оставив висеть в воздухе подобно Дамоклову мечу. С годами я посмотрел много других фильмов — и русских, и чужих режиссёров — и все они оказались точно такими же беспомощными перед лицом главного вопроса всей нашей жизни, поэтому я успокоился: раз уж не дано в мейнстримном искусстве адекватно подать и раскрыть тему (в искусстве подлинном, высоком, тем более — в философии и религии тема смерти давно уже досконально изучена и адаптирована сознанием), то можно и не беспокоиться. Таким образом, претензии мои к частностям раскрытия темы Θάνατος со временем сошли на нет, зато до седых волос сохранилось органическое неприятие самого подобного акта: когда художник (писатель, учёный, политик, бизнесмен, журналист, you namу it) берётся за нечто серьёзное и требующее должного к себе отношения, поднимает важный вопрос, а затем бросает на полпути и с гордым видом удаляется восвояси».
Как видите, тема Θάνατος — для меня чрезвычайно важная и в определённом смысле сквозная в жизни и творчестве. Думаю, одна из причин моего нежелания смотреть «Жить» кроется именно в опасении, что Василий Сигарев вот точно так же не справится: поднимет важнейшую для человека тему и… оставит зиять кровоточащей раной, не найдя ответов.
С величайшим облегчением свидетельствую: Василий Владимирович проявил предельный такт и довел тему до своего логического завершения. Можно оспаривать верность его позиции, оценки ситуации или правомерность выводов, однако нельзя отрицать ответственности режиссёра перед зрителем: он не только не оставил нас один на один с Величайшим Таинством Жизни (смертью), но и дал совершенно вразумительный и достойный ответ на главный вопрос Русской Трагедии: в чем её корни?
Подводит Сигарев к своим выводам очень тонко. Взгляните на три ключевые реплики. Первый эпизод — на кладбище мать-алкоголичка (гениальная актриса Ольга Лапшина) хоронит дочек-близняшек: — Дышат! — Это не дышат, Галь, пар это у них. — Дак вы чо делаете? Вы тут живых хороните? — Галя… — Ничо се законы у них. Сперва детей забирают, потом живыми хоронят. — Галя… — Не надо меня трогать!
И — через несколько мгновений: «Испугались? Правильно, бойтесь! Я щас до президента дойду! Всю вашу лавочку пересажаю. Они тут живыми хоронят, а? Ни в одной стране такого нет».
Второй эпизод — во время церемонии венчания у Антона неожиданно гаснет свечка в руке. Через несколько часов его убивают в вагоне электрички. Пьяная «Гришка» возвращается в церковь и набрасывается с кулаками на батюшку: «Это ты виноват! Свечки китайские продал. Нормальные не тухнут!»
Из трёх ключевых фраз — «Ничо се законы у них», «Я щас до президента дойду», «Это ты виноват» — казалось бы, можно сделать банальный, заезженный и оттого пошлый вывод: русские люди, мол, полагаются на царя-батюшку и к тому же склонны постоянно во всех своих бедах винить кого-то другого — нерадивых чиновников, милицию, евреев, американских капиталистов.
Василий Сигарев, слава богу, столь примитивных выводов не делает, а всем дальнейшим развитием сюжета выводит зрителей на совершенно иной — несопоставимо более глубокий! — уровень мышления: проблема не в том, что русский человек всё время кого-то обвиняет; проблема в том, что он не живет в своем реальном мире! Между реальным бытием и душой русского человека зияет гигантская пропасть отчуждения. Русский человек каким-то дьявольским (или — божественным?) проклятием отвращён от реального мира, изъят из него и оттого ощущает себя в этом мире то ли вечным странником, то ли временным гостем.
«Ничо се законы у них» — вы можете себе только это представить?! У кого — «у них»? Это не у них, это у тебя самой такие законы! Это ТВОЯ жизнь! Твоя страна! Твоя реальность! Это твои дети, которых ты в пьяном угаре бросила голодать на неделю, из-за чего милиции пришлось их вывозить в приют!
Откуда у русского человека такое чудовищное мироощущение? Откуда эта ненависть и презрение к реальному бытию? Ведь невозможно же жить: в домах запустение, дворы не ухожены, улицы, города, всё вокруг заброшено, искорёжено, раскурочено. В городских многоэтажках устанавливают новехонькие лифты с иголочки, а через месяц в них каждая вторая кнопка расковыряна-выжжена, зеркала расколоты, а в углу пожелтевшая лужа — то ли от собаки, не дотерпевшей до выгула, то ли от самого собачьего хозяина, заблудившегося в пространстве-времени.
Василий Сигарев не идёт так далеко, чтобы разбираться в генезисе мироощущения вечного гостя, и это замечательно, потому что вряд ли эти вопросы должна анализировать кинематография.
От себя добавлю, что мне и самому до сих пор не удалось понять эту трагедию, а расхожий аргумент (во всём-де виновато православие!) меня не устраивает потому, что я очень хорошо читал Андрея Платонова и после «Чевенгура» знаю наверняка: русский человек без бога — это уже дьявол во плоти. Православие лишь сдерживает ту разрушительную тягу к самоистреблению (а как иначе трактовать пренебрежение к детям и собственной жизни?), которая заложена в национальной душе на несоизмеримо большей глубине.
Что это за глубина — нам всем ещё предстоит разобраться. Однако Василий Сигарев с гениальной тонкостью художественного мироощущения уловил самое главное, уловил самую суть национального спасения: «Нужно желать ЖИТЬ!»
КЖИ — Коротко Живущий Интеллигент
Ладно, вымерли динозавры, пусть вымерли. Не очень-то и жалко. Я ни с одним динозавром знаком не был, ни одного с рук не кормил, со щенков не растил — так с чего мне печалиться? Да ещё, говорят, были они свирепы и необучаемы, одна только доминанта и присутствовала – съесть. Зачем мне тонны хладнокровного (или всё же теплокровного) зла? Правда, травоядные динозавры в хозяйстве, может, и пригодились бы. В качестве тягловой силы, например. Или, допустим, мясное динозавроводство. С молочным-то не получится, вряд ли. Но и то — запретит ведь главный санитар нашей страны чужеземную диплодочину и бронтозаврину, а собственная, поскольку климат суров, а чиновники ненасытны, будет обходиться дороже говядины, и потому опять же вряд ли.
Нет, не жаль мне динозавров. А вот другого немножечко жаль. Вымершую на моих глазах технику. Модемы на 14.400 б и 56 К. Работоспособные, они были миллионами списаны с корабля прогресса. Тож и плёночные фотоаппараты. Не знаю, может, наилучшими моделями профессионалы пользуются и доныне, но «Смены», «Зоркие» и «ФЭДы» валяются где-нибудь в ящичках и сундучках-мавзолеях без надежды на воскресение. Ну не поднимается рука выкинуть работоспособную вещь на помойку. Большой объектив, кожаный футляр, да ещё увеличитель, ванночки, пинцеты, воронки, колбы… Фотоаппарат — вещь очень личная. Тут и себя, молодого, помнишь, и зарплаты, ушедшей на покупку «Зенита», жаль, и часов, проведённых в тёмной комнате с красным фонарем (вышло двусмысленно, но позор тому, кто подумает дурно). Виниловые пластинки, магнитофон катушечный, магнитофон кассетный, видак… Да много революций пришлось на последние тридцать лет.
Но совсем грустно, когда думаешь о тех, кто эти вещи конструировал, изготавливал, обслуживал. И не только эти, конечно. В Воронеже было много заводов, от авиационного до экскаваторного. Одни ещё сохраняют оболочку, другие рассыпались в прах, а люди, люди, что с ними стало, вот вопрос. И, если думать дальше, что будет с людьми нынешнего дня? Успеют ли умереть в счастливом сознании собственной необходимости — или сметут их, как опавшие листья, и вывезут куда-то за город, где и бросят догнивать в какой-нибудь овраг?
И в самом деле: жил себе какой-нибудь молодой старлей-артиллерист, ждал капитанские погоны, а ему — иди на все четыре стороны, страна разоружается, не до тебя. И куда ему идти? Где на гражданке он применит свои знания и опыт? Переучиваться? Тут и возраст, и семья, и отсутствие средств, и боязнь: а не повторится то же самое и с новой профессией? Завербоваться в Африку? И семья не пускает, и с языками у нынешних лейтенантов традиционно плохо, да и вообще, маловата Африка для такого количества безработных лейтенантов.
Помнится, в девяностые годы писали о курсах ведения бизнеса для ликвидируемого офицерского корпуса. Тоже дело, конечно. Можно и оперному пению обучать, и с тем же эффектом. Ну, почти тем же. В бизнесе закрепились, подозреваю, процентов пять лейтенантов и капитанов, ну шесть, и то на вторых-третьих ролях. А остальные — кто как. Признаться, о лейтенантах подумал из-за пятничного пациента. Жалуется на сыпь на лице, шелушение кожи. Появляются симптомы только после бутылки водки. Я-то по наивности (или ехидству) и ляпни, что более легкого случая и представить трудно: не пейте столько, вот и всё. А он в ответ: не пить — значит, не жить. Был офицером, умеренным во всём, потом попробовал себя в бизнесе, а теперь только водка и держит его по эту сторону границы (имея в виду бытие).
Я понимаю, что таких офицеров меньшинство, те же пять процентов, на глазок, а остальные более-менее приспособились. Но хотелось бы заранее знать, что и как, чтобы приспосабливаться более, а не менее. Когда кончается эра мезозоя или индустриального общества, что следует предпринять ради продолжения вида. Отрастить молочные железы или, наоборот, восстановить жабры.
Допустим в качестве основы следующее: для того чтобы стать неплохим — только неплохим! — специалистом, нужно десять лет. Пять — института и пять — хорошей практики. Потом десять лет, будучи неплохим специалистом, вкушать плоды трудов своих. Но вдруг инженер или агроном становятся профессиями, постиндустриальным обществом маловостребованными. В сорок лет начинать заново затратно, прежде всего по годам. Положим, имеющийся опыт позволит сократить срок созревания вдвое, но и сорок пять — годы ещё те. Кстати, по утверждению знатоков, врачи России живут на пятнадцать лет меньше, чем окружающее население, и если средняя продолжительность жизни российского мужчины вообще равна шестидесяти годам, то мужчины-врача — сорока пяти. Чего уж тут начинать…
Но вдруг так и нужно? Вдруг российский врач (и не только врач, но и офицер, и инженер, и прочая интеллигенция) — идеальный образец, пример для окружающих. КЖИ, Краткоживущий из мира будущего Ефремова — будущего, ставшего настоящим? Доработал при семидесятичасовой рабочей неделе до сорока пяти — и геть с планеты! Ни тебе пенсионных трат, да и здравоохранение можно держать в рамках трёх процентов от ВВП. И если специалист государству не нужен раньше, не в сорок пять, а в тридцать, то не переучивать его, а тоже — геть!
И очень может быть. Собственно говоря, о благополучии граждан государство заботится столь же эффективно, сколь и божок, вырезанный из полена. Только божку зачастую достаточно раз в неделю помазать губы салом, а государство требует человеческих жертв непременно.
Лишь уяснив роль государства в судьбе личности (а именно: государству на личность наплевать), можно грамотно планировать собственную жизнь. Простое заключение, банальное, а сколько людей дойдут до него тогда, когда планировать-то уже и нечего! Но всё же, всё же… Что делать? Иметь под рукой две, три, четыре специальности, и желательно из тех, которым обучиться можно достаточно быстро. И к которым есть духовная и телесная склонность. И половина из которых относятся к вечно востребованным. Высшей школе пора подумать о формировании образовательных пакетов. Сантехник, повар, журналист. Экономист, садовод, массажист. Юрист, охранник, танцор. Врач, литератор, почтальон.
Поделиться книгой: