Горькая кровь

— Ты голоден, — догадалась Клэр. Он осторожно кивнул. — И это… сделало голод сильнее?

— В некотором смысле, — сказал он. — Не бери в голову доставку из банка крови. Мне кажется, я должен… погулять. Спокойной ночи, Клэр.

Он вёл себя очень вежливо, подумала она; обычно у него это было для прикрытия серьёзных внутренних проблем. Прежде чем она могла попытаться выяснить, что происходит в его голове, он с вампирской скоростью умчался по лестнице.

Она покачала головой и с раздражением посмотрела на устройство.

— Ну, это было полезным, — сказала она и закатила глаза. — И теперь я разговариваю с оборудованием, как он. Прекрасно.

Клэр бросила лист на машину, сделала запись в бортовом журнале, выключила свет в лаборатории и направилась домой.

Придя домой — на Лот Стрит — также не прибавилось настроения, так как, протопав мимо ржавого, наклоняющегося почтового ящика за забором, она увидела, что дверца была открыта и оттуда торчала почта. Её угрожало сдуть вездесущим ветром пустыни. Прекрасно. У неё было три соседа по дому, и ни один из них не додумался забрать почту. И это стало её работой. По крайней мере сегодня.

Она посмотрела вверх на большой, выцветший викторианский дом и задалась вопросом, когда же Шейн найдёт время, чтобы перекрасить его, как и обещал. Никогда, скорее всего. Так же, как и с почтой.

Клэр перевесила тяжелый рюкзак на другое плечо, автоматически, бездумное перемещение веса, схватила старую стопку бумаги из ящика и стала перелистывать толстыми горстями. Счёт за воду (по-видимому, спасение города от обитающих в воде монстров драугов не давало никакого кредита), счет за электричество (высокий, снова), флаеры из нового места доставки пиццы (в котором вкус пиццы напоминал собачью еду с томатным соусом), и… четыре рельефных конверта с официальной печатью Основателя.

Она направилась к дому. И затем день еще на один шаг приблизился к темноте, потому что на входную дверь дешевым металлическим кинжалом была прикреплена записка с четырьмя нарисованными надгробиями на ней. На каждом надгробии было одно из их имён. А внизу было написано, что любители вампиров получают то, что заслуживают.

Очаровательно. Было бы страшно, если бы это была первая записка, найденная за несколько недель; было четыре других послания, одно подсунутое под дверь, два на двери (так же, как и это), и одно в почтовом ящике. Это, а также устойчивое и растущее число грубых продавцов, преднамеренных оскорблений от людей на улице и дверей, закрытых прямо перед носом.

Это уже было не популярным — быть другом единственной пары вампир/человек в Морганвилле.

Клэр порвала записку, покачала головой из-за дешевого кинжала, который пригодится в бою, и отперла входную дверь. Она толкнула её бедром, и та открылась, закрыла ёё и снова заперла — автоматическая осторожность в Морганвилле.

— Эй! — крикнула она, не поднимая глаз. — Кто должен был взять почту?

— Ева! — крикнул Шейн из коридора в сторону гостиной в то же время, что и Ева крикнула — Майкл! — сверху. Майкл ничего не сказал, наверное потому, что его еще не было дома.

— Мы действительно должны поговорить о графиках! Снова! — ответила Клэр. Она кратко прочитала, показывая им листовку, а затем смяла её и бросила с кинжалом в мусорку вместе с ассорти нежелательной почты, предлагающей дерьмовые скидки и высокие проценты по кредитным картам.

Это просто разговоры, подумала она. Но это было не так, она считала, что, в конечном итоге, все — люди и вампиры — просто получили бы коллективные трусики о женитьбе Майкла и Евы. Это никого не касалось, а только их, в конце концов.

Она сосредоточилась на четырёх одинаковых конвертах.

Они были сделаны из необычной, плотной бумаги, которая пахла чем-то заплесневелым и старым, как если бы она хранилась где-то в течение ста лет, и кто-то просто нашёл время, чтобы открыть коробку. Печать на обратной стороне каждого была из воска глубокого тёмно-красного цвета, с рельефным символом Основателя. Каждое из их имён было написано на внешней стороне элегантным почерком, поэтому оно было даже прекрасным, было похоже, что оно напечатано на компьютере, пока она не присмотрелась и не обнаружила человеческие недостатки.

Её инстинкты кричали об опасности, но она старалась мыслить позитивно. Да ладно, это может быть хорошей вещью, говорила она себе. Может, это просто благодарственные карточки от Амелии за спасение Морганвилля. Снова. Мы заслужили это.

Звучало хорошо, но Амелия, Основатель Морганвилля, была очень старым вампиром, а вампы никогда не утруждали себя благодарностью людей. Амелия выросла в королевской семье, и то, что люди делали сумасшедшие, опасные (а может и смертельные) вещи по её малейшей прихоти, считалось… нормальным. Это, вероятно, даже не вызывало улыбки, а уж тем более желания изъявить благодарность. И, честно говоря, у Клэр однажды почти дружественный жест от Основателя получился… напряжённым.

Морганвилль, штат Техас, был почти последним местом сбора вампиров со всего мира; это было место, которое они выбрали, чтобы сделать свою последнюю ставку, забыть старые обиды, встать в один строй против общих угроз и врагов. Когда Клэр впервые приехала, вампиры сражались с болезнью; тогда они были друг за друга. А четыре месяца назад они боролись с драугами, водными существами, которые охотились на вампиров, как на вкусную, аппетитную закуску… и в итоге вампиры победили.

Благодаря этому они стали бесспорными чемпионами в пищевой цепи всего мира. При спасении Морганвилля Клэр на самом деле ни разу не задумалась, что произойдёт, когда вампиры совершенно перестанут бояться. Теперь она знала.

И они точно не чувствовали благодарность.

О, на первый взгляд в Морганвилле всё было хорошо или, по крайней мере, становилось лучше… Вампы быстро запустили механизм для начала восстановления города, уборки после уничтожения драугов и возвращения всего человеческого населения в их дома, офисы и школы. Официальной рекламной версией было то, что опасный химический выброс вызвал вынужденную эвакуацию, которая, казалось, удовлетворила всех (наряду с щедрыми денежными выплатами и автоматически хорошими оценками для студентов Техасского Университета Прерий, которые сократили их семестры). Клэр также подозревала, что вампиры прибегли к психическому внушению, в случае необходимости многие из них были на это способны. На первый взгляд Морганвилль выглядел не только восстанавливающимся, но и процветающим.

Но это не ощущалось правильным. В тех немногих случаях, когда она видела Амелию, Основатель не казалась правильной. Язык её тела, её улыбка, то, как она смотрела на людей… всё стало другим. Темнее.

— Эй, — её соседка по дому Ева Россер — нет, теперь Ева Гласс после свадьбы — сказала. — Ты собираешься открыть это или как? — она подошла к Клэр, поставила стакан на кухонный стол и полностью заполнила его молоком. Рубин на её обручальном кольце сверкнул на Клэр, как будто приглашая поделиться секретом шутки. — Потому что в последний раз, когда я видела что-то официальное — это было приглашением на вечеринку. И ты знаешь, как я люблю такое.

— Тебя чуть не убили на той вечеринке, — сказала Клэр рассеянно. Она отдала Евин конверт и взяла свой собственный.

— Меня чуть не убили на большинстве вечеринок. Таким образом, ты можешь сказать, как сильно я люблю их, — сказала Ева и открыла письмо, оторвав широкую полосу от бумаги. Клэр — которая от природы была более аккуратной и осторожно срезала верхнюю часть — вздрогнула. — Хах. Другой конверт внутри конверта. Они действительно любят тратить бумагу. Разве они никогда не слышали об охране деревьев?

Когда Ева вытащила следующий слой, Клэр имела возможность сделать обычную проверку гардероба лучшей подруги… и не была разочарована. Ева внезапно стала проявлять симпатию к водно-голубому, и она добавила пряди этого цвета в свои черные волосы, которые сегодня были убраны в два симпатичных хвостика по бокам головы. Её готское лицо посветлело из-за голубых теней для век — где она нашла их? — соответствующих губной помаде, и сегодня на ней была обтягивающая чёрная рубашка с рельефными крестами. Короткая, пышная юбка продолжала голубую тему. Также черные колготки с голубыми сердечками. И затем, военные ботинки.

Итак, типичная среда, на самом деле.

Ева вытащила внутренний конверт, открыла и вытащила сложенный лист плотной бумаги. Что-то выпало и отскочило от стола, Клэр поймала это.

Это была карта. Пластиковая карточка, как кредитная, но на обратной стороне был символ Основателя, а в правом верхнем углу была прикреплена фотография Евы — сделанная, когда она была без полного боевого готского раскраса, которую Ева будет презирать. И там было имя Евы, адрес, номер телефона… и в нижнем поле написана группа крови: первая отрицательная. Напротив была рамочка с надписью Покровителя: Гласс, Майкл.

— Что за…? — Оу, подумала Клэр даже прежде, чем она закончила вопрос. Должно быть, это то, о чем её спрашивал вампир-полицейский. Идентификационная карта.

Ева вырвала карту из ее пальцев, осмотрела её с совершенно озадаченным выражением лица, а затем обратила внимание на письмо, которое пришло с ней.

— Дорогая миссис Майкл Гласс, — прочитала она. — Серьёзно? Миссис Майкл? Как будто у меня уже собственного имени нет? И что за чёрт о том, что он является моим Покровителем? Я никогда не соглашалась на это!

— И? — Клэр потянулась за письмом, но Ева оттолкнула её бедром и продолжила читать.

— Я приложила новое удостоверение жителя Морганвилля, которое всё человеческое население теперь обязано иметь при себе в любое время, так что в маловероятном случае чрезвычайной ситуации мы можем быстро связаться с близкими и Покровителем и предоставить необходимую медицинскую информацию. — Ева подняла глаза и встретилась взглядом с Клэр. — Я назову это фигнёй. Человеческое население. С указанием группы крови? Это как список покупок для вампов.

Клэр кивнула.

— Что еще?

Ева повернула бумагу обратной стороной.

— Неповиновение и непредоставление этой карты по просьбе приведёт к штрафу… О, это помешательство! — Ева смяла бумагу, бросила на пол и растоптала ногами, которые, конечно, были просто созданы, чтобы растаптывать что-то. — Я не буду носить с собой Выпей Меня карту, и они не могут просить мои бумаги. Что это, Нэзиленд? — она взяла карту и попыталась сломать её пополам, но та была слишком гибкой. — Куда ты положила ножницы…?

Клэр спасла карту и посмотрела на неё еще раз. Она перевернула её, чтобы дочитать, поднесла к яркому свету — от окна — и нахмурилась.

— Лучше некуда, — сказала она. — Я думаю, что это чип.

— Чип? Я могу это съесть?

— Микрочип. Так или иначе, в нем есть какая-то технология. Мне нужно посмотреть, чтобы узнать, какая именно, но могу смело сказать, что они будут знать, где ты, как бумажная кукла, если эта карта с тобой.

— О, прекрасно, значит это не просто Выпей Меня карта; это устройство слежения, как те, которые ставят на ухо львам на Animal Planet? Да, нет ничего, что могло бы пойти не так… как, скажем, вампиры выпускают приёмники, по которым они могли бы онлайн заказать то, чем хотят перекусить сегодня вечером.

Ева права насчёт этого, подумала Клэр. Она действительно не чувствовала себя хорошо по этому поводу. На первый взгляд это было просто удостоверение личности, совершенно нормальное — она уже получила студенческий билет и водительские права — но это ощущалось как-то по-другому. Чем-то более зловещим.

Ева перестала рыться в ящиках и посмотрела на неё.

— Эй. У каждого из нас есть одна карта. Четыре конверта.

— Я думала, что они только для человеческих жителей, — сказала Клэр. — Тогда что у Майкла? — потому что Майкл Гласс уже определенно не являлся человеком. Он был укушен задолго до того, как Клэр встретилась с ним, но настоящим вампиром он становился медленно; она видела, что с каждым днём всё больше и больше, но в глубине души она надеялась, что он был всё тем же сильным, милым, без излишеств парнем, с которым она познакомилась, впервые переступив порог Стеклянного Дома. Определённо он всё еще был сильным. Дело было в добродушии, которое грозило исчезнуть спустя какое-то время.

Прежде чем Клэр смогла предупредить Еву, что это, возможно, было не лучшей идеей, Ева разорвала конверт Майкла, вытащила внутренний и извлекла письмо. Выпала другая карта. Только она была золотой. С блестящим-блестящим золотом. На ней не было никакой информации вообще. Просто золотая карта с нанесённым символом Основателя на ней.

Ева взялась за письмо.

— Дорогой Майкл, — сказала она. — О, конечно, она говорит Майкл, а не мистер Гласс. Дорогой Майкл, я вложила карту привилегий, как и обсуждалось на наших собраниях, — она снова остановилась, перечитала и молча посмотрела вниз на карту, которую держала пальцами. — Карта привилегий? Он не проходит ту же процедуру, что и мы.

— Собрания, — сказала Клэр. — На которые мы не были приглашены, не так ли? И какие привилегии, если быть точным?

— Ты полагаешь, что это намного лучше, чем бесплатный мокко в Точке Сбора, — сказала Ева мрачно. Она продолжила читать, молча, потом резко протянула бумагу Клэр, не говоря ни слова.

Клэр взяла её, чувствуя себя не очень хорошо. Там написано:

Дорогой Майкл,

я вложила карту привилегий, как и обсуждалось на наших собраниях. Пожалуйста, храни эту карту поблизости, и ты можешь использовать её в любое время в Банке Крови, в передвижной станции или в Точке Сбора лимитом до десяти пинт в месяц.

Вау, это действительно был неплохой напиток. Но это еще не всё.

Также эта карта даёт право на одну юридическую охоту в год без предварительного оповещения о своих намерениях. Дополнительная охота должна быть предварительно утверждена через Совет Старейшин. Отказ получать предварительное разрешение приведёт к штрафу до пяти тысяч долларов, подлежащему к оплате Покровителю семьи или городу Морганвилль, если нет Покровителя.

С наилучшими пожеланиями от Основателя,

Амелия.

— Да, — сказала Ева. Клэр молча встретилась с ней взглядом. — Это говорит ему о том, что он имеет право убивать одного человека в год просто по желанию. Или больше, если он планирует это. Как особое удовольствие. Привилегия, — не было ничего в её интонации, лице или глазах. Просто… пустота. Скрытая внутри.

Ева взяла бумагу из не сопротивляющихся рук Клэр, сложила её и вложила обратно в конверт вместе с золотой картой.

— Что… Что ты собираешься сказать ему? — Клэр не могла осмыслить это в голове. Это было просто… неправильно.

— Ничего хорошего, — сказала Ева.

И именно в этот момент дверь на кухню открылась и вошёл Майкл. Он был одет в толстое черное пальто в ковбойском стиле, широкополую шляпу и черные перчатки. Раньше Ева дразнила его тем, что он похож на супер-героя из аниме, но это носили почти все вампиры, чтобы спастись от солнца. Майкл был еще относительно новорожденным вампиром, так что он был уязвим перед солнцем и мог сгореть.

Он снял шляпу и поклонился обеим тщательно продуманным поклоном, который, вероятно, был скопирован из фильма (или, подумала Клэр, узнал о нём от одного из старших вампиров), и поднялся с широкой, милой улыбкой.

— Привет, Клэр. И здравствуйте, миссис Гласс, — чувствовалась особая нежность в том, как он произнёс "миссис Гласс" — что-то совершенно личное, и это так захватывало и разбивало сердце.

Разбивало сердце потому, что в следующую секунду он понял, что что-то не так. Улыбка дрогнула, и Майкл перевёл взгляд от Евы к Клэр, а затем обратно к Еве.

— Что? — он бросил шляпу и перчатки на стол, снял пальто, не отводя глаз от лица Евы. — Детка? Что не так? — он подошёл к ней и положил руки ей на плечи. Его обручальное кольцо соответствовало её, вплоть до рубиновой вставки, которая мерцала так же, как и прежде у Евы.

Кроваво-красным.

Это было ужасно, подумала Клэр, что в нём по-прежнему было так много от Майкла, которого она встретила, когда ему было восемнадцать, хотя теперь все они догоняли его по возрасту. Было бы несправедливо назвать его красивым, он был великолепен, со светлыми кудрями, которые так или иначе всегда выглядели идеально, чистые, откровенные голубые глаза цвета утреннего неба. Его бледность придавала ему совершенный вид цвета слоновой кости, и когда он стоял, как сейчас, то походил на сказочную потерянную статую из Греции или Рима.

Это было нечестно.

Ева пробежалась взглядом между ней и своим мужем и сказала:

— Это для тебя, — она подняла внутренний конверт с его именем, написанным плавным шрифтом.

На секунду Майкл явно не знал, что это было… а потом Клэр увидела, что он понял. Его глаза расширились, и что-то вроде ужаса появилось на его лице и быстро скрылось под пустой, тщательно подобранной маской. Он ничего не сказал, а просто убрал руки с её плеч и взял конверт. Он убрал его в карман.

— Ты даже не сделаешь вид, что тебе интересно? — сказала Ева. Её голос шёл глубоко изнутри и находился на опасном краю. — Прекрасно.

— Ты читала это? — спросил он и снова достал, чтобы открыть. Карточки выпали, еще раз, но он ловко поймал их в воздухе без каких-либо усилий. — Хах. Она более блестящая, чем я ожидал.

— Это всё, что ты можешь сказать?

Он развернул письмо. Клэр была бесполезна при чтении микро-выражений на лицах людей, как это делают по ТВ в шоу о преступлениях, но ей казалось, что он выглядел виноватым, читая письмо. Чертовски виноватым.

— Это не то, что ты думаешь, — сказал он, хотя именно так было не правильно говорить по мнению Клэр (и скорее всего Евы), потому что так говорил каждый парень, когда-либо пойманный на обмане. К счастью, он не остановился на этом. — Ева, все вампиры получили привилегии на охоту, это просто часть жизни в Морганвилле — такое правило было всегда, даже когда никто из людей не знал о нём. Послушай, я не хочу этого. Я выступал против самой этой идеи на собраниях…

— Ты не рассказал нам об этом, — перебила Ева. — Мы семья!

Майкл глубоко вздохнул и продолжил:

— Я говорил Амелии и Оливеру, что никогда бы не воспользовался этим, но им было всё равно.

— Не имеет значения. У тебя есть разрешение на убийство.

— Нет, — сказал он и взял её руки в свои настолько быстрым жестом, что она не смогла бы увернуться, но достаточно мягко, чтобы она смогла отстраниться, если бы захотела. — Нет, Ева. Ты знаешь меня лучше. Я попробую изменить это.

Её глаза внезапно наполнились слезами, и она упала ему на грудь. Майкл обнял её и крепко держал, приблизив свою голову к её. Он шептал. Клэр не могла слышать, что он говорит, но это на самом деле было не её дело.

Она взяла стакан молока, который Ева налила для себя, зная, что он был не нужен, и выпила его. Он должен был сказать нам, подумала она и разрезала в длину свой конверт острым ножом для стейка, чтобы достать своё письмо и удостоверение. Она чувствовала себя странно, видя свои данные на нём. Даже при том, что вампиры всегда знали, какая у неё была группа крови, где она жила… это чувствовалось по-другому.

Официально.

Как если бы она была своего рода товаром. Хуже того: там был чип, что означало, что она не могла скрыться, не могла сбежать. Теперь она, как сказала Ева, имела документы такие же, как в старых черно-белых фильмах про войну, она должна была либо носить карту, либо быть арестованной (сегодняшняя встреча доказала это), и это означало, что они могли оказаться рядом с ней в любой момент, когда захотели бы… допросить. Или для того, чтобы поместить её в какой-нибудь лагерь военнопленных.

Или еще хуже.

Одно было ясно: Шейну Коллинзу это не понравится… и в тот момент, когда она подумала об этом, Шейн ударом открыл дверь кухни и направился прямо к холодильнику, достал для себя холодный безалкогольный напиток, который он открыл, и пыхтя сделал три глотка прежде, чем остановился, взглянул на Еву и Майкла и сказал:

— О, да ладно. Не говорите мне, ребята, что вы снова воюете. Серьезно, как там полагается в период медового месяца или что-то в этом роде?

— Мы не воюем, — сказал Майкл. Было что-то в его голосе, предупреждающее Шейна, что сейчас не лучшее время для придирок. — Мы пойдём. Мы будем наверху.

Шейн фактически открыл рот, чтобы сказать что-то еще, но вдруг вздрогнул и сделал шаг назад.

— Эй! — сказал он и посмотрел в потолок. — Прекрати это, Миранда! Хулиганка.

Миранда была… ну, подростком-призраком Стеклянного Дома. Настоящая, официально. Она умерла здесь, в доме — пожертвовала собой в борьбе с драугами — и теперь она была частью дома, невидимая днём.

Она всё еще могла заставить почувствовать себя, когда хотела, холодное пятно, сформировавшееся вокруг Шейна было доказательством того, что она почувствовала его импульс побеспокоить Майкла и Еву прямо сейчас. Миранду нельзя услышать или увидеть в дневное время, но она уверенно могла оповестить о своём недовольстве.