Сотник из будущего. Эстляндия

– Клещовские это, Клещовские, – забормотал испуганно Заяц, пятясь назад.

– Подержи-ка, дядя, пока. – Митяй передал ему в руки братишку Первака, а сам сорвал из-за спины небольшой щит. – Стенка, вперёд! – рявкнул он, и пятеро курсантов разом шагнули к разбойникам.

– Ну что, Щербатый, я же тебе говорил, что мы с тобой ещё встретимся! Это третья и последняя, ты не запамятовал?! – и Митяй чуть опустил щит, открывая лицо.

Перед ним первым среди ватажников стоял с мечом тот здоровый разбойник с выщербиной в передних зубах, с кем ему уже дважды пришлось иметь дело на торгу. Рядом с ним, поводя копьём из стороны в сторону, стоял и его коренастый рыжий подельник.

– Ага, опять ты! – Прищурился атаман и крикнул своим: – Бейте их! А тебе я лично кишки выпущу! – и толпа ринулась с диким ором на курсантов.

Бам! По щиту Маратки ударило шипастое било кистеня. Он чуть выскочил вперёд из строя и уколол мечом противника в грудь. Отскок назад – и тот завалился ему под ноги.

– Тесним! – крикнул Митяй, и пятёрка начала наступать на разбойников. Копьё конопатого злодея скользнуло вверх, направленное туда наклоном щита Оськи. Рыжий немного завалился вперёд и не успел вовремя отдёрнуть назад руку, а по ней, отсекая, уже ударил острый меч.

– А-а! – катаясь по земле и зажимая обрубок, орал калека. Всё, этот уже был не опасен.

Напротив Митяя, орудуя своим мечом, крутился сам атаман. Он с остервенением рубился, пытаясь достать такого ненавистного ему врага. Но сноровки в таком бое у разбойника было мало, и все его удары сейчас попадали лишь по щиту противника или вовсе рассекали пустоту.

– Ну, всё, гад, заканчиваем! – выдохнул Митяй и принял очередной удар на щит. Не мешкая, он тут же выскочил из строя и, сблизившись с Щербатым, чуть крутанувшись, ударил его мечом в самое основание шеи. Раздался хруст разрубаемых позвонков, и атаман ватаги, разбрызгивая вокруг кровь, завалился в снег.

На этом красном снегу, лёжа на спине, выл рыжий подельник атамана, а в проулок улепётывали двое оставшихся в живых разбойников. На месте короткого боя валялось четыре трупа.

– Меч подберите. – Кивнул друзьям Митяй. – Хороший меч. До этого гада, видать, дружинному воину служил, – и подошёл к конопатому. – Живи пока. Ещё раз я тебя застану за разбоем – тогда ты уже рукой не отделаешься. А Клещу привет передай от Андреевских. У него ещё пока есть время, чтобы сбежать, потом мы и за ним тоже придём.

– Ты кто такая? – спросил Маратка у отбитой от разбойников девки.

– Акулина я, дочь купца-суконщика Микулы, – ответила та и, покраснев, прикрыла разорванный на боку сарафан. Девчонка была красивая, с длинной русой косой, спадающей на уже сформировавшуюся высокую грудь и ниже до пояса, с большими, яркими и зелёными глазами в обрамлении длинных ресниц.

– На, покройся пока, занеможешь а то, зябко вон на улице нонче. – Протянул Марат девушке свою верхнюю куртку. – Накидывай, накидывай давай, у меня ещё вон поддоспешник тёплый, войлочный, а под кольчугой другой кафтан есть. – Он посмотрел на босые ноги девки. – Гляди-ка, ты ведь босая от энтих-то из свово дома убегала, что, совсем времени даже и поршни накинуть не было?

– Не было. – Затрясла головой Акулина. – Как находники всех в доме посекли, я насилу Егорку успела схватить, да в чём была, в том на улицу и выскочила.

– Понятно. – Кивнул Марат и снял с одного из убитых меховые сапожки. – Вот, на, надевай давай, самая маленькая нога у этого из всех побитых была.

– Не-ет! Я такое не надену! – Замотала головой девка. – Это с убитого снято, никак не можно мне такое носить!

– Дура, что ли? – Удивлённо посмотрел на неё берендеевич. – Через десять минут у тебя ноги оледенеют, а через час ты уже на них и вовсе ходить не сможешь. Январь с лютыми морозами на дворе! Сляжешь вон неможная, и кто тогда твоего мальца потом будет приглядывать? О живых сейчас нужно думать!

Акулина постояла молча и потом нерешительно протянула руку.

– Давай сапоги, потом уже отмолю этот грех.

* * *

Купеческий дом пылал, а разбойников рядом с ним уже не было, как видно, они убежали к себе за подмогой. Заяц уже третий раз проканючил Митяю, что нужно бы поскорее им отсюда уходить, ибо с минуту на минуту здесь можно было ждать подхода всей своры Клеща, а у него, дескать, людей очень много.

– Уходим быстро! – отдал команду старший звена. – Марат, вы с Зайцем впереди, выносите малышню в нашу сторону, а мы с парнями вас сзади прикроем!

Минут через десять, когда уже должен был показаться нужный им перекресток, где до этого они встретились с Журавлём, Митяй заметил позади погоню. В их сторону бежало человек двадцать мужиков, что-то орущих и размахивающих копьями.

– Стрелами встретим, там у них доспешных нет. – Кивнул Митяй и сорвал со спины лук. Первые стрелы ударили в бегущих шагов за сто пятьдесят. Шли они густо, четыре лучника за десять вздохов-выдохов выпустили чуть ли не по стреле на каждый. Там, где шла погоня, сейчас стоял визг и истошный вой, а по дороге каталось несколько человек. Человек семь их лежали в снегу и вовсе молча.

– Отходим, пока они там в себя не пришли! – и курсанты побежали в ту сторону, куда только что ушёл Заяц со всей детворой.

От знакомого перекрёстка навстречу им выбежало человек тридцать во главе с Журавлём, а рядом с ним семенил Заяц.

– Ваши чуть дальше дожидаются. – Кивнул им за спину мужик. – Уходите, мы сейчас этих сами здесь добьем. Будут наперёд знать, как к нам, на нашу землю лезть!

– Спасибо вам. – Сделал лёгкий поклон Митяй. – Выручили вы нас, мужики!

– Пустое. – Махнул ему рукой Журавель. – Вы и сами нам тут помогли, хорошо вона как Клещовским-то кровь пустили. Энтих мы вона добьём, – и он кивнул на дальний конец улицы. – Так больше уже к нам лезть-то теперича и не будут.

– Ну, прощевайте тогда! – и четвёрка курсантов бросилась догонять своих.

* * *

Вечером, когда темнота начала накрывать город, в уличный тупик возле Андреевской усадьбы, превращённый эскадроном в крепость, прибыл тиун княжичей Яким. Он обошёл всё вокруг, посмотрел с одобрением на дежуривших в полном боевом обличье воинов.

– Эко вы тут устроились, как будто бы не в своём городе, а во вражьем посаде оборону держите. Хотя и то верно, не наш это уже город, не наш. Того и гляди вон чернь на княжий детинец полезет. Владыку изгнали, чуть было не растерзали его совсем, у Посадника и Тысяцкого вон все усадьбы пожгли. Это хорошо, что вы сюда зашли такой силой, не сегодня-завтра до людей всё равно ведь дойдет, что Ярослав Всеволодович ушёл в Переславль, не знаю даже, как всё потом у нас здесь обернётся. Пойдем-ка потолкуем, Василий, – и большое начальство надолго заперлось в светёлке.

Через день в Новгороде на площадях забили вечевые колокола и город забурлил.

– Князь бросил свой люд на молодых несмышлёнышей и увёл все боевитые дружины на восточную Русь! А вдруг к нам враг придёт, кем отбиваться-то от него будем? Голодными людишками?! Да какой же он князь после того?! Нового нам нужно призывать, нового! – орали одни.

– В детинце запасы зерна ещё есть, там всего-то сотня дружинных на охране стоит. Почто им столько зерна там заложено, когда простой люд с голодухи с деревьев уже кору жрёт и вымирает?! Забрать всё зерно! – призывали на грабёж другие.

И распалённая многотысячная толпа двинулась с вечевых площадей к княжьей крепости. Над жизнью молодых Ярославовичей нависла реальная угроза.

– Эскадрон, тревога! – прокричал команду Василий. – Горнист, сигнал! – и в воздухе густым басом загудел тревожный сигнальный рог. Все действовали так, как и было отработано днём ранее. Обозная команда выводила запряжённые сани из подворий, расставляя их вдоль улицы и рассаживая на них беженцев. Охранная сотня выводила осёдланных верховых лошадей. В это же самое время две с половиной сотни Андреевцев в полном боевом облачении вынеслись с Неревского конца в сторону крепости. Народ на улицах шарахался в стороны, стараясь не попасть под копыта конницы. Всадники шли грозно с поднятыми вверх копьями, со свистом и гиканьем, их было слышно загодя, и никто не смел заступить им дорогу. Вот наконец и сама крепость, у её ворот стояла огромная гомонящая толпа.

Протяжно загудел рог с надвратной башни, ворота широко распахнулись, и навстречу подходящему эскадрону вынеслась охранная сотня княжичей. Несколько человек не сумели отбежать вовремя, и их вбило в грязную дорогу копытами лошадей. Конные сотни соединились и, развернувшись в сторону Волхова, вылетели на речной лёд. За ними следом на него же выходил и обоз из пяти десятков саней. А с речных берегов вслед им неслись крики, свист и глумливое улюлюканье. Да ещё вылетело несколько стрел из простых лесных луков, не причинив, впрочем, никому вреда. Отряд уходил старинным трактом в сторону Зайцева и Крестцов. Добираться до дома нужно было как можно скорее. В обозе сейчас из Новгорода уходило около ста пятидесяти беженцев, и многие из них были сильно ослаблены голодом.

А в это время толпа народа ворвалась в детинец и порушила там всё, что только было можно. Никаких ценностей и запасов продовольствия люди там не нашли, и это только ещё больше распалило толпу.

На очередном вече новгородцы решили искать себе нового князя и послали в Чернигов за Михаилом. Все верные князю Ярославу господние люди были либо убиты, либо бежали из города, а всё их имущество разделили между городскими сотнями и концами. На должность Тысяцкого и Посадника были выбраны Борис Негочевич и Внезд Водовик.

Новый князь, прибывший из Чернигова, удовлетворил все требования новгородцев. Он целовал прилюдно крест, обещая соблюдать волю горожан, и поклялся освободить от всех налогов беглых смердов на пять лет. Оставшихся в живых сторонников прежнего князя и тех горожан, кто вообще когда-то служил в его ближнем окружении, под страхом смерти заставили выплатить огромные отступные. Это был своего рода налог за сохранение их жизни. Деньги, полученные таким образом, пустили на строительство нового моста через Волхов, ну а часть, как водится, прикарманили.

И всё равно не было мира в этом неспокойном городе. Вновь в нём горели избы и усадьбы на многих концах, и опять бил тревожно вечевой колокол.

Глава 3. Прогрессорство в поместье

Десятого февраля караван из Новгорода достиг карантинной черты Андреевских земель. И уже на следующий день в усадьбе принимали вывезенных беженцев. Всех их нужно было отмыть, одеть, накормить и разместить в жилье под особым присмотром.

– Здравы будьте, князья Ярославовичи! – с уважением поклонился молодым мальчишкам Сотник. – Рад видеть вас в своём поместье живыми и невредимыми!

– Ну, это твоим сотням, Андрей Иванович, нужно спасибо сказать. – Кивнул ему приветственно Ярославов воевода. – Вовремя они там у нас оказались, вряд ли мы бы смогли прорваться без твоей рати. Ты особо-то не расстраивайся, мы тебя здесь надолго не стесним, – и усмехнулся. – Чуть вот передохнём, в термах отогреемся, а потом в сторону Торжка двинем. Надо князю обо всем, что там случилось, самолично поведать. Самое главное, что княжичи с нами, а Новгород ещё вернётся! Вот увидишь, побузотёрит, кровь обильно пустит, а потом обратно под крепкую Ярославову руку запросится.

В усадьбе всё шло по уже давно заведённому распорядку. Дымили ремесленные мастерские, на полигонах и стрельбищах копошились в снегу курсантские взводы и бригадные сотни. В дальнем пушкарском овраге бухали глухие взрывы и выстрелы. Там шёл отстрел и испытание последних, только недавно отлитых пушечных стволов и сработанных новых боевых метательных зарядов.

– Солнце моё, Мартушка, совсем тебе уже тут тоскливо у нас стало? – жалел жену Андрей. – Февраль – это ведь самый что ни на есть месяц глухозимья у нас, здесь, на Руси. Ладно ещё у нас тут все какое-никакое, а движенье то есть. А вот в малых сельцах народ словно в берлогах сидит до апреля, носа вон на улицу не кажет.

– Да нет, всё хорошо. – Улыбнулась Марта. – Зато я уже пироги научилась печь, а позавчера вон в опарнице даже уже своё тесто у меня вызрело. Нешуточное это дело, я тебе скажу, дорогой, не одной герцогине крови такое не по силам, – и она с улыбкой щелкнула мужа по носу.

– Ну, тесто – это, конечно, серьёзно, – протянул в ответ Сотник. – Я вот что думаю, Лёнька у нас подрос, он вон на коленках даже быстрее бабки Любомиры и деда Никифора носится. Только вон с Эммой ему, пострелёнку, не совладать. А как ты смотришь на то, чтобы тебе поучительствовать в нашей школе и на командирских курсах? А что, и тебе все хоть какой-то выход в свет, и нашим оболтусам эти знания лишними не будут. Можно давать несколько часов такого предмета, как, скажем, история и культура древности. Ты ведь интересовалась античностью и временем эллинов, ну так добавить туда же что-нибудь из Древнего Египта и Вавилона, вот и получится тогда целый курс лекций. Если ещё будешь, кроме философов и поэтов, о полководцах Македонии, Спарты, Рима и Карфагена рассказывать, так ребята будут открыв рот тебя слушать. Да и иноземными языками можно было бы нагрузить наших ребятишек. Пока у мальчишек глаза на всё новое горят, такие знания хорошо ими впитываются.

На двадцать пятое февраля в усадьбе был запланирован запуск стекольной мастерской. В отстроенном, приличном по величине здании собралось десятка два зрителей. С края, чтобы не мешать мастерам, стояли все те, кто принимал участие в подготовке этого важного момента. Были среди них главный печник Аристарх, каменщик Александр, гончар Осип, углежог Василий и кузнец Никита. Тут же со стороны наблюдал Лука Тесло и его люди. Всем было интересно поглядеть на это необычное дело.

Мартин Горст в окружении сыновей-близнецов и ещё четверых русских подмастерьев «священнодействовал» около специально отстроенных хитрых шихтовых печей. Уже который час в этих печах, сложенных и вылепленных из огнеупорных материалов, нагнеталась высокая температура. Меха непрестанно качали в горны, где раздуваемый воздухом древесный уголь выдавал большой жар.

– Добавляй пару лопат каменного угля! – крикнул мастер, и его сын Михаэль бросился к одному из раскрытых мешков. Каменного угля было очень мало, но именно он мог сейчас поднять такую нужную температуру плавления смеси.

Мастер залез на боковую лестницу и помешал длинной кочергой в огромном кувшине густое варево.

– Гуд! – крикнул он и отдал команду своим подмастерьям: – Мало! Мало! Чуть-чуть дай!

Как видно, все в его команде друг друга уже отлично понимали и сделали всё, как было нужно. Кувшин начал медленно под действием рычагов наклоняться, и жидкое стекло тонкой струйкой потекло по жёлобу на вращающийся внизу каменный круг. Под действием центробежной силы вар стекла начал растекаться по нему и принимать относительно ровную, тонкую и округлую форму. По краям это стекло, конечно же, было несколько толще, чем в центре, но это уже было некритично.

Сейчас самым важным было не допустить его быстрого охлаждения, иначе весь труд этой многодневной подготовки пойдёт коту под хвост, и тогда всё просто придётся переделывать. При быстром охлаждении стекло становилось закалённым, а от этого очень хрупким. Оно просто разлеталось от малейшего удара буквально в пыль. Для предотвращения этого под каменным кругом, равномерно нагревая его, продолжал всё время гореть костёр, и только через полчаса его можно было постепенно гасить и уменьшать жар. А уже потом, через несколько часов после процесса постепенного охлаждения, можно было начинать резать полутораметровый круг на ровный квадрат.

В это самое время один из сыновей мастера отвёл к себе небольшой ручеёк вара и длинной трубкой с загубником начал выдувать какой-то пузырь. На глазах у изумлённых зрителей этот пузырь вдруг начал постепенно превращаться в бутыль с узким горлышком и округлым расширением в самой ёмкости.

Всё Сотнику стало понятно – теперь в поместье есть и своё стекольное производство. А значит, можно варить и отливать оконное оптическое стекло и запускать стеклодувное дело для изготовления сосудов.

– Ну ты, Мартин, молодец! – горячо похвалил мастера Андрей. – Всего лишь за три месяца с чистого поля такое великое дело поднял! Чудесно просто!

– Ну, не всё так хорошо, барон. – Нахмурился старший Горст. – На три, от силы на четыре плавки у меня ещё пока всё здесь есть, а вот уже потом такого чистого стекла, как сейчас, нам тут больше не сварить. В лучшем случае оно будет мутным и толстым, как когда-то получалось у римлян. И всему виной отсутствие необходимых компонентов и материалов. С песком проблем вообще нет, у нас тут на месте есть прекрасный белый кварц. Поташа здесь тоже в достатке. Парфён Васильевич прислал его мне много, он у вас и так делался для каких-то местных нужд. Но нужно ещё сюда много извести, белой глины, примеси железа, свинца, ну и ещё много всякого. И самое главное – это каменный уголь. Без него создать большую температуру варки никак у нас не получится.

– Ну что же, – кивнул, соглашаясь с мастером, Сотник, – всё, что вы перечислили, мастер, у вас непременно будет, и в нужном вам количестве. Самое главное, что работа уже идёт. Ну а компоненты и уголь мы вам обязательно сюда навезём.

Через день, присутствуя на очередном академическом совете, что теперь собирался в усадьбе каждый четверг, Андрей вдосталь наслушался споров о том, нужно ли вообще делать эту бумагу, и всяких прочих причитаний от весьма умудрённых жизненным опытом мужей. Дескать, и зачем вообще всё это им было нужно, просиживая тут с обеда и до позднего вечера? И не лучше бы было, вместо того чтобы здесь вот эти пресветлые четверги впустую убивать, потрудиться бы на такое понятное и нужное общее благо, скажем, того же поташа поболее выгоняя? И два главных страдальца-«академика» – затравщик Томило Завидович с его напарником и товарищем по этому делу главным смолокуром поместья Василием Чёрным – начали вновь всем доказывать, какой же это сложный процесс в их работе.

– Поташ – это ведь вам не просто такая вот очищенная зола, нет, её же ещё потом хорошо выщелачивать будет нужно! А это, мы вам скажем, очень и очень долгое и муторное дело. Сначала вы в эдакий большой горшок с дыркой на самом его дне засыпаете подготовленную золу, ну а потом пропускаете через него горячую воду. Всю вот эту воду опосля вы опять собираете и затем снова пропускаете вот именно таким же способом ещё по многу-многу раз, пока она, вот эта самая водица, не станет такой густой, ну, словно бы как молодой, но уже постоявший седмицу в бочке мёд. И вот только опосля вы уже начинаете выпаривать из этой вот самой густой воды всю её лишнюю влагу, пока от неё там не остаётся один лишь серый порошок. И вот этот-то порошок как раз-то и будет такой всем нам нужный поташ! – Задрал поучительно вверх палец Василий.

– Ты почто же нам всё энто дело в мелочах-то таких рассказываешь здесь?! – горячились соседи-«академики». – Эвон сколько у нас тут рядком мастеров-то сидит. Эдак кажный может о своих хитростях и обо всех трудностях другому поведать!

– А потому рассказываю, – горячился Васька, – потому как хочу, чтобы мы нужным делом здесь занялись вместо каких-то там непонятных и ненужных бумаг и энтих самых… во – чернилов! Вот чем нам заниматься-то всем нужно, что и так уже у нас здесь есть, и до ума только всё это надобно доводить! А не в мечтаниях быть, как у энтих там, как их там? У эллинов, во! Точно, у них самых! – и он посмотрел внимательно на набычившегося Аристарха.

Сегодняшнее собрание грозило опять перерасти в привычную, долгую и непродуктивную свару между господами «академиками». Но тут совершенно неожиданно для всех раздался громкий хлопок ладони о стол, и Сотник, как только общий шум совсем утих, оглядел весь зал.

– Ну что, успокоились, научные, зело умные мужи-академики? Ох и горазды же вы свои глотки рвать! Так бы вы и загадки природы да ремёсел разгадывали, как вот только что между собой сейчас лаялись. Ладно, что уж о том говорить? Ничего-то вы ещё не поняли пока, для чего вообще этот ваш совет умных мужей у нас был основан. Сейчас я вам кое-что покажу, что-то расскажу, ну а вы потом уже сами думайте. Нужно ли нам вообще новые науки развивать? Есть ли куда вперёд нам идти? А может, и правда стоит только в своём лишь привычном деле ковыряться? Будут ли вообще новые открытия впереди или даже целые новые ремёсла? Ну так вот, – и Сотник резко достал с пола и положил перед собой на стол какой-то большой предмет из необычной материи, лишь отдалённо похожий на заплечный мешок, носимый Андреевскими пластунами, – перед вами рюкзак, или, как его у нас называют, заплечный мешок. На основе его сделаны и походные мешки всех наших разведчиков, правда, они гораздо тяжелее и менее прочные, чем вот этот, а ещё промокают они, как ты их ни вощи. А всё почему? А всё потому, что материал в них не такой, как здесь, а вы вот его сами сейчас и пощупайте, – и Сотник кивнул на стол.

«Академики» с огромным интересом гладили. и щупали изделие из 21 века.

– Ну, идём дальше, поглядим, что скрывается интересного для вас внутри, – и Андрей раскрыл изделие известной в его прежнем времени фирмы. – Я буду показывать и перечислять, а вы пока молча слушайте. Фляжка армейская в чехле, – и Андрей потряс ею в воздухе. – Не пустая, – и он следом за фляжкой достал из мешка и большую стальную кружку, в которую, быстро открутив крышку, влил из посудины какую-то жидкость. – Угощайтесь – это вино, – и кружка с хорошим фряжским пошла, словно братина, по кругу. – В такой фляжке, господа, удобно хранить любые жидкости. Особенно она удобна воину в походах. Полезная вещь? Согласны?

– Да, конечно, очень полезная, удобная, и не расколется никогда так, как моя глиняная. – Стукал по стальному боку пальцем Осип. – И кружка тоже хороша!

– Вот перед вами набор медицинских инструментов, но извините, трогать я вам их не дам, да и сам до них не стану дотрагиваться, а не то Лизавета нам покажет тут опыты! Всем навтыкает так, что никому мало не покажется! Так что смотрим на них только со стороны, – и Андрей открыл пластиковый прозрачный короб, в котором на белой холстине лежали всевозможные щипчики, зажимы, пинцеты, скальпели и прочие приспособы из большой походной хирургической аптечки МЧС. Выглядело всё тут солидно. Ну а медицина в поместье пользовалась у всех без исключения огромным уважением!

– Перочинный нож, небольшой с виду, а вот так раз разложил его – и режь что хочешь! Вилка, ложка – ну, это вы и так уже знаете, у нас уже давно введено есть в трапезных-столовых этим. Вы просто хотя бы посмотрите, какая здесь сталь и какой тут рисунок красивый, полюбуйтесь! Так, а вот мы дошли уже и до тряпок, – и Андрей выложил на стол целую гору вещей. Был тут свитер из плотной шерстяной вязки, брюки и футболка х/б, флисовая кофта со штанами, спортивный костюм и кроссовки, прочнейшая скандинавская куртка спасателей с брюками, треккинговые ботинки и панама.

Люди в этом веке были практичные, все они в той или иной степени в материалах для одежды разбирались. Как починить свой кафтан, брюки, шапку или же сапоги, знали превосходно. Так что оценить качество одежды, материалов или швов могли вполне уверенно, и сейчас на их лицах читалось самое искреннее удивление. Как, откуда такие вещи?! Где и кто же их шьёт?!

Старший суконной артели, Иван Крапива, и вовсе был в каком-то творческом шоке, обнюхав и потискав швы, а теперь он и вовсе пробовал на зуб материал куртки спасателей.

– Не прокусишь, даже и не старайся, Иван Радилович, – усмехнулся Андрей. – Только если хорошо заточенным ножичком по нему с силой ударишь, но мы же не будем с тобой портить такую прекрасную вещь? Наборный инструментальный, здесь нож с кучей всяких приспособ, входящих в его комплект. – Это уже больше всего заинтересовало мастеровых, и самое большое любопытство у них вызвали маленькие плоскогубцы.

– Часы наручные, они отсчитывают время, отмеряют его с такой скоростью примерно, с какой бьётся наше сердце, вот, слушайте, – и первым к ним приник ухом литейщик Зосим. – Ну и самая изюминка сегодняшнего вечера!

Андрей с большим тщанием всю эту неделю заряжал через имеющийся зарядник на солнечной батарее свой диодный фонарь и сотовый телефон. За четыре года пребывания в этом мире ёмкость батарей этих устройств была уже, конечно, не та, что когда-то, но они пока что ещё работали. И минут десять для того, чтобы совсем уж «добить» его «академиков», у него было.

Свет включённого фонаря ослепил полутёмное помещение зала каким-то ярким и неземным сияньем. Люди начали жмуриться с непривычки, а кто-то в испуге и вовсе пригнулся, и Андрей отвёл его свет в сторону. Только дед Кузьма с Лукой Тесло сидели рядышком ровно и посмеивались, глядя свысока на поражённых зрителей. Им-то эта Сотникова штуковина ещё с давних пор образования поместья была уже хорошо знакома.

– Сие есть фонарь, который питается светом солнца, а потом, накопив его в себе, отдаёт всё вот таким вот неистовым светом наружу. Ну и напоследок, – и Андрей включил уже сотовый телефон.

Перед затаившими дыхание зрителями в маленьком квадратном окошечке шумела на перекатах небольшая порожистая речка. Вот какой-то тонкий прут резко дёрнул нацепленный на него шнур, изогнулся и начал вытягивать из быстрой воды бьющуюся рыбу. Сотник куда-то потыкал в этой штуковине, и рыбу с рекой сменил лес, полянка, а на полянке горел костерок, и на нём кипело в котле какое-то варево. Сотник опять нажал на чудную штуку, и перед зрителями раскинулось безбрежное южное море с белым песком и пальмами на берегу. Картина приблизилась, и накатывающая волна чуть было не вплеснулась в зал.

– Ну, всё, достаточно, – решил Андрей. Выборка кадров была и так самая щадящая для сознания. Но и этого хватило, чтобы все впали в какой-то шок. Зал потрясённо молчал.

– Это не сказка и не ворожба, господа академики. О чём вы не слышали и чего до этого не видели, о чём сейчас пока нет у вас знаний и чего вы пока ещё вообще не понимаете, – не значит, что этого совсем нет или же не может быть. Вот как именно в этом случае, с теми вещами, которые я вам уже показал. Всё это вещи, сделанные руками обычных людей или механизмов, безо всякой там ворожбы, в том я клянусь и перед вами кладу честной крест! – и Андрей размашисто перекрестился три раза. – Повторяю: никакой ворожбы и никакого колдовства! Всё это сделали такие же люди, как вы, только ещё более умные и умелые, имеющие при себе хорошие инструменты и знающие многие хитрости из новых, неведомых вам ремёсел. Для чего я всё это вам показал сегодня? Вы этого сейчас сделать не сможете, и ваши дети сделать не смогут, и праправнуки ваших внуков даже этого не сделают, но пусть это будет вечным напоминанием всем нашим «академикам», что есть нам к чему стремиться и куда идти. Самое главное – это забыть ту дикую, дичайшую дурь, которую я тут только что недавно слышал, что, дескать, ничего нового развивать нам не нужно, а нужно лишь лучше дорабатывать то, что мы и так сейчас имеем. Так вот вам доказательство, что нам нужны знания, которые потом дадут новый опыт и уже затем откроют и новые навыки. Если мы будем умнее и образованнее других народов, то, значит, и разовьёмся ещё лучше, устоим от натиска всех врагов и расширим сами свою державу. Будем умными и сильными – значит, с нами самими все захотят дружить, а кто пограбить придёт, так тому мы клыки с когтями вырвем! Ну, на сегодня пока всё. О бумаге и чернилах мы будем в следующий четверг думать, только теперь уже в опытном цехе. Академический совет на сегодня закончен. До свидания, господа академики! – и Андрей вышел из зала.

А люди ещё долго сидели молча, обдумывая всё, о чём они тут услышали и что они только что видели собственными глазами.

* * *

– Давай, Ильюха! – Махнул командир розмыслов Онисим своему заместителю, стоявшему около «взведённого» онагра. Прапорщик крикнул какую-то команду, и двое бойцов из прислуги орудия бросились к вырытому неподалёку окопчику. Офицер подшагнул к натянутой праще и поднёс огонёк к лежащему в ней большому круглому предмету. Потом он сам шустро отбежал на десяток шагов и резко дёрнул за идущую от торсиона длинную верёвку. Онагр протяжно взревел и взбрыкнул, словно его живой аналог из дикой природы.

На глазах у пары десятков зрителей в небо по пологой дуге взвился круглый шар и устремился в ту сторону, где стояло несколько деревянных щитов, а за ним в полёте оставался какой-то дымчатый след. Вот шар сблизился со щитами и ударил в один из них. Щит ударом сбило на землю.

– Опять та же история, господин подполковник. Ну не работает у нас эта бомба! Как мы не мудрим с энтим вот селитровым шнуром, ну никак не добьёмся точности взрыва. Вот так, как будто бы обычным камнем бьём в трёх из пяти случаев, – объяснял Сотнику главный «военный инженер».

Все присутствующие на испытаниях подошли к онагру. Его команда выкатила из окопчика очередную глиняную бомбу, сделанную из толстостенной твёрдой керамики, и теперь прочищала на ней затравочное отверстие.

– Так, давайте заново пройдём все наши действия по подготовке выстрела, – предложил испытателям Андрей.

– Натягиваем торсион рычагом, выставляем прицел, – перечислял Илья, – ставим спусковой рычаг на сдерживающий упор. В бомбу вставляем селитряный шнур, зажимаем его там пробкой, чтобы он не вылетел, а саму бомбу вкладываем в кожеток пращи. Прислуга бежит в окоп, а я поджигаю шнур. Потом тоже отбегаю и дёргаю за шнур. Вроде всё!

– Ну да, точности тут не добьёшься. – Кивнул Андрей. – Нам нужен верный и надёжный расчёт по времени горения шнура. Потратьте его хоть весь, сколько у нас есть, а добейтесь понимания, сколько времени горит шнур длиной с полмизинца, с мизинец, с ладонь, в локоть длиной, длиной в два шага, в три, в пять. Запишите себе все расчёты на бересте, перепроверьте это всё по десять раз.

– Так ведь и шнуры по-разному горят, – вставил своё слово Егорий – наводчик онагра. И смутившись, спрятался за спину своего командира.

– Та-ак, – протянул Андрей. – Молодец, капрал, наблюдательный и верный у тебя глаз. Всё правильно, вот и вторая причина нашей неточности. Мы не можем рассчитать единое время горения шнура из-за того, что он всё время у нас разный при изготовке. Его отличие и в толщине, в силе пропитки селитряным раствором. Даже состав этого раствора, полученный из количества заложенных в него веществ, имеет здесь значение и даёт такое разное время горения шнура! А тут всё должно быть строго, просто строжайше едино. Ты понимаешь, о чём сейчас идёт речь, Томила Завидович? – и Андрей посмотрел внимательно на главного затравщика.

– Ну, так-то да-а, – протянул он. – Это ведь надо теперь всё сто раз вымерить и прийти к единому деланью от начала и до самого конца.

– Вот и займитесь с розмыслами. До лета ещё времени много, и нечего понапрасну такой дорогой пороховой заряд изводить. Сколько у тебя ещё тут бомб на испытание осталось?

– Три штуки всего! – доложился Ильюха.