Но Бенеш хорошо представляет себе, что перечисленные качества Тухачевского плюс его германские традиции, подкрепленные за советский период контактами с рейхсвером (Бенеш по привычке называл рейхсвером вооруженные силы Германии, именовавшиеся с 1935 года вермахтом. — Авт.), могли сделать его очень доступным германскому влиянию и в гитлеровский период. Тухачевский мог совершенно не осознавать, что совершает преступление поддержкой контакта с рейхсвером. Особенно если представить себе, что Тухачевский видел единственное спасение Родины в войне рука об руку с Германией против остальной Европы, в войне, которая осталась единственным средством вызвать мировую революцию, то можно даже представить, что Тухачевский казался сам себе не изменником, а даже спасителем Родины...
В связи с изложенным следует отметить, что Бенеш под большим секретом заявил мне следующее: во время пребывания Тухачевского во Франции в прошлом году Тухачевский вел разговоры совершенно частного характера со своими личными друзьями французами. Эти разговоры точно известны французскому правительству, а от последнего и Бенешу. В этих разговорах Тухачевский весьма серьезно развивал тему возможности советско-германского сотрудничества и при Гитлере, так сказать, тему «нового Рапалло». Бенеш утверждает, что эти разговоры несколько обеспокоили Францию.
Развивая тезис «субъективного фактора», Бенеш, между прочим, говорил, что ряд лиц мог руководствоваться такими побуждениями, как неудовлетворенность положением, жажда славы, беспринципный авантюризм и т. д. В этой связи он упомянул еще раз Якира и Путну. О последнем Бенеш знает, что он был под Варшавой со своей 27-й дивизией и, очевидно, «не мог помириться с тем, что от него ускользнула слава покорителя Варшавы».
В связи с этим же Бенеш упомянул о Ягоде. Он высказал предположение, что Ягода знал все о заговоре и занимал выжидательную позицию, что из этого выйдет. Пьяница, развратник и беспринципный человек, Ягода мог бы попытаться сыграть роль Фуке (Фуше, французский министр полиции во времена Наполеона. — Авт.) из эпохи Великой французской революции... Бенеш прямо заявил, что политическая полиция во всех государствах представляет собой сборище бандитов и двойников.
Бенеш был уверен в победе «сталинского режима» именно потому, что этот режим не потерял морали, в то время как крикуны о перманентной революции явно не были на моральной высоте. В Москве расстреливают из-менников, и т. н. европейский свет приходит в ужас. Это лицемерие. Бенеш не только отлично понимает, но и прямо одобряет московский образ действий. Москва продолжает жить в эпоху революции...
Бенеш напомнил, что в разговоре со мной (кажется 22.IV. с. г.) он говорил: почему бы СССР и не договориться с Германией? Я ответил, что помню, и признался, что меня тогда очень удивила эта часть разговора, как совершенно выпадающая из рамок обычного рода мыслей Бенеша. Лукаво смеясь, Бенеш ответил, что теперь может объяснить мне скрытый смысл своего тогдашнего разговора. Свои объяснения Бенеш просил считать строго секретными и затем рассказал следующее: начиная с января месяца текущего года Бенеш получал косвенные сигналы о большой близости между рейхсвером и Красной армией. С января он ждал, чем это закончится.
Чехословацкий посланник Мастный в Берлине является исключительно точным информатором. <...> У Мастного в Берлине было два разговора с выдающимися представителями рейхсвера. Мастный их сфотографировал, видимо, сам не понимая, что они обозначают. Бенеш даже сомневается, сознавали ли эти представители рейхсвера, что они выдают свой секрет. Но для Бенеша из этих разговоров стало ясно, что между рейхсвером и Красной армией существует тесный контакт. Бенеш не мог знать о том, что это контакт с изменниками. Для него возникала проблема, что делать, если советское правительство действительно вернется к какой-нибудь политике «нового Рапалло».
В этой связи Бенеш задал риторический вопрос, где средство для защиты Чехословакии, и без обиняков отвечал на этот вопрос, что тогда Чехословакия тоже должна была бы заключить соглашение с Германией. Это было бы началом чехословацкой зависимости, но другого выхода не было. Гитлер вовсе не стремится к тому, чтобы физически немедленно уничтожить Чехословакию, но он хочет «союза» с ней. На чехословацком языке это означало бы зависимость, вассальное состояние, а Бенеш не для того потратил столько лет на освобождение от австрийского ига, чтобы принять германское ярмо.
Бенеш говорил, что Москва должна самым серьезным образом оценить эти его заявления и раз и навсегда понять, что Чехословакия хочет быть свободной в полном смысле слова. Она не примет никогда никакого диктата, но она будет драться за свою свободу, за демократию, за европейский мир. Насколько это является и задачей СССР, постольку Чехословакия безоговорочно является союзником Москвы, постольку бенешевская политика как аксиому принимает неизменность советско-чехословацких дружественных взаимоотношений. Никакие расстрелы, никакие внутренние изменения не могут потрясти эту дружбу...
Из записи беседы советского полпреда в Чехословакии Александровского с президентом Бенешем 4 июля 1937 года в Праге.
Товарищи, в том, что военно-политический заговор существовал против советской власти, теперь, я надеюсь, никто не сомневается. Факт, такая уйма показаний самих преступников и наблюдения со стороны товарищей, которые работают на местах, такая масса их, что несомненно здесь имеет место военно-политический заговор против советской власти, стимулировавшийся и финансировавшийся германскими фашистами.
Ругают людей: одних — мерзавцами, других — чудаками, третьих — помещиками.
Но сама по себе ругань ничего не дает. Для того чтобы это зло с корнем вырвать и положить ему конец, надо его изучить, спокойно изучить, изучить его корни, вскрыть и наметить средства, чтобы впредь таких безобразий ни в нашей стране, ни вокруг нас не повторялось...
Часто говорят, в 1922 году такой-то голосовал за Троцкого. Тоже неправильно. Человек мог быть молодым, просто не разобрался, был задира. Дзержинский голосовал за Троцкого, не просто голосовал, а открыто Троцкого поддерживал при Ленине против Ленина. Вы это знаете? Он не был человеком, который мог бы оставаться пассивным в чем-либо. Это был очень активный троцкист, и все ГПУ он хотел поднять на защиту Троцкого. Это ему не удалось...
Самое лучшее — судить о людях по их делам, по их работе. Были люди, которые колебались, потом отошли, отошли открыто, честно и в одних рядах с нами очень хорошо дерутся с троцкистами. Дрался очень хорошо Дзержинский, дерется очень хорошо товарищ Андреев. Есть и еще такие люди. Я бы мог сосчитать десятка два-три людей, которые отошли от троцкизма, отошли крепко и дерутся с ним очень хорошо. Иначе и не могло быть, потому что на протяжении истории нашей партии факты показали, что линия Ленина, поскольку с ним начали открытую войну троцкисты, оказалась правильной...
Троцкий, Рыков, Бухарин, Енукидзе, Карахан, Рудзу-так, Ягода, Тухачевский, Якир, Уборевич, Корк, Эйдеман, Гамарник. Из них десять человек — шпионы. Троцкий организовал группу, которую прямо натаскивал, поучал: давайте сведения немцам, чтобы они поверили, что у меня, Троцкого, есть люди...
Гамарник. У нас нет данных, что он сам информировал, но все его друзья, ближайшие друзья: Уборевич, особенно Якир, Тухачевский — занимались систематической информацией немецкого Генерального штаба...
Дальше, Тухачевский... Он оперативный план наш, оперативный план — наше святое-святых — передал немецкому рейхсверу. Имел свидание с представителями немецкого рейхсвера. Шпион? Шпион. Для благовидности на Западе этих жуликов из западноевропейских цивилизованных стран называют информаторами, а мы-то по-русски знаем, что это просто шпион. Якир систематически информировал немецкий штаб. Он выдумал себе эту болезнь печени. Может быть, он выдумал себе эту болезнь, а может быть, она у него действительно была. Он ездил туда лечиться. Уборевич не только с друзьями, с товарищами, но он отдельно сам лично информировал...
Хотят Блюхера снять. И там же есть кандидатура. Ну, уж конечно, Тухачевский. Если не он, так кого же. Почему снять? Агитацию ведет Гамарник, ведет Аронштам. Так они ловко ведут, что подняли почти все окружение Блюхера против него. Более того, они убедили руководящий состав военного центра, что надо снять. Почему, спрашивается, объясните, в чем дело? Вот он выпивает. Ну, хорошо. Ну, еще что? Вот он рано утром не встает, не ходит по войскам. Еще что? Устарел, новых методов работы не понимает. Ну, сегодня не понимает, завтра поймет, опыт старого бойца не пропадает. Посмотрите, ЦК встает перед фактом всякой гадости, которую говорят о Блюхере. Путна бомбардирует, Аронштам бомбардирует нас в Москве, бомбардирует Гамарник. Наконец, созываем совещание. Когда он приезжает, видимся с ним. Мужик как мужик, неплохой. Мы его не знаем, в чем тут дело? Даем ему произнести речь — великолепно. Проверяем его и таким порядком. Люди с мест сигнализировали, созываем совещание в зале ЦК.
Он, конечно, разумнее, опытнее, чем любой Тухачевский, чем любой Уборевич, который является паникером, и чем любой Якир, который в военном деле ничем не отличается. Была маленькая группа. Возьмем Котовского, он никогда ни армией, ни фронтом не командовал. Если люди не знают своего дела, мы их обругаем — пошлите к черту, у нас не монастырь. Поставьте людей на командную должность, которые не пьют и воевать не умеют, — нехорошо...
Тухачевский особенно, который играл благородного человека, на мелкие пакости не способного, воспитанного человека. Мы его считали неплохим военным, я его считал неплохим военным. Я его спрашивал: как вы могли в течение 3 месяцев довести численность дивизии до 7 тысяч человек? Что это? Профан, не военный человек. Что за дивизия в 7 тысяч человек? Это либо дивизия без артиллерии, либо это дивизия с артиллерией без прикрытия. Вообще это не дивизия, это — срам. Как может быть такая дивизия? Я у Тухачевского спрашивал: как вы, человек, называющий себя знатоком этого дела, как вы можете настаивать, чтобы численность дивизии довести до 7 тысяч человек и вместе с тем требовать, чтобы у нас дивизия была 60-40 гаубиц и 20 пушек, чтобы мы имели столько-то танкового вооружения, такую-то артиллерию, столько-то минометов. Здесь одно из двух — либо вы должны всю эту технику к черту убрать и одних стрелков поставить, либо вы должны только технику поставить. Он мне говорит: «Товарищ Сталин, это увлечение». Это не увлечение, это вредительство, проводимое по заказам германского рейхсвера...
Должно быть, они часто колебались и не всегда вели свою работу. Я думаю, мало кто из них вел свое дело от начала до конца. Я вижу, как они плачут, когда их привели в тюрьму. Вот тот же Гамарник. Видите ли, если бы он был контрреволюционером от начала до конца, то он не поступил бы так, потому что я бы на его месте, будучи последовательным контрреволюционером, попросил бы сначала свидания со Сталиным, сначала уложил бы его, а потом бы убил себя. Так контрреволюционеры поступают. Эти же люди были не что иное, как невольники германского рейхсвера...
Этим дуракам казалось, что мы такие слепые, что ничего не видим. Они, видите ли, хотят арестовать правительство в Кремле. Оказалось, что мы кое-что видели. Они хотят в Московском гарнизоне иметь своих людей и вообще поднять войска. Они полагали, что никто ничего не заметит, что у нас пустыня Сахара, а не страна, где есть население, где есть рабочие, крестьяне, интеллигенция, где есть правительство и партия. Оказалось, что мы кое-что видели.
И вот эти невольники германского рейхсвера сидят теперь в тюрьме и плачут. Политики! Руководители!
...Вели разговоры такие: вот, ребята, дело какое. ГПУ у нас в руках, Ягода в руках, Кремль у нас в руках, так как Петерсон с нами, Московский округ, Корк и Горбачев тоже у нас. Все у нас. Либо сейчас выдвинуться, либо завтра, когда придем к власти, остаться на бобах. И многие слабые, нестойкие люди думали, что это дело реальное, черт побери, оно будто бы даже выгодное. Этак прозеваешь, за это время арестуют правительство, захватят Московский гарнизон и всякая такая штука, а ты останешься на мели...
Во всех областях разбили мы буржуазию, только в области разведки оказались битыми, как мальчишки, как ребята. Вот наша основная слабость. Разведки нет, настоящей разведки. Я беру это слово в широком смысле слова, в смысле бдительности и в узком смысле слова также — в смысле хорошей организации разведки. Наша разведка по военной линии плоха, слаба, она засорена шпионажем. Наша разведка по линии ГПУ возглавлялась шпионом Гаем, и внутри чекистской разведки у нас нашлась целая группа хозяев этого дела, работавшая на Германию, на Японию, на Польшу сколько угодно, только не для нас...
Каждый член партии, честный беспартийный гражданин СССР не только имеет право, но обязан о недостатках, которые он замечает, сообщать. Если будет правда хотя бы на 5 процентов, то и это хлеб. Обязаны посылать письма своему наркому, копию в ЦК. Как хотите. Кто сказал, что обязывают только наркому писать? Неправильно.
Я расскажу один инцидент, который был у Ильича с Троцким. Это было, когда Совет обороны организовывался. Это было, кажется, в конце 1918 или 1919 года.
Троцкий пришел жаловаться: получаются в ЦК письма от коммунистов, иногда в копии посылаются ему как наркому, а иногда даже и копии не посылаются, и письма посылаются в ЦК через его голову. «Это не годится».
Ленин спрашивает: «Почему?»
«Как же так, я нарком, я тогда не могу отвечать».
Ленин его отбрил, как мальчишку, и сказал: «Вы не думайте, что вы один имеете заботу о военном деле. Война — это дело всей страны, дело партии». Если коммунист по забывчивости или почему-либо прямо в ЦК напишет, то ничего особенного в этом нет. Он должен жаловаться в ЦК. Что же вы думаете, что ЦК уступит вам свое дело? Нет. А вы потрудитесь разобрать по существу эту жалобу...
Мы для чего организовали Генеральный штаб? Для того, чтобы он проверял командующих округами. А чем он занимается? Я не слыхал, чтобы Генеральный штаб проверял людей, чтобы Генеральный штаб нашел у Убо-ревича что-нибудь и раскрыл все его махинации. Вот тут выступал один товарищ и рассказывал насчет кавалерии, как тут дело ставили, где же был Генеральный штаб. Вы что думаете, что Генеральный штаб для украшения существует? Нет, он должен проверять людей на работе сверху. Командующие округами не Чжан Цзолин, которому отдали округ на откуп...
Конечно, бывает иногда, что идут люди против течения и против шерсти гладят. Но бывает и так, что не хотят обидеть командующего округом. Это неправильно, это гибельное дело. Генеральный штаб существует для того, чтобы он изо дня в день проверял людей, давал бы ему советы, поправлял. Может, какой командующий округом имеет мало опыта, просто сам сочинил что-нибудь, его надо поправить и прийти ему на помощь. Проверить как следует.
Так могли происходить все эти художества — на Украине Якир, здесь, в Белоруссии, — Уборевич.
И вообще нам не все их художества известны, потому что люди эти были предоставлены сами себе, и, что они там вытворяли, Бог их знает!
Генштаб должен знать все это, если он хочет действительно практически руководить делом. Я не вижу признаков того, чтобы Генштаб стоял на высоте с точки зрения подбора людей...
Не обращали достаточного внимания, по-моему, на дело назначения на посты начальствующего состава. Вы смотрите, что получается. Ведь очень важным вопросом является, как расставить кадры. В военном деле принято так: есть приказ — должен подчиниться. Если во главе этого дела стоит мерзавец, он может все запутать. Он может хороших солдат, хороших красноармейцев, великолепных бойцов направить не туда, куда нужно, не в обход, а навстречу врагу. Военная дисциплина строже, чем дисциплина в партии. Человека назначили на пост, он командует, он главная сила, его должны слушаться все. Тут надо проявлять особую осторожность при назначении людей.
Я сторонний человек и то заметил недавно. Каким-то образом дело обернулось так, что в механизированных бригадах чуть ли не везде стоят люди непроверенные, нестойкие...
У них какая уловка практиковалась? Требуется военный атташе, представляют семь кандидатур, шесть дураков и один свой, он среди дураков выглядит умницей. Возвращают бумаги на этих шесть человек — не годятся, а седьмого посылают. У них было много возможностей. Когда представляют кандидатуры 6 дураков и одного умного, поневоле его подпишешь...
Они боялись народа. Если бы прочитали план, как они хотели захватить Кремль, как они хотели обмануть школу ВЦИК. Одних они хотели обмануть, сунуть одних в одно место, других — в другое, третьих — в третье и сказать, чтобы охраняли Кремль, что надо защищать Кремль, а внутри они должны арестовать правительство. Днем, конечно, лучше, когда собираются арестовывать, но как это делать днем? «Вы знаете, Сталин какой! Люди начнут стрелять, а это опасно». Поэтому решили лучше ночью. Но ночью тоже опасно, опять начнут стрелять.
Слабенькие, несчастные люди, оторванные от народных масс, не рассчитывающие на поддержку народа, на поддержку армии, боящиеся армии и прятавшиеся от армии и от народа. Они рассчитывали на германцев и на всякие свои махинации: как бы школу ВЦИК в Кремле надуть, как бы охрану надуть, шум в гарнизоне произвести. На армию они не рассчитывали — вот в чем их слабость.
Из выступления Иосифа Сталина на расширенном заседании Военного совета при наркоме обороны СССР 2 июня 1937 года (неправленная стенограмма).
В настоящее время существуют три версии, почему Сталин пошел на эту расправу. В соответствии с первой, судьбу этих людей решила дезинформация германских и чехословацких спецслужб, убедившая подозрительного Сталина и его наркома обороны Ворошилова, что Тухачевский и ряд других военачальников поддерживали тайные контакты с немецкими военными кругами...
Но контакты с немцами следует рассматривать на фоне тесного германо-советского военного сотрудничества в 1920-1930 годах. Длительный период военного сотрудничества Германии и Советского Союза был в 1933 году внезапно прерван Сталиным под явно сфабрикованным предлогом, что немцы тайно делятся с французами информацией о своих связях с нами. Между тем группа советских военных деятелей во главе с маршалом Тухачевским отмечала полезность этих контактов с немцами и надеялась использовать их технологические военные новинки у нас. Со стороны Германии также существовал известный интерес к продолжению связи с СССР, хотя и совсем по другим соображениям.
Высокопоставленные военные, выходцы из Восточной Пруссии, были последователями основателя вермахта генерала Ганса фон Секта. После поражения в Первой мировой войне генерал фон Сект долгие годы занимался воссозданием немецкой военной машины и разработкой новой стратегической доктрины. Именно он выступал перед германским руководством за улучшение отношений с СССР, указывая, что главная цель германской политики в случае войны — не допустить военных действий на двух фронтах.
В соответствии со второй версией, жертвами стали те военные, которые по своему интеллектуальному уровню значительно превосходили Ворошилова и имели собственное мнение по вопросам военного строительства. Тухачевский и его группа якобы не сошлись со Сталиным и Ворошиловым по вопросу стратегии военных реформ, а посему Сталин, опасаясь соперников, которые могут претендовать на власть, решил разделаться с ними.
Согласно третьей версии, военных ликвидировали из-за давней вражды между Тухачевским и Сталиным, которые имели разные точки зрения на то, кто несет ответственность за ошибки, допущенные в войне с белополя-ками в 1920 году. Тухачевский считал, что Красная армия потерпела поражение на подступах к Варшаве потому, что Сталин и Ворошилов якобы отказались перебросить в помощь Тухачевскому кавалерийские части.
Мой взгляд на эту трагедию отличается от всех известных версий. Помню, как в августе 1939 года приятно удивили меня сообщения из Германии, из которых явствовало, что немецкое военное руководство высоко оценивало потенциал Красной армии. В одном из документов высшего германского командования, перехваченном нами, причиной гибели маршала Тухачевского назывались его непомерные амбиции и разногласия с маршалом Ворошиловым, беспрекословно разделявшим все взгляды Сталина.
Утверждая сводку материалов разведки для Сталина, Берия включил туда фразу из этого документа: «Устранение Тухачевского наглядно показывает, что Сталин полностью контролирует положение дел в Красной армии», — возможно, для того чтобы польстить вождю, подчеркнув тем самым его дальновидность в своевременном устранении Тухачевского.
Помнится мне также комментарий Берии и Абакумова, в годы войны начальника военной контрразведки Смерш, отвечавшего и за политическую благонадежность вооруженных сил. И тот, и другой говорили о заносчивости Тухачевского и его окружения, которые смели думать, будто Сталин, по их предложению, снимет Ворошилова.
...Мне представляется, что Тухачевский и его группа в борьбе за влияние на Сталина попались на его удочку. Во время частых встреч со Сталиным Тухачевский критиковал Ворошилова, Сталин поощрял эту критику, называя ее «конструктивной», и любил обсуждать варианты новых назначений и смещений. Нравилось ему и рассматривать различные подходы к военным доктринам. Тухачевский позволял себе не только свободно обсуждать все это за закрытыми дверями, но и распространять слухи о якобы предстоящих изменениях и перестановках в руководстве
Наркомата обороны. Словом, он и его коллеги зашли, по мнению Сталина, слишком далеко...
Уголовное дело против Тухачевского целиком основывалось на его собственных признаниях, и какие бы то ни было ссылки на конкретные инкриминирующие факты, полученные из-за рубежа, начисто отсутствуют. Если бы такие документы существовали, то я, как заместитель начальника разведки, курировавший накануне войны и немецкое направление, наверняка видел бы их или знал об их существовании...
Насколько я помню, в литерном деле «Хутор» есть ссылки на то, что Бенеш в апреле 1937 года, накануне снятия Тухачевского, намекнул полпреду Александровскому и нашему резиденту в Праге Петру Зубову, что не исключает возможности военного соглашения между Германией и Советским Союзом, вопреки их нынешним разногласиям, отчасти из-за хороших связей между Красной армией и вермахтом, установленных Тухачевским в 1920-х и 1930-х годах. Однако только 4 июля 1937 года, уже после казни Тухачевского, Бенеш рассказал Александровскому о «неких» контактах чешского посла в Берлине с немецкими военными представителями, которые якобы имели место в январе 1937 года. По его словам, Бенеш не сообщил нам о том, что чехи имеют информацию о наличии в Германии влиятельной группы среди военных, выступавших за продолжение тайных германо-советских военных связей, установленных еще в 1920-е годы.
От своего посла в Берлине Бенеш получил доклад, содержавший смутные намеки немецких генералов об их конфиденциальных отношениях с руководством Красной армии. Цель этой немецкой дезинформации заключалась в том, чтобы напугать чехов и заставить их поверить, что им нельзя рассчитывать на поддержку Красной армии в их конфронтации с Германией по вопросу о судьбе Судет.
Из воспоминаний Я. Судоплатова «Разведка и Кремль».
...Ввиду приближения военной опасности наиболее ответственные командиры не могли не относиться с тревогой к тому факту, что во главе вооруженных сил стоит Ворошилов. Можно не сомневаться, что в этих кругах выдвигали на его место кандидатуру Тухачевского. В первой своей стадии генеральский «комплот» пытался, вероятно, опереться на Сталина, который давно уже вел привычную ему двойственную игру, эксплуатируя антагонизм между Тухачевским и Ворошиловым. Тухачевский и его сторонники, видимо, переоценили свои силы. Поставленный в последнюю минуту перед необходимостью выбора Сталин предпочел Ворошилова, который до сих пор оставался только покорным орудием, и выдал с головой Тухачевского, который мог стать соперником. Обманутые в своих надеждах и раздраженные «изменой» Сталина, генералы могли вести разговоры о том, что следовало бы вообще освободить армию от опеки Политбюро. Отсюда еще далеко до прямого заговора. Но в обстановке тоталитарного режима это уже первый шаг к нему.
Если правильно взвесить прошлое расстрелянных и физиономию каждого из них, то трудно допустить, чтоб они были связаны какой-либо общей политической программой. Но часть из них, во главе с Тухачевским, могла иметь свою программу в области обороны страны. Не забудем, что после воцарения Гитлера Сталин делал все, чтоб сохранить с Германией дружественные отношения. Советские дипломаты не скупились по отношению к фашизму на предупредительные заявления, которые звучат сегодня как скандал. Философия этой политики дана была Сталиным: «Прежде всего надо оградить строительство социализма в нашей стране. Фашизм и демократия — близнецы, а не антиподы. Франция на нас не нападет, а угрозу со стороны Германии можно нейтрализовать лишь сотрудничеством с ней».
По данному свыше знаку руководители армии старались поддерживать дружественные связи с немецкими военными атташе, инженерами, промышленниками и внушать им мысль о полной возможности сотрудничества между обеими странами. Некоторые из генералов тем охотнее восприняли эту политику, чем более им импонировали немецкая техника и «дисциплина».
Сталин оказался вынужден, однако, дополнить «дружественные» отношения с Германией оборонительным соглашением с Францией. На это Гитлер не мог пойти. Ему необходимо иметь руки развязанными в ту или другую сторону. В ответ на сближение Москвы с Парижем он демонстративно оттолкнул Сталина. Вслед за ним сделал то же и Муссолини. Наперекор первоначальным намерениям Сталину пришлось отбросить свою философию о «близнецах» и взять курс на дружбу с западными «демократиями». В Министерстве иностранных дел произведена была символическая смена: заместитель Литвинова Крестинский, бывший советский посол в Германии, был удален; его место занял Потемкин, бывший советский посол во Франции. На верхах офицерства поворот не мог совершиться с такой легкостью, по самому характеру военной касты, гораздо более многочисленной и менее подвижной, чем дипломатия.
Если допустить, что Тухачевский действительно придерживался до последних дней прогерманской ориентации (я в этом не уверен), то во всяком случае не как агент Гитлера, а как советский патриот, по стратегическим и экономическим соображениям, разделявшимся недавно и Сталиным. Некоторые из генералов должны были к тому же чувствовать себя лично связанными своими предшествующими дружественными заявлениями по адресу Германии. Так как Сталин долго лавировал, сохраняя обе двери открытыми, то он сознательно не давал генералам сигнала к отступлению. В расчете на его поддержку генералы могли зайти дальше, чем первоначально собирались.
...В наших соображениях о причинах обезглавливания армии есть и элемент догадки. В деталях, которые станут известными не скоро, дело могло происходить иначе. Но политический смысл новой бойни ясен уже теперь. Если б Сталин хотел спасти генералов, он имел бы полную возможность своевременно открыть для них мосты отступления. Но он не хотел. Он боится проявить слабость. Он боится армии. Он боится собственной бюрократии.
...Когда бюрократия освобождается от контроля народа, военная каста неизбежно стремится освободиться от опеки гражданской бюрократии. Бонапартизм всегда имеет тенденцию принять форму открытого господства сабли. Независимо от действительных или мнимых амбиций Тухачевского офицерский корпус должен все больше проникаться сознанием своего превосходства над диктаторами в пиджаках. С другой стороны, Сталин не может не понимать, что полицейское командование над народом, которое он выполняет при помощи иерархии партийных секретарей, проще и непосредственнее может осуществлять один из «маршалов» через военный аппарат. Опасность слишком очевидна. Заговора, правда, еще не было. Но он стоит в порядке дня. Бойня имела превентивный характер. Сталин воспользовался «счастливым» случаем, чтоб дать офицерству кровавый урок.
Троцкий Л. Обезглавливание Красной армии. 17 июня 1937 г.
Бюллетень оппозиции (большевиков -ленинцев), № 56-57.
КТО ПРАВИТ МИРОМ
В начале 1938 года в СССР состоялся процесс над участниками «антисоветского правотроцкистского блока». Отношение к нему среди российских исследователей сегодня самое различное. Диаметрально противоположны оценки оказавшихся на скамье подсудимых «старых большевиков», многие из которых боролись за советскую власть вместе с Лениным. Обратимся к личности одного из обвиняемых и его показаниям.
Наша справка. Раковский Христиан Георгиевич родился в 1873 году в Болгарии, в семье зажиточного торговца. Учился на медицинских факультетах университетов ряда европейских городов. Диплом получил в Женевском университете. Участвовал в социал-демократическом движении Болгарии, Швейцарии, Германии, Франции и Румынии. Прошел службу в румынской армии. В 1917 году вступил в РСДРП(б) и находился на партийной работе в Одессе и Петрограде. Участник Гражданской войны, один из организаторов советской власти на Украине. В 1918 году — председатель Верховной коллегии по борьбе с контрреволюцией на Украине, затем председатель Временного рабоче-крестьянского правительства Украины. С 1919 по 1923 год — председатель Совнаркома и нарком иностранных дел Украины.
С 1923 года — полпред СССР в Англии, в 1925-1927 годах — во Франции, одновременно с 1923 года — заместитель наркома иностранных дел СССР. В 1927 году исключен из партии XV съездом ВКП(б) как один из участников троцкистской оппозиции. С 1928 года — в ссылке. С 1934 года — начальник управления средних медицинских учебных заведений Наркомата здравоохранения РСФСР. В 1935 году был восстановлен в партии и стал председателем советского общества Красного Креста. В январе 1937года арестован, признал себя виновным в участии в различных заговорах, а также в том, что «был английским и японским шпионом». Приговорен в 1938 году к 20 годам тюремного заключения. После начала Великой Отечественной войны, 8 сентября 1941 года, заочно приговорен Военной коллегией Верховного суда СССР к смертной казни и расстрелян.
Раковский в ходе следствия заявил в НКВД, что хочет дать важные показания по вопросам, касающимся международной политики. Ему пошли навстречу, и 26 января 1938 года его допросил Гавриил Гавриилович Кузьмин, который фигурировал в протоколе допроса как Габриэль. Разговор шел на французском языке, и его текст в переводе на русский язык был оперативно доложен Сталину.
Личность Габриэля не менее интересна, чем самого Раковского. Историк Арсен Мартиросян утверждает со ссылкой на друга своего отца — в прошлом многолетнего сотрудника аппарата Сталина (его исследователь называет в своих книгах Константином Мефодиевичем), что Кузьмин — он же Рене Дюваль — принадлежал к неизвестной до сих пор спецслужбе, подчинявшейся лично Сталину. Вопрос о достоверности существования такой закрытой структуры — отдельная тема, которая в наши дни всплывает все чаще и чаще...
Почему Раковского допрашивали на французском языке? Дело в том, что он, хотя и входил долгое время в состав советского руководства, русский язык знал плохо. Поэтому допрос мог на самом деле вестись на французском языке.
К переводу протокола допроса на русский язык был привлечен фармацевт НКВД Иосиф Ландовский, свободно владевший французским. Он присутствовал на допросе, и, помимо прочего, его задачей было добавлять в напиток Раковского легкий наркотик, чтобы сделать его более разговорчивым и следить за самочувствием допрашиваемого. Ландовский, по бытующей версии, якобы сделал для себя третий экземпляр протокола допроса. Зимой 1942 года Ландовский погиб под Ленинградом, а его дневник вместе с копией протокола попал в руки некоего «испанского добровольца». Тот каким-то образом сумел сохранить бесценный документ, а уже после войны, вернувшись на родину, опубликовал его в Барселоне в середине 1950-х годов отдельной книгой под названием «Красная симфония». В 1968 году книга вышла на русском языке в Аргентине.
Такова, так сказать, устоявшаяся версия появления в обороте исследователей «протокола допроса Раковского».
Исторических фальшивок сегодня гуляет более чем достаточно, и поэтому к документу надо отнестись осторожно. В то же время интересно, что никто из представителей академической науки ни в советское время, ни сегодня не объявил протокольную запись фальсификацией.
Честно говоря, в существующую версию «спасения» протокола верится с трудом. Ландовский, принимая во внимание строжайший режим обеспечения секретности в НКВД, не мог сделать третий экземпляр протокола допроса. Тем более не понятно, как «фармацевт НКВД» оказался на фронте в частях действующей армии и зачем он взял с собой столь «взрывоопасный» документ? Не менее загадочны обстоятельства появления книги — в начале на испанском в Барселоне, а затем на русском.
Интерес вызывает и то, что «героя книги» Раковского, в отличие от других сторонников Троцкого, сразу не расстреляли в 1938-м — он получил 20 лет тюрьмы. По официальной версии он погиб в сентябре 1941 года, но бытует также мнение, что Сталин с оглядкой на влиятельные международные круги, с которыми был связан Раковский, пощадил его, и он якобы умер своей смертью в Сибири в 1958 году. Последнее, скорее всего, миф...
Судя по всему, документ, именуемый протоколом допроса, какие-то силы решили довести до мировой общественности. Если это фальсификация, то очень умелая, опирающаяся на реальные факты и знание тайн европейской политики. Если протокол подлинный, значит, кто-то очень влиятельный в СССР и имеющий доступ к закрытым архивам постарался после смерти Сталина и начавшейся кампании по разоблачению «культа личности» обнародовать откровения одного из сторонников Троцкого. В любом случае в это «активное мероприятие» было вовлечено немало людей и вложены средства.
Зачем это делалось? По этому поводу можно только строить догадки. Не ясно и то, кто или что стоит за распространением слухов о «личной разведке Сталина». На сегодняшний день известно несколько каналов распространения этого утверждения. Георгий Жеребчиков, выпустивший под именем Игоря Белого книгу «Заговор Сатаны» («Исповедь контрразведчика»), которая была издана в Омске странно большим, по нашим временам, тиражом в 10 тысяч экземпляров. Уже упомянутый Арсен Мартиросян, автор нескольких книг на военно-историческую тематику. Писатель Александр Байгушев, написавший книгу «Партийная разведка». Полковник в отставке Станислав Лекарев, который после увольнения из одной из силовых структур активно выступает в российских СМИ. Наконец, можно указать на книгу «Личная секретная служба И. В. Сталина: Стратегическая разведка и контрразведка. Сборник документов», выпущенную в 2006 году издательством «Сварогъ». И если с Белым-Жеребчиковым, называющим себя «генералом армии» и «дважды Героем Советского Союза», все в общем-то ясно, то в отношении мотивов остальных авторов есть вопросы...
Вернемся к «протоколу допроса Раковского». Документу, надо подчеркнуть, очень интересному, предлагающему принципиально иную концепцию мировой истории конца XIX — первых десятилетий XX века. Итак, 26 января 1938 года Христиан Раковский беседует на французском языке в довольно непринужденной обстановке с доверенным лицом Сталина Гавриилом Гаврииловичем Кузьминым.
Но прежде чем ознакомить читателей с откровениями представителя «старой гвардии» большевиков, заострим внимание на ключевых моментах в его показаниях. Раковский (или человек, сфабриковавший эти показания), судя по всему, хорошо знаком с жизнью за кулисами мировой политики и мировых финансов. Из показаний следует, что уже в XIX веке на Западе, помимо национальных государств, субъектом большой политики являлось сообщество банкиров, которых Раковский называет «финансовым интернационалом». Это сообщество обладало собственными корпоративными интересами в политической сфере, которые в чем-то совпадали с устремлениями «интернационала коммунистического». И тот, и другой отрицали «буржуазное национальное государство», но если «коммунисты-интернационалисты» были нацелены на его преобразование в «коммунистическое государство», то «финансистам-космополитам» оно мешало в силу интернациональной сущности денег.
Именно поэтому, по версии Раковского, мировые финансовые круги и оказали содействие в свержении династии Романовых и приходе к власти в России большевиков, во главе которых они предпочли бы видеть не Ленина или Сталина, а Троцкого. Раковский приоткрывает завесу над некоторыми тайнами отношений между большевистскими лидерами — кстати, эта информация подтверждается и из других источников.
Любопытна характеристика Раковским «Фининтер-на»: «Они» — это не государство. «Они» — это то, чем был до 1917 года Интернационал, то, чем он еще пока что является: ничем — и одновременно всем». По словам Раковского, «не Москва будет навязывать свою волю демократиям (западноевропейским странам. — Авт.), а Нью-Йорк, не «Коминтерн», а «Капинтерн» на Уолл-стрит».
В завершающей части своих показаний Раковский, утверждая, что нацистам помогли прийти к власти западные финансовые круги и что нападение Германии на СССР неизбежно, предлагает представителю Сталина рисковую геополитическую комбинацию. Речь идет о том, чтобы, заручившись благосклонностью «финансового интернационала», направить «гитлеровское наступление не на восток, а на запад», т. е. «достигнуть того, что капиталистические государства уничтожат друг друга, если столкнуть их два крыла: фашистское с буржуазным». А для начала надо подтолкнуть Гитлера к нападению на Польшу, на защиту которой встанут Франция и Великобритания.
И еще один примечательный момент в показаниях Раковского. Он указывает на исключительно важную роль в мировой политике событий 24 октября 1929 года, связанных с крахом биржи в Нью-Йорке: «Придет время, когда этот день будет для истории революции более важным днем, чем октябрь 1917 года. В день 24 октября произошел крах биржи в Нью-Йорке, начало так называемой «депрессии», настоящая революция... В феврале 1933 года происходит последний толчок кризиса с закрытием банков. Трудно сделать больше, чем сделал капитал для того, чтобы разбить «классического американца», находящегося еще в своем индустриальном оплоте и в экономическом отношении порабощенного Уолл-стрит.
Известно, что всякое обеднение в экономике, будь то в отношении общества или животных, дает расцвет паразитизма, а капитал — это крупный паразит. Но эта американская революция имела в виду не одну только цель — увеличить власть денег для лиц, имеющих право пользования ими; она претендовала на большее. Хотя власть денег и является политической властью, но до этого таковая применялась только косвенным образом, а теперь она должна была превратить ее в непосредственную прямую власть. Человек, через посредство которого пользовались такой властью, был Франклин Рузвельт... Заметьте себе следующее: в этом 1929 году, первом году американской революции, в феврале выезжает из России Троцкий; крах происходит в октябре месяце... Финансирование Гитлера договорено в июле 1929 года. Вы думаете, что все это случайно?»
По мнению Раковского, от предлагаемой им геополитической стратегии в выигрыше окажутся и СССР, и США. «Идеологически и экономически, — говорит он, — России и Америке желательно разрушение европейского колониального империализма, будь он прямой или косвенный. Соединенным Штатам желательно это даже еще больше. Если бы Европа потеряла в новой войне всю свою мощь, то Англия, не имеющая своих собственных сил, с исчезновением Европы как силы, как власти с первого же дня легла бы всей тяжестью со всей своей империей, говорящей на английском языке, на Соединенные Штаты, что было бы неизбежно и в политическом, и в экономическом отношении».
Заметим, что по итогам Второй мировой войны так фактически и произошло. Мощь Великобритании и Франции значительно ослабла, они утратили к началу 1960-х годов большую часть своих колониальных владений, и державой № 1 в мире стали США.
В ходе разговора Раковский высказывает мысль, что США заинтересованы в затяжке предполагаемой войны между Германией и «европейскими демократиями» и поэтому могли бы помогать последним. Довольно точна и характеристика стратегии, к которой прибегали США при вступлении в войну в XX веке. «Америка, — замечает Раковский, — не вступала раньше и никогда не вступит в войну, если она не подвергнется нападению. Ее правители смогут устроить так, что на них нападут, если это будет им удобно. В этом я вас уверяю. В тех случаях, когда провокация не имела успеха и враг на нее не реагировал, то агрессия изобреталась. В первой своей интернациональной войне, в войне против Испании (1898 год. — Авт.), в поражении которой не сомневались, они придумали агрессию, или вернее ее изобрели «Они»... Эта великолепная американская техника, которую я приветствую, в любой момент подчиняется одному условию: чтобы агрессия произошла в подходящий момент, т. е. в момент, нужный подвергшимся нападению Соединенным Штатам, — это значит тогда, когда они будут иметь вооружение. Есть ли сейчас налицо это условие? Вполне очевидно, что нет. В Америке имеются сейчас немного меньше ста тысяч человек под ружьем и посредственная военная авиация, у нее есть только внушительная эскадра».
Возможно, параллель между 1898 и 1941 годами и не совсем уместна, но все же укажем на обстоятельства вступления США во Вторую мировую войну. Общепризнанно, что произошло оно как ответ на внезапное нападение Японии на американскую военно-морскую базу в Перл-Харборе 7 декабря 1941 года. Но в последние годы у историков появляется все больше оснований предполагать, что нападение не было таким уж внезапным для группы высших государственных и военных руководителей США. Они, возможно, предпочли пожертвовать жизнями своих военнослужащих ради обретения возможности вступить в войну за обретение статуса «первой державы» на благоприятном пропагандистском фоне, созданном вероломным японским нападением.
Наша справка. Для государственного руководства США нападение японцев на Перл-Харбор не было, по сути, неожиданным, так как к этому времени американцам удалось расшифровать японские коды и они могли в течение нескольких месяцев читать все японские сообщения. Командование базы было предупреждено о неизбежности войны с Японией еще 27 ноября 1941 года, т. е. на следующий день после того, как оперативное соединение японского флота взяло курс на Перл-Харбор. Примечательно и то, что все четыре американских авианосца «по счастливой случайности» отсутствовали на базе в момент нападения: три из них вышли в море, один ремонтировался в Калифорнии. Странным образом американское командование не насторожило и то, что в ночь на 7 декабря у Перл-Харбора начали действовать японские сверхмалые подводные лодки, две из них были обнаружены и уничтожены американскими патрульными силами за несколько часов до начала авиационной атаки.
Для того чтобы читатель мог сам сложить мнение о «признаниях Раковского», приведем некоторые выдержки из переведенной на русский язык стенограммы весьма продолжительного разговора с некоторыми пояснениями.
КУЗЬМИН. Согласно тому, как мы договорились на Лубянке, я ходатайствовал о предоставлении вам последней возможности; ваше присутствие в этом доме обозначает то, что я этого добился. Посмотрим, не обманете ли вы нас.
РАКОВСКИЙ. Я не желаю и не собираюсь этого делать.
КУЗЬМИН. Но предварительно: благородное предупреждение. Теперь дело идет о чистой правде. Не о правде «официальной», той, которая должна выявиться на процессе в свете признаний всех обвиняемых... Нечто, как вы знаете, подчиняющееся целиком политическим соображениям или «соображениям государственным», как бы выразились на Западе. Требования интернациональной политики заставят нас скрыть всю правду...