Помоги проекту - поделись книгой:
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Выше вы показали, что во время следствия по делу «Клубок» вы из конспиративных соображений не встречались с Енукидзе. Следствие по «Клубку», как известно, началось с 1935 года. До этого вы виделись с Енукидзе?
ЯГОДА. С Енукидзе я виделся после убийства Кирова, вскоре после ареста Зиновьева, Каменева и других в Москве. Разговор происходил, как обычно, в кабинете у Енукидзе. Он спрашивал меня, как обстоят дела в Ленинграде, нет ли опасности полного провала, и выражал свое негодование по поводу партизанских действий троцкистов и зиновьевцев, выразившихся в убийстве Кирова.
Так или иначе, Сталин был вынужден, борясь за сохранение власти, пойти при поддержке шефа НКВД Николая Ежова (бывшего, кстати, партийного работника, а не кадрового контрразведчика) на нейтрализацию группы военачальников, потенциально способных поддержать его оппонентов. Эти действия «на упреждение» вскоре привели, однако, к широкой волне увольнений и арестов. Нарком приобрел в ходе «чисток» огромную власть, будучи одновременно народным комиссаром внутренних дел, секретарем ЦК ВКП(б) и председателем Комиссии партийного контроля.
После основательной «зачистки» наркомата и его территориальных подразделений от «людей Ягоды» и успешного завершения «дела Тухачевского» позиции Ежова во властной пирамиде значительно окрепли. Он мог позволить себе самостоятельно принимать решения об аресте влиятельных лиц «кремлевского ареопага». В частности, арестовать члена Политбюро Власа Чу-баря — первого заместителя Молотова по Совнаркому, попытаться задержать первого секретаря ЦК компартии Грузии Лаврентия Берию, чудом спасшегося благодаря чрезвычайной аппаратной изворотливости и хитрости.
В этих условиях безжалостная логика борьбы за политическое (и не только) выживание требовала от Сталина «византийской игры», умения хладнокровно бить врагов — реальных и потенциальных — поодиночке, что он и продемонстрировал в 1936-1939 годах. Вначале удар был нанесен по некоторым чересчур амбициозным и неуживчивым военачальникам, затем по той части партийной номенклатуры, что противилась модернизации системы государственного управления и не желала считаться с новыми политическими реалиями, и, наконец, по НКВД, чей руководитель Ежов начал выходить из-под контроля.
Сталин, хорошо знавший историю, помнил о судьбе последнего российского императора Николая II и поэтому мог подозревать своих оппонентов в попытке использовать военных. Сегодня уже не секрет, что отречься от престола государя заставила группа высших военачальников русской армии, прежде всего генералы от инфатерии Михаил Алексеев — начальник штаба Ставки верховного командования и главнокомандующий армиями Северного фронта Николай Рузский, действовавшие во взаимодействии с политической оппозицией в столице. Через председателя Военно-промышленного комитета Гучкова и его единомышленников они имели выходы на французского и английского послов в Петрограде.
Знал Сталин и о предательстве одного из руководителей царского МВД генерала Джунковского. Тот, будучи товарищем министра внутренних дел, в 1913 году принял решение о ликвидации сети районных охранных отделений (аналог советских структур КГБ. — Авт.) фактически на всей территории империи. Жандармский генерал входил в тот же круг лиц, что и Алексеев с Рузским. В 1938 году Сталин вдруг вспомнил о старичке Джунковском, спокойно проживавшем в Москве, и он получил «свое»... (не спасли его и прежние заслуги — в первые годы советской власти генерал консультировал Дзержинского). Что касается Рузского, то его расстреляли еще в октябре 1918-го в Пятигорске с ведома того же Сталина.
История с отстранением Николая II от власти была еще свежа в памяти — с февраля 1917-го прошло всего двадцать лет. А на ошибках других Сталин учиться умел.
Сегодня в оценке историками политических процессов 1937-1938 годов доминирует точка зрения об их фальсифицированном характере. Не отрицая надуманность многих обвинений, все же хочется обратить внимание на то обстоятельство, что большинство следователей НКВД пришли на ответственные посты буквально за несколько месяцев до начала трагических событий. Они заполнили вакансии, образовавшиеся в результате арестов выдвиженцев Ягоды. Поэтому не стоит переоценивать интеллектуальный уровень и опыт новых следователей — многие из них не были способны на хитромудрые фальсификации.
Показания арестованных выглядят по многим позициям вполне логичными и объяснимыми, если принять во внимание реалии того времени. Вот, например, что говорил на процессе 1938 года бывший нарком внешней торговли СССР А. Розенгольц: сторонники Троцкого большие надежды в планах по свержению Сталина возлагали на «группу Тухачевского», связь с которой поддерживал первый заместитель наркома иностранных дел Н. Крестинский (обратим внимание — и Розенгольц, и Крестинский по роду работы имели возможность регулярно выезжать за рубеж, что позволяло им тайно встречаться с эмиссарами Троцкого). В конце марта 1937 года на квартире Розенгольца собираются Крестинский, Тухачевский и сам Розенгольц (в 1923-1924 годах — член Реввоенсовета СССР, начальник главного управления ВВС). Тухачевский сообщает товарищам, что рассчитывает на возможность переворота в первой половине мая. У него имеется несколько вариантов возможных действий.
Все это выглядит весьма правдоподобно. Все недовольные Сталиным знакомы со времен Гражданской войны, вместе мечтали о революции в Западной Европе, поддерживали взгляды Троцкого на необходимость наступательных действий против «мировой буржуазии».
Конечно, многое о тех судебных процессах могли бы прояснить записи Сталина, которые он вел в своих рабочих тетрадях на всех заседаниях Политбюро и Совнаркома, в ходе встреч с соратниками, в том числе и в 1937-м. Последние годы жизни вождь хранил эти рабочие тетради на ближней даче в Кунцево, где предпочитал проводить большую часть времени. Сразу же после его смерти Берия, ставший вновь руководителем МВД, распорядился провести тщательнейший обыск дачи и изъял все документы. Были уничтожены сталинские тетради, хранившие ответы на многие загадки того времени, или где-то перепрятаны — до сих пор неизвестно...
22 мая 1937 года Тухачевский был арестован в Куйбышеве в перерыве заседания окружной партконференции и 24 мая доставлен в Москву. Протоколы его первичных допросов и очных ставок не обнародованы. Судя по показаниям других арестованных, маршал поначалу отрицал свое участие в «заговоре». Но жесткие методы допроса быстро сделали свое дело.
Арестованный в 1938 году — после прихода в НКВД Берии — помощник начальника 5-го отдела ГУГБ НКВД СССР капитан госбезопасности Ушаков (настоящая фамилия — Ушамирский) показал на допросе: «Фельдман Б. М. у меня сознался в участии в антисоветском военном заговоре... 25 мая мне дали допрашивать Тухачевского, который сознался 26-го, а 30 я получил Якира. Ведя один, без помощников (или «напарников»),зту тройку и имея указание, что через несколько дней дело должно быть закончено для слушания, я, почти не ложась спать, вытаскивал от них побольше фактов, побольше заговорщиков. Даже в день процесса, рано утром, я отобрал от Тухачевского дополнительное показание об Апанасенко и некоторых др.»
26 мая Тухачевский написал письмо наркому внутренних дел Ежову: «Будучи арестован 22 мая, прибыв в Москву 24-го, впервые был допрошен 25-го и сегодня, 26 мая, заявляю, что признаю наличие антисоветского военно троцкистского заговора и что я был во главе его. Обязуюсь самостоятельно изложить следствию все касающееся заговора, не утаивая никого из его участников, ни одного факта и документа.
Основание заговора относится к 1932 году. Участие в нем принимали: Фельдман, Алафузо, Примаков, Путна и др., о чем я подробно покажу дополнительно».
29 мая его допрашивал сам Ежов, после чего маршала окончательно «сломали». Некоторыми исследователями утверждается, что на отдельных листах его показаний (от 1 июня) были обнаружены в 1956 году, когда разворачивалась борьба с «культом личности», пятна крови. Однако в действительности пятна крови присутствуют не на собственноручных показаниях маршала, а на третьем экземпляре машинописной копии.
Приведем фрагмент показаний Тухачевского: «Еще в 1928 году я был втянут Енукидзе в правую организацию. В 1934 году я лично связался с Бухариным, с немцами я установил шпионскую связь с 1925 года, когда ездил в Германию на учения и маневры... При поездке в 1936 году в Лондон Путна мне устроил свидание с Седовым...»
Признательные показания маршала, написанные его собственной рукой, составляют 143 страницы. В этих показаниях, вырванных у маршала в результате психологического давления, а возможно, и физического воздействия, приводится немало фактов, которые сегодня невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть. Были ли встреча с находящимся в опале Бухариным в 1934 году, беседа с Львом Седовым — сыном Троцкого?! Возможно, эти встречи были зафиксированы сотрудниками НКВД, но архивные документы по этим вопросам современным историкам неизвестны.
Сегодня невозможно документально подтвердить также свидетельство генерала А. И. Деникина о тайной встрече в Париже Тухачевского с руководителем Русского общевоинского союза генералом А. П. Кутеповым в 1929 году и информацию о доверительной беседе между советским военным атташе Путной и агентом НКВД бывшим командиром Корниловской дивизии генералом Н. В. Скоблиным в Лондоне в июле 1936-го.
Невыяснены и обстоятельства появления в 1960 году в итальянском журнале «Джорнал д’Италия» статьи некоего эмигранта Виктора Александрова «Дело Тухачевского», который без ссылки на источник информации утверждал, что генерал Скоблин встретился в 1936 году с главой имперской службы безопасности Германии Гей-дрихом и, стремясь подтолкнуть немцев к провокации против Тухачевского, сообщил нацисту, что маршал не только заклятый враг национал-социализма, но и «масон 23-й степени».
Нет также документального подтверждения показаниям арестованных советских военачальников, якобы признававшихся следователям на допросах, что они во время официальных дипломатических приемов передавали военному атташе Германии в Москве секретные сведения об оборонном потенциале СССР. Уже после войны, в 1947 году, в МГБ СССР был подвергнут допросам генерал-майор вермахта Карл Шпальке, который служил в немецкой военной разведке и руководил отделом, занимавшимся шпионажем против РККА. Немецкий разведчик показал, что военный атташе Германии в Москве Кестринг не получал никаких агентурных материалов от советских «врагов народа» и его информация в Берлин основывалась на официальных данных и сообщениях немецких офицеров, приезжавших в СССР для участия в военных маневрах РККА.
Не способствует исследованию обстоятельств гибели Тухачевского и тот факт, что он привлекался к проведению тайных операций против белой эмиграции в Западной Европе. Еще с санкции Дзержинского советской контрразведкой на территории страны создавались «антисоветские организации» — приманки для эмигрантов и внутренних врагов советской власти, к участию в которых для «солидности» и правдоподобия привлекали военачальников из числа бывших царских офицеров. Поэтому вопрос о зарубежных контактах Тухачевского с представителями эмигрантских центров весьма запутан.
Встречи между Тухачевским и секретарем президиума ЦИК СССР Енукидзе, настроенным оппозиционно по отношению к Молотову и Кагановичу, естественно, могли происходить и происходили (и здесь следователям не надо было ничего придумывать), особенно если учесть их знакомство с весны 1918 года. Но втягивал ли Енукидзе военачальника в «правую организацию» — это вопрос, тем более что деятелям, недовольным политической линией предсовнаркома Молотова и секретаря ЦК Сталина, незачем было создавать какие-либо организации. Складывались неформальные группы, и шла скрытая от посторонних глаз аппаратная борьба сторонников различных взглядов на методы решения стоящих перед страной задач. И лишь изредка она становилась гласной на пленумах ЦК, заседаниях Политбюро и Совнаркома. При этом, если Енукидзе и других «бакинцев» не устраивала жесткая линия Молотова внутри страны, то Тухачевского внутриполитические проблемы мало интересовали. Хотя известен факт, когда Ворошилов вместе с Тухачевским и Гамарником на заседании Политбюро выступили за ослабление репрессий в деревне в период коллективизации, чтобы сохранить надежность и управляемость армии.
Но подобные выступления Тухачевского были скорее исключением из правил. Его куда больше занимала внешнеполитическая проблематика. Несостоявшийся победитель Польши был одержим идеей сокрушения Запада наступательной классовой войной и, быть может, именно за это и поплатился жизнью, попав в хитро расставленную западню неких спецслужб.
Антизападными и прогерманскими устремлениями Тухачевского и были продиктованы, видимо, далеко не всегда санкционированные Ворошиловым и Сталиным контакты с представителями вермахта. Сам факт ознакомления немецкого генералитета с оперативным планом РККА, о чем 2 июня 1937 года говорил Сталин в своем сумбурном выступлении на расширенном заседании Военного совета при наркоме обороны СССР, можно трактовать не как проявление шпионской деятельности Тухачевского, а как его стремление согласовать усилия двух армий в случае войны с Польшей или Францией.
Надо учитывать и то, что и немецкие генералы также знакомили Тухачевского со своими оперативными планами, что позволяло ему лучше других советских военачальников разбираться в возможностях вооруженных сил Германии. Это подтвердила командно-штабная игра в наркомате обороны в 1936 году.
Из тюрьмы Тухачевский направил Сталину письмо, вторая часть которого была озаглавлена «План поражения». Судя по всему, этот документ был подготовлен маршалом самостоятельно, без участия следователей НКВД. Письмо выдержано в спокойном тоне, содержит многочисленные фактологические данные, к нему были приложены карты. Фактически показания Тухачевского — это завещание военачальника, в котором изложены его соображения относительно возможных направлений боевых действий немецкой армии против РККА и стратегических операций на первых этапах войны. Хотя до конца непонятно, как Тухачевский предполагал начало войны между Германией и СССР, разделенными территорией суверенной Польшей, которая к 1937 году начинала все более тяготеть к военному сотрудничеству с Францией. Видимо, он исходил из того, что Польша выступит все же против СССР в союзе с Германией.
На позицию Сталина письмо Тухачевского никак не повлияло. 5 июня Сталин вместе с Молотовым, Кагановичем и Ежовым отобрал из большой группы арестованных военачальников восемь подсудимых, которым было суждено войти в историю как участникам «военнотроцкистского заговора». Из русских по национальности там оказался один Тухачевский.
Надо отметить, что весной 1937-го с психикой Сталина что-то происходило. И, возможно, дело не только в болезни его матери. Интересную версию странностей поведения советского лидера выдвинул в Интернете некий автор, скрывающийся под псевдонимом Алекс Норк. Он утверждает, что в марте 1936 года в Москву по дипломатическому паспорту в порядке очередной ротации работников посольства Германии прибыл «странный маленький человек в закрывавших половину лица очках» ( «наружка» занесла в отчет его описание: «человек японского или монголоидного типа»). С территории посольства он ни разу не выходил вплоть до начала войны.
Той же весной 1936-го германское посольство в Москве получило большие грузы. Советскому наркомату иностранных дел объяснили, что ввозятся различные книги, предназначенные для проживающих в СССР этнических немцев, чтобы их дети не забывали язык предков. Спустя пять лет, всего за два дня до начала войны, германские дипломаты срочно вывезли в Берлин несколько контейнеров с близкими весовыми параметрами. И уже после 22 июня при осмотре посольства были найдены непонятного назначения металлические каркасы — саму начинку каких-то технических устройств немцы успели вывезти.
Предполагается, что немцы из посольства пытались как-то дистанционно влиять на Сталина. Версия выглядит, признаем, фантастически. Но куда сгинул человек японского или монголоидного типа (как стали догадываться в 1970-х — тибетец), прибывший в Москву из Берлина, до сих пор неизвестно. Высказывается предположение, что он был исключительно одаренным экстрасенсом, использованным немецкой спецслужбой для попыток управления сознанием подозрительного Сталина и внушения ему выгодных Берлину мыслей. Специальная аппаратура, скрытно доставленная в Москву, усиливала этот «волновой энергетический поток».
Версия выглядит, повторимся, неправдоподобно. Но известно, что в ближайшем окружении Гитлера в качестве его советника в 1930- 1940-е годы был таинственный «лама в голубых перчатках», а в личной охране фюрера — «тибетские братья», переодетые в немецкую военную форму. Все они погибли в апреле 1945-го, предпочитая плену смерть. Существовавшая в нацистской Германии организация СС, оплот режима Гитлера, по сути была тайным оккультным орденом, построенным по типу тибетского братства...
Обстоятельства гибели Тухачевского неизвестны. Официально он расстрелян 12 июня 1937 года. Когда маршал погиб на самом деле, неизвестно. Заместитель начальника Иностранного отдела НКВД Александр Шпи-гельгласс, рассказывая в октябре 1937 года в Испании своему коллеге А. Орлову о «деле Тухачевского», привел слова заместителя наркома внутренних дел М. Фринов-ского: «Весь советский строй висел на волоске. Действовать обычными методами мы не могли — сначала провести процесс, а затем — казнь. В данном случае нам пригилось сначала расстрелять, а затем вынести приговор».
Но не всех военачальников, проходивших по делу Тухачевского, ждал расстрел. Удивительно, но жизнь сохранили начальнику Военно-химического управления наркомата обороны Якову Фишману — тому самому, на полигоне которого маршал Буденный нашел в 1937-м спрятанные винтовки и пулеметы.
Яков Моисеевич Фишман был одной из самых загадочных и колоритных личностей в наркомате обороны.
Участвовал в революционном движении в рядах эсеров. В 1906 году его арестовали по обвинению в подготовке покушения на председателя одесского отделения Союза русского народа и сослали в Туруханский край. Из ссылки он бежал и оказался в Италии, где окончил химический факультет Неаполитанского университета. После событий февраля 1917 года вернулся в Россию, участвовал как член Военно-революционного комитета в свержении Временного правительства в Петрограде, вошел в состав ЦК партии левых эсеров.
В 1918 году собственноручно изготовил бомбу, которой небезызвестный Яков Блюмкин убил в Москве посла Германии графа Мирбаха, дав сигнал к началу левоэсеровского мятежа. Но друзья в среде большевиков почему-то простили Якова Моисеевича (как тогда и Блюмкина) и даже приняли в 1920 году в свою партию. С 1921 но 1925 год он работал по линии разведуправления РККА в Германии и Италии, затем возглавил Военно-химическое управление наркомата обороны, стал доктором химических наук. Как «главный химик» РККА участвовал в налаживании военно-технического сотрудничества с рейхсвером Веймарской Германии, был в курсе всех совместных проектов по созданию и производству боевых ОВ.
5 июня 1937 года Фишмана арестовали, но осудили его только мае 1940-го — на 10 лет исправительно-трудовых лагерей, а в 1947 году освободили. Яков Моисеевич стал заведующим кафедрой химии Саратовского института механизации сельского хозяйства. В 1949 году он был вновь арестован и отправлен в ссылку в Норильск. Там, за полярным кругом, Фишман в должности заместителя начальника цеха на химическом заводе и получил в 1955 году известие о своей реабилитации и присвоении воинского звания генерал-майора-инженера. О спрятанном стрелковом оружии на химическом полигоне уже никто не вспоминал...
Разгром «военно-троцкистского заговора» усилил кадровые перестановки в РККА. За 1937-1939 годы из ее рядов было уволено по различным причинам, включая болезни, смерть, возраст, моральное разложение, около 37 тысяч офицеров. Из них по политическим мотивам — 29 тысяч. Многие из уволенных жаловались на незаслуженную отставку. И к 1 января 1941 года около 13 тысяч из двадцати девяти были возвращены в армию. Из оставшихся 16 тысяч красных командиров приблизительно половина была арестована (по разным оценкам, от 6 до 8 тысяч), а убито — 3-4 тысячи. По политическим мотивам уволили 10% командиров полков, 26% комдивов, 27% комкоров. Так что «обезглавливания» РККА, по сути, все же не произошло.
Из этих 3-4 тысяч расстрелянных командиров только несколько десятков могли быть в курсе каких-то замыслов Тухачевского, если таковые были. Подавляющее большинство из расстрелянных стали жертвами маховика «правоохранительной» машины, которую, по всей видимости, все сложнее становилось контролировать и самому Сталину. Начался лавинообразный процесс арестов и допросов, в ходе которых появлялись все новые «враги народа». В раздувании размаха «измены» был заинтересован в первую очередь Николай Иванович Ежов, что поднимало его в глазах Сталина.
В 1939 году арестованный следователь НКВД Радзи-виловский показал, что заместитель наркома внутренних дел Фриновский потребовал от него «развернуть картину о большом и глубоком заговоре в Красной армии... с раскрытием которого была бы ясна огромная роль и заслуга Ежова и Фриновского перед лицом ЦК». Другой бывший следователь НКВД Суровницких в 1961 году признался, что в ходе допросов по делу о военном заговоре следователи подсказывали арестованным фамилии их «соучастников», чтобы закрепить «нужную Ежову «солидность и серьезность» заговора».
Раздражение Сталина вызвала «недалекость» Ежова: вместо того чтобы целенаправленно выявлять и «точечно» нейтрализовывать противников лидера партии, он организовал бессистемные массовые аресты. В тюрьмах и лагерях оказались десятки тысяч преданных государству людей, которые не сомневались в правильности курса Сталина. Тем временем страна, стоящая на пороге военных испытаний, остро нуждалась в опытных специалистах. «Главным преступлением Ежова, — говорил Молотов писателю Феликсу Чуеву, — было то, что он стал назначать большое количество врагов народа на области, а области — на районы. За это его и расстреляли». Конечно, несколько наивное объяснение, стремящееся обелить высшее руководство (о разнарядках знали и Молотов, и Сталин), но вина Ежова бесспорна.
Маховик репрессий сбавил обороты только после изгнания из НКВД «опьяненного» властью Ежова и основательной чистки органов госбезопасности, которую в 1939-1940 годах провел прагматик Лаврентий Берия. Тогда из тюрем и лагерей было освобождено немало командиров РККА. Действовал нарком НКВД, разумеется, не по своей инициативе. Вождю стало ясно, что Ежов сотоварищи явно перестарались в искоренении «фронды».
Не лучшим образом показали себя в 1937-м и многие красные герои Гражданской войны. В апреле-мае 1937 года НКВД ежедневно представлял Ворошилову и Гамарнику на санкцию списки подлежащих аресту командиров и политработников. И они безропотно визировали сотни таких представлений, несомненно, понимая, на что обрекают людей. Бывали, правда, случаи, когда нарком кого-то вычеркивал из списков, но это были скорее «исключения из правил» (так, в 1934 году Ворошилов добился освобождения из тюрьмы начальника штаба Северо-Кавказского военного округа А. И. Верховского, бывшего военного министра Временного правительства).
Если быть объективными, то надо признать, что человеческих трагедий было бы, видимо, значительно меньше, если бы в те годы не было распространено такое отравительное явление, как доносы. Об этом как-то не принято сегодня говорить, но это было. В архивах НКВД хранится значительное число омерзительных писем «сознательных граждан», доносивших на своих коллег по работе, соседей по дому. Кем-то двигали карьеристские устремления, кем-то зависть и подлость. Это — не черта нашего прежнего, советского образа (доносчиков хватало на Руси и при Иване Грозном, и при царе Петре Алексеевиче), а та страшная теневая сторона человеческой природы, которую не может обуздать пока ни одна религия, ни одна идеология.
Так что, как это ни грустно, многие арестованные командиры и политработники стали жертвами доносов своих же сослуживцев и подчиненных, стремящихся на этом сделать себе карьеру. В армии и на флоте воцарилась после «дела Тухачевского» атмосфера страха и неуверенности, командиры боялись проявлять инициативу, что пагубно сказалось в июне 1941-го. Начальник Главного управления политической пропаганды РККА Лев Мехлис рассказывал на XVIII съезде партии (1939 год) трагикомический случай: «Уполномоченный особого отдела одного полка заявил комиссару, что он хочет забрать начальника клуба политрука Рыбникова. Комиссар Гагиинский шепнул об этом партийной организации, и Рыбников был исключен низовой парторганизацией из партии. Вскоре выяснилось, что Рыбников неплохой большевик и что особисты хотели взять его... к себе на работу. Ошибка была исправлена...» Смешно, но страшно. Сколько таких Гашинских коверкали судьбы честных людей. И сколько таких ошибок исправлено не было...
К сожалению, нынешнее поколение вряд ли узнает всю правду о событиях 1937 года. Многие интересные документы остаются недоступными исследователям, в частности, информация о Тухачевском, переданная в Москву дочерью бывшего военного и морского министра Временного правительства А. И. Гучкова, материалы по генералу Скоблину (проливающие свет на контакты расстрелянного маршала с белой эмиграцией).
Далеко не выяснена и подлинная роль Троцкого в «деле Тухачевского». Вряд ли можно согласиться с мнением, что после высылки из СССР Лев Давидович «отошел от дел» и не жаждал мести. Судя по имеющимся свидетельствам, он не ограничивался литературным трудом и продолжал плести интриги против Сталина. Известно, что бывший председатель Реввоенсовета пытался вести секретную переписку со своими соратниками в Советском Союзе. В 1929 году через чекиста Якова Блюмкина Троцкий передал письмо Карлу Радеку. Но тот предпочел не искушать судьбу и передал нераспечатанный пакет в ОГПУ Яну Агранову (впрочем, это только на несколько лет отсрочило его расстрел).
Троцкий был в состоянии провоцировать мнительного Сталина на репрессии против военачальников, подбрасывая ему через западные спецслужбы и их двойных агентов дезинформацию об антиправительственных настроениях в РККА. Изгнанник мог просто блефовать, набивая себе цену перед немцами утверждениями о своем влиянии на Тухачевского и других советских военачальников. К сожалению, историкам неизвестно содержание контактов представителей нацистской Германии с Троцким и некоторыми другими опальными деятелями, не обнародованы свидетельства оказания им финансовой помощи.
На безбедную жизнь за границей и IV Интернационал Троцкому и его окружению требовались деньги, и получить их от немцев можно было только под планы развала Советского государства изнутри. Опыт подобной комбинации у противников династии Романовых в 1905 и 1917 годах уже был. И Троцкий об этом был прекрасно осведомлен. Он и сам вернулся в революционную Россию из США с чемоданом долларов, которые заокеанские банкиры предоставили ему не на мороженое...
Загадка «дела Тухачевского» до сих пор не разгадана. Слишком много факторов — внутриполитических, зарубежных, личностных — сплелось в плотный «клубок», и слишком влиятельные силы заинтересованы в том, чтобы это «дело» так и осталось одной из тайн ушедшего века. Поэтому пока только версии, догадки, гипотезы.
ПОСЕЕШЬ ВЕТЕР...
Наш собеседник — Арсен Беникович Мартиросян, офицер в отставке, в свое время — сотрудник одной из советских спецслужб. Благодаря своему нестандартному подходу к исследованию событий нашего советского прошлого он приобрел широкую известность среди интересующихся тайнами мировой истории. У нашего собеседника есть свой особый взгляд на трагические события 1937года и роль британских спецслужб в тех событиях. По его мнению, правящие круги англосаксонского Запада «конвертировали» последствия «заговора Тухачевского» в Мюнхенский сговор 1938 года с Гитлером, что в конечном счете привело ко Второй мировой войне.
— Арсен Беникович, надо ли опять поднимать тему 1937-го?
— Со времен XX съезда КПСС и выступления на нем Никиты Хрущева в нашем общественном сознании существует мнение, что-де «без Сталина, может, и войны бы не было». В последующие десятилетия в круговерти исследований о войне появилось якобы историческое объяснение этой мысли. Так, в интервью писателю Константину Симонову один уважаемый участник военных событий заявил, что «без тридцать седьмого года, возможно, не было бы вообще войны в сорок первом году. В том, что Гитлер решился начать войну в сорок первом году, большую роль сыграла оценка той степени разгрома военных кадров, который у нас произошел...»
— А можно ли верить появившимся в перестроечные и постсоветские годы многочисленным интервью, беседам, воспоминаниям уже ушедших из жизни военачальников и политиков? Посмертные мемуары, беседы, не публиковавшиеся ранее фрагменты воспоминаний, якобы изъятые из первых прижизненных изданий...
— Это обширное поле для увлекательных журналистских расследований, как и для всевозможных инсинуаций. Много неясного в обстоятельствах появления воспоминаний Хрущева, Микояна, Судоплатова и других. К примеру, у Судоплатова более чем странные нестыковки по вопросам предвоенной деятельности советской разведки. Не хочу утверждать, что то были, как говорят профессионалы, активные мероприятия... А что творится со всякого рода дополнениями к мемуарам Жукова — ни пером описать, ни словами рассказать. Такое впечатление, что кто-то овладел искусством вызывать дух Георгия Константиновича и постоянно с ним согласовывает новые дополнения, естественно, с оглядкой на текущую конъюнктуру — как политическую, так и в исторических исследованиях о войне.
— В 1937-м, утверждают многие современные исследователи, высшее командование РККА было буквально выкошено в результате раскрытия «военно-фашистского заговора» и прочих громких дел.
— Под чьим же тогда командованием наша армия сорвала нацистский блицкриг? Под чьим руководством были осуществлены контрнаступление под Москвой, победоносные Сталинградская и Курская битвы? Что, солдаты сами по себе дотопали до Берлина?
— Вы хотите сказать, что репрессии не нанесли армии существенного вреда?
— Даже в так называемый период репрессий иностранные военные атташе в Москве докладывали своему начальству, что высоко оценивают боевой потенциал Красной армии. В апреле 1938 года — в разгар чисток — французский военный атташе Паласс сообщал в Париж, что РККА вполне в состоянии защитить собственную территорию, а ее наступательная мощь, хотя и является ограниченной, может нанести врагу серьезный урон. То же самое и тогда же сообщал в Лондон британский военный атташе Файэрбрейс: «Я по-прежнему считаю, что Красная армия явится внушительным противником». В докладе от 20 апреля 1938 года американский военный атташе Феймонвилл достаточно высоко оценивал шансы Советского Союза противостоять нападению на него «коалиции агрессивных держав» — как с точки зрения подготовленности армии, так и обеспечения страны всем необходимым для ведения войны. Кто мог заставить военных атташе давать такие оценки?
— Возразить трудно...
— Утверждение, что без 1937-го не было бы 1941-го, необъективно. По завершении чисток вооруженные силы оказались качественно усилены — в том числе командными кадрами, была повышена оснащенность войск современной боевой техникой. Руководство СССР проводило громадную работу в целях повышения обороноспособности страны.
— Вы невысоко оцениваете репрессированных военачальников...
— Тухачевский и иже с ним не были ни гениальными, ни бездарными стратегами. Это были заурядные, нахватавшиеся верхушек военных знаний командиры незаслуженно высокого ранга. Кто-то из них был лучше, кто-то хуже, однако их общий уровень был таков, что всерьез говорить о каких-то «стратегических талантах» просто нельзя. Вся молва об их полководческой славе пошла со времен Гражданской войны.
Если обратиться к серьезным исследованиям, то станет очевидным следующее: Тухачевский, Уборевич, Якир, Блюхер, Федько, Дыбенко, полуштатские «герои» типа Сокольникова, Лашевича, Смилги, Муралова, Мрачковского талантливыми полководцами себя не проявили. Всеми своими успехами они обязаны кадровым офицерам, перешедшим на службу в РККА. По данным Кавтарадзе, автора уникальной научной монографии («Военные специалисты на службе Республики Советов 1917-1920 гг>. — Авт.), в Красной армии к концу Гражданской войны служили примерно 75 тысяч военспецов.
— Можно поконкретнее?
— В период Гражданской войны все главкомы Красной армии были военными специалистами. Из 20 командующих фронтами 17 являлись военспецами, то есть 85%, среди командующих армиями — 82%, среди начальников штабов армий — 90%, среди начальников штабов дивизий — 70%. Правда, из 75 тысяч военспецов 65 тысяч были офицерами военного времени. То есть сугубо кадровыми, обладавшими настоящим военным образованием, было всего 10 тысяч человек. Это столько же, сколько их было у Колчака, в два раза больше, чем у Юденича, однако в три раза меньше, чем у Деникина, кадровый офицерский состав армии которого насчитывал 30 тысяч человек. Преобладание среди военспецов офицеров военного времени объясняется прежде всего тем, что они представляли более демократические слои российского общества, чем кастовое кадровое офицерство.
Десятитысячный корпус кадровых офицеров оказался очень внушительной силой. Занимая посты начальников штабов и помощников командующих, эти офицеры и генералы были подлинными руководителями фронтов, армий, корпусов и дивизий. Именно они являлись организаторами побед Красной армии.
— Как вы считаете, почему они гили служить большевикам?
— Служили они не коммунистам, а России, которую, по их разумению, могла спасти от расчленения твердая государственная власть, на вершину которой взгромоздились лидеры большевиков. Приход офицеров в Красную армию был обусловлен не принуждением, хотя и призывали военспецов в ряды РККА, а мощным всплеском русского патриотизма, вызванным наглым вооруженным вмешательством Антанты в Гражданскую войну. Бывшие царские генералы и офицеры понимали, что от Антанты, покровительствовавшей сепаратистам и ярым врагам России, хорошего ждать не приходилось. Они выбрали сильную и независимую от иностранцев национальную армию, хотя и с чуждой им идеологией.
Наша справка. Некоторые современные исследователи считают, что захват власти большевиками в Петрограде в октябре 1917 года был невозможен без содействия военной разведки России и симпатий со стороны части генералитета. Генерал-квартирмейстер Главного управления Генерального штаба генерал-лейтенант Николай Михайлович Потапов (фактический руководитель военной разведки) сотрудничал с большевиками с июля 1917 года. Согласно воспоминаниям большевика М. С. Кедрова, знавшего Потапова с юношеских лет,«после июльских дней генерал Потапов Н. М., помощник начальника Главного штаба и генерал-квартирмейстер, предложил через меня свои услуги Военной организации большевиков (и оказывал их)». Аналогичную позицию заняли военный министр генерал-майор А. И. Верховский, главнокомандующий армиями Северного фронта генерал от инфатерии В. Н. Клембовский, командующий Балтийским флотом контр-адмирал А. В. Развозов, комендант Могилевского гарнизона (там располагалась Ставка Верховного главнокомандующего) генерал-майор М. Д. Бонч-Бруевич. Разумеется, генералы были увлечены не марксизмом, а видели в большевистской партии единственную на тот момент силу, способную отстранить от власти Временное правительство, политика которого, с их точки зрения, представляла угрозу территориальной целостности России и ставила под вопрос сохранение ею государственности.
— Они и за кадром остались по идеологическим причинам?
— Тухачевский и компания отблагодарил^ военспецов, принесших им незаслуженную полководческую славу, что называется, от всей души, спровоцировав дело «Весна», в результате которого многие бывшие царские генералы и офицеры были репрессированы еще в 1930 году. Кадровые офицеры, прекрасно знавшие стратегию и тактику иностранных армий, были изгнаны из армии, а очень многие угодили тогда за решетку.
— Это дело, с которого фактически начинались репрессии в РККА, сейчас как-то не очень вспоминается...
— Эти аресты предшествовали массовой чистке времен Ежова. Тухачевский сам посеял ветер... Кстати, у выдающегося исследователя и публициста Вадима Кожинова, ныне покойного, в работе «Великая война России» есть заслуживающие внимания наблюдения по поводу арестов 1937-1938 годов.
Цитата из его книги будет весьма уместна в тексте нашей беседы: «Господствует мнение, что в результате репрессий 1937-1938 годов место зрелых и опытных военачальников заняли молодые и неискушенные, и это привело к тяжелейшим поражениям в начале войны. В действительности же на смену погибшим пришли в основном люди того же поколения, но другие — и с иным опытом. Так, скажем, Я. Б. Гамарник, В. М. Примаков, М. Н. Тухачевский, И. Ф. Федько, И. Э. Якир родились в 1893-1897 годах, и в те же самые годы, в 1894-1897-х родились Г. К. Жуков, И. С. Конев, Р. Я. Малиновский, К. К. Рокоссовский, Ф. И. Толбухин. Но первые, исключая одного только Тухачевского, провоевавшего несколько месяцев в качестве подпоручика, не участвовали в Первой мировой войне, а вторые (кроме окончившего школу прапорщиков Толбухина) начали на ней свой боевой путь простыми солдатами. Далее, первые оказались вскоре после революции на наиболее руководящих постах (хотя им было тогда всего от 21 до 25 лет...) — без сомнения, по «идеологическим», а не собственно «военным» соображениям, а вторые, медленно поднимаясь по должностной лестнице, обретали реальное умение управлять войсками».
— Выходит, армия в руках не прошедших должной выучки деятелей, которых принято считать героями Гражданской войны, боеспособной силы собой не представляла?
— Вот архивный документ — я цитирую: «Плохая боевая выучка войск времен Уборевича и Якира была обусловлена не только низкой квалификацией командиров РККА, но и плохим воинским воспитанием. Об уровне последнего можно судить, например, по коллективному портрету комсостава 110-го стрелкового полка БВО, сделанному комдивом К. П. Подл асом в октябре 1936 года: «Млад[шие] держатся со старшими фамильярно, распущенно... сидя принимают распоряжение, пререкания... Много рваного обмундирования, грязные, небритые, в рваных сапогах...»
— Вы считаете, именно по этим причинам и начались чистки в армии?
— Знаете, еще за 12 лет до чисток РККА была точно в таком же состоянии. Из-за этого руководство СССР, предварительно выгнав Троцкого со всех военных постов, вынуждено было начать глубокую военную реформу. Но спустя дюжину лет — опять то же самое: при всех реформах, при всем переоснащении оружием и техникой, повышении общеобразовательного уровня военнослужащих, резком улучшении материального положения, особенно командного состава, — тот же беспорядок.
— Считаете, что чистки были вполне оправданны?
— Ну, а если эти люди даже порядок в войсках поддерживать не могли? Да и чем вообще были ценны эти военачальники для армии? Тухачевский вчистую проиграл польскую кампанию 1920 года и потом, до самого расстрела, доказывал, что в этом виноват кто угодно, кроме него. Блюхер был арестован после фактического поражения в дебюте советско-японского вооруженного конфликта на озере Хасан. Что же касается непосредственно самой сути утверждений об обезглавливании Красной армии, то вранье об этом на орбиту пропагандистской войны против СССР вывел Троцкий. Именно он еще в июне 1937 года, едва только получил сведения о приведении в исполнение сурового приговора Тухачевскому, пустил по миру этот миф. Его статья, опубликованная в «Бюллетене оппозиции», так и называлась: «Обезглавливание Красной армии». Когда с трибуны XX съезда партии заговорил в унисон с ним Хрущев...
— А может, все-таки Хрущева впечатлили факты? 40 тысяч командиров РККА...
— Якобы уничтоженных? Эта цифра появилась в докладе Хрущева XX съезду. Между тем подлинные цифры были опубликованы еще в 1951 году в книге «Военные кадры Советского Союза в Великой Отечественной войне». Там говорилось не о сорока тысячах уничтоженных, речь шла о том, что 36 898 человек до начала войны были уволены из РККА по разным причинам — в том числе по болезням, пьянству, хищениям... Ознакомьтесь с документами из военного архива. Это справки, в апреле 1940 года подписанные заместителем наркома обороны, начальником Управления по командному и начальствующему составу РККА Ефимом Афанасьевичем Щаденко. Вот какие выводы там делаются:
«1. В 1937 г. по политическим мотивам (арестованные, исключенные из ВКП(б) за связь с заговорщиками) составляют — 15 578 или 85% к общему числу уволенных в 1937 г.
2. В 1938 г. по тем же мотивам — 8162 чел. или 52% к общему числу уволенных в 1938 г., т. е. почти в два раза меньше против 1937 г.
Если сравнить общее количество уволенных за два года (1936-1937 гг.), составляющее 24 335 чел., с количеством уволенных за 1938-1939 гг. — 18 240 чел., то получается, что за первые два года (1936-1937 гг.) уволено — 8,6% к списочной численности, за 1938-1939 гг. — 3,9% к списочной численности.
В общем числе уволенных как за 1936-1937 гг., так и за 1938-1939 гг. было большое количество арестовано и уволено несправедливо. Поэтому много поступало жалоб в Наркомат обороны, в ЦК ВКП(б) и на имя т. Сталина. Мною в августе 1938г. была создана специальная комиссия для разбора жалоб уволенных командиров, которая тщательно проверяла материалы уволенных путем личного вы -зова их, выезда на места работников Управления, запросов парторганизаций, отдельных коммунистов и командиров, знающих уволенных, через органы НКВД и т. д. Комиссией было рассмотрено около 30 тысяч жалоб, ходатайств и заявлений».
Как видите, приведены цифры, согласно которым из уволенных в 1937 году был восстановлен в рядах РККА 4661 человек, в 1938-м — 6333, в 1939-м — 184. Таково содержание подлинных документов. Уверен, что только обращаясь к документам, можно прекратить распространение далеко не безвредных мифов.
Президент Чехословакии Эдуард Бенеш: «В Москве расстреливают изменников*
Бенеш продержал меня с разговором 2,5 часа, причем все время говорил сам почти исключительно на тему о внутренних процессах, происходящих в СССР. Он начал разговор вопросом, что я думаю о значении процесса над Тухачевским и компанией, но после нескольких довольно общих фраз с моей стороны прервал заявлением, что он хочет обстоятельно изложить мне свое понимание для того, чтобы мне было ясно, какими мотивами он руководствуется в своей политике по отношению к СССР.
В качестве первой предпосылки ко всему дальнейшему разговору Бенеш выставил утверждение, что так называемые события в СССР ничуть его не удивили и совершенно не испугали, ибо он давно их ожидал. Он почти не сомневался и в том, что победителем окажется «режим Сталина»... Он приветствует эту победу и расценивает ее как укрепление мощи СССР, как победу сторонников защиты мира и сотрудничества Советского государства с Европой...
Бенеш заявил, что последние годы он расценивает советскую внешнюю политику как ставку СССР на западноевропейскую демократию французского, английского и чехословацкого типа, как на союзника в борьбе с фашизмом за мир...
Бенеш особо подчеркнул, что, по его убеждению, в московских процессах, особенно в процессе Тухачевского, дело шло вовсе не о шпионах и диверсиях, а о прямой и ясной заговорщицкой деятельности с целью ниспровержения существующего строя. <...> Тухачевский, Якир, Путна (Бенеш почти все время называл только этих трех), конечно, не были шпионами, но они были заговорщиками. Тухачевский — дворянин, офицер, и у него были друзья в официальных кругах не только Германии, но и Франции (со времени совместного плена в Германии и попыток Тухачевского к бегству). Тухачевский не был и не мог быть российским Наполеоном.
Поделиться книгой: