Гиммлер. Инквизитор в пенсне

Когда через несколько дней произошло убийство Ратенау, обстановка еще более накалилась. Генрих Гиммлер полностью поддерживал этот террористический акт: «Ратенау застрелен. Я рад. Дядя Эрнст тоже. Он [Ратенау. — А.В.] был мошенником, но очень способным человеком, в противном случае его не имело смысла убивать. Я убежден, что он был талантлив, но вот действовал отнюдь не в интересах Германии». Однако среди знакомых семейства Гиммлеров не все придерживались такого мнения: «Фанфары. Большинство осуждает убийство. Ратенау, оказывается, — мученик! Народ ввели в заблуждение».

28 июня 1922 года Генрих Гиммлер принимал участие в демонстрации, которая проходила на Королевской площади под лозунгами «Против лжи о виновности Германии». Это мероприятие было нацелено против «диктата западных держав», которые пытались представить Германию виновной в развязывании мировой войны. Участники митинга выступали против грабительского Версальского мирного договора. Генрих был немало разочарован тем, что члены «Аполло» не решились поддержать эту акцию. Гиммлер так описывал происходившее в своем дневнике: «В нашем союзе не все ладится. А потому пошли только я и Т.Г. На Королевской площади яблоку негде упасть. 60 тысяч человек. Достойное, прекрасное мероприятие без эксцессов и необдуманных выходок… Мальчишка в форме поднял черно-бело-красное знамя. Хорошо, что это не видел капитан полиции безопасности, так как за это можно было бы получить три месяца тюрьмы. Мы пели “Стражу на Рейне”, “Мушкетеров” и т. д. Было великолепно. Домой и пить чай». Иногда в дневнике Генриха Гиммлера попадались фразы, которые можно было бы назвать политическими секретами. Так, например, пять дней спустя после убийства Ратенау он писал: «Мне известны убийцы Ратенау. Организация К. Ужасно, если об этом узнает кто-то посторонний». Организация «Консул», которая возникла на базе бригады Эрхардта, осуществляла свою деятельность по всей Германии из Мюнхена, где ее негласно поддерживало баварское правительство. Ее члены постоянно бывали в тех кругах, в которых в 1922 году вращался Генрих Гиммлер. В частности, можно вести речь о стрелковом обществе «Фрайвег». Там нередко появлялся Эрнст Рём и многие другие офицеры, склонные политическому насилию и вооруженным акциям. Еще во время пребывания у родителей в Инголыптадте Генрих Гиммлер узнал о снабжении полулегальных баварских формирований оружием. Хотя сейчас очень сложно установить, действительно ли Гиммлер знал о подготовке к покушению на Ратенау или же просто пересказал на страницах дневника слухи, которые циркулировали в «Фрайвеге».

Если говорить о взаимоотношениях Генриха Гиммлера с отцом в части политических дел, то надо остановиться на одном сюжете. В первых числах июля 1922 года Генрих по совету Гиммлера-старшего направился в санаторий к доктору Кастелю. «Я должен был собирать подписи для имперского союза “Черно-бело-красный стяг”, чтобы организовать плебисцит, который должен был легализовать использование черно-бело-красных цветов. Само собой разумеется, я получил согласие». Как видим, Гиммлер-старший не просто разделял взгляды своего сына, но всячески пытался ему помочь. Сам же Генрих Гиммлер с неимоверной активностью взялся за эту деятельность. Он обошел не только своих знакомых, однокурсников, но и членов стрелкового общества «Фрайвег», где собрал массу подписей. В тот же вечер на него обратили внимание, о чем Генрих поведал своему дневнику: «Говорил о всякой всячине с оберлейтенантом Харрахом и Обермайером. Меня предложено использовать для специальных целей». Генрих Гиммлер предчувствовал, что приближался натиск на республику, и он хотел сыграть в этих событиях важную роль.

Переход Гиммлера на радикальные позиции во многом был вызван тем, что именно в 1922 году он выяснил, что все его планы на будущее были не более чем воздушными замками. Он не мог рассчитывать на карьеру офицера, а потому решил попробовать себя на государственно-научном факультете Мюнхенского университета, куда он подал документы в мае 1922 года. Этим он как бы продлевал свою студенческую жизнь. Гиммлер-старший был готов поддержать это решение только при одном условии — Генрих должен был заниматься исключительно наукой. Отцу было лестно, если бы его сын смог получить ученую степень. Однако оказалось, что на факультете Генриха использовали не для исследований, а для плохо оплачиваемой канцелярской работы. Прозрение пришло очень быстро. Осенью 1922 года в Германии началась стремительная инфляция, и родители не могли обеспечить учебу сразу трех сыновей. После этого Генрих утратил чувство беспечности, которое во многом характеризовало всю его прошлую жизнью. Он более не мог рассчитывать на родителей.

Стоит отметить, что осенью 1922 года Германия находилась еще не на самом дне кризиса — ее еще ожидала гиперинфляция 1923 года. Имея диплом агронома, Генрих Гиммлер должен был самостоятельно искать работу. Надо отметить, что с этой задачей он справился без лишних проблем. Он смог найти место на фабрике минеральных удобрений «Штикхофф-Ланд», которая находилась на окраине Мюнхена. На ней он проработал равно год — с сентября 1922 по сентябрь 1923 года. В это время он не ведет дневники, что для историков является весьма досадным обстоятельством, так как именно осенью 1923 года в Мюнхене произошел национал-социалистический мятеж, более известный как «пивной путч». Известно, что Гиммлер принимал в нем участие, однако многие детали так и не удалось установить.

Летом 1923 года Веймарскую республику потряс один из тяжелейших кризисов за всю немецкую историю. Французские войска, под предлогом невыплаты репараций, оккупировали Рур. Страну потрясли забастовки. Деньги обесценивались буквально каждый день. В Тюрингии и Саксонии у власти оказались социалисты, что стало поводом для формирования в этих землях вооруженных коммунистических организаций. В этих условиях в Баварии происходила консолидация националистических организаций. В сентябре 1923 года в Мюнхене возник «Немецкий боевой союз», в который вошли штурмовые отряды Национал-социалистической партии (СА), добровольческий корпус «Оберланд» и возглавляемая Эрнстом Рёмом организация «Имперский флаг», членом которой на тот момент и являлся Генрих Гиммлер. Эрнсту Рёму, который осуществлял взаимодействие с рейхсвером, удалось поставить во главе нового объединения Адольфа Гитлера. Однако на тот момент настоящим лидером являлся генерал Людендорф, известный всей Германии как герой мировой войны.

В самой Баварии правительство прореагировало на кризис, назначив на пост «генерального комиссара» бывшего земельного премьер-министра Густава Риттера фон Карра, который фактически получил диктаторские полномочия. В сложившейся ситуации фон Карр опирался именно на союз «Имперский флаг». По этой причине Эрнст Рём решил создать новую организацию, которую назвал «Имперский боевой флаг». Среди ее первых членов был Генрих Гиммлер. Он получил членский билет № 9. В это время баварский рейхсвер фактически вышел из подчинения Берлина. Наметился очередной конфликт между немецкой столицей и Мюнхеном. Тем временем в руководстве «Немецкого боевого союза» планировали поставить во главе баварской диктатуры Гитлера и Людендорфа, после чего вооруженные соединения (по образцу марша Муссолини на Рим) должны были начать «марш на Берлин». По ходу они должны были низвергнуть социалистические правительства в Тюрингии и Саксонии, а затем захватить власть в Германии. Однако время работало отнюдь не на планы «Немецкого боевого союза». К осени Бавария, представленная триумвиратом: фон Карр, фон Лоссов и фон Зейссер, — была готова начать переговоры с берлинским правительством. Вооруженное выступление против республики было запланировано, когда эти три консервативных деятеля будут выступать на собрании в пивной «Бюргербройкеллер». Это был единственный удобный случай. Дальнейшие события достаточно хорошо описаны в исследовательской литературе, а потому не будем вдаваться в лишние детали. 8 ноября 1923 года Гитлер в сопровождении штурмовиков захватил пивную и находившийся там триумвират, провозгласив тем самым начало «национальной революции». Поддержав на словах действия Гитлера, следующим утром триумвират скрылся из «Бюргербройкеллера». После этого рейхсверу и полиции был отдан приказ начать операцию против путчистов. Гитлер со своими штурмовиками решил захватить центр города, чтобы деблокировать здание командования военного округа, где были окружены Эрнст Рём и его сторонники из «Имперского боевого флага». Как и стоило предполагать, среди «осажденных» на Людвигштрассе был и Генрих Гиммлер.

Утром 9 ноября 1923 года жителям Мюнхена предстала странная картина: у здания командования военного округа (в прошлом военное министерство) был вывешен имперский флаг. Строение было взято в кольцо частями рейхсвера, но подступы к нему были перекрыты проволочным заграждением, которое удерживали активисты Эрнста Рёма. Рядом с вооруженными добровольцами стоял молодой прапорщик в круглых очках, которому было доверено держать символ военизированной организации — имперское боевое знамя. Это и был Генрих Гиммлер. Между тем в городе стали происходить стычки. Была расстреляна колонна, которую возглавлял Гитлер. Захват здания военного командования тоже произошел небескровно: завязалась перестрелка, и двое членов организации Рёма погибли. Однако до расстрелов и арестов дело не дошло. Командование баварского рейхсвера и руководство «Имперского боевого флага» смогли договориться о мирной сдаче здания. Эрнст Рём и его сторонники оставляли его без боя, но в обмен они хотели беспрепятственно покинуть место столкновения. Это относилось и к знаменосцу Генриху Гиммлеру. Именно после провала «пивного путча» распалась коалиция между консерваторами и радикальными националистами, которые еще недавно планировали совместными усилиями уничтожить Веймарскую республику. Она просуществовала еще десять лет, пока не сложился очередной союз между правыми консерваторами и радикальными националистами.

Глава 7. На перепутье

После закончившегося провалом «пивного путча» жизненные перспективы Генриха Гиммлера оказались как никогда туманными. Через пять лет после окончания Первой мировой войны он так и не стал офицером. Он был безработным агрономом, который возлагал надежды на политический переворот. Путч закончился провалом, фактически не начавшись. Тем не менее Генрих Гиммлер решил связать свою судьбу с запрещенной Национал-социалистической партией. Из его дневников следует, что он продолжал выполнять некие тайные задания. Кроме этого в феврале 1924 года он навестил в тюрьме Штадельхайм Эрнста Рёма. «Мы довольно непринужденно и весело болтали… Я принес ему “Великогерманскую газету” и апельсины, что очень его обрадовало. У него все тот же отличный юмор, он остался все тем же славным капитаном Рём ом». Приблизительно в то же самое время Генрих Гиммлер перебирается от родителей в Нижнюю Баварию, которая была ему хорошо знакома с самого детства. Теперь он пробует себя в качестве национал-социалистического агитатора. Вместе с тем он предпринимает попытки реализовать себя в качестве журналиста. Для газеты «Лангквайдер Цайтунг» он пишет большую политическую статью, которую назвал «Мюнхенское письмо». Изначально он планировал, что «Мюнхенское письмо» превратится в постоянную газетную рубрику, которая предназначалась для скрывавшихся в Нижней Баварии национал-социалистов. Гиммлер должен был не только морально поддерживать их, но и налаживать утраченные связи.

Нельзя сказать, что Гиммлер был напрочь лишен журналистского таланта. Во всяком случае его «Мюнхенское письмо» было перепечатано 24 февраля 1924 года «Роттенбургским вестником». Редакция охарактеризовала статью как «памфлет, присланный из национально ориентированных кругов». Действительно, статья была специально написана на подчеркнуто баварском диалекте от лица несуществующего депутата ландтага. В данном случае Гиммлер взял себе весьма успешный псевдоним — Хайнц Дойч. В своем материале Гиммлер-Дойч обличал самодовольного баварского обывателя, который заботился лишь о своем благополучии. При всем том «Мюнхенское письмо» заканчивалось весьма воинственным призывом: «В Германии, где сейчас полагают допустимым спекулировать лозунгами и принципами, однажды все-таки наступит день, когда распадется империя, построенная на деньгах. И страну придется восстанавливать кровью и железом, как это делал Бисмарк. И это будет наш день».

Кроме этого Гиммлер пробовал себя в роли оратора. В день, когда его статья была перепечатана в «Роттенбургском вестнике», он занимался агитацией в нижнебаварском городке Кельхайм. Он призывал жителей города отдать свои голоса за «Национал-социалистическое освободительное движение». Сохранилась запись в дневнике: «Для собрания был выбран большой зал. Он оказался полностью заполненным. Мероприятие вел доктор Руц. Он сделал паузу. Тогда заговорил я. Я говорил об угнетении трудящихся биржевым капиталом, о том, что мы должны были сами устанавливать цены на продукты, определять уровень заработной платы… Собрание стало нашим большим успехом». Вечером того же дня Гиммлеру предстояло выступать в соседнем зале: «Там было полным-полно крестьян и коммунистов. Сначала говорил доктор Руц, затем я. Говорил исключительно о проблемах трудящихся… Наши высказывания фактически граничили с национал-большевизмом. Однако упор делался на еврейский вопрос». На следующий день Гиммлер вновь выступал перед крестьянами. На этот раз не обошлось без инцидентов. Во время выступления Гиммлера стал громко возмущаться «еврейский торговец спиртным». «Я полагаю, что скорее всего крестьяне затем прижали его к стенке». В это время Гиммлер изображает из себя самоотверженного глашатая партии: «Мы оставались в помещении с людьми до 3 часов. Очень горькой и тяжелой является эта служба народу, которого обманули и ввели в заблуждение. Нередко люди недоверчивы. Они до глубины души боятся войны и смерти».

В то время как Гиммлер практиковался в своих словесных баталиях, в Мюнхене начался процесс над путчистами. Он стартовал 26 февраля 1924 года. Много ранее Генрих Гиммлер уже допрашивался прокурорскими работниками. Они пытались установить, какую роль молодой человек играл в захвате здания командования военного округа. Однако собранных сведений явно не хватало для того, чтобы выдвинуть против Гиммлера обвинение, а затем привлечь к уголовной или административной ответственности. Во время процесса над Гитлером и его соратниками сторона защиты не раз прибегала к показаниям Гиммлера как свидетеля, но сам он категорически отказался прибыть в здание суда.

Между тем Генрих Гиммлер вновь начинает задумываться о возможной эмиграции. Еще во время учебы в Высшей технической школе Мюнхена он подружился с однокурсником, выходцем из Турции. Впервые мысль переехать в Турцию Генрих высказал в 1921 году. После этого он постоянно переписывался со своим приятелем. Тот же вернулся к себе на родину и предлагал свою помощь Гиммлеру в том, чтобы тот занял место управляющего имением в Западной Анатолии. Не исключено, что Генрих Гиммлер серьезно отнесся к этому предложению, так как имеются сведения о том, что он собрал справки, необходимые для эмиграции. Однако он не решился на столь смелый поступок. Если говорить об «эмиграционных мечтаниях» Генриха Гиммлера, то он рассматривал возможности переезда на Кавказ, в Италию, в Персию и на Украину. Но в итоге он пришел к выводу о том, что в качестве управляющего имением ему было бы лучше остаться в Германии. Тем не менее его «аграрные перспективы» были не очень велики. В ноябре 1924 года он пытается претендовать на место в «Имперском союзе академически образованных агрономов». Однако ему были предложены совсем ничтожные должности, на которые он никак не мог согласиться.

Генрих Гиммлер не был готов смириться с тем, что все его проекты потерпели неудачу. Подобная настойчивость привела к тому, что он становится раздражительным, надменным и несговорчивым. Эти стороны своего характера он демонстрировал и раньше, но теперь они делались слишком заметными. Генрих Гиммлер дал волю своим негативным чувствам во время помолвки его брата Гебхар да. Разочарованный провалившимся путчем Гиммлер был готов излить свою злость и агрессивность на кого угодно. Впрочем, эта история началась задолго до событий ноября 1923 года. Осенью 1921 года Гебхард стал встречаться в Паулой Штельцле, дочерью банкира. Генрих с самого начала был против этой связи. На это хотя бы указывал его подарок, который он выбрал для помолвки. Это был роман Агнесс Гюнтер «Святая и ее глупец». Старания Генриха Гиммлера не были напрасными. В 1923 году отношения между влюбленными стали портиться. Гебхард упрекал Паулу в том, что она слишком вольно вела себя с другими мужчинами. По просьбе брата Генрих должен стать посредником, способствующим примирению. Однако Генрих совершенно превратно понял отведенную ему роль. Он написал письмо Пауле, в котором сообщал, что «мужчина должен быть уверенным в своей невесте, даже если они не виделись и не встречались несколько лет, что будет нелегко в условиях приближающейся войны, когда нельзя быть неверными ни в мыслях, ни во взглядах, ни в невольных прикосновениях». Далее Генрих Гиммлер обличал Паулу, так как та «самым позорным образом» не собиралась хранить эту верность. Он заявлял, что «брат был слишком хорош для нее, но он, к сожалению, был слишком неопытен в личных делах». Паула решила не игнорировать это письмо. В ответном сообщении она рекомендовала Генриху держаться подальше от ее личной жизни.

Однако Генрих Гиммлер не мог оставить девушку в покое. Несколько месяцев спустя до Паулы дошли сведения о том, что он уговаривал родителей пойти на разрыв помолвки. Гебхард попал под влияние брата, после того как Генрих сообщил ему, что Паула не была «невинной девушкой». Когда было решено разорвать помолвку, Генрих в очередной раз оказался недовольным. На этот раз его возмущала реакция брата: «Гебхард без каких-либо проблем пошел на это. Он кажется вполне довольным. Как если бы он не имел души, и подобно пуделю стряхивал с себя пыль». Когда Паулу уведомили о расторжении помолвки, она написала письмо своему бывшему возлюбленному, в котором упрекала своего несостоявшегося жениха в том, что «он не имеет мужества противостоять Генриху». Для нее было удивительным, как «твой младший брат мог себе вообразить, что имеет право воспитывать меня на основании некого его личного жизненного опыта». Сложный характер Генриха Гиммлера, в особенности в те дни, как нельзя лучше характеризует продолжение этой истории. В марте 1924 года (то есть когда помолвка была уже официально расторгнута) Генрих нанял частного детектива, который должен был собрать сведения, порочащие Паулу. Этим он хотел содействовать распространению неприглядных слухов про бывшую невесту своего брата.

Уже «дело Паулы» показало, что Генрих Гиммлер имел патологическую страсть к вмешательству в личные дела, собирая даже мельчайшие подробности из интимной жизни. На тот момент это были близкие ему люди. Однако обладание этим компроматом позволяло ему выглядеть в компании приятелей заносчивым и самоуверенным. В некоторых случаях Генриху удавалось произвести впечатление, когда он занимал позу героя-одиночки. В июне 1924 года Гиммлер получил письмо от своей давнишней подруги, которое та написала более полугода назад, но все никак не решалась отправить. Речь шла о Марии (Мариель) Раушмайер, дочери мюнхенского профессора, который водил дружбу с Гиммлером-старшим. К слову сказать, Мариель очень часто появлялась на страницах дневника Гиммлера. Он считал ее «весьма рассудительной, обладающей твердым характером честной девушкой, которая заслуживала самого глубочайшего почтения». Мария Раушмайер была политической единомышленницей Генриха Гиммлера. Она поддержала гитлеровский путч 1923 года и люто ненавидела Веймарскую республику. В своем письме она описывала свои чувства, когда увидела 9 ноября 1923 года Генриха Гиммлера перед зданием военного командования. Она не скрывала своего восторга. Гиммлер долгие годы хранил это письмо в своих личных бумагах.

Если обратиться к списку литературы, которую читал Генрих Гиммлер в 1923–1924 годах, то можно обнаружить, что он занимался активными поисками идеологии или мировоззрения, которое бы соответствовало его психологическому настрою. На фоне многочисленных статей по «еврейскому вопросу», расовым доктринам, критике демократии в глаза бросается ярко выраженная увлеченность Генриха Гиммлера мистикой. Он штудирует работы по астрологии, гипнозу, «сидерической силе», телепатии, в которых он пытается найти «рациональное зерно». Тогда же он знакомится с «загадкой пирамиды Хеопса». Именно в это время Генрих начинает верить, что он в состоянии контактировать с душами умерших людей. Подобные представления возникли отнюдь не на пустом месте. Еще в 1921 году он несколько раз перечитывал книгу, в которой приводились доказательства жизни после смерти. Позже эти взгляды вылились в то, что Гиммлер, уже являвшийся рейхсфюрером СС, верил в реинкарнацию — переселение душ. Многие из прочитанных книг способствовали формированию веры, которую позже Гиммлер будет насаждать в СС. Например «Жизнь Иисуса» Эрнста Ренана использовалась им для того, чтобы опровергнуть еврейское происхождение Христа, а книга Эрнста Хекеля «Всемирная загадка» служила для критики монистической системы мира. Несмотря на то что Гиммлер постепенно отходил от католицизма, неверие, атеизм, равно как и критика доказательств существования Бога, были для него неприемлемыми и даже отвратительными.

Генрих отнюдь не сокращает чтение по «германской» тематике, но, напротив, приобретает все больше и больше книг, посвященных немецкой мифологии и сказаниям. В частности, он взахлеб читает трехтомник Вернера Яна. Это были германские саги, изложенные в форме приключенческих романов, так сказать, Карл Май для германофильской молодежи. Тогда он два раза перечитывает работу Ганса Гюнтера «Рыцарь, смерть и дьявол», которая была посвящена «героическому мышлению». После ее очередного прочтения Генрих Гиммлер лаконично записал в своем дневнике: «Книга, передавшая в мудрых словах чувства, которые я испытывал».

Лето 1924 года стало для Гиммлера не только временем формирования его новых религиозных взглядов, но и периодом, когда он окончательно решил связать свою судьбу с национал-социализмом. Он принимает решение, что должен полностью посвятить себя политической работе, которая должна стать смыслом его жизни. Поначалу он попадает в окружение Грегора Штрассера, который в то время был одним из виднейших национал-социалистов Нижней Баварии. Несмотря на участие в «пивном путче», Штрассер не был отдан под суд, он всего лишь некоторое время провел в предварительном заключении. Еще находясь в тюрьме, в 1924 году он выставил свою кандидатуру на выборах в ландтаг. Он шел по списку «Фёлькише блока». Это была одна из организаций, в ряды которой перешли активисты запрещенной Национал-социалистической партии.

Неожиданно для всех «Фёлькише блок» набрал на выборах 17,4 % голосов. По этой причине Штрассера, уже депутата ландтага, пришлось отпустить из тюрьмы. Сразу же после этого он формирует «Национал-социалистическое освободительное движение», которое должно вместо НСДАП пойти на общегерманские выборы в рейхстаг. Грегор Штрассер был поборником идей «немецкого социализма», что отличало его от Гитлера. Штрассер был выразителем идей националистического антикапитализма, а потому изначально делал ставку на Северную Германию, где планировал создать мощную национал-социалистическую организацию. По этой причине Генрих Гиммлер, оставшийся в Нижней Баварии, был фактически предоставлен сам себе.

Оказавшись в «свободном плавании», Генрих Гиммлер пребывал в растерянности. В августе 1924 года он написал в Милан своему знакомому письмо, в котором сообщал, что должен руководить национал-социалистической организацией Нижней Баварии. Генрих не без некоторой затаенной обиды сообщал, что «его работа не принесет в ближайшее время очевидных результатов, но ее плоды появятся в течение последующих лет». Он видел в своей деятельности «бескорыстное служение великой идее и великому делу, в котором мы не можем рассчитывать на признание». Однако условия для политической работы были не настолько плохи, как изображал в своем письме Генрих Гиммлер. «Фёлькише блок» на выборах в ландтаг, которые состоялись в декабре 1924 года, получил в Ландсхуте (именно там располагалось руководство национал-социалистов Нижней Баварии) 10 % голосов. Блок стал третьей силой, уступая по популярности лишь социал-демократами и Баварской народной партии. Сразу же надо обратить внимание на то, что в целом по Баварии национал-социалисты получили 5,1 % голосов, а на выборах в рейхстаг 3 % голосов. А стало быть, дела в Ландсхуте обстояли совсем неплохо.

Между тем в декабре 1924 года на свободу вышел Адольф Гитлер. Год спустя он заново основал Национал-социалистическую партию немецких трудящихся (НСДАП). Запрет на ее деятельность был снят только после того, как Гитлер дал гарантии своей легальной деятельности и лояльного отношения к баварскому правительству. После этого Гиммлеру, который пребывал в Ландсхуте, предстояло перетащить в НСДАП национал-социалистов, которых Грегор Штрассер собрал в своем «Национал-социалистическом освободительном движении». Однако это было не так уж просто, как могло показаться на первый взгляд. В июле 1925 года главная канцелярия НСДАП жаловалась Грегору Штрассеру, что в Мюнхен не прибыло ни одного нового формуляра на вступление в партию, ни пфеннига членских взносов. В итоге в августе 1925 года Гиммлера вызвали в Мюнхен «на ковер». Он должен был дать объяснения по поводу несостоявшегося перехода в НСДАП тысячи членов партии, которые образовывали в Нижней Баварии 25 организационных групп. Гиммлер сообщил, что «само собой разумеется» должен был вести дела не с Максом Амманом, руководителем партийного издательства. Полгода назад между Амманом и Гиммлером уже возник конфликт. Причиной организационных проблем было отнюдь не только честолюбие Гиммлера. Конфликт между Мюнхеном и Ландсхутом мог разгореться хотя бы потому, что у Генриха Гиммлера банально не хватало времени на канцелярскую работу. Он предпочитал быть оратором, а потому не мог уложиться в отведенные ему сроки.

В итоге пересылка заявлений о вступлении в НСДАП и членских взносов затянулась на несколько месяцев. В свое оправдание Гиммлер то ли по наивности, то ли с иронией заявлял, что жители Нижней Баварии имеют врожденную антипатию к письменным заявлениям и прочим формальностям. Имелись и идеологические расхождения. Например, в Ландсхуте интересовались, почему к ним на мероприятия не прибывал Антон Дрекслер, который считался одним из учредителей Немецкой партии трудящихся, которая позже превратилась в НСДАП. Конечно же, в Нижней Баварии было известно, что Гитлер к тому времени фактически лишил Дрекслера всех постов в партии. Однако нельзя не признать, что у Гиммлера были и свои заслуги. Так, например, в Мюнхене были все-таки вынуждены признать официальное существование местной организации НСДАП в Ландсхуте, а издаваемый ею «Курьер Нижней Баварии» (тираж 4 тысячи экземпляров) был признан партийным изданием. Со временем стал «исправляться» и сам Гиммлер. Когда 2 мая 1926 года он отчитывался в Мюнхене о своей деятельности, он уже оперировал четкими цифрами.

Однако нельзя не заметить, что Генрих Гиммлер не был педантичным и усидчивым канцелярским работником, точнее говоря, партийным бюрократом, который управлял всеми делами, сидя за письменным столом. Он был действительным организатором, который непрерывно объезжал все местные группы и ячейки партии. Например, в период с ноября 1925 года по май 1926 года он принял участие в 27 мероприятиях (митингах, собраниях, шествиях). Кроме этого он 20 раз бывал в Вестфалии, Северной Германии, Гамбурге, Шлезвиге, Мекленбурге. На тот момент его можно было считать одним из самых активнейших баварских национал-социалистов. Ко всему этому надо добавить редактирование «Курьера Нижней Баварии». Однако нельзя не отметить, что в своих выступлениях Гиммлер стал постепенно переходить от критики капитализма к антисемитским лозунгам.

9 октября 1924 года он опубликовал в партийном вестнике большую антисемитскую статью, которая была посвящена проблеме «еврейских средств массовой информации». Он укорял евреев даже за то, что «современное средство — беспроволочная телефония [радио], которая могла бы служить средством воспитания всего народа, превратилось в развлечение», которое «безусловно контролируется еврейскими коммерсантами». Некоторое время спустя Гиммлер в своих выступлениях обращается к теме масонства. Однако в мыслях он придерживается своего собственного плана. Гиммлер начинает задумываться о формировании элиты, которая должна была создаваться по образцу военной индийской касты: «Мы должны быть кшатриями! В этом наше спасение». Более того, в частных беседах Гиммлер не раз высказывает мысли, которые не были предназначены для крестьян Нижней Баварии. Он полагает, что национал-социалисты могли бы учиться у масонов делу создания «небольшой, но безупречно функционирующей организации».

Тем временем в стране начался сельскохозяйственный кризис. Многие крестьяне оказались в долгах, многие — разорялись. В этой ситуации Гиммлер решил использовать полученное образование. Он перемешивал свои агрономические знания с антисемитской риторикой. В частности, он говорил о том, что надо избавить немецких крестьян от «еврейского гнета». В качестве примера он приводил сведения о сознательном завышении цен на минеральные удобрения, о сговоре биржевых деляг, намеревавшихся закупать у крестьян их продукцию по минимальным ценам. Написанная на эту тему статья была даже опубликована в «Национал-социалистической корреспонденции», центральном печатном органе НСДАП в Северной Германии. Это позволяет говорить о том, что по меньшей мере до осени 1925 года Гиммлер придерживался штрассеровских идей, в которых говорилось о «немецком национальном социализме» (не путать с национал-социализмом). Не надо быть пророком, чтобы предсказать, что после выступлений Гиммлера в Нижней Баварии появлялись новые партийные ячейки, а в НСДАП вступали многие крестьяне. Дело дошло до того, что Гиммлера стали приглашать на выступления перед крестьянами других немецких земель. Так, например, очевидец описывал, что выступление в Вестфалии закончилось форменным триумфом.

Между тем Адольф Гитлер начал формировать вокруг себя ореол «мученика» провалившегося путча, что было одной из составных частей нового «мифа о вожде». Грегор Штрассер, полагавший себя действительным организационным руководителем НСДАП, видел в Гитлере всего лишь «полезного движению оратора». Но публикация книги «Моя борьба» несколько изменила соотношение сил. Нельзя сказать, что эта книга, написанная Гитлером, сразу же стала восприниматься как «библия нацизма». Ее читали в партийных кругах, но не более того. Генрих Гиммлер не был исключением. Сначала он прочел первый том «Моей борьбы», после чего сделал запись в дневнике: «Много горькой правды. Однако первые главы о собственной молодости откровенно слабы». Второй том «Моей борьбы» он прочитал в декабре 1927 года. И опять последовала сдержанная запись, что он согласен с некоторыми из идей Гитлера. В этих записях не было даже намека на то, что Гиммлер с каким-то восхитительным упоением читал «Мою борьбу». Более того, в то время он даже не воспринимал Гитлера в качестве фюрера.

Если рассматривать ораторскую деятельность Гиммлера в указанный период, то можно будет понять, почему ему не хватало времени на выполнение бюрократических поручений. Он бывал в своем офисе в Ландсхуте буквально набегами. Гиммлер полагал, что личный контакт с людьми был много важнее, нежели правильно заполненные бумажки. Кроме этого молодой активист не намеревался отказываться от «военной подготовки», в которой он постоянно участвовал с 1918 года. Здесь он мог рассчитывать на стрелковый и туристический союз «Телль», который был преемником в свое время распущенного добровольческого корпуса «Ландсхут». В 1926 году союз «Телль» попал в поле зрения полиции. Гиммлеру удалось съехать из офиса НСДАП, который располагался в том же здании, что и правление союза «Телль», буквально за несколько часов до того, как там начались обыски. Во время допросов Гиммлер заявил, что союз «Телль» занимался исключительно «физическим и духовным воспитанием молодежи». Однако во время обысков, которые прошли у Гиммлера и майора Малера, который, собственно, и возглавлял союз «Телль», были обнаружены документы, подтверждавшие, что члены союза использовали во время занятий пехотное оружие. Это подтвердил также лейтенант рейхсвера. Но именно после этих показаний полиция прекратила дело. Органы правопорядка предпочитали не связываться с делами, в которых был замешан рейхсвер.

Итак, предоставленному самому себе Генриху Гиммлеру исполнилось 26 лет. Он был одним из самых молодых руководителей в НСДАП. Знакомство с Грегором Штрассером приносило свои (иногда совсем неожиданные) плоды. В апреле 1926 года в Нижнюю Баварию прибыл гость из Рейнской области. Это был молодой агитатор, которого звали Йозеф Геббельс. Подобно Гиммлеру, он постоянно вел дневник. После знакомства с Генрихом Гиммлером Геббельс записал: «Был в Ландсхуте. Гиммлер — хороший парень с немалым интеллектом».

Глава 8. В партийной паутине

В сентябре 1926 года Грегор Штрассер был назначен руководителем пропаганды НСДАП. Это назначение было частью внутрипартийных перестановок, которые имели своим поводом давно зревший конфликт между «мюнхенским центром» и «левым крылом», которое было в первую очередь представлено «Рабочим сообществом северо-западных гауляйтеров НСДАП». Видные деятели «левого крыла» получили хорошие посты в партийном аппарате, что позволило Гитлеру раздробить и ослабить внутрипартийную оппозицию. Это произошло в феврале 1926 года на так называемом Бамбергском слете гауляйтеров, когда в обмен на посты они были вынуждены признать Гитлера «фюрером», которому должны были подчиняться.

Если говорить о важнейших назначениях «левых национал-социалистов», то кроме Грегора Штрассера надо упомянуть Йозефа Геббельса, провозглашенного гауляйтером Берлина, и Франца Пфеффера Заломона, который был поставлен во главе штурмовых отрядов. Сразу же после этого он стал именовать себя Францем фон Пфеффером. В указанное время Генрих Гиммлер не раз сопровождал Грегора Штрассера во время визитов в Мюнхен в качестве его заместителя. В конце января 1927 года Штрассер информировал партийное руководство о том, что официально поручил своему заместителю руководить гау Нижняя Бавария.

Указанное время можно расценивать как период усиления влияния Грегора Штрассера. Он сознательно поставил во главе штурмовых отрядов НСДАП фон Пфеффера, который полагал, что СА должны были продолжить традицию военизированных формирований времен первых лет республики. Нельзя сказать, что во главе СА оказались талантливые люди, однако они могли, подобно Генриху Гиммлеру, работать самостоятельно, не озираясь на «мюнхенский центр». После этого Национал-социалистическая партия оказалась как бы разделенной на две части: с одной стороны находилась политическая организация, с другой стороны фактически самостоятельные штурмовые отряды. Было бы ошибкой говорить, что Гитлер был слишком огорчен подобным развитием событий. Он был доволен тем, что ему удалось сохранить за собой «титул» фюрера, а потому он в характерной для себя манере предпочитал наблюдать со стороны за борьбой между отдельными функционерами и структурами партии, что позволяло ему при определенных условиях выступать в качестве третейского судьи. В Третьем рейхе этот процесс станет повсеместным и получит название «борьбы компетенций».

Генрих Гиммлер смог расширить компетенцию своей деятельности, когда отвечавший за партийную пропаганду Грегор Штрассер был избран депутатом рейхстага. Поскольку в январе 1928 года Штрассера назначили организационным руководителем партии, Гиммлер оказался включенным в партийную иерархию. Тогда он был занят преимущественно организационными вопросами: вел переписку с местными группами НСДАП, отправлял на места пропагандистские материалы, требовал предоставления отчетов и т. д. При этом Гиммлер пытался унифицировать различные пропагандистские и агитационные мероприятия НСДАП, полностью их подчинить пропагандистскому руководству НСДАП. С этой целью он с октября 1926 года стал публиковать в партийной прессе «пронумерованные» призывы и обращения. Весной 1927 года Генрих Гиммлер подготовил брошюру «Пропаганда», в которой он давал практические советы по ведению агитации. Кроме этого ему вменялась в обязанность координация действий партийных ораторов, которые должны были согласовывать свои выступления с руководством НСДАП. Особое внимание он должен был уделять подготовке мероприятий, на которых было запланировано выступление Гитлера. Такие собрания по-прежнему считались одним из самых действенных средств агитации.

Гиммлер пытался использовать свою работу в качестве заместителя имперского руководителя пропаганды для того, чтобы создать обширную внутрипартийную службу связи. На двух страницах написанной им брошюры он перечислял тринадцать видов сообщений, которые должны были постоянно поступать из местных организаций. Уже тогда он попытался проявить себя как жесткий руководитель: «Несоблюдение сроков предоставления информации влечет за собой дисциплинарное взыскание, а при необходимости об этом проступке может быть доложено фюреру». Какие же сведения интересовали Генриха Гиммлера? В первую очередь количество евреев, проживавших в конкретных населенных пунктах, их возраст, профессии, а также доля еврейского населения от общего количества населения. Кроме этого он хотел все знать о деятельности масонов, о наиболее «опасных противниках партии», о случаях нападения антифашистов на национал-социалистов, обо всех случаях, связанных с попытками ареста членов партии, и т. д.

Брошюра, подготовленная Генрихом Гиммлером, показывает, что, с одной стороны, он нуждался в наличии подконтрольной ему организации, а с другой стороны, он имел очевидную тягу к собиранию компромата, что, как он полагал, позволяло ему контролировать ситуацию. Однако в силу своей привычки Генрих Гиммлер решил не ограничиваться сугубо бумажной работой. Записи и пометки того времени говорят о том, что он постоянно находился в разъездах. Он колесил не только по всей Баварии, включая вверенное ему гау «Нижняя Бавария», но и по всей Германии. Когда в Тюрингии проходили выборы в ландтаг, он в январе 1927 года выступал там на митингах. В начале февраля он оказывается в Вестфалии. В апреле посещает Рур. В мае пребывает в Мекленбурге. На обратном пути в Баварию он задерживается сначала в Потсдаме, затем в Хемнице. В июле его можно было видеть в Вене, а в середине октября в Гессене. Подобные поездки были фактически постоянными, они не прерывались никогда.

Если говорить о выступлениях Гиммлера этого периода, то в них отчетливо прослеживалась антикапиталистическая нотка, что было присуще для Грегора Штрассера и сплотившегося вокруг него «левого крыла». Например, он постоянно повторял тезис о том, что «социализм является естественной хозяйственной системой, а капитализм — противоестественной». От себя Гиммлер добавлял, что в истории «социалистические» и «капиталистические» фазы развития сменяли друг друга. В качестве «социалистических» периодов в немецкой истории он определял Крестьянские войны, эпоху Фридриха II, преобразования барона фон Штайна. Однако все эти эпохи и их достижения были подточены «капиталистическим духом». «Капитализм вновь занял трон. Теперь людей интересовало, не насколько честным был тот или иной парень, а сколько денег было у него. При этом не задаются вопросом, откуда взялись эти деньги? Все только думают, насколько мне может быть выгодным этот человек. Капитализм использовал наивысшее порождение человеческого духа — технику — для порабощения людей. Это устремляет людей к свободе, однако их свободу воли направили в русло классовой борьбы. Немецкая буржуазия до 1918 года не была в состоянии понять, за что борется социализм». В некоторых случаях Генрих Гиммлер даже не боялся сравнивать национал-социалистов и коммунистов. «У национал-социалистов и “Рот фронта” одни и те же жилы. Евреи пытались направить революцию по марксистскому пути, а потому она не была осуществлена до конца. Поэтому вопрос о революции вновь стоит на повестке дня. Сегодня как никогда сильно стремление к социализму». Впрочем, в большинстве случаев Генрих Гиммлер смешивал между собой антикапиталистические и антисемитские лозунги. В апреле 1927 года он заявлял: «Евреи восприняли капитализм и в борьбе за собственное владычество умеют ловко противопоставлять его интернационализму. Интернационализм не имеет значения для отдельного народа, он был предназначен для порабощения трудящихся всего мира. Чтобы избежать этой печальной судьбы, имеется только один выход — объединение немецкого народа на национальной платформе во имя установления социалистического государственного режима. Эту цель способна осуществить лишь мощная национальная и социалистическая партия всех немецких трудящихся».

Между тем надо отметить, что позиции Гиммлера в имперском руководстве НСДАП были достаточно шаткими. Во время выборов в ландтаг Саксонии партия получила всего лишь 1,6 % голосов, на выборах в ландтаг Мекленбурга — 1,7 % голосов. Местные партийные функционеры предпочитали во всем винить только что занявшего свой пост заместителя имперского руководителя пропаганды, то есть Генриха Гиммлера. В январе 1927 года проходили выборы в ландтаг Тюрингии. Предварительно один из местных партийцев написал в Мюнхен: «Если предвыборная агитация будет проходить так же, как в Мекленбурге и Саксонии, то можно сразу же предположить, что итоги будут плачевными. Поэтому я прошу имперское руководство, чтобы оно делало что угодно, но на наших выборах не было той бесцельной неразберихи, как в Саксонии». Однако Генрих Гиммлер едва ли мог сделать что-то. Партия не обладала большими финансовыми средствами, кроме того, ее популярность неуклонно падала, что было вызвано так называемой стабилизацией республики. В итоге национал-социалисты в Тюрингии получили 3,5 % голосов, что можно было считать политическим провалом. Однако Генрих Гиммлер не думал отчаиваться. Он, как и всегда, хотел подойти к проблеме систематично. Он полагал, что страну надо было покрыть сетью политических ораторов. Он даже установил некие оценки ораторского искусства: III — высокое, II — удовлетворительное, I — посредственное. Как результат, Гиммлер планировал проводить 300 митингов с участием ораторов категории I, около 70 — с категорией II и около 50 — с категорией III. Такое количество митингов и собраний Гиммлер установил для организации очередной предвыборной кампании в Мекленбурге. Однако этот план потерпел неудачу. Причина этого крылась в излишней требовательности Гиммлера. Он намеревался допустить местную организацию до выборов только в том случае, если та соответствовала неким формальным критериям. За месяц до начала предвыборной кампании Гиммлер потребовал явить ему гарантии работоспособности местной организации, что должно было выразиться в представлении 3 тысяч подписей и условного «залога» в 3 тысячи рейхсмарок. Если эти два условия не были бы выполнены своевременно, то Гиммлер угрожал не допустить мекленбургских национал-социалистов до выборов.

В гау Мекленбург — Любек были ошеломлены таким требованием. Там было решено начать предвыборную агитацию, не дожидаясь разрешения из Мюнхена. Когда же Гиммлер рекомендовал сосредоточиться на последних двух неделях перед выборами, чтобы использовать в это время все силы и ресурсы, один из местных партийцев посчитал, что это «вздор». В Мюнхен посыпались возмущенные письма. Для того чтобы все-таки получить разрешение на начало агитации, пришлось связаться с Рудольфом Гессом, заместителем Гитлера по партии. После этого Гиммлер смог объяснить Гитлеру свою позицию по данному вопросу. В ответном письме с характерным сарказмом Гиммлер сообщал в Мекленбург, что «господин Гитлер» полностью согласился с его «вздором». Однако план выборов в Мекленбурге был сорван. Из запланированных 400 мероприятий было проведено только 106.

В итоге национал-социалисты получили всего лишь 5611 голосов (1,8 %). На последовавших в феврале 1928 года выборах в Гамбурге результаты были не лучше — 2,2 % голосов. Во время выборов в рейхстаг, которые проходили 20 мая 1928 года, НСДАП получила 2,6 %. Партия могла отметить успех только в некоторых сельских районах. Между тем партийное руководство (в первую очередь под влиянием Грегора Штрассера) настаивало на том, что в городской среде надо было перетянуть избирателя у левых партий. Не стоит полагать, что провал НСДАП на выборах был итогом некой некомпетентности Генриха Гиммлера. Даже в нынешних условиях его предложения относительно ведения предвыборной агитации кажутся более чем оправданными. Более того, не исключено, что именно его заслугой был относительный успех национал-социалистов среди крестьянского населения.

Каков же был план Гиммлера? Он полагал, что время от времени во всех немецких землях надо было проводить крупные агитационные мероприятия. Во время высшей предвыборной активности надо было проводить за неделю от 70 до 200 акций. Особо надо было работать с независимой прессой. Несмотря на рациональность, план Гиммлера был все-таки схематичным. Кроме этого он явно переоценивал возможности местных партийных структур. Многие из местных групп НСДАП были слаборазвитыми, а потому им едва ли под силу было вообще что-то организовать. Кроме этого партийные структуры остро нуждались в талантливых ораторах и грамотных агитаторах. Принимая во внимание это обстоятельство, Генрих Гиммлер стал настаивать на создании специальных учебных курсов, предназначенных для подготовки пропагандистского корпуса. Он планировал, что «ораторскую школу НСДАП» возглавит тюрингский гауляйтер Фриц Рейнхард. Забегая вперед, надо отметить, что некоторое время спустя национал-социалисты возьмут на вооружение тактику «больших акций», предложенную Генрихом Гиммлером. Целенаправленная пропагандистская обработка регионов достигнет своего пика в 1930–1932 годах, то есть накануне прихода Гитлера к власти.

Не стоит отрицать того факта, что в описываемое время Гиммлер был излишне груб и даже надменен. Его манера держаться очень сильно раздражала многих из провинциальных национал-социалистов. Одна из таких историй произошла в октябре 1928 года, когда партийная газета «Западногерманский наблюдатель» попросила предоставить «25 пунктов», то есть программу НСДАП. Дело в том, что ее надо было в особом формате напечатать на станицах газеты. Однако Генрих Гиммлер не понял просьбы. Он предположил, что в Кельне, где выпускалась указанная газета, не знали партийную программу. В итоге он прореагировал в характерной для него язвительной и даже оскорбительной манере. Он рекомендовал «почаще заглядывать в партийный билет». Недоразумение чуть было не переросло в скандал. Члены НСДАП из Кельна направили обращение к партийному руководству, в котором говорили о том, что Генрих Гиммлер не имел права оскорблять «членов партии, который принесли немалые жертвы во имя нашего движения». Письмо заканчивалось обвинением в бюрократизме. Сам же Гиммлер предпочел оправдать свою несдержанность тем, что он в свое время показал «двум господам из руководства» упоминавшееся письмо-просьбу. В то время Гиммлер почти постоянно предпочитал ссылаться либо на Гитлера, либо на кого-то из партийного руководства. Именно этим можно объяснить то, что его партийная карьера не закончилась еще в 20-е годы. Кроме того, Генрих Гиммлер имел сильного покровителя в лице Грегора Штрассера, который при необходимости и мог прикрыть ему спину. Несмотря на то что Гиммлер постепенно входил в число людей, приближенных к фюреру, он все-таки не имел никаких личных отношений с «герром Гитлером». Их встречи были единичными. Наверняка в это время Гитлер заводил свои скучные монологи. Кроме этого весьма показательным является то обстоятельство, что уже в годы национал-социалистической диктатуры Гиммлер фактически ни разу не вспоминал об эпизодах «эпохи борьбы», которые бы связывали его с именем фюрера. В конечном счете заместитель имперского руководителя пропаганды в 1927–1928 годах был малозаметным партийным клерком, в общении с которым Гитлер предпочитал держаться на определенной дистанции.

В те годы Генрих Гиммлер воспринимался в НСДАП не столько как пропагандист, сколько как эксперт по сельскохозяйственным вопросам. Именно в этом качестве он разрабатывал подобие аграрно-политической программы национал-социалистов, которую он предпочитал называть «фёлькише крестьянской политикой». Значительную часть идей, которые были положены в основу «фёлькише крестьянской политики», Генрих Гиммлер сформулировал в процессе общения с организацией «Артаманы». Движение артаманов возникло в 1924 году. К 1927 году оно оформилось в сплоченную организацию, которая официально называлась союз «Артам». Это была молодежная фёлькише организация, которая изначально ориентировалась на помощь сельскому хозяйству в восточных землях Германии, чтобы тем самым вытеснить польское население. В большинстве своем «Артаманы» были городской молодежью, которая идеализировала общение с «землей». К концу 20-х годов в рядах союза состояло около 2 тысяч молодых людей. Они рассматривали тяжелый труд на селе в качестве добровольной трудовой повинности, которую планировали превратить в первый этап «внутренней колонизации» «немецкого Востока». Было даже предпринято несколько попыток создания собственных сельскохозяйственных поселений.

Артаманы придерживались идей «крови и почвы», на базе которых возникла специфическая расистская идеология, отличавшаяся утопическим антиурбанизмом. С самого начала идеология артаманов была близка к национал-социалистическому мировоззрению. Многие из молодых людей были членами НСДАП. Фридрих Шмидт, являвшийся канцлером союза с 1925 по 1927 год, в середине 30-х годов стал руководителем главного управления обучения НСДАП. Его преемник на посту канцлера союза Ганс Хольфельдер также поддерживал тесные связи с национал-социалистами. Именно через него Генрих Гиммлер был связан с организацией артаманов. Их принципы весьма напоминали идеи, которые Гиммлер вынашивал в начале 20-х годов. Его не могла не привлекать ориентация на спартанский образ жизни, умеренность в употреблении спиртных напитков, отказ от курения, отказ от сексуальной распущенности, прославление германской древности. В 1928 году Гиммлер фактически стал руководителем баварских артаманов. Официально филиал союза возник здесь только в январе 1929 года, то есть несколько недель спустя после того, как Гиммлер был назначен рейхсфюрером СС. Весьма показательно, что офис баварских артаманов располагался в здании имперского руководства НСДАП (Мюнхен). Это позволяло Гиммлеру выполнять сразу же двойную работу. Однако дела союза «Артам» не занимали у него слишком много времени. Дело в том, что в Баварии эта организация была развита очень слабо, и в местном филиале числилось всего лишь 20 человек.

О конкретной деятельности Гиммлера в среде артаманов фактически не сохранилось никаких сведений. Известно лишь, что он два раза принимал участие в их общеимперских слетах. Можно предположить, что его главная задача состояла в том, чтобы наладить продуктивное общение между артаманами и национал-социалистами. Нет никаких сомнений в том, что это направление деятельности Гиммлера было санкционировано руководством партии, а отнюдь не было самодеятельностью.

Забегая несколько вперед, можно сказать, что в конце 20-х годов в союзе «Артам» обнаружились серьезные внутренние противоречия. Разгорелся конфликт между двумя крайними группировками. На одной стороне находились умеренные «бюндише», которые хотели сделать акцент на работе с молодежью, на другой стороне — «фёлькише», которые выступали за подчинение союза НСДАП. Гиммлер, естественно, поддерживал вторую группу. 21 декабря 1929 года умеренное крыло союза попыталось сместить руководство организации, которое было ориентировано на национал-социалистов. Переворот удался. Фридрих Шмидт незамедлительно информировал об этом Генриха Гиммлера, призвав его исключить «мятежников» из членов НСДАП. Однако Гиммлер не спешил с действиями — он решил выжидать. После раскола радикальное крыло создало объединение «Артаманы», которое продолжило поддерживать связи с НСДАП. Именно в этой новой организации Гиммлер познакомился с Рихардом Вальтером Дарре, официальным создателем идеологии «крови и почвы», которому в 1930 году было предложено возглавить аграрно-политический аппарат НСДАП. В качестве ответного шага Дарре попытался влить всех артаманов в НСДАП.

Аграрно-политическая деятельность Гиммлера в конце 20-х годов не ограничивалась контактами с артаманами и сочинением собственной идеологии. Некоторое время он редактировал еженедельную газету «Крестьянский башмак», которая имела подзаголовок: «Боевой вестник пробуждающегося крестьянства». Первый номер этого издания увидел свет 2 мая 1929 года. В нем Гиммлер разъяснял читателю, почему газета носила такое странное (на первый взгляд) название. Башмак использовался в качестве символа тайными организациями во время Крестьянской войны. Сама же газета состояла наполовину из практических советов, которые могли помочь крестьянам, а наполовину из политических статей, антисемитских призывов и объявлений, которые давали артаманы.

Глава 9. Генрих и Марга

В 1927 году состоялось знакомство, которое многое изменило в жизни Генриха Гиммлера.

Он встретил Маргарету Зигрот, которая в будущем стала его женой. В своем карманном календарике Гиммлер жирно обвел дату 12 сентября. Возможно, это был день, когда он впервые увидел Маргарету. Если исходить из этой версии, то их знакомство произошло в баварском городке Зульцбах, где Генрих Гиммлер в тот день выступал в одной из своих пропагандистских речей. Впрочем, Катрин Гиммлер рассказывает несколько иную версию этого знакомства. Она полагает, что это произошло в декабре 1926 года на курорте Райханхалл. Тогда Генрих Гиммлер попал под проливной дождь, от которого решил спрятаться в ближайшей гостинице. В центральном зале он настолько сильно взмахнул промокшей охотничьей шляпой, что обрызгал рядом стоявшую женщину. Это и была Маргарета Зигрот, которая прибыла в этот городок на отдых.

Катрин Гиммлер описывает ее как красивую женщину, с голубыми глазами и изумительными длинными светлыми волосами. Однако при изучении фотографий, на которых была запечатлена Маргарета, едва ли можно найти признаки не только красоты, но и миловидности. Если принимать в расчет, насколько требовательно Гиммлер относился к «женскому идеалу», то его выбор не может не изумлять. Маргарета была обыкновенной медицинской сестрой. Маргарет Зигрот (в девичестве Боден) выросла в семье, где кроме нее воспитывались еще четыре брата и сестры. Ее семья происходила родом из Померании. В годы Первой мировой войны она устроилась медицинской сестрой в военный госпиталь, что стало ее основной профессией. Со временем она пустила часть полученного ею отцовского наследства на то, чтобы создать свою небольшую медицинскую клинику. Однако ее содержание оказалось делом хлопотным. После развода, который почти сразу же последовал за ее первым неудачным браком, она едва сводила концы с концами. Генрих не сразу решился рассказать родителям о своих отношениях с Маргаретой. Во-первых, она была разведена. Во-вторых, она была на семь лет его старше. В-третьих, она была пруссачкой евангелического вероисповедания, что едва ли могло привести в восторг католиков-баварцев. Первым о любовной связи Генриха узнал его брат Гебхард. В то время братья полностью доверяли друг другу. Сам Генрих заявил как-то ему, что «лучше зашел бы в зал, набитый тысячей коммунистов, чем поделился бы этой тайной с родителями».

Сохранились письма, которые Маргарета писала Генриху. Исследователи не смогли обнаружить ответных писем, однако из этого вовсе не следует, что их не было вовсе. Для писем, полученных от Маргареты, Генрих завел специальный список, в котором с привычной аккуратностью отмечал день и час, когда оно было доставлено. Из этих сообщений следовало, что Гиммлер регулярно посылал в своих письмах газетные вырезки, в которых сообщалось о его поездках по стране и выступлениях. Маргарета же могла только выражать обеспокоенность напряженным графиком работы и связанными с ней трудностями. Она не раз справлялась о здоровье Генриха Гиммлера.

К ноябрю 1927 года переписка приобретает достаточно личный характер. В одном из своих посланий Генрих делал намек, что был разочарован последним письмом Маргареты. Та же отвечала: «Я полагаю, Вы заметили, что получили два письма за такое короткое время?» Судя по всему, Марга, как звали знакомые эту молодую женщину, не понимала, чем было вызвано «разочарование». Она неоднократно пыталась добиться ответа, но Генрих Гиммлер предпочитал обходить стороной этот вопрос. Уже с первых писем становилось ясно, что Маргарета была женщиной, разочарованной жизнью. Она писала Генриху: «Во всех Ваших письмах неизменно говорится о “недоверии” с моей стороны. Да, действительно мне приходится быть такой. Я утратила веру в людей, в первую очередь в честность и откровенность мужчины по отношению к женщине. Наивно верить — это много хуже, чем быть недоверчивой. Я просто боюсь поверить в правдивость слов». Однако она не возражала продолжить знакомство, для чего было назначено подобие свидания, которое должно было происходить в Берлине. Встреча произошла в декабре 1927 года, как уже говорилось, в Берлине. Генрих Гиммлер yстал изображал из себя неприступность и саму мужскую добродетель. В любом случае именно после встречи в Берлине Маргарета Зигрот стала обращаться в письмах к Генриху Гиммлеру на «ты». Более того, фривольными стали и сами обращения. Нередко употреблялась фраза: «мой дорогой упрямец». В итоге женщина все-таки поинтересовалась, как она должна была звать Гиммлера в своей личной переписке. Тот предложил назвать его уменьшительным именем — Хайни. В ответ задавался лукавый вопрос: «Так обычно зовут мальчишек. Но ты уже большой. Или дела обстоят иначе?»

В общении с Маргаретой Генрих Гиммлер по привычке предпочел занять героическую позу. Как следовало из ее писем, он в первых же строках стал характеризовать себя как «ландскнехта» («Мы, ландскнехты, должны оставаться одинокими и быть выше законов»). Однако «ландскнехт» не стеснялся в переписке признаваться в собственных слабостях. Например, Гиммлер очень сожалел, что продолжал проявлять «податливость» в отношении родителей. В ответ Маргарета успокаивала, что при характере Генриха нельзя было сразу же измениться таким образом, чтобы это стало заметно абсолютно всем.

Может возникнуть логичный вопрос, что связывало между собой Генриха Гиммлера и Маргарету? Они происходили из разных кругов, принадлежали к разным социальным слоям. Оказывается, общим у них был интерес к лекарственным травам и гомеопатии. И Генрих, и Маргарета мечтали обладать небольшим земельным участком, на котором бы они разводили кур, овощи и выращивали лекарственные растения. Кроме этого они оба любили загадки, шарады, кроссворды, которые уже в те времена стали печататься отдельными брошюрами. Во время коротких встреч это было их любым средством от скуки. Маргарета за неделю до свиданий просила Генриха, чтобы тот запасся книжками с загадками, чтобы «им было чем заняться». Уже одна эта фраза указывает на то, что продолжительное время отношения Генриха и Маргареты носили преимущественно платонический характер. Со временем Гиммлер стал давать своей приятельнице книги, которые были посвящены разоблачению «масонского заговора». Затем последовала литература по «еврейскому вопросу».

Постепенно в переписке Генриха и Маргареты стали мелькать политические темы.

Например, Гиммлер не раз выражал свое яростное неприятие крупных городов, которые он полагал «погибелью нации». Маргарета пыталась с мягкой иронией устранить эти опасения: «Ты не должен бояться “больших городов”, доверь мне заботу о тебе, чтобы я могла тебя защитить». Нередко Маргарета интересовалась болями в желудке, которые во второй половине 20-х годов беспокоили Гиммлера едва ли не постоянно. Как можно было установить из писем Маргареты, Гиммлер полагал, что его проблемы с желудком имели психосоматический характер. Он считал, что боли являлись результатом его неимоверных усилий по сохранению самоконтроля и соблюдению самодисциплины. Кроме этого не исключено, что Гиммлер был явно недоволен своей внешностью. На это указывают слова, которые Маргарета написала в одном из писем. Она комментировала одну из присланных фотографий: «Зачем ты прикрыл лицо рукой? Надо ли тебе скрывать свой подбородок?» Действительно, слабо выраженный подбородок мало соответствовал образу «героического солдата».

Надо отметить, что и Генрих, и Маргарета долгое время сомневались в искренности своих отношений. Женщина не раз интересовалась, не считал ли Генрих их отношения обузой, не сомневался ли он в том, что ее любовь была столь же сильной, как и его к ней. «Моя любовь не должна быть для тебя бременем. Она никогда не будет навязчивой. Но ты еще не достиг того состояния, чтобы честно говорить со мной. Ты не отвечаешь мне, когда я спрашиваю, что ты чувствуешь в глубине души». Не исключено, что Маргарета опасалась, что писала Генриху слишком много писем. По большому счету любовные отношения Маргареты и Генриха Гиммлера развивались очень сложно. Она писала: «Я не могу представить себе любовь без горя и печали… Ты не знаешь, насколько я печальна сейчас… Ты сомневаешься в моей любви? Я могу тебя смело заверить, что ни одна женщина не будет любить тебя так сильно, как люблю я».

В конце 1927 года Генрих Гиммлер направился в родительский дом, чтобы провести там все праздники. С отцом он в основном беседовал о тактике уличной борьбы. Маргарета, которая хотя и была немецкой националисткой, но все-таки не разделяла радикальных идей Гиммлера. «Почему ты постоянно кровожадно хватаешься за нож? — спрашивала она, подразумевая стремление Гиммлера к энергичным действиям. — Тебе стоит быть более консервативным». Кроме этого Маргарета полагала, что Национал-социалистическая партия использовала Генриха, не давая ему ничего взамен. «Я не могу понять, как можно настолько беспрекословно подчиняться партии, что в итоге не иметь времени, чтобы написать небольшое письмо. Эти господа не имеют права столь жестко тебя эксплуатировать. Они, наверное, больше спят и меньше работают. Это рискует закончиться тем, что ты будешь больным и уставшим». Не исключено, что Гиммлер, который не решался развивать свои отношения с Маргаретой, нередко «прикрывался» служебными делами, чтобы избежать некоторых из свиданий. В первые месяцы 1928 года они встречались всего лишь несколько раз: в январе — в Баварии, в феврале — в Берлине, затем в апреле — вновь в Берлине, в мае — в Мюнхене. Маргарета не раз пыталась беседовать о возможной совместной жизни, но Генрих Гиммлер не мог сказать ничего определенного.

По мере того как более очевидными становились общие планы на будущее, тем меньше значения Маргарета придавала своему независимому существованию в качестве руководительницы медицинской клиники. Она в своих письмах сообщала Генриху, что расставание с клиникой, в которой она провела четыре года, произойдет легко, так как в ней она постоянно сталкивалась с «людской подлостью», а потому все воспоминания, связанные с этим заведением, вызывают у нее досаду. Однако в этих условиях Маргарета опасалась, что она окажется совершенно одна в незнакомой ей местности. Гиммлер же не всегда шел на ее поводу. Так, например, буквально накануне свадьбы не раз вспыхивали горячие споры, где должна была состояться свадьба: в Берлине или в Мюнхене. Кроме этого Маргарета решительно отказалась от свадебного путешествия. Она не сразу согласилась на продажу своей клиники. А после этого отвергала идею о приобретении собственного дома в окрестностях Мюнхена. Она ни в коем случае не хотела быть домохозяйкой. В одном из писем она сообщала: «Ты собираешься превратиться в мещанина. Я тебе этого не позволю. Если ты хочешь готовить на кухне, то тебе придется взять на себя все женские домашние хлопоты». Подобная перемена социальных ролей никак не могла устроить Генриха Гиммлера.

Письма, которые писала Маргарета, были наполнены множеством сомнений относительно того, что у нее с Генрихом может быть общее будущее. Как-то она сообщила, что ее приятельница отговаривала выходить замуж за мужичину, который был моложе на семь лет.

По этой причине она настаивала на том, что жених должен был смириться с тем, что он вскоре расстанется со свободной холостяцкой жизнью: «В театре и в кино ты был жаждущим развлечений человеком. Однако у тебя будет любимая, а потому все эти развлечения должны стать редкими». После этого Гиммлер направил ответное письмо, в котором попросил составить список всех пожеланий и требований. Это немало рассердило Маргарету. Она возмущенно писала: «Больше никогда не пиши: во-первых, во-вторых, в-третьих. Ты ведешь себя как чиновник». Однако настоящий страх Маргарета испытывала перед предстоящим знакомством с родителями Генриха. Этот страх превратился в форменную фобию, панический ужас. Это указывает на то, что Маргарета очень трудно сходилась с незнакомыми ей людьми.

Самое вероятное в феврале 1928 года Генрих Гиммлер и Маргарета приняли решение сочетаться браком. Она все-таки решилась продать свою клинику. В итоге она договорилась о цене в 12 тысяч рейхсмарок, что было не очень большой суммой. Находясь под влиянием антисемитских идей, она написала: «Ох уж этот Хаушильдт! Еврей останется евреем. Но другие не лучше — все они одним миром мазаны». Гиммлер же рассказал родителям о своем намерении жениться приблизительно весной 1928 года. Однако он решил до поры до времени опустить некоторые детали из биографии своей невесты. По этой причине можно было отметить изменение отношения к предстоящему браку матери Генриха Гиммлера. В апреле 1928 года она пишет своему сыну, что искренне желает ему «найти спутницу жизни, которая будет делить с ним радости и горе». После этого был выбран день для знакомства с невестой. При этом непременно должен был присутствовать отец. Надо сказать, что, несмотря на то что во время встречи не было сказано ни одного резкого слова, опасения Маргареты не были беспочвенными. Некоторое время спустя Генрих получил от своей матери письмо, в котором она не скрывала своего ужаса: невестой ее сына была немолодая и разведенная лютеранка! Это было нарушением всех правил и приличий, которых придерживались в семье Гиммлеров. Впрочем, отец Генриха Гиммлера был более сдержанным в своих реакциях. В итоге оба родителя решили принять Маргарету как можно более любезно. Когда та в мае 1928 года жила в Мюнхене, они непременно хотели, чтобы она гостила в родительском доме. Сама же Маргарета весьма неохотно приняла это предложение.

После того как родители смирились с выбором Генриха, они стали подыскивать для него подходящий дом. Отец регулярно направлял своему сыну вырезки из газет, в которых сообщалось о продаже домов. В итоге было приобретено деревянное здание в Вальдтрудеринге. Это местечко можно было назвать восточной окраиной Мюнхена. Все заботы по обустройству дома, закупке мебели были переложены на плечи Генриха Гиммлера, так как Маргарета до самой свадьбы продолжала работать в Берлине. Генрих же впервые за многие годы, что он пребывал в бедственном положении, почувствовал вкус к «хорошей жизни». Маргарета в те дни весьма беспокоилась, что ее «приданое» рисковало слишком быстро закончиться. «Я не знаю, как мы будем все это оплачивать. Я прошу, чтобы ты больше ничего не покупал», — писала она 27 июня 1928 года, буквально накануне свадьбы.

Несмотря на то что домик был куплен в окрестностях Мюнхена, свадьба состоялась 3 июля 1928 года в Берлине. ЗАГС располагался в непосредственной близости от дома отца Маргареты. На свадьбе было очень мало гостей. Со стороны невесты присутствовали ее отец и брат. Со стороны жениха вообще никого не было. На свадьбу планировал в качестве единственного гостя от семейства Гиммлеров прибыть младший брат Эрнст, однако он не смог выбраться в Берлин, так как сдавал экзамены на инженера. Одиннадцать лет спустя Генриха Гиммлера сделают почетным жителем местечка Цеп ерник, где и жила семья невесты. После свадьбы Генрих уговаривает свою супругу вступить в НСДАП. Они перебираются в Вальдтрудеринг, где пытаются разводить кур. Однако дела идут не очень хорошо. Кроме этого Генрих постоянно находится в политических командировках, а потому все хозяйство ведет Маргарета. Изредка к ней приезжает Эрнст Гиммлер, который привозит газеты и брошюры с загадками. Маргарета с трудом может смириться с одиночеством.

8 августа 1929 года у Маргареты и Генриха Гиммлеров родилась дочь. Ее решили крестить по лютеранскому обряду, а потому дали ярко выраженое «нордическое» имя — Гудрун. Однако роды происходили очень тяжело. А потому Маргарета провела почти месяц в специальной клинике. Когда мать и дитя прибыли домой, Гиммлер попытался сделать все возможное, чтобы им было как можно комфортнее. Впрочем, вскоре после этого он вновь пустился в политические разъезды. Самочувствием внучки постоянно интересовался Гиммлер-старший, который, собственно, и дал ей прозвище “Куколка”, которое почти на всю жизнь закрепилось за Гудрун Гиммлер. После рождения ребенка Маргарета фактически не могла заниматься хозяйством, а потому рассчитывать приходилось только на зарплату Генриха Гиммлера, которую он получал в качестве партийного функционера НСДАП.

Глава 10. Новое назначение

Для Генриха Гиммлера 1927 год был богат событиями, которые в дальнейшем предопределили его судьбу. С одной стороны, он знакомится со своей будущей женой. С другой стороны, он вдобавок ко всем своим должностям в октябре 1927 года был назначен заместителем рейхсфюрера СС. На тот момент СС (охранные отряды НСДАП) были еще мало кому известны. Это была немногочисленная группа партийных активистов, которые в первую очередь отвечали за охрану крупных мероприятий и безопасность во время появления на публике видных партийных деятелей. Может возникнуть вопрос: почему агитатор и специалист по аграрной идеологии Генрих Гиммлер был назначен заместителем руководителя военизированной организации? Дело в том, что деятельность Гиммлера в качестве заместителя имперского руководителя пропаганды была почти постоянно связана с планированием крупных агитационных мероприятий. Он в том числе отвечал за организацию их безопасности. Получается, что волей-неволей Гиммлер был связан с деятельностью специальных подразделений Национал-социалистической партии. Его назначение на пост заместителя рейхсфюрера СС (главой СС тогда был Эрхард Хайден) было всего лишь официальным подтверждением уже сложившейся ситуации. Не стоит забывать, что Гиммлер и до этого времени был связан с деятельностью СС. Например, он с 1926 года руководил отрядом эсэсовцев, который действовал на территории Нижней Баварии. По большому счету новое назначение не давало никаких привилегий — СС были крошечным формированием. Их основа была заложена в 1925 году. Именно тогда Адольф Гитлер поручил своему старому знакомому и личному телохранителю Юлиусу Шреку создать подобие личной гвардии — «штабной караул», который несколькими неделями позже был переименован в «охранные отряды». Попытки создать нечто аналогичное предпринимались еще до «пивного путча». В марте 1923 года Гитлер уже сформировал «штабную охрану», на базе которой позже возникла «ударная группа Адольф Гитлер». Почти все члены возникших в 1925 году СС в свое время входили в состав этой «ударной группы».

Созданные СС даже в стилистическом отношении продолжили традиции «ударной группы Адольф Гитлер», хотя по большому счету и не являлись ее преемниками. В качестве униформы «ударники» использовали серые армейские куртки, черные лыжные шапочки, к которым крепили популярный среди фрайкоровцев символ — череп с костьми («Адамова голова» или «мертвая голова»). Кроме этого они носили повязки, несколько отличавшиеся от партийных. По красному полю с белым кругом и свастикой с двух сторон шла черная окантовка. При создании СС было решено воспользоваться прошлой традицией. Эсэсовцы носили традиционную для национал-социалистов коричневую рубашку, черное кепи с «мертвой головой» и черно-бело-красной кокардой, черные галифе.

В сентябре 1925 года Юлиус Шрек разослал во все гау и самостоятельные группы НСДАП циркуляр, в котором призывал сформировать «охранные отряды». При этом подчеркивалось, что СС отнюдь не являлись «ни военизированной организацией, ни кучкой попутчиков, но небольшим формированием, составленным из мужчин, на которых бы могло положиться наше движение и наш фюрер». В СС планировалось набирать членов партии в возрасте от 25 до 35 лет «крепкого телосложения». «Они должны быть людьми, о которых говорится в старой поговорке: один за всех и все за одного». По большому счету СС никогда не являлись и не могли являться неким подразделением штурмовых отрядов. Дело было даже не в различном подчинении и не в различных установках, критериях отбора и т. д. Когда формировались «охранные отряды», у НСДАП просто-напросто официально не было штурмовых отрядов. Они будут воссозданы по решению Гитлера годом позже.

Между тем в апреле 1926 года из австрийской эмиграции вернулся прошлый командир «ударников» Берхтольд. Именно ему Шрек поручил командовать создававшимися СС. Причина того, что Шрек отошел от этого проекта, крылась в широко распространенном среди партийцев предубеждении к нему. В одном из писем, адресованных Гитлеру, сообщалось: «Шрек не обладал ни талантами руководителя, ни организаторскими способностями. В его распоряжении нет ни одного человека, которые бы могли гарантировать, что СС станут элитным подразделением движения». Сразу же оговоримся — попытка превратить СС в партийную элиту была предпринята впервые отнюдь не Генрихом Гиммлером. Об этом начал говорить в 1926 году Йозеф Берхтольд. В рассылаемых циркулярах он писал о том, что СС «должны были сплотить лучшие и активнейшие силы нашего движения». Он сознательно предлагал не гнаться за численностью СС, но делать ставку на личные качества каждого из членов «охранных отрядов». То, что новое партийное формирование должно было иметь особое предназначение, стало ясно многим уже в 1926 году, когда Гитлер передал Берхтольду «знамя крови», полотнище, «которое было обагрено 9 ноября 1923 года кровью мучеников». Однако Берхтольд не смог проводить самостоятельную политику, в итоге подчинившись командованию СА во главе с Францем фон Пфеффером. В марте 1927 года на посту рейхсфюрера СС его сменил Эрхард Хайден, чьим заместителем и стал Генрих Гиммлер.

О деятельности Гиммлера именно в качестве заместителя рейхсфюрера СС известно не очень много. Однако из документов следует, что он с самого начала предпочел не довольствоваться заданием по использованию СС для охраны мероприятий, а всячески изменить внутреннюю структуру СС. Сразу же после вступления в новую должность Генрих Гиммлер разослал по СС свой «приказ № 1», в котором обязывал все «охранные отряды» вовремя платить членские взносы, а также регулярно сообщать ему обо всем происходившем в партии, а также о деятельности противников, «обращая особое внимание на масонов и еврейских руководителей». В очередной раз Гиммлер предпринимал попытку создать подобие «разведывательной службы», что в свое время ему не удалось сделать внутри сугубо партийных структур. В дальнейшем Гиммлер стал редактировать выходивший еженедельно печатный вестник, который назывался «СС-служба». С его страниц он призывал служащих СС держаться особняком во время всех внутрипартийных дискуссий и споров, не принимать участия в сомнительных мероприятиях. Кроме этого Гиммлер стал настаивать на введении для СС единообразной униформы. Когда он присутствовал на партийном съезде 1927 года, ему бросилось в глаза, что большинство эсэсовцев самостоятельно подбирали себе черные галифе, черные кепи, а «мертвые головы» были самых разных образцов.

В январе 1929 года Гитлер решил освободить Хайдена от должности рейхсфюрера СС. Его преемником стал Генрих Гиммлер. До настоящего времени точно неизвестно, почему было решено убрать Хайдена (официальная версия — «по семейным обстоятельствам»), а на его место поставить Генриха Гиммлера. В любом случае даже в этих условиях Гиммлер продолжал числиться заместителем имперского руководителя пропаганды. Должность рейхсфюрера СС он занимал, так сказать, по совместительству. Не менее сложно сказать, какова была реальная численность «охранных отрядов», когда Гиммлер стал рейхсфюрером СС. Опираться на сведения, которые годами позже давал сам Гиммлер, нельзя — они очень сильно колеблются. В разное время он говорил о 260, 280, 290 и 300 членах СС. В издаваемых «Направляющих тетрадях СС» (своего рода журнал, предназначенный для мировоззренческого воспитания) он говорил о 270 членах. Не исключено, что Гиммлер сознательно занижал численность СС, чтобы выставить себя в более выгодном свете. Мол, именно при нем численность «охранных отрядов» стала стремительно расти. В любом случае в полицейском отчете, который датирован 23 мая 1929 года, говорилось о 1402 эсэсовцах. Во внутреннем циркуляре руководства СА от 4 мая 1929 года сообщалось, что в СС и «примыкающих к ним структурах» состоит 748 человек, которые были организованы по принципу «десяток». Маловероятно, что Генриху Гиммлеру удалось за несколько месяцев в несколько раз увеличить численность организации. Версия о заниженной численности кажется оправданной, если принимать во внимание, что первые мероприятия нового рейхсфюрера СС были направлены отнюдь не на увеличение численности СС, а на сплочение организации.

Съезд Национал-социалистической партии, который традиционно происходил в Нюрнберге, стал для рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера первым серьезным испытанием. Несмотря на то что съезд проходил в августе, уже 6 июля Гиммлер разослал приказ — каждый служащий СС должен был принять участие в этом мероприятии. Во время апогея партийного съезда эсэсовцы должны были пройти перед Гитлером стройной колонной. Гиммлер не хотел полагаться на волю случая, а потому заранее решил отработать все мельчайшие детали. Он лично решил отвечать за то, чтобы каждый из членов «охранных отрядов» взял с собой щетки для сапог и для униформы. Перед парадом он рекомендовал своим подопечным выспаться и на всякий случай временно ввел в СС «сухой закон», хотя во время партийного съезда и без того не продавались спиртные напитки. В Нюрнберг эсэсовцы должны были прибывать по четкому расписанию. Гиммлер пытался регламентировать буквально все, включая продукты, которые эсэсовцам разрешалось есть во время пути. Эсэсовский марш произвел ожидаемое впечатление. Эффект от этого действа усилился, так как он был совмещен с вручением СС знамен, которые тогда предназначались для первых десяти эсэсовских штурмов (формирование, приблизительно равное роте). После окончания съезда эсэсовцы промаршировали по Нюрнбергу колонной, во главе которой шел Генрих Гиммлер.

Вскоре выяснилось, что у нового рейхсфюрера СС фактически не оставалось времени на ведение агитационной работы. Он почти не появлялся в имперском руководстве пропаганды. Тем временем в 1929 году Гитлер предложил возглавить это партийное ведомство Йозефу Геббельсу. Он должен был сменить на посту имперского руководителя пропаганды Грегора Штрассера. К тому времени Геббельс, являвшийся гауляйтером Берлина, выработал специфический, но вместе с тем весьма эффективный стиль пропаганды. Однако Геббельс опасался интриг Отто Штрассера (брат Грегора Штрассера — один из лидеров «левого крыла»), В адрес Геббельса уже не раз летели обвинения, что он продался «мюнхенским толстосумам». Однако желание занять столь высокий пост взяло верх. В данном случае Геббельс решил посоветоваться с потенциальным подчиненным, а именно Генрихом Гиммлером, которого пока никто не выводил из состава имперского руководства пропаганды. Темой обсуждения было возможное низложение Грегора Штрассера и взаимное сотрудничество. После беседы Геббельс на страницах своего дневника дал вполне положительную характеристику Гиммлеру. «Я заложил основы нашего будущего сотрудничества с ним в области пропаганды. Небольшой худой мужчина. Добродушный, даже, наверное, колеблющийся». В течение последующих месяцев Гиммлер информировал Геббельса о всевозможных курьезах в работе «мюнхенского руководства». В марте 1930 года Гиммлеру удалось все-таки уговорить Геббельса возглавить имперское руководство пропаганды. Геббельс же ожидал официального приглашения из Мюнхена.

В партийную столицу «малютка-доктор» (так за глаза многие звали Геббельса) решился приехать в апреле 1930 года. С этого момента пропагандистское руководство делилось на два управления. 1-м управлением была школа ораторского искусства Фрица Рейнхарда. 2-е отделение подчинялось непосредственно Йозефу Геббельсу. Тот записал в дневнике:

«Вечером состоялось совещание с моим новым секретарем Гиммлером. Мы очень быстро сошлись. Он не особо умен, но весьма усерден». Однако на притирку двум партийным функционерам фактически не оставалось времени. Приближался сентябрь 1930 года, когда должны были состояться очередные выборы в рейхстаг. Их сотрудничество продлилось недолго. К концу июля 1930 года Геббельсу стало ясно, что ему надо искать нового заместителя. В итоге сенсационный прорыв НСДАП на политическом ландшафте Германии формально произошел без участия Гиммлера. На выборах в рейхстаг национал-социалисты получили 18,3 %. Впрочем, у всех минусов были свои плюсы. Гиммлер смог выйти из тени своего начальства, где он пребывал долгие годы. Именно с этого времени он становится заметной политической фигурой. Несмотря на то что Гиммлер почти 15 лет кряду (1930–1945) являлся депутатом рейхстага, он ни разу не выступал там. Однако наличие депутатского мандата позволило ему беспрепятственно ездить по всей стране. Кроме этого Гиммлер смог избавиться от финансовых трудностей, которые беспокоили его уже не один год. Он решил сконцентрироваться исключительно на своем новом поручении. С этого момента он был рейхсфюрером СС, и только рейхсфюрером СС.

Но прежде чем Гиммлер смог насладиться своим политическим успехом, ему и его СС пришлось пройти проверку на прочность. Это было связано с тем, что незадолго до выборов в рейхстаг НСДАП потряс один из тяжелейших кризисов, отголоски которого можно было наблюдать еще несколько лет. Дело в том, что наружу вырвался давно зревший конфликт между СА и политической организацией НСДАП. Именно накануне выборов командующий СА на Востоке Германии Вальтер Штеннес в ультимативной форме потребовал включить в партийные списки представителей штурмовых отрядов. Когда это требование не было удовлетворено, Франц фон Пфеффер решил покинуть пост командующего С А. Произошло это 12 августа 1930 года. Штурмовые отряды остались фактически бесконтрольными. В этих условиях Штеннес заявил, что прекращает охрану всех партийных мероприятий. 30 августа штурмовики захватили берлинскую канцелярию НСДАП. Завязалась драка с охранявшими ее эсэсовцами. Нападение удалось отбить только при помощи прибывших нарядов полиции. Гитлер понял, что надо было хотя бы формально пойти на компромисс. Он прибывает в Берлин и произносит перед штурмовиками речь, в которой обещает, что лично возглавит и СА, и СС. Однако конфликт начал быстро распространяться по стране. Мятеж штурмовиков вспыхнул в Аугсбурге. Туда в срочном порядке прибыли Гиммлер и Зепп Дитрих, которым удалось отстоять местный партийный офис. В течение последующих месяцев аналогичные события произошли в Ханау и в Дахау. И опять партийное руководство от штурмовиков приходилось защищать эсэсовцам. Среди эсэсовцев и рядовых членов партии стали распространяться слухи о том, что «верных и честных штурмовиков» к неповиновению подстрекало «продажное и одержимое жаждой власти руководство штурмовых отрядов». Даже в 1943 году Гитлер продолжал внушать своему окружению, что штурмовики не были чем-то разочарованы, «разочарованными были герр Пфеффер и его камарилья». Первый путч Вальтера Штеннеса примечателен хотя бы тем, что именно после него у СС появился лозунг «Моя честь — моя верность».

В конце 1930 года, когда, казалось бы, кризис миновал, Гиммлер предпринял максимум усилий, чтобы разделить между собой СС и СА. Он даже полагал, что ему это удалось. По крайней мере Гиммлер записал в дневнике: «Окончательное разделение организационных структур и сферы деятельности СС и СА произошло». Но это было самовнушение. Окончательное разделение произошло только лишь после событий 30 июня 1934 года, которые более известны как «ночь длинных ножей». До этого момента Гиммлер формально продолжал подчиняться руководству СА. О разделении не могло быть и речи, так как в сентябре 1930 года Гитлер, как и обещал, лично возглавил и СА, и СС. Однако заниматься делами штурмовиков было сложно и не очень приятно, а потому 30 ноября 1930 года фюрер передал командование СА своему старому знакомому Эрнсту Рёму, который только что вернулся из Боливии. Подобное развитие событий стало сюрпризом для многих. Эрнст Рём считался «крестным отцом» штурмовых отрядов. Именно Рём в начале 20-х годов был посредником между штурмовиками и рейхсвером, именно он снабжал только что появившиеся на свет СА оружием с армейских складов.

Однако именно Рём превратил СА в военизированное формирование, которое ориентировалось на вооруженную борьбу и путчистскую тактику. После выхода из тюрьмы Гитлер решил придерживаться «легального пути», а потому его пути с Рём ом разошлись.

Очень сложно сказать, почему выбор Гитлера вновь пал на Эрнста Рёма. Мятежный капитан не намеревался отказываться от своей прежней тактики. Он был фактически диаметральной противоположностью Гитлеру, который получил возможность прийти к власти при помощи демократических процедур. Скорее всего этот шаг был своего рода уступкой штурмовикам, которые хотели, чтобы их возглавлял «старый рубака», а не парламентский политик. Кроме этого Эрнст Рём не был втянут во внутрипартийные интриги, не являлся ставленником какой-то из противоборствующих клик. В начале 1931 года Рём вступил новую должность — он был назначен начальником штаба СА, при условии, что командующим штурмовыми отрядами формально оставался Адольф Гитлер.

В силу всех этих обстоятельств Генрих Гиммлер мог забыть про разделение СА и СС. В подписанном 16 января 1931 года Рёмом приказе говорилось, что рейхсфюрер СС подчинялся штабу командования СА. Для Гиммлера неким утешением могло быть то, что он был старым знакомым Рёма. Именно у Эрнста Рёма он был знаменосцем во время «пивного путча». Как мы помним, Гиммлер несколько раз навещал Рёма, когда тот находился в тюрьме. В то время как Рём находился в Боливии, где служил военным советником, Гиммлер хотя и нечасто, но все-таки переписывался с ним. Назначенный рейхсфюрером СС, он не замедлил похвастаться этим перед своим бывшим шефом. Гиммлер писал Рёму в 1930 году в Боливию: «Школу, которую я прошел у Вас, уже почувствовали руководители СС. К весне мы планируем собрать несколько тысяч человек». В марте 1930 года Рём прислал ответное письмо, в котором сообщал: «Я поздравляю Вас с усилением Ваших СС. Для меня никогда не подлежало сомнению то, что работа ведется в старом духе, и Вы продолжаете ориентироваться на “Имперский боевой флаг”».

Знал ли Генрих Гиммлер о гомосексуальных наклонностях Эрнста Рёма? Едва ли. До него, конечно же, доходили смутные слухи, но он считал их клеветническими измышлениями противников. Однако в 1931–1932 годах появились неопровержимые доказательства того, что Эрнст Рём был гомосексуалистом. Однако к этому времени Гиммлера нисколько (с политической точки зрения) не интересовала сексуальная ориентация его начальника. На фоне разнузданных штурмовиков, которые никогда не отличались сдержанностью и хорошим поведением, эсэсовцы казались самой дисциплиной и добродетелью. По этой причине Гиммлер был даже заинтересован в дискредитации С А. Чем больше слухов ходило про штурмовиков, тем крепче становились позиции СС.

Однако разделить функции СА и СС хотел не только Генрих Гиммлер. Эрнст Рём в своем первом после назначения приказе говорил о том, что между штурмовиками и эсэсовцами должны быть устранены все трения и недоразумения. Он предполагал, что численность СС не должна была превышать 10 % от общего числа штурмовиков. При этом СА не могли вести агитацию в эсэсовских формированиях, и наоборот. Произошло и разделение функциональных обязанностей. Подразделения СА должны были охранять мероприятия, организованные НСДАП, а структуры СС должны были заниматься исключительно охраной ораторов, политического руководства и видных национал-социалистов, которые в качестве гостей присутствовали на данных мероприятиях. Во время уличных акций С А должны были быть основой для пропагандистских маршей, а СС должны были обеспечивать оцепление, после чего должны были маршировать в конце колонны.

Быстрое увеличение численности СС вынуждало Гиммлера провести некоторые организационные преобразования. Уже в 1930 году были созданы три области оберфюреров СС. В 1931 году были введены новые наименования подразделений СС. С этого дня «охранные отряды» делились на бригады, те на штандарты, а те в свою очередь на штурмбанны. Чтобы увеличить оперативность действий СС, в их составе было создано несколько моторизированных штурмов. Кроме этого Гиммлер в качестве рейхсфюрера СС разделил свой штаб на пять отделов, каждый из которых занимался своей собственной сферой деятельности. Однако противоречия между СА и СС оказалось устранить не так-то просто. Если в штурмовики шли выходцы из низших и средних сословий, то в СС пытались набирать «лучших людей». Кроме этого эсэсовцы никогда не соблюдали мораторий на ведение агитации в среде штурмовиков. Рёму приходили многочисленные жалобы на то, что представители СС переманивали к себе многих членов СА. Соперничество между двумя военизированными организациями подстегивалось тем, что СС, как более дисциплинированная структура, пользовались фактически безграничным доверием со стороны политического руководства НСДАП.

Глава 11

Растущие мускулы

В июне 1931 года Генрих Гиммлер провел в Мюнхене совещание с командирами подразделений СС, на котором прочитал доклад «О целях и задачах СС, об отношении СС к СА и политическим структурам». По сути, это единственный дошедший до нашего времени документ «эпохи борьбы», в котором предельно ясно и четко говорилось о будущих целях и задачах «охранных отрядов». Гиммлер полагал, что СС являлись «гвардией», которой было суждено стать «последним резервом фюрера». «СС должны быть формированиями, которые включают в себя лучший человеческий материал, имеющийся в Германии. СС должно сплачивать кровное единство, а потому их распад невозможен». И далее: «Мы идем по пути, позволяющем нам стать чем-то большим, чем группа активистов, более дисциплинированными, чем они. Только тогда можно утверждать, что мы можем конкурировать с лучшими людьми партии, что мы по праву носим “мертвую голову”, что только мы можем претендовать на звание гвардии». Разворачивая свою мысль, Гиммлер предполагал, что в данном случае СС смогут вытеснить с политической сцены союз фронтовиков «Стальной шлем», так как только СС будет являться единственной организацией лучших ветеранов войны.

Говоря о далеких политических перспективах, Гиммлер сосредоточивал внимание присутствовавших на окончательном противостоянии между «нордической расой» и большевизмом. «Удастся ли нам еще раз воспитать народ, народ нордической расы, опираясь на ценности крови, которые будут превозноситься в процессе отбора? Удастся ли нам заселить Германию нордической расой, вновь сделав немцев крестьянами, а 200-миллионный народ — крестьянским? Если да, то земля будет принадлежать нам! Если нет, то это означает победу большевизма, искоренение нордической расы, опустошение и запустение земли». В этих процессах СС должны были играть роль передового отряда: «Перед нами поставлено величайшее и благороднейшее задание, которое вообще может быть поставлено перед народом. Мы обречены создавать народ на основе идеалов крови. Мы призваны для того, чтобы создать фундамент, на основании которого поколения будущих немцев будут формировать свою собственную историю. Если же мы правильно заложим этот фундамент, то эта история будет великой. К нам должны добровольно прибыть лучшие бойцы, все лучшие немцы, которые в один момент обнаружат, что СС сформированы правильно, что СС действительно великолепны».

Нельзя не обратить внимания на то, что в своем выступлении Генрих Гиммлер делал ставку на некое итоговое столкновение между большевизмом и «нордической расой», а выполнение своей миссии СС могли завершить только в далеком будущем. В данном случае ключом к формированию элитной организации партии должен был являться «расовый отбор». Уже на основании этого Гиммлер требовал, чтобы к заявлению о вступлении в СС прилагалась фотография. Поводом для этого требования являлось желание Гиммлера, чтобы формирования СС не имели «славянского облика». Особо строгие требования он предъявлял к потенциальным руководителям СС — они ни при каких условиях не должны были иметь славянских или азиатских черт лица. Кроме этого прежде чем перевести рядового эсэсовца на руководящую должность, надлежало тщательно проверить его семью. «Хороший и вполне безупречный руководитель не может происходить из плохого окружения, в противном случае он не будет обладать силой, позволяющей ему принять решение, а эта сила должна быть у каждого из руководителей СС». Только после этого Гиммлер стал рассуждать о роли СС в рамках национал-социалистического движения в целом. «В отношениях с СА мы должны быть лучшими приятелями, но при этом быть образцом для подражания. Мы должны действовать, а не говорить. Мы должны руководствоваться старой поговоркой: больше дела — меньше слов». Принципиальным для СС должно было являться безоговорочное подчинение партийному руководству. «Мы не должны рассчитывать на всеобщую популярность, после проделанной работы нас могут недолюбливать, но мы не должны требовать никаких знаков признательности взамен. Однако наш фюрер должен знать, что в его распоряжении всегда имеются СС. Мы должны быть для него самой преданной и самой ценной организацией, а потому мы не имеем права разочаровывать его».

Приблизительно в то же самое время Генрих Гиммлер составил «Приблизительный служебный Устав для деятельности СС», в котором подробно описывались обязанности эсэсовцев. Например, члены СС должны были собираться вместе не реже четырех раз в месяц. Поводом для встреч могли являться пропагандистские и агитационные мероприятия. Кроме этого еще два дня в месяц эсэсовцы должны были посвящать собственно «службе в СС». В это время они должны были заниматься физической подготовкой. В качестве таковой Гиммлер рекомендовал дзюдо, которым он пытался заниматься в студенческие годы. Гиммлер вновь и вновь подчеркивал, что СС должны были являться элитной организацией. Именно по этой причине служащие СС не имели права вести между собой «мелочные споры». Он вновь указывал на то, что служащим СС было запрещено участвовать в дискуссиях, которые шли на общих партийных собраниях. Кроме этого Гиммлер приказывал воздерживаться от вмешательства в дела СА.

Вдобавок в проекте служебного устава оговаривалось, какие песни должны были знать все служащие СС, и как должна была выглядеть их униформа (коричневая рубашка, черный галстук, черное кепи с «мертвой головой», черные брюки, черные сапоги и черный ремень). Под страхом исключения из рядов СС запрещалось носить с собой оружие — в то время НСДАП всячески подчеркивала свою «легальность» и не хотело давать поводов для запрета деятельности, что могло быть осуществлено на основании декретов, принятых рейхспрезидентом. К кандидатам на вступление в СС предъявлялись очень жесткие требования — они должны были быть не ниже 170 сантиметров роста, не быть моложе 23 лет, иметь крепкое физическое сложение. После принятия служебного устава он был дополнен многочисленными приказами, распоряжениями и директивами, которые определяли «внутренний распорядок» несения службы в СС. В частности, речь шла об организации штабов СС, о формировании музыкальных подразделений, о медицинском обследовании эсэсовцев.

Летом 1931 года Генрих Гиммлер принял решение, которое предопределило характер эсэсовской службы на долгие годы вперед. Он отдает приказ о формировании собственной разведывательной службы. За несколько месяцев до этого он знакомится с Рейнхардом Гейдрихом, который был вынужден оставить службу в военно-морском флоте. Гейдриха и Гиммлера познакомил группенфюрер СС барон Карл Фридрих фон Эберштайн. Поначалу Гейдрих, был введен в состав СС, базировавшихся в Гамбурге. Но вскоре он оказался в окружении Гиммлера. Тому с самого начала было ясно, что Гейдрих. получивший на флоте специализацию «офицер связи», должен был заниматься отнюдь не передачей сообщений, но шпионажем. 1 августа 1931 года Гейдрих приступил к исполнению обязанностей в качестве руководителя новой эсэсовской службы, которая тогда была названа на военный манер — отдел 1с. Чтобы облегчить деятельность Гейдриху, в сентябре 1931 года Гиммлер издал секретный приказ, в котором распорядился создать сеть информаторов. Она должна была принизывать всю структуру СС вплоть до отдельных штандартов. Однако поначалу в новом отделе числился один-единственный человек — сам Гейдрих. Ситуация несколько изменилась после того, как в апреле 1932 года правительство Веймарской республики запретило деятельность СС и СА. Чтобы замаскировать работу эсэсовской разведки, она была переименована в «информационную пресс-службу». После этого Гейдриху удалось обзавестись множеством сотрудников по всей Германии. Они регулярно направляли свои сообщения в «центр». Когда 19 июля 1932 года деятельность СА и СС была вновь разрешена, то «пресс-служба» была превращена в службу безопасности СС (СД). Десятью днями позже Гейдрих, являвшийся ее руководителем получил звание штандартенфюрера СС.

Если же вернуться в 1930 год, можно отметить, что после успехов на выборах в рейхстаг численность Национал-социалистической партии стала стремительно расти. НСДАП ожидал прорыв на местных выборах и выборах в ландтаг. Одновременно с этим ширились и ряды СА. Только за 1931 год численность штурмовых отрядов выросла с 88 тысяч до 260 тысяч человек.

Несмотря на то что численность СС тоже увеличивалась, они не могли похвастаться столь стремительным приростом. 1 января 1931 года в рядах СС числилось 2727 человек, 1 апреля -4490, а октябре 1931 года Гиммлер констатировал, что численность СС перевалила за 10 тысяч человек, к которым надо было прибавить еще 3 тысячи человек, которые хотели вступить в СС. К этому моменту СС делились на 39 штандартов, которые распределялись между 8 абшниттами СС (единица территориального деления, которая пришла на смену области оберфюрера СС).

В своем выступлении перед руководителями СС в июне 1931 года Генрих Гиммлер подчеркнул, что его организация должна быть не просто элитным формированием партии, но «расовым авангардом немецкого народа». Теперь для принятия в СС все кандидаты проходили строгое «расовое освидетельствование». Поначалу изучением фотографий кандидатов на вступление в СС занимался лично рейхсфюрер. Это было отличительной чертой Гиммлера. Во многих случаях он предпочитал самостоятельно заниматься изучением вопроса, не решаясь делегировать полномочия своим подчиненным. Однако к 1933 году наплыв желающих вступить в СС стал настолько огромным, что некоторое время принимали всех без разбору. Действительное «расовое освидетельствование» проводилось только в тех случаях, когда человек претендовал на одну из руководящих ролей в СС, то есть планировал стать «офицером» (в то время «офицер СС» еще не было официальной формулировкой). Критерии расового отбора ужесточились в очередной раз, когда Гиммлер подписал приказ «О помолвке и бракосочетании». Теперь «расовому освидетельствованию» подлежали даже будущие жены эсэсовских руководителей. С этого момента для вступления в брак служащим СС требовалось получение специального разрешения. Чтобы облегчить эту работу, Гиммлер отдал приказ о формировании расового управления СС, которое возглавил его приятель по союзу «Артам» Рихард Вальтер Дарре. Ему же было вменено в обязанность ведение специальной «родовой книги СС». Нельзя отрицать того факта, что приказ «О помолвке и бракосочетании» сразу же натолкнулся на массовое непонимание со стороны служащих СС, а сам Гиммлер выглядел едва ли не нелепо. Однако он смог переломить сложившуюся ситуацию. На самом деле «приказ о бракосочетании» был всего лишь составной часть политики, проводя которую Генрих Гиммлер намеревался окончательно отмежеваться от «плебейских» СА. Если эсэсовцы должны были стать расовой и политической элитой, то они должны были быть полной противоположностью штурмовикам, известным всей Германии своей тягой к выпивке и распущенностью. В СС же планировалось культивировать «нордические» черты характера, то есть строгость, сдержанность и т. д.

Если говорить о первых руководителях СС, то в период 1930–1932 годов в их число, как правило, попадали люди, которые родились в период между 1890 и 1900 годами. Это было поколение военной молодежи, причем значительная часть руководителей СС были молодыми фронтовиками. В большинстве случаев они пошли на фронт добровольцами, затем продолжили свой боевой пусть в составе фрайкоров. Они не могли вписаться в мирную («гражданскую») жизнь, в которой воспринимались как маргиналы. Список этих людей хорошо известен: Карл Вольф (1900 года рождения), Август Хайсмайер (1897), Курт Веге (1891), Рихард Хильдебрандт (1897), Фриц Вайцель (1904) Фридрих Вильгельм Крюгер (1894), Фридрих Иекельн (1895), Зепп Дитрих (1892), Вернер Лоренц (1891), Курт Виттье (1894), Курт Далюге (1897), Альфред Роденбюхер (1900), Вильгельм Редис (1900). Сразу же бросается в глаза, что Гиммлер предпочитал ставить во главе СС людей, которых мог назвать своими ровесниками.

В конце 1931 года Гиммлеру пришлось привести территориальное деление СС в соответствие со структурой СА. Все абшнитты СС были подчинены двум командованиям групп: «Южная Германия» и «Северная Германия». В качестве их руководителей выступали Фриц Вайцель и Зепп Дитрих. В течение 1932 года появились группы «Восток», «Юго-Восток», «Запад», которые позже были преобразованы в оберабшнитты СС. На низовом же уровне количество новых формирований росло почти постоянно. В январе 1932 года Гиммлер отдал приказ сформировать при СС собственные «летные штурмы», которые должны были быть независимыми от Национал-социалистического летного корпуса. Этим шагом рейхсфюрер СС хотел привлечь в свою организацию энтузиастов авиаспорта и планеризма, которые в то время были весьма популярны в Германии. Когда в апреле 1931 года были запрещены военизированные формирования НСДАП, то в рядах СС находилось 25 тысяч человек. Некоторое время спустя деятельность СС была вновь разрешена, тогда они уже насчитывали 41 тысячу человек. Теперь СС удалось достигнуть предложенного Рёмом коэффициента — эсэсовцы должны были составлять 10 % от общей численности штурмовиков. В те дни СС финансировались наполовину из членских взносов и пожертвований так называемых способствующих членов.

Тем временем Гиммлер решает навести порядок в организации мюнхенского центра СС. 15 июля 1932 года он распоряжается создать управленческий отдел СС, во главе которого ставит бывшего торгового агента Герхарда Шнайдера. В октябре 1932 года он распускает существовавшее с 1930 года Имперское финансовое управление. Его начальника Пауля Магнуса Вайкерта не только лишают должности, но и исключают из СС. В данном случае причина крылась скорее всего не в организационных преобразованиях структуры СС, а в подозрении, что Вайкерт занимался финансовыми махинациями. Гиммлер всегда проявлял нездоровую щепетильность в части того, что касалось денег. Мошенничество и присваивание казенных средств было для него едва ли не «смертным грехом». Именно по этой причине он требовал детального отчета обо всех деньгах. После войны сотрудники проекта «Источник жизни» («Лебенсборн»), который был начат в 1935 году в рамках реализации задумок Гиммлера по формированию «идеального нордического немца», вспоминали, что рейхсфюрер СС требовал отчитываться едва ли не по каждому грамму маргарина, который поступал в дома «Источника жизни». В любом случае после отставки Вайкерта управленческий отдел стал развиваться, со временем превратившись в важную составную часть структуры СС. Однако в 1934 году Шнайдера постигла участь Вайкерта, его лишили должности из-за подозрений в воровстве и утаивании денег. И эти случаи были отнюдь не единичными.

Между тем Гиммлер озадачился тем, что ему надо было привести к некому общему знаменателю быстро растущий руководящий корпус СС. По этой причине с 31 января по 20 февраля 1932 года в Мюнхене были проведены так называемые «учебные курсы рейхсфюрера СС». Во время этих курсов Гиммлер впервые предстал перед подчиненными в черном мундире. Он хотел подчеркнуть, что эсэсовцы должны были дистанцироваться от коричневых рубашек, которые «подобали» штурмовикам. Как и можно было бы предположить, учебные курсы по своему содержанию не отличались особой оригинальностью. Руководителям СС рассказывалось о мировой революции, еврействе, масонстве, расовых проблемах, о христианстве. Многие годы спустя Карл Вольф так описывал события тех дней: «Многие тогда еще ни разу не сталкивались с рейхсфюрером СС лицом к лицу. Суть этого мероприятия заключалась в том, чтобы установить живую связь, чтобы каждый мог убедиться в силе его личности». Однако после войны Вольф предпочел изменить тон своих воспоминаний: «Бледный, в очках — облик Гиммлера поначалу всех разочаровал. В нем не было типично военных и мужественных черт, которые могли бы вызвать доверие слушателей… Когда мы беседовали с ним после чтения докладов, то за холодным блеском круглых очков могли разглядеть теплые и веселые глаза». Впрочем, Карл Вольф не раз менял описание Гиммлера. В зависимости от ситуации (например, во время допросов союзниками) он мог характеризовать его как «холодного», «авторитарно жеманного», «ненадежного», а его «приветливость» была всего лишь «попыткой скрыть эти неблаговидные качества характера». Впрочем, очень многие из современников вспоминают, что Гиммлер действительно был несколько брезглив и предвзят в общении с другими людьми.