Сталин. Не менеджер и не эффективный
Современное российское общество часто предпочитает обсуждать не явления, а слова. С другой стороны, есть постоянно тиражируемые малоосмысленные и невнятные слова и словосочетания (бюджетник, государство, точечная застройка, дачная амнистия, бесплатное образование и т. п.). Они широко употребляются и обсуждаются так, будто за ними стоит определенная реальность. Среди таких феноменов и эффективный менеджер по отношению к Сталину.
Согласно словарным определениям менеджер – это «специалист по организации деятельности какого-либо предприятия в области производства, торговли, шоу-бизнеса, спорта и т. п.». Разумеется, все эти предприятия могут иметь разный масштаб деятельности. Например, от организации соревнований дворовых команд до проведения Олимпийских игр. Однако никакое предприятие, даже масштаба «Газпрома» или Сбербанка, и отдаленно не может сравниться с великой страной с середины 20-х до начала 50-х годов прошлого века. А задачи, стоявшие перед первым лицом страны, абсолютно несоизмеримы с проблемами и вызовами, определяющими работу современных менеджеров. Если бы сегодня встал из гроба отец и учитель, корифей науки, гений всех времен и народов, генералиссимус, лучший друг советских физкультурников (писателей, детей и т. п.) и пр., такое фантастическое понижение в ранге оскорбило бы его не меньше, чем объявление преступником. Никому не приходит в голову называть Курчатова, Тамма, Арцимовича, Сахарова менеджерами атомного проекта. Таковым при них, видимо, был Берия. Кто помнит, при всем уважении к их работе, директоров кинофильмов, созданных Сергеем Эйзенштейном или Александром Довженко? Завхозов, завкассами и тому подобных менеджеров Большого театра, когда им руководили Николай Голованов или Владимир Васильев? Самостоятельный и самовластный человек, занимавший главный пост в великой стране в течение четверти века, может быть кем угодно, но только не менеджером.
Теперь об эффективности. Эффективный – это «приводящий к желаемым результатам, действенный». Очевидно, что желаемый результат – это то, что до начала действий было целью. Какие цели ставил Сталин? Создание мощнейшего военного государства, полное искоренение свободомыслия во всех областях жизни, установление абсолютной личной власти. Оставлю читателю решать вопросы о том, какие из этих целей были достигнуты, а какие – нет. А главное – радоваться ли тому, что не все цели были достигнуты полностью.
Добавлю лишь, что эффективная деятельность предполагает также минимизацию затрат и усилий, устойчивость результатов, отсутствие непросчитанных негативных последствий. Вряд ли кто-либо усомнится в том, что Сталина для достижения его целей не останавливала цена в десятки миллионов жизней и искалеченных судеб людей. Непрочность полученных им результатов, например, в национальном или крестьянском вопросе, биологической науке или театральном искусстве также очевидна. Пусть все это даже ложки дегтя, но они, как известно, портят и бочки меда. Так что деятельность Сталина никак не подпадает под значение слова эффективный.
Подчеркну, что мои соображения никак не имеют целью оценить деятельность Сталина. Их смысл в другом – в необходимости соблюдать точное соответствие между значениями слов и той реальностью, которую они таким образом замещают. Без этого непременного условия любой разговор в лучшем случае бесполезен.
Был ли Советский Союз империей?
Существительное империя обычно употребляется вместе с прилагательным (Британская империя, Римская империя, например) или с существительным в родительском падеже (империя Чингиз-хана, империя Александра Македонского). При этом слово империя обозначает такое многонациональное государственное устройство, в котором непременно присутствует метрополия (центр, держащий в своих руках все нити власти) и колонии (области, полностью подчиненные центру и выплачивающие ему в разных формах дань). Колонии сами по себе никак не интересуют метрополию, но важны лишь постольку, поскольку являются источником обогащения. Именно такие отношения между метрополией и колониями, как хорошо известно из истории, обусловили крах всех существовавших на земле империй.
Был ли империей Советский Союз? Строго говоря, конечно же, нет. Ведь отношения между центром страны и его периферийными образованиями не были отношениями между победителем-мародером и его побежденной жертвой. Более того. Как известно, по многим параметрам население союзных республик в СССР оказывалось часто в более выигрышном положении, чем население центра. Не следует, однако, забывать о жестком диктате, который реализовался в СССР от центра к периферии в рамках партийно-государственной политики. Можно утверждать, что национально-государственное устройство, которое существовало в СССР, не получило адекватного обозначения в специальном слове, которое обозначало бы «установку на экономическое и культурное развитие в условиях партийно-политического диктата». Империей называли СССР только его недоброжелатели, не утруждая себя проверкой значения слова жизненными реалиями.
В связи с этим весьма странное впечатление производят выступления, содержащие ностальгию по советской империи. Еще более странно выглядят призывы к возрождению империи. Если речь идет о возрождении государственного устройства, которое существовало на территории СССР до 1991 года, то это устройство никак нельзя называть империей. Если же речь идет о желании создать именно империю, то, во-первых, не следует говорить о возрождении (нельзя возродить то, чего не было). А во-вторых, следует непременно подумать о том, насколько реально осуществить такое желание. Обычно подобные желания высказывают те, кто уверен в своей будущей принадлежности к метрополии. И хотя именно такое развитие событий отнюдь не гарантировано, стоит подумать и о тех, чье место – в колониях. Едва ли такая перспектива покажется для этих людей заманчивой. И можно только предполагать, с какой силой они будут ей сопротивляться.
Впрочем, у значения слова империя есть еще одна, отмечаемая словарями, содержательная составляющая. Она в том, что во главе империи стоит император. Менее строго эту составляющую следует понимать как богатство, пышность и демонстрация военной мощи, которыми непременно утверждает себя соответствующее государственное устройство. Известно, что в империях были созданы выдающиеся произведения архитектуры и градостроительства, в меньшей степени живописи и литературы (именно о таких атрибутах советской жизни чаще всего с ностальгией вспоминают сторонники империи), Однако искусство как некоторое самодовлеющая ценность достигало высот не только в имперские времена и в имперском стиле. А оценивать привлекательность государственного устройства на основании его внешнего оформления едва ли достойно ума глубокого и проницательного.
Можно предполагать, что одной из причин такой «разрухи в некоторых головах» выступает язык рекламы. Именно там мы находим такие, например, словосочетания, как империя кухни или империя чувств. В этом случае слово империя теряет те компоненты значения, которые связаны с государственным устройством и его иерархичностью, но сохраняет те компоненты, которые обозначают огромность, разнообразие, пышность. Иными словами, в рекламе речь идет о торговых точках, по некоторым параметрам ПОХОЖИХ на империю, но никак не являющихся «империями» в точном и полном значении этого слова. Такое «зачеркивание» одних параметров значения при сохранении других широко представлено в русском языке. Например, когда мы говорим: Мария Ивановна – змея, мы «зачеркиваем» в слове змея параметры «животное определенного вида», поскольку уже ясно, что речь идет о человеке, Марии Ивановне. А вот параметры, определяющие важные характеристики этого животного («коварство», «хитрость», «изворотливость»), при этом употреблении слова змея сохраняются как характеристики человека.
Полезно понимать такое контекстное преобразование значений многих слов и никогда не распространять рекламное значение слова «империя» («множество разнообразных красивых предложений») на политическую сферу, где слово империя содержит еще и другие, очень важные, содержательные характеристики.
Безразмерное государство
Когда мы читаем или слышим Берлин – это средоточие интересных музеев, то за словом Берлин для нас стоит определенное географическое пространство. А в предложении Берлин предлагает начать переговоры то же слово сегодня обозначает не пространство, а «руководители ФРГ». И это различие в значениях при совпадении формы не создает для нас трудностей. Подобное различие представлено не только в названиях столичных городов, но и во многих других словах, в том числе весьма употребительных. В таких, например, как слово государство. И здесь часто возникают неясности.
Одно из значений слова государство – это страна, то есть географическое пространство со своим населением, его культурой, традициями, общественным устройством. В этом смысле говорят о государствах (странах) европейских и азиатских, моноэтнических и полиэтнических, древних и новых, демократических и феодальных и т. д. и т. п. Налицо параллель с тем значением слова Берлин, которое представлено в предложении Берлин – это средоточие интересных музеев. Или в зачинах сказок: «В некотором царстве, в некотором государстве».
Другое значение слова государство – это система органов власти, регулирующих жизнь людей, которые живут на определенной территории, ограниченной государственными границами. Нетрудно видеть, что своим первым значением слово государство ориентировано на внешнее отграничение от других подобных государств. Зато второе значение этого слова предполагает внутреннее употребление. Нерасчлененно обозначая «систему органов власти», то есть и президента, и правительство, и федеральное собрание, и министерства, и муниципалитеты, и управы и т. д. и т. п., государство во втором значении представляет собой колоссальное обобщение. Большее, чем фрукты по отношению к яблоко, груша, персик. Или мебель по отношению к стол, стул, диван, буфет, комод. Оно напоминает скорее продукты по отношению к мясо, рыба, овощи, хлеб.
Когда пианист Денис Мацуев, получая государственную премию, радуется: «Государство оценило мой труд», – под государством, видимо, подразумеваются президент и непосредственно связанные с ним органы власти. Едва ли то же самое имеется в виду, когда нас призывают позаботиться об увеличении своей будущей пенсии, участвуя в государственной программе софинансирования пенсий. При этом нам сообщают, что государство тоже примет участие в данной программе. Наверное, в этом случае имеется в виду уже не президент и даже не правительство, а Пенсионный фонд России? Но почему тогда прямо не назвать именно этот государственный орган? Хотя в данном случае как раз его и не следует называть. Поскольку еще не совсем забылись сообщения о каких-то хищениях в этом фонде. Да и дня не проходит, чтобы не говорилось о бедственном финансовом положении данного фонда и о его мрачных перспективах. Конечно, правы авторы соответствующей рекламы: гораздо лучше говорить государство. Ведь с этим словом, в его первом значении, связываются патриотические чувства. Правда, недоверчивый будущий пенсионер может задать законный вопрос: «А куда же конкретно обращаться в случае каких-либо осложнений?» Рекламодатель адреса почему-то не оставил. Впрочем, та же неопределенность представлена и в предложении Берлин предлагает начать переговоры. Кто же именно предлагает? Канцлер, министр иностранных дел или кто-то из чиновников более низкого ранга, депутаты бундестага, кто-то еще?
Почему же так часто используется в русской речи слово государство в его втором – весьма размытом, обобщенном – значении? На мой взгляд, для этого есть две причины. Первая связана с обычно не осознаваемой сакрализацией этого слова и государства вообще в сознании говорящих по-русски. Вторая причина – более прозаическая: за ней стоит нежелание называть конкретно ответственного за совершаемые действия. Нечто вроде круговой поруки. Только уже между разнообразными государственными органами – территориальными, ведомственными, федеральными, муниципальными, законодательными, исполнительными, судебными и иными, формирующими власть. Однако в некоторых случаях вся эта замена конкретной информации давлением на читателя/слушателя кажется ничем не оправданной. Почему, скажем, не назвать полученную Денисом Мацуевым премию более конкретно – президентской? Ведь, до того как стать государственной, она называлась Ленинской, а еще раньше – Сталинской. Таким образом указывалось, что такая премия в нашей стране в определенный период является высшей государственной наградой.
А читателю/слушателю при встрече со словами государство, государственный можно только напомнить призыв Козьмы Пруткова «Бди!». И не стесняться всегда задавать вопрос, какой же именно принадлежащий власти орган стоит за словом государство. Как не стесняемся мы, отправляясь за продуктами, спрашивать у своих домашних, что же именно они хотят видеть на своем столе и в холодильнике.
О привилегиях и льготах, жадных и скупых
Многие наши сограждане воспринимают слова в этих парах как абсолютные синонимы. Между тем это далеко не так.
Слово льгота сейчас на слуху. Еще не забылись страсти по поводу монетизации льгот – то есть замены их денежными выплатами. Проблема, как известно, возникла из-за того, что денежные выплаты оказались значительно меньше реальной стоимости отменяемых льгот. Кроме того, не учитывалась высокая инфляция, понижающая покупательную способность денег. Так что речь шла не о принципе «деньги вместо льгот», а о количестве денег, его соответствии реальной стоимости льготы сегодня и в будущем.
А вот слово привилегия, кажется, совсем забыто. Между тем еще двадцать лет назад борьба с привилегиями была одним из главных лозунгов перестройки. Под привилегиями понимались предназначенные исключительно для высших партийных и государственных чиновников закрытые для остальной части населения магазины, поликлиники, больницы, санатории и дома отдыха, столовые, система «заказов» продуктов, одежды, обуви, бытовой техники и т. п. Современному молодому человеку трудно представить себе пустые полки в продовольственном магазине «для всех» и существование «закрытых» точек с разнообразным ассортиментом мясных и прочих продуктов.
Но значит ли все это, что теперь мы не нуждаемся в слове привилегия? Разумеется, нет! Ведь, согласно словарям, привилегия – это «исключительное право, предоставляемое кому-либо, в отличие от других, преимущество». Иными словами, привилегия – это несколько больше того хорошего, что составляет усредненную норму. Возможность вызвать автомобиль, если надо (или хочется) куда-то поехать. Возможность лечиться в поликлинике и/или больнице, которые по уровню обслуживания (квалификация медперсонала, оснащенность современным оборудованием, бытовые условия и т. п.) лучше, чем «обычные» учреждения такого рода. Возможность получать пенсию, превышающую те, что имеют остальные граждане. Причем если последняя привилегия уже выступает в денежной форме, то о монетизации двух первых для тех, кто таковые имеет, кажется, речь не идет. В общем, несколько огрубляя дело, можно сказать, что привилегия – это больше прав.
А что же льгота и чем значение этого слова отличается от значения слова привилегия? Согласно словарным определениям, льгота – это «облегчение, предоставляемое кому-то как исключение из общих правил». Иными словами, льгота — это несколько меньше того плохого, что составляет усредненную норму. Норма – пользоваться общественным транспортом (кроме такси) и платить за такую услугу. Льгота предполагает полную отмену или уменьшение неприятной обязанности платить. Норма – это конкурс оценок при поступлении в вузы. Однако для сирот, инвалидов и некоторых категорий граждан эта малоприятная процедура смягчается: льгота делает этих людей конкурентоспособными в борьбе за бюджетное студенческое место уже в том случае, если они имеют хотя бы положительные оценки. Подросткам и женщинам с малолетними детьми могут быть предоставлены трудовые льготы: избавление от ночных смен, невозможность увольнения и т. п. Несколько огрубляя дело, можно сказать, что льгота – это меньше обязанностей.
Судьба слов привилегия и льгота весьма точно отражает историю социальной политики в России в последние два десятилетия: боролись за отмену привилегий – напоролись на отмену (монетизацию) льгот. Впрочем, в речи многих наших сограждан значения слов привилегия и льгота четко не противопоставляются: ведь и то и другое улучшает положение человека. При этом, однако, забывают, что привилегия – это дальнейшее обогащение имущего, а льгота – необходимая помощь малоимущему. Можно сказать, что привилегия украшает жизнь, а льгота делает ее чуть более сносной – ведь сами-то льготы предоставляются социально наиболее уязвимым членам общества. И очевидно, что неразличение значений этих двух слов препятствует более глубокому пониманию сути социальных процессов, переживаемых нашим обществом.
К сожалению, подобное огрубленное восприятие действительности связано с нежеланием различать значения и некоторых других слов. В качестве примера назову прилагательные жадный и скупой, к сожалению, воспринимаемые нынешним молодым поколением как абсолютные синонимы. А вот многие люди старшего возраста усматривают между этими словами важные семантические различия: жадный стремится к максимальным приобретениям, а скупой – к минимальным потерям. Стилистическим синонимом слова жадный является старославянское по происхождению слово алчный, ныне весьма малоупотребительное. В русской традиции жадность подвергалась большему осуждению, чем скупость, которая тоже не считалась добродетелью. Пословица утверждает, что скупость – не глупость, хотя известно, что скупой платит дважды. Детское слово жадина, которым называют не желающего дать что-нибудь или чем-то поделиться, разрушает исконное противопоставление этих слов. В нем отражается более примитивный взгляд на мир, чем тот, который существовал в русском языке начала прошлого века. Обидная потеря!
Право имею или могу?
Многие помнят старый анекдот. «Вы сказали, что я имею право?» – «Имеете» – «Значит, я могу?» – «Нет, не можете». Различие между могу и имею право интуитивно ясно каждому владеющему русским языком. Однако такое знание принципиально отличается от сознательного осмысления.
Глагол мочь и его формы обозначают возможность совершить действие, названное инфинитивом любого глагола, при этом такая возможность зависит исключительно от способностей субъекта. Физических: могу поднять 100 кг, переплыть Волгу, пробежать стометровку за десять секунд. Интеллектуальных: могу решить задачу на проценты, говорить по-английски, пользоваться компьютером. Нередко физическая и интеллектуальная способность различаются с трудом: могу написать статью, построить дом, помочь больному.
Никаких ограничений на реализацию физических и интеллектуальных возможностей субъекта могу не предполагает. Ни моральных: могу обидеть ребенка, сказать неправду, пролезть без очереди. Ни юридических: могу проехать на красный свет, дать взятку, подделать документ. А если не могу, то причина этого (мало сил или нет знаний, не позволяет совесть или страшат юридические последствия) часто не указывается. Впрочем, два последних обстоятельства порой тоже нелегко отделить друг от друга: не могу воровать, терпеть несправедливость, потворствовать мошенничеству. Могу имеет тот же корень, что и слова мощь, могучий, могущество, в которых явно присутствует положительный компонент. И это нередко переносится на слово могу, хотя оно совсем не обязательно означает и это хорошо Могу значит только, что у меня имеется такая возможность.
Имею право, в отличие от универсального могу, ориентировано не только на возможности субъекта, но и на интересы других людей. Прежде всего четко определенные юридически. Например, в трудовом договоре записано, на что имеет право работник, а на что – работодатель. Так что имею право передает значение более узкое, чем могу. А следовательно, могу нельзя заменить на имею право, если речь идет о физически возможных, однако противоправных действиях, например, таких, как невыход на работу в положенное время или пересечение на автомобиле сплошной разделительной полосы.
Но нередко мы встречаемся с ситуациями, когда человек реально не может совершить действие, на которое юридически он имеет право. Конституция СССР 1936 года, как известно, была одной из самых демократичных в мире. Однако на деле не только не существовало механизмов, позволяющих реализовать многие прописанные в ней политические права, но, более того, активно работали специальные органы, существовавшие исключительно для того, чтобы люди даже не пытались ими воспользоваться. И в наши дни словосочетание имеет право часто обставляется такими предварительными условиями и требованиями, что реализация такого права становится делом почти недостижимым. Достаточно вспомнить о спорах относительно места проведения митингов и шествий или об усилиях, необходимых для начала предпринимательской деятельности, создания партии и т. д. И это потому, что имею право вовсе не обладает той магической силой, какой обладали в сказке слова по щучьему велению, по моему хотению. Право на труд не предполагает мгновенное удовлетворение любых требований работника. А право на отдых не означает возможность расслабиться в любой момент, когда этого захочется.
Праймериз
Сейчас активно употребляется слово праймериз. Появление этого слова в русском языке отмечалось уже около полувека назад. Тогда, когда отечественная печать начала более или менее подробно описывать различные этапы избирательной кампании в США. Согласно американской политической традиции официальному выдвижению кандидата(ов) на разные выборные должности и мандаты предшествует не просто широкое обсуждение кандидатур. Очевидно, что словосочетание широкое обсуждение почти лишено какой-либо конкретности и может подразумевать весьма разнообразные и никак не регламентированные мероприятия: собрания, митинги в чью-то поддержку, пикеты против кого-то, разнообразные формы агитации за одних и против других. Иными словами, точно такое же обсуждение и борьбу, которые происходят перед голосованием на заключительном, определяющем конечный результат этапе борьбы между партиями. Слово праймериз обозначает набор тех же приемов борьбы плюс голосование, но на внутрипартийном этапе. Когда сама партия путем внутрипартийного обсуждения и голосования определяет, кто именно обладает наибольшим авторитетом и влиянием, чтобы быть делегатом соответствующих съездов. Кто персонально, как личность, оратор, харизматик, имеет наибольшие шансы на то, чтобы в борьбе с другими партиями занять ту или иную выборную должность. Можно сказать, что слово праймериз отличается по значению от выборы одним, но очень важным семантическим ограничителем «внутрипартийные».
Слово выборы в русском языке может выступать и как обычное слово с характерной для обычных слов многозначностью и некоторой семантической неопределенностью. И как юридический термин со строгим формальным семантическим определением, так же как это принято в естественно-математических науках. Как юридический термин выборы должны сопровождаться подробными инструкциями относительно их проведения: кто и когда назначает, как и где организуются, кто и какие права имеет и какую ответственность несет и т. д. В этом своем терминологическом значении слово выборы может наполняться несколько разным содержанием по отношению к разным странам: существование и отсутствие конкретных цензов, сроки полномочий отдельных лиц, порядок отзыва избранных и т. д. Например, порядок назначения новых выборов в Великобритании существенно иной, чем в других странах. Существующее в США избрание президента коллегией выборщиков, а не прямым путем может вести к избранию кандидата, не получившего абсолютное большинство голосов избирателей и мн. др.
В отличие от выборы слово праймериз в русском языке не имеет терминологического значения. И, характеризуя лишь внутрипартийный этап предвыборной борьбы, не включает в свое значение ничего более, чем информацию о том, что целью всех этих усилий является выдвижение своих партийных кандидатов на «настоящие» выборы. И все остальные аспекты, подобные тем, которые присутствуют в терминологическом значении выборы, в праймериз, разумеется, отсутствуют.
Праймериз – это не репетиция тех выборов, в которых участвует несколько партий и результаты которых прогнозируют социологические службы. Праймериз, повторю, это дело сугубо внутрипартийное. И, может быть, наиболее близким к нему по значению будет русское слово смотрины. Действительно, перед нами смотрины, после которых выбираются именно те, кто, по мнению большинства партийцев, может принести их партии наибольший успех.
Как почти всегда и бывает, инокультурное явление приходит в нашу жизнь и со своим именованием. Это иноязычное именование и остается в русском языке, пополняя круг заимствованных слов. В нашем случае значение слова в языке-доноре вполне соотносимо со значением праймериз в русском языке. Английское prime, означая «первый, лучший» восходит к соответствующему латинскому корню, представленному, в частности, в русском прима. Пришедшее к нам также из английского образование праймтайм «лучшее время», как известно, используется для обозначения такого времени, когда телеаудитория наиболее многочисленна. (Ср. час пик для обозначения наибольшей загруженности транспорта.) Разумеется, происхождение слова, как это обычно и бывает, кроме «первый» и «лучший» ничего не сообщает о других его важнейших семантических характеристиках, таких как «внутрипартийный отбор» и «с целью успешного участия в общенациональных выборах».
Переизбыток гламура
Речь идет о слове, обозначающем явление, которое стало занимать в нашей жизни слишком большое место. И это, честно говоря, не радует.
«Толковый словарь иноязычных слов» Леонида Петровича Крысина раскрывает его значение следующим образом: «[англ. glamour – обаяние, чары; роскошь, шик» фр. glamour – обаяние, привлекательность]. Внешний блеск (в одежде, украшениях, косметике и т. п.), внешняя привлекательность. Гламурный – внешне привлекательный, шикарный (преим. о женщинах)». Гламурный – это то, что относится к внешней стороне красивого быта.
Гламур – это красивый быт. Красивые одежда, обувь, белье, подтяжки, чулки, носки. Предметы и способы ухода за телом: кремы, лосьоны, дезодоранты, прически, эпиляции, окрашивание бровей и ресниц. Мебель и обустройство жилища: столы и кресла, рюмки и фужеры, супницы и разливательные ложки, ковры и занавески, средства ухода за паркетом, за кафелем в ванной, за унитазом. Гламур – это и красивый участок, на котором стоит ваш коттедж, с клумбами и рабатками, с дорожками и воротами разных типов, с розами и пионами, с газонокосилками и мини-тракторами. И, конечно, элегантные и удобные автомобили различного дизайна, целевого назначения, ориентированные на личность владельца. А еще – часы, разнообразнейшая бытовая техника, украшающая интерьер и облегчающая быт… Словом, все то, что предлагают современные магазины, предприятия и многочисленные фирмы по бытовому обслуживанию населения. Причем, если мы говорим о гламуре, речь идет не об удовлетворении обычных бытовых потребностей, но о красоте, шике, наконец, о престижности (это слово также требует специального, отдельного разговора) обладания соответствующими предметами, приобщенности к красивой жизни…
Совершенно ясно, что гламур как представление о красоте быта привлекает людей, выполняя роль более или менее скрытой рекламы, прежде всего дорогих товаров и услуг. Пропагандируя красоту быта, гламур воспитывает эстетические вкусы или, по крайней мере, разумно требует оценивать все, что окружает повседневную жизнь человека, не только с функциональной, но и с эстетической точки зрения. Рассказывая о дорогих и красивых бытовых предметах, гламур стимулирует людей на добывание денег ради обладания такими вещами.
Не будем, однако, забывать, что гламур – это не только красивое, но исключительно бытовое и внешнее. Русская и советская культура всегда оценивали оба эти параметра резко отрицательно. Особенно активен в этом отношении был Владимир Маяковский: «Страшнее Врангеля обывательский быт. Скорее головы канарейкам сверните, чтоб коммунизм канарейками не был побит». В советское время активно романтизировался неустроенный, аскетический быт у костра, в землянках, палатках, общежитиях. Эта бытовая бедность и непритязательность непременно соединялась с высокими и благородными делами: защитой от врагов, грандиозными стройками, освоением новых земель. А гламур оставался только в ставших музеями дворцах царей и их вельмож, а также в комиссионных магазинах антиквариата.
А вот в современной жизни гламура и особенно внимания к нему со стороны средств массовой информации стало много. Появились даже специальные периодические издания, содержанием которых является исключительно гламур. И все это, наверное, неплохо. Плохо то, что гламур начал занимать в нашей жизни (и в масс-медиа – как в своеобразном зеркале этой жизни) слишком большое место. Он явно теснит, например, содержание так называемых «толстых» литературно-художественных журналов, научно-популярную литературу. Причем это происходит не только на книжном рынке, но и в повседневности. Случайно подслушанные разговоры в транспорте, на улице, в парке поражают тем, сколь часто их темами являются одежда, переоборудование квартир, покупка различных предметов. Причем мужчины, в том числе и молодые, не отстают в этом отношении от женщин.
Не будем винить Славу Зайцева и Сергея Зверева, занявших на нашем телевидении столько места, сколько не снилось ни Юрию Михайловичу Лотману, ни Владимиру Яковлевичу Лакшину. Право, наши модельеры и визажисты не виноваты в том, что в отношении иных аспектов жизни их современников ощущается мыслительная и личностная пустота или, по крайней мере, весьма слабая активность.
Новизна с последствиями
Инновация – это не всякое новшество или нововведение, а только такое, которое серьезно повышает эффективность действующей системы.
Французское innovation восходит к латинскому innovatio (обновление, перемена). Еще в 80-е годы прошлого века абстрактного слова инновация не было в словарях русского литературного языка. А вот в «Толковом словаре иноязычных слов» Леонида Крысина, вышедшем в 2006 году, который Александр Солженицын назвал «превосходным, крайне необходимым, в уровень с эпохой», инновация толкуется как нововведение, новшество. Под словом нововведение словарь Ожегова – Шведовой понимает «новое правило, вновь установленный порядок», а под новшеством – «новое явление, новый обычай, новый метод, изобретение».
Спрашивается, не является ли инновация одним из ненужных заимствований, дублирующих уже имеющиеся в русском языке собственные слова? Давайте разберемся. Дело в том, что нередко заимствованное слово обозначает не то же самое, что близкое ему по значению исконное слово. Например, киллер – не просто «убийца», но «тайный, наемный». А то, что он «тайный», в свою очередь отличает его от значения слова палач. Или взять имидж: это, конечно же, «образ», но не любой, а «специально создаваемый».
Подобную картину мы наблюдаем и в противопоставлении новшество, нововведение – инновация. Перестановка мебели или замена портретов в кабинете – это, разумеется, новшество. А регистрация времени прихода и ухода сотрудников, если ее раньше не было, – конечно же, нововведение. Однако ни то, ни другое инновациями назвать нельзя, поскольку эти изменения не приводят к крупным, серьезным системным последствиям. А инновация же предполагает именно такие последствия.
Русский язык различает и многие другие феномены в зависимости от их размера: неприятность – беда – горе – трагедия, способный – талантливый – гениальный, грусть – печаль – тоска, улыбаться – смеяться – хохотать и пр. Для выражения различий «по размеру» мы используем слова большой и маленький, немного и очень и т. п., а также специальные суффиксы и префиксы. Например, домик – дом – домина, ручка – рука – ручища, толстоватый – толстый – толстенный, скучноватый – скучный – прескучный, открыть – приоткрыть, надломить – ломать – разломить и т. п.
Древний индоевропейский корень nov, сохранившийся в латинском, французском и русском языках, обозначает такой признак, который ранее не существовал, а теперь появился. При этом в русском языке новый обычно имеет положительную оценку. Во многих городах нашей страны есть даже улицы Новаторов, названные так в честь «активных приверженцев нового». Однако подобное безоговорочное отождествление нового с «хорошим» не всегда обоснованно. Ведь, как известно, хорошо платье новое, а друг – старый. Последнее, например, справедливо и по отношению к вину, многим предметам искусства, историческим находкам и т. д. В словах новшество и нововведение такой положительной оценки нет, а в слове инновация она есть. В русском языке немало и других слов, противопоставляющих различные оценки одного и того же: помощник – сподвижник – приспешник, стабильность – застой, щедрый – расточительный и т. п. Даже обычное поведение людей в определенных обстоятельствах мы называем традицией, если оно нам нравится, и предрассудком – если не нравится.
Итак, слово инновация обозначает такое новшество и/или нововведение, которое, во-первых, делает соответствующую систему существенно более эффективной и, во-вторых, как следствие, имеет положительную оценку. Поэтому, встречая в текстах слово инновация, следует понимать, что за ним стоит весьма радикальное улучшение чего-либо. А отмечая те или иные конкретные новшества и/или нововведения, следует считать их инновациями только тогда, когда они серьезно повысили производительность труда, значительно облегчили или ускорили процесс обучения, многим вернули здоровье и работоспособность и т. д. Иными словами, в результате существенно улучшили качество жизни человека.
Кого кошмарят и кто истерит
Глагол кошмарить вполне мог быть объектом одного из заданий ЕГЭ по русскому языку 2010-го и предшествующих годов. В таком задании надо было определить, каким способом образовано это слово. Правильный ответ: суффиксальным. В самом деле глагол кошмарить образован от существительного кошмар с помощью глагольного суффикса. Остается, однако, совершенно неясным, какую же именно ценность представляет собой это знание. При какой речевой деятельности на русском языке – чтении, письме, говорении, аудировании – оно может быть востребовано?
В русском языке много глаголов, образованных от существительных с помощью суффикса – и. Все эти глаголы называют действия, как-то связанные с тем, что обозначено производящим существительным. Связь эта может заключаться в обозначении «обычной» деятельности: партизанить, слесарить, хулиганить. Действий по «превращению» в кого-либо: калечить, сиротить. Действий по «созданию» чего-либо: дымить, чадить, искрить, смешить, стыдить. И наконец, действий с использованием каких-либо орудий: боронить, шпорить, утюжить (брюки).
Очевидно, что часть этих глаголов, бесспорно, принадлежит к литературному языку, например: скандалить, нянчить, стыдить, рыбачить. Есть такие, которые в словарях литературного языка имеют ограничительные пометы типа «разговорное» или «просторечное». А порой и вовсе в них отсутствуют, оставаясь достоянием молодежного сленга либо изобретением отдельных авторов. Много таких примеров собрал профессор Игорь Улуханов. Например, у Владимира Маяковского (Мандолинят из-под стен), у Андрея Вознесенского (Отшельничаю, берложу, отлеживаюсь в березах), у Николая Асеева (Язычат огнями их перья и кисти), у Юлии Друниной (И мадригалит без устали свита). Эта же модель используется и в «компьютерном» языке: гуглить, френдить, чатить (чатиться).
Итак, при необходимости в процессе говорения и письма от существительного можно образовать глагол с помощью суффикса – и-. При этом он уже может существовать в языке – литературном или ненормированном – либо быть авторским «изобретением». В этой ситуации призыв не кошмарить бизнес вполне адекватен не только экономике, но и русскому языку. Кошмар – «что-то тягостное, ужасное, отвратительное, существующее в реальности и во сне». Кошмарить – «создавать состояние кошмара».
Этой же языковой моделью воспользовался как-то и бывший мэр Москвы. Выступая в связи с жарой и задымлениями летом 2010 года, Юрий Лужков, призвал москвичей не истерить. Этот глагол полностью соответствует нынешним тенденциям в русском языке. Вопрос лишь в том, от какого именно существительного образован глагол истерить: от истерия или от истерика? Как известно, истерика – это «припадок истерии». А истерия – «нервно-психическое заболевание, проявляющееся в повышенной раздражительности, судорожном смехе, слезах, а также лихорадочная, судорожная деятельность в каком-либо направлении».
Едва ли каждое из этих существительных точно отражает поведение москвичей летом 2010 года. В огромном задымленном мегаполисе, лишенном из-за точечной застройки зеленых дворов и скверов, под испепеляющим солнцем и при нечеловеческой духоте москвичи вели себя по-разному. Втридорога скупали вентиляторы и медицинские маски. Спасались от жары в офисах, торговых центрах и фонтанах. Некоторые даже умирали. Но чего-чего, а истерики точно не было.
Мать и мачеха ученья
Вновь и вновь слышатся жалобы вузов на плохую подготовку абитуриентов. Впрочем, слово плохой, как уже не раз отмечалось, малоинформативно. Поскольку оно обозначает самую общую отрицательную оценку, более или менее субъективную. Несколько содержательнее о вузовских претензиях можно сказать, наверное, так: абитуриенты могут отвечать на определенные конкретные вопросы, но в их головах полный сумбур. В повседневной жизни процесс обучения с таким результатом называют разговорным словом натаскивание.
Русские толковые словари выделяют у глагола натаскать два значения: 1) «принести в большом количестве»: хвороста для костра, цитат для доклада; 2) «приучить к определенным действиям": собаку на обнаружение наркотиков, детей по математике. В первом случае приставка на- и соответствующий корень сохраняют собственное значение. На- «в большом количестве» + «результат». Сравните, наготовить на Маланьину свадьбу, настроить домов во дворах. А таск– «специфическое перемещение объектов (реальное и виртуальное) из одной точки в другую». Во втором случае членение на приставку и корень произвести невозможно по причинам содержательным. Ведь значение «приучить к определенным действиям» не может быть разложено на части таким образом, чтобы и на-, и таск- получили собственное значение. Такое, которое соотносится со значением этих же элементов в других словах. И значение глагола таскать, и просторечное таска – «трепка, взбучка» едва ли коррелируют со вторым значением натаскать. И приставка на- остается в таком случае содержательно невнятной. Подобных глаголов, в которых формально очень соблазнительно выделить приставку и корень, но содержательно это бессмысленно, в русском языке довольно много: убить (это не «бить» + какое-то значение приставки у-), спросить (это не «просить» + значение с-), поздравить, отказать, добыть и др.
Итак, глагол натаскать может обозначать «приучить к определенным действиям животных и людей». Применительно к животным этот глагол выступает в словарях с пометой «спец.». А применительно к людям – с пометой «разг.» и дополнительными семантическими характеристиками «поверхностно, наскоро, самому необходимому». Среди всех этих характеристик, каждая из которых содержит еще и отрицательную оценку, самая важная – «поверхностно». Учить человека только определенным действиям в конкретных ситуациях – это учить заведомо неадекватно. Поскольку человек способен совершать действия и сознательно. Сообразуясь со стоящей перед ним целью и осознавая причины и следствия своих возможных действий. Только обучение, развивающее эту способность – делать сознательный выбор из множества возможных действий, может пополнить общество лидерами, нобелевскими и иными лауреатами, инноваторами, модернизаторами, создателями, творцами и пр. А вот из школьников и студентов, обучение которых свелось к натаскиванию или дрессировке (в значении «обучение» слова эти – почти полные синонимы), подобные члены общества едва ли получатся.
Сознание людей натасканных психологи часто называют клиповым. От клип (точнее, видеоклип), т. е. «короткий телевизионный сюжет, состоящий из эстрадной песни, сопровождаемой специально смонтированным изображением». Клипы широко используются в рекламе. Будучи выразительным и запоминающимся средством воздействия на людей, клипы принципиально не складываются в голове человека в какую-либо систему. Но существуют каждый сам по себе, напоминая отдельные правила поведения, никак не организованные какими-либо общими целями и принципами.
Будучи реалистами, поймем, что стать эффективным пользователем компьютера и водителем автомобиля или даже менеджером и прагматичным знатоком иностранного языка можно и в результате натаскивания и дрессировки на определенное поведение в заданном круге ситуаций. Однако чем механистичнее становится трудовая деятельность современного человека, тем более актуально внедрение различного типа роботов. И тем ценнее иная составляющая в образовании. Я имею в виду выявление тех идей, принципов и методов, которые, являясь фундаментальными, лежат в основе обучения той или иной деятельности. И понимание того, какие приемы, способы, тактики поведения, вытекая из фундаментальных, имеют очень нужный и полезный, но прикладной характер.
Без пафоса?
Говорящий/пишущий обычно не только создает предложения и тексты, но и выступает собственным читателем/слушателем. Отсюда и возникает различного типа самокомментирование: это мое личное мнение, не подумайте плохого, как сказал поэт и т. п. Особенно часто встречается в речи наших современников извините за пафос. Что же стоит за словом пафос?
Согласно толковому словарю иноязычных слов Леонида Крысина, слово пафос имеет два значения: 1) страстное воодушевление, подъем (пафос борьбы; говорить с пафосом. То же значение имеет и слово патетика), 2) основная идея, смысл чего-нибудь (В чем пафос вашего выступления?). Нетрудно видеть, что оба выделенных значения представляют собой некоторое отклонение от обычного, «нормального» поведения.
В первом случае это отклонение касается эмоционального состояния говорящего/пишущего. Автор не просто излагает нечто, «добру и злу внимая равнодушно», он в приподнятом настроении, не скрывает своих страстей, своей взволнованности. И таким образом хочет заразить этими своими эмоциями читателя/слушателя. Хотя бы попытаться заинтересовать его, а может быть, и увлечь, сделав в конечном счете своим единомышленником, передать и ему собственное отношение к описываемым событиям.
Второе значение слова пафос связано уже не с эмоциями производителя речи, но с существом описываемого события. И здесь пафос требует перехода от обычных, повседневных слов к тем словам и понятиям, которые определяют смысл и цель человеческой жизни и деятельности вообще, роль тех или иных институтов и ценностей в жизни общества и т. п. Иначе говоря, здесь уже не обойтись без тех слов и словосочетаний, которые в повседневном быту употребляются редко: общественное благо, культурные ценности, социальная ответственность, профессиональная гордость, честь, достоинство, благородство и т. п. Такие слова и словосочетания обычно имеют в наших словарях помету «высокое». Однако только с помощью высоких слов можно объяснить, почему человек много и самоотверженно работает, не берет взятки, не боится опасности, защищая несправедливо обиженного, отказывается от незаслуженной награды, не заискивает перед вышестоящим. Эти слова называются еще громкими. И без них совершенно невозможно обойтись, если мы хотим охарактеризовать содержание некоторого текста по шкале «нравственный смысл». Оставляя за этим смыслом только базисные понятия о добре и зле, двигаясь по нашей шкале вглубь.
В последние годы говорящие по-русски стали стесняться высоких (громких) слов. Вот, например, директор Третьяковской галереи Ирина Лебедева, отвечая на очень глубокий вопрос о «целях перестройки музейного сознания», говорит: «Надо соответствовать той миссии, не побоюсь громкого слова, которая на нас возложена». Прекрасно сказано! Ведь работа в Третьяковской галерее – это именно миссия, миссия служения национальной культуре. И Армен Джигарханян резюмирует рассказ о встрече со своим театральным учителем словом счастье. И тут же как бы извиняется: «Это я с небольшим пафосом говорю».
Думаю, что боязнь пафоса (во втором значении этого слова!) – это опасный симптом. Становится дурным тоном говорить о глубоких нравственных целях, высоких принципах, об общем благе. Возможно, что это реакция на те времена, когда многие слишком часто употребляемые высокие слова далеко не всегда были правдивыми, искренними и уместными. И теперь, скомпрометированные, они вообще уходят из общения. А если и употребляются, то слово пафос как самокомментарий к ним становится почти синонимом извините.
Зато пафос в первом своем значении обрастает новыми употреблениями. Согласно современным молодежным словарям, именно так называется наиболее благоприятное для выступления эмоциональное состояние «разогретой» аудитории на концерте. Кажется, что тенденция развития в том, что пафос останется в русском языке только для обозначения эмоционального состояния. А употребление высоких слов будет в любых ситуациях поводом для извинений. Извинений – за что?
Помиловать, амнистировать, реабилитировать
Глагол помиловать может отражать следующую ситуацию. Х приговорен судом к наказанию за совершенное преступление, а Y, обладающий соответствующим правом, отменяет или смягчает это наказание. При этом причины действия Х-а никак не называются и могут включать в себя, например, и общегуманистические соображения, и представления о незначительности преступления, и соображения о том, что Х уже встал на путь исправления, и просьбу самого Х-а, и ходатайство за него различных других людей, и т. д. и т. п. Короче говоря, имеющий соответствующее право Y освобождает Х-а от заслуженного им наказания или это наказание смягчает. Добавлю, что помилование осуществляется по отношению к судебным решениям, а следовательно, касается весьма серьезных поступков. Нетрудно заключить, что это слово принадлежит к официальной речи. Помиловать – глагол совершенного вида и как таковой он обозначает однократное действие. Соотносительный с ним глагол несовершенного вида миловать выступает в разговорном фразеологизме – ответе на вопрос Как поживаете? – Бог милует, т. е. «пока все благополучно, Бог ничем не наказывает, но, напротив, прощает, щадит».
В повседневной жизни в ситуации, похожей с помиловать, мы употребляем глаголы простить и извинить. В этих случаях речь обычно не идет о судебном преследовании, но о более или менее крупных ошибках, оплошностях, нарушениях. При этом Y, прощающий или извиняющий Х-а, выступает не как обладатель особых прав, но как жертва нелучшего поведения Х-а. Более того. Прощая или извиняя Х-а, Y выражает таким образом готовность не держать сердца на Х-а, не помнить его печальный поступок, не клеймить Х-а в будущем. При помиловании этого не происходит.
Смягчение наказания или полное освобождение от наказания лиц, осужденных судом, называется еще и словом амнистия. Правда, амнистия обычно осуществляется к группам лиц и приурочена к каким-либо важным государственным событиям, а помилование, как правило, носит индивидуальный характер и обусловлено конкретными просьбами. Однако объектов и помилования, и амнистии объединяет то, что их вина не забыта, а лишь не отмечена соответствующим наказанием. Поэтому лица, не признающие своей вины, нередко не удовлетворяются статусом помилованного или амнистированного. Они требуют для себя реабилитации, полной или частичной.
Реабилитация (от реабилитировать) обозначает, согласно словарям, восстановление юридических прав и/или доброго имени и репутации лица. В медицинской сфере эти слова обозначают восстановление трудоспособности обычно после тяжелой болезни. Применим к глаголу реабилитировать ту же процедуру, с помощью которой мы анализировали значение помиловать. Х реабилитирует Y-а означает, что некто (!!!) объявил Х-а преступником и назначил ему за это наказание, однако впоследствии некто (тот же самый, что и прежде, или какой-то другой, неясно!!!) отменил предшествующее решение и его исполнение и восстановил ситуацию, которая существовала до первого решения. Очевидно, что реабилитировать принципиально отличается от помиловать, амнистировать тем, что, во-первых, может относиться к любому человеку или даже мнению, взгляду, теории и т. п., а не только к осужденному по закону. Во-вторых, реабилитирующий субъект также остается довольно неясным, в отличие от лица или инстанции, которым по закону предоставлено право миловать и/или объявлять амнистию. Подчеркну, что за реабилитированным не числится какой-либо вины, в отличие от помилованного или амнистированного. Ему даже не требуется того, чтобы быть прощенным или извиненным. Более того. Реабилитированный имеет серьезные основания требовать компенсаций разного рода за свои физические и моральные страдания. И в частности, судебного (и иного) наказания тех, кто ему эти никак не заслуженные страдания доставил. Беда однако в том, что слово реабилитация даже не намекает ни на тех, кто «ошибочно» наказал, ни на тех, кто справедливость восстановил.
В данном случае, как кажется, небескорыстно эксплуатируется существующая в русском языке возможность не называть производителя действия. Ср. чашка разбилась, чашку разбили и Петя разбил чашку; Солдата ранило, солдата ранили, пуля ранила солдата и Дантес смертельно ранил Пушкина.
В кривом зеркале грамматики
Если по-русски мы хотим сказать, что называемый предмет – «один», то обычно следует употребить форму единственного числа. А если таких предметов – много, то форму множественного. Например, стол – столы, дом – дома, дерево – деревья и т. п. Замечу, что множественное число существительного обозначает любое количество, равное 2 или большее, чем 2. Однако представление о том, что множественное число это всегда > = 2, ошибочно.
Существует немало существительных, употребляемых во множественном числе, а вопрос о количестве предметов, обозначенных таким образом, вообще не имеет смысла. Так, например, обстоит дело с названиями различных веществ: духи, сливки, макароны, например, (ср. с существительными одеколон, сметана, лапша, где также вопрос о количестве бессмысленен). Хотя возможно, по крайней мере теоретически, обозначение разнообразных сортов некоторых веществ: различные водки, всякие крупы, необходимые масла. Замечу, что в последнем случае речь не о количестве (вопрос не об этом стоит!), но именно о качественном разнообразии. Похожая ситуация – с существительными, обозначающими различные игры: городки и шахматы, казаки-разбойники и дочки-матери, пряталки и салочки, хотя и выступают как существительные множественного числа, не обозначают множество соответствующих игр, но эти игры только называют. Та же ситуация, но уже с формами единственного числа в таких, например, словах, как футбол, лапта, преферанс, хоккей и т. п., где перед нами форма единственного числа, а вопрос о количестве «предметов» также не имеет смысла. Если же нам надо назвать различные «проявления» какой-либо игры, то это можно сделать, добавив соответствующие лексические показатели: партия (партии) в шахматы, футбольный матч (матчи) и т. п. Впрочем, нетрудно видеть, что различить общее название игры и одно (или несколько) «проявлений» этой игры по-русски не всегда легко.
То же несоответствие между множественным числом существительного и количеством «предметов» демонстрируют и некоторые географические названия. Например, Мытищи (ср. Софрино), Великие Луки (ср. Великий Устюг), Альпы (ср. Кавказ) и т. п.
Все эти случаи, когда вопрос о количестве «предметов», названных формами множественного и единственного числа, либо абсолютно ясен, либо не имеет смысла, не покрывают всех слов русского языка с формами множественного числа. Речь идет о таких весьма употребительных словах, как, например, брюки (джинсы, трусы), ножницы, часы, ворота, сани и т. п. Эти слова заведомо обозначают предметы, способные подвергаться счету. Ср., например, одни ворота, двое (трое, четверо, несколько) ворот. Однако в отличие от «нормальных» существительных вышеназванные всегда формально указывают на множество и не способны с помощью соответствующих окончаний называть именно один предмет. Поэтому, строго говоря, встретив предложения типа Подъехали сани, Заскрипели ворота, Купил брюки, на вполне обоснованный вопрос о количестве соответствующих предметов следует отвечать: «неизвестно». Ведь множественное число существительных в этих случаях никак не сообщает, что число предметов было >=2. Впрочем, здравый смысл, жизненный опыт, знание конкретной ситуации обычно устраняют эту количественную неопределенность: Иван посмотрел на часы (вероятнее всего «на одни»), Вошел в ворота (разумеется, «в одни»), Купил брюки (наверное, все-таки «одни», что вполне обычно), а вот, например, предложение Заскрипели ворота в ситуации одновременного выезда из многих домов, видимо, обозначает множество ворот, а в ситуации отъезда одного единственного человека – одни ворота.
Двусмысленность относительно количества предметов, обсуждавшаяся выше, обычно не приводит к непониманию между получателем и отправителем сообщения. Однако говорящему / пишущему стоит помнить, что эта потенциальная опасность легко преодолевается с помощью числительных одни, двое, трое, четверо (и других собирательных), несколько.
Итак, множественное число русских существительных чаще всего обозначает множество предметов, но нередко может вообще не скрывать за собой никакого смысла, а иногда – ничего не сообщать о реальном количестве. Эти наблюдения ясно показывают, что язык – это не точное буквальное, зеркальное отражение мира, в котором мы живем, но отражение в ряде случаев весьма искаженное и неверное. Именно поэтому современная наука говорит о том, что единая реальная картина мира несколько по-разному отражается в различных языках. Познание окружающего мира в значительной степени происходит благодаря языку. Но и сам язык, напоминая в этом случае контрольно-измерительный прибор, не может хотя бы несколько эту картину не искажать.
Род имен существительных и пол живых существ
Наверное, каждый, выполняя школьные морфологические разборы, определял род существительных, мужской, женский, реже средний. Для существительных, обозначающих неодушевленные предметы, принадлежность к тому или другому роду никак не связана с их значением. Почему стена – женского рода, окно – среднего, а потолок – мужского? Земля – женского рода, небо – среднего, а горизонт – мужского? Ответы, почему это так, теряются в древнейшей истории соответствующих слов. А для современного русского языка ответить на эти вопросы невозможно, и следует воспринимать родовую принадлежность неодушевленных существительных просто как некоторую данность, никак не связанную со значением соответствующих слов. Но только определяющую их сочетаемость: город – большой и был, деревня – большая и была, а село – большое и было. Стоит вспомнить, что некоторые языки, например английский, обходятся вообще без рода, а в тех языках, где у существительных есть род, как в немецком, испанском или французском, его следует специально заучивать, чтобы избежать ошибок при говорении и письме.
По-другому выглядит родовая принадлежность у существительных, называющих людей и животных. Здесь довольно часто представлена корреляция «мужской род существительного» – «мужской пол существа», «женский род существительного» – «женский пол существа»: отец, мальчик, студент, москвич, баран, бык и бабушка, жена, балерина, учительница, корова, курица. Однако такая корреляция представлена далеко не всегда. Например, существительное учитель мужского рода, поскольку можно сказать хороший учитель был, а хорошая учитель была по-русски совершенно невозможно. Однако за словом учитель могут стоять лица обоего пола: Мой брат – учитель и Моя дочь – учитель. Иными словами, пол лица, названного словом учитель, неизвестен. Точно так же, как неизвестен пол лица, названных словами врач, директор, секретарь, агроном, инженер и даже президент и министр. В тех случаях, когда соответствующие профессии и/или должности занимают женщины, соответствующие слова в некоторых употреблениях меняют свой род. В новейшее время часто говорят врач пришла, министр заявила, президент выступила. А иногда даже хорошая врач или уважаемая директор. Иными словами, обсуждаемые слова как бы стремятся к переходу в общий род, к таким словам, как староста, неряха, задира, забияка, невежа, соня. Эти слова, как известно, соединяясь с показателями мужского рода в других словах, связанных с ними, обозначают лиц мужского пола: хороший староста был, ужасный соня был, первый забияка был. А со словами женского рода называют лиц женского пола: хорошая староста была, ужасная соня была, первая забияка была. Однако, стремясь в общий род, слова типа врач или президент все же не входят в него, поскольку в косвенных падежах никогда не согласуются с прилагательными женского рода. Невозможно что-нибудь похожее на от уважаемой президента или к хорошей врачу. Таким образом, без специальных показателей женского рода в связанных словах слова типа врач или президент ничего не сообщают о поле соответствующих лиц.
Так же неясен и пол животных, называемых, например, словами собака, кошка (в отличие от слова кот, указывающего на мужской пол), слон (в отличие от слова слониха, указывающего на женский пол), бегемот, блоха, клоп, грач, куропатка и мн., и мн. др. Путать пол как характеристику живого существа и род как характеристику слова, обозначающего это существо, – грубая ошибка.
Впрочем, в художественных текстах такое переосмысление рода слова в пол существа встречается. И мы поем о тонкой рябине и высоком дубе, которые стоят на разных берегах реки. Рассказываем сказки о цапле и журавле, которые никак не могут договориться о том, чтобы жить вместе. Загадываем загадки о моркови, сравнивая ее с девицей, которая сидит в темнице, выпустив косу наружу. Или о луке, сравнивая его с дедом, который в семь шуб одет… Но это только в художественных текстах, прежде всего в фольклорных.
Есть что скрывать?
В отличие от языка науки русская разговорная речь дает немало примеров, когда некоторые предложения вовсе не соответствуют той ситуации, которую они должны обозначать. Когда мы, например, говорим, что купили что-то даром, то имеем в виду не именно «без расходов», но «очень дешево».
Еще один из ярких примеров такого типа связан с употреблением местоименных слов типа все, всегда, везде. Нормальное предложение Я все знаю на самом деле бессмысленно. Во-первых, потому, что знать все, конечно же, принципиально невозможно. Во-вторых, даже в том случае, когда говорящий, прямо этого не выражая, имеет в виду только то, что относится к конкретной ситуации, это также невозможно. Но уже по субъективным причинам, поскольку всегда остается вероятность того, что какое-то более или менее существенное или неважное обстоятельство все-таки ускользнуло от говорящего.
По тем же причинам вызывают сомнение и такие, например, предложения, как Он везде побывал. Неужели во всех абсолютно уголках нашей планеты, а также за ее пределами? Предложение Вы всегда так поступаете по тем же причинам также не следует понимать буквально и т. д., и т. п.
Очевидно, что подобные несоответствия в разговорной речи и рассчитаны скорее на эмоциональный, связанный с гиперболизацией эффект. Другое дело, когда подобные несоответствия проявляются в словах, требующих большой информативной определенности, где эмоциональное преувеличение такой определенности только вредит.
