Я говорю это с позиций духовной науки, которая может подвести нас к той границе, где нечто подобное становится доступным наблюдению. Вы знаете, что мир проходит различные ступени развития, в ходе которого все время отторгаются определённые существа. Это закон жизни, и его раскрывает нам духовная наука: каждое высокоразвитое существо связано с существом отверженным. Кармическая компенсация наступает позднее. Ради каждого святого должен возникнуть какой‑нибудь грешник. Этого требует закон равновесия. Как бы удивительно это ни звучало, все же это истина. Это похоже на то, как если бы мы составили смесь двух жидкостей. Если хотят выделить одну из них в чистом виде, необходимо освободиться от другой. Так обстоит дело с любым восхождением. Каждому подъёму соответствует спуск. Этим обусловлено то, что каждое возвысившееся существо должно употребить свои силы на освобождение другого, низшего существа. Не будь такого взаимодействия существ, в мире не существовало бы развития вообще. Только так запускается механизм развития. И когда мы наблюдаем, как один человек жертвует собой ради других, нам всегда надо памятовать о таинственной связи, которая возникает благодаря тому, что одно существо возвышается, а другое уничижается. К такой теме надо подходить со всей деликатностью. И Рихард Вагнер проникает в ту таинственную связь, что тянется от души к душе.
Обращаясь к различным творениям Рихарда Вагнера, мы констатируем, что основные факты он всегда черпал из сферы мистической жизни. Перейдём сразу же к его центральному творению — эпопее о Зигфриде, к «Кольцу нибелунга“. Если мы хотим оценить, насколько его содержание почерпнуто из мировой мудрости, нам необходимо обратиться к тому, о чем имеет ясное представление теософия, хотя это противоречит, в частности, современной науке. Наши далёкие предки обитали на территории, лежавшей к западу от Европы — между Африкой и Америкой. Даже естествознание постепенно приходит к признанию того, что некогда существовала страна, которую мы именуем Атлантидой. Там и жили наши далёкие предки — атланты. Как сказано, в наше время и естествознание уже начинает говорить об этой древней Атлантиде. Так, в журнале «Космос“, выходящем под эгидой Геккеля, на эту тему опубликована статья[37]. Конечно, в ней говорится только о том, какие животные и растения обитали там. О том, что и человек обитал там, пока что нет и речи.
Но то, о чем естествознание едва догадывается, испокон веков было непреложной истиной для духовной науки. В древней Атлантиде наличествовала атмосфера совершенно другого рода, и все отношения были другими. Нынешней автономности воды и солнечного света в воздухе тогда ещё не существовало. Там, на дальнем Западе, воздух был постоянно наполнен водяным туманом, туманными массами. Солнце и Луна были окружены радужными ореолами. Совершенно другой была и жизнь души. Образ жизни людей был таков, что они находились в гораздо более тесной внутренней связи с природой — с камнями, растениями и животными. Они были как бы погружены в туманные массы. Поистине, это правда: Дух Божий носился над водами. И то, что как отзвук сохранилось в среде нынешних народов, для их предков — атлантов — представляло подлинную реальность: им было ведомо все окружающее. Журчание ручья не казалось им невнятной бессловесной речью — для них оно было выражением мудрости природы. Мудрость человек извлекал из всех окружающих вещей, ибо окружение человека было причиной того, что наши предки обладали смутным ясновидением. Все, что происходило в пространстве, он воспринимал не отчётливо, а как некие цветовые явления. Он располагал ясновидческими силами. Мудрость витала в туманах — её — то он и воспринимал своим смутным ясновидением. Со временем, однако, туман сгустился до состояния воды, и воздух становился все прозрачнее. Вследствие этого и человек развился до современного состояния сознания. Он обособился от внешней природы, сделался существом, замкнутым в самом себе. Когда человек находился в связи со всей природой, он жил как бы в сфере мудрости; отсюда проистекало некое братство людей, ибо каждый воспринимал одну и ту же мудрость, каждый жил в душе другого. С превращением туманов в дожди человек погрузился в эгоистическое сознание, в сознание «Я“, когда каждый чувствовал в себе собственный центр тяжести, когда один начал выступать против остальных и считаться только с собой. Братство людей переродилось в борьбу за существование.
Саги и мифы — это не те фантастические теории, которые выдумываются нашими учёными. Что же представляют собой саги и мифы? Это реликты древних ясновидческих переживаний наших предков. И это факт. В наше время кое‑кто истолковывает миф как борьбу одного народа с другим. Это чистая бессмыслица. Учёные толкуют о безбрежной народной фантазии; но может ли народ обращать облака в облики богов? Чтобы ответить на этот вопрос, надо хоть немного знать народную жизнь. Приписывать такое народу — это и есть чистейшая фантастика. Но можно и сегодня увидеть, как возникают мифы. Ещё и в наше время бытуют живые сказания. Например, в разных местностях существует сказание о полуденной Деве. Говорится: если селяне в полдень остаются на поле вместо того, чтобы прервать работу и разойтись по домам, тогда является полуденная Дева и загадывает загадки; и если вы не ответите на них в определённый срок, она может вас задушить. Трудно не заметить в этой картине сновидческого видения, которое нисходит на человека, если он в полдень остаётся лежать на солнцепёке. Сновидение — последний остаток древнего сознания. Таким образом, и в наше время сага рождается из состояния сновидения.
Подобным же образом возникли и все дошедшие до нас германские саги и мифы. По большей части они возникли в среде последних древних атлантов. Древние германцы вспоминали о тех временах, когда их предки обитали на крайнем Западе, а затем двинулись на Восток после того, как в Атлантиде сгустились туманы и хлынули потоки вод, известные нам как великий потоп, причём воздух очистился и образовалось наше современное ясное дневное сознание. Древний германец оглядывался на страну туманов, помня о том, что его предки пришли в нынешний мир из древнего Нифельгейма. Но существуют определённые духовные существа, которые застыли на той духовной ступени, какая была правомерна в те времена; они сохранили характер и природу древнего Нифельгейма (Нибелунгенгейма) и пронесли его вплоть до нашего времени; при этом они сделались «духами“, ибо теперь они лишены физических тел. Это удивительные создания. Говоря о них, мы должны иметь в виду, что фантазия и ясновидческое описание тут переходят друг в друга, стирая грань между легендарным и фактическим. Нам надо быть аккуратными, чтобы не стряхнуть пыльцу с крылышек бабочки. Итак, туман сгущался. А из этого тумана образовались реки на севере средней Европы. В водах Рейна люди видели остатки туманов древней Атлантиды. Как же это происходило? Мудрость человек почерпнул из источников вод. Это была общезначимая мудрость, тот всеобщий элемент, что исключал всякий эгоизм. Прадревним символом такой мудрости служило золото. Это золото было перенесено из древнего Нифельгейма. И что теперь стало с этим золотом? Оно сделалось достоянием человеческого «Я“. И то, что прежде было всеобщим достоянием, — мудрость, почерпнутая из самой природы, — теперь уступило место силе человеческого суждения. Человек теперь противостоял прежней коллективной мудрости как самостоятельное существо. Таким образом, человек построил вокруг себя некое «кольцо“. Из‑за этого кольца древнее братство людей исчезло, переродившись в междоусобную борьбу. А мудрость, общезначимый элемент, который, согласно великим сказаниям, обитал прежде в водах, сохранилась лишь на дне Рейна.
Но люди продолжали развиваться в сторону эгоистического сознания. Нибелунги также вынуждены были развивать сознание «Я“. Они раздробили общественное достояние и сформировали кольцо — эгоизм стягивал их как кольцом. Итак, мы видим, как подлинные факты вливаются в мир фантазии и как золото, остаток древней мудрости, господствовавшей на земле посредством туманов, окружает человека, носителя мудрости, кольцом индивидуалистического сознания, в результате чего между людьми возникает острая борьба за существование. Такова глубинная основа мифа о сокровище Нибелунгов. Это нашло своё выражение в великом драматическом действии оперы Рихарда Вагнера и в звучании его музыки, которая воплощала незримый мир, лежащий по ту сторону мира зримого. Он переработал на современный лад миф о Нибелунгах и представил нам всю динамику этого мифа. Мы ощущаем, как новые боги, управляющие человечеством, связаны с древними богами.
Обратимся ещё раз к древней Атлантиде — стране туманов, стране коллективной мудрости. В те времена среди людей царили силы, которые ныне уже не управляют нами с помощью всеобщей мудрости, а правят при помощи завета и заповедей, и сами боги связаны заветом. Истоком этого является прадревнее мудрое сознание. И там, где новый бог Вотан занимает важное место, где Фафнер должен пожертвовать Фрейей, где сам Вотан заражается мудростью «Я“, мудростью кольца, там ещё раз выступает прадревнее, священное сознание человечества — то земное сознание, что несло в своём лоне человека, когда он жил ещё в древней Атлантиде. Эрда является представителем того древнего сознания, в которое было погружено все существующее: её сновидения — это постижения, её постижения — это власть всеведения. Образ Эрды содержит в себе глубокую космологическую мудрость. Эта мудрость заключена во всем, она творец всего. Она живёт в источниках вод, в шелесте листьев, в дуновении ветра. И она заключает внутри себя человеческое «Я“. В древности она представляла собой то всеобъемлющее сознание, из которого родилось всякое индивидуальное сознание; это власть всеведения. А властвующее ведение — это отпечаток древнего ясновидения. В те времена человек ещё не был ограничен поверхностью своей кожи. Сознание пронизывало все на свете. Невозможно было сказать: сознание «Я“ находится там или здесь — оно было разлито во всем. И поразительным образом Вагнер выразил это, опираясь на свою интуицию:
При помощи этого сознания Эрде ведомо все на свете. И так, шаг за шагом, мы можем находить повсюду выражение прадревней мировой мудрости, которую Вагнер внёс в миф о Нибелунгах, опираясь исключительно на свою интуицию.
Перенесёмся ещё раз к моменту перехода древней фазы развития в новую. Там, в Атлантиде, господствовало сознание братства. Затем последовал переход к сознанию «Я“, прорыв самостоятельности в природу человека. А теперь обратимся к увертюре «Золота Рейна“. Так ли уж трудно расслышать прорыв этого Я–сознания в первых же звуках, в долгом ми–бемоль–мажорном аккорде? И разве при этом мы не чувствуем, как из всеобщего сознания всплывает сознание обособленное? Так, слушая музыку Вагнера, мы можем живо ощутить невидимый мир, способный проявиться лишь в гармонии звуков, извлекаемых при помощи инструментов, которые, по мнению этого великого композитора, есть не что иное, как праорганы самой природы. Ни в коей мере мне не хотелось бы представить вам Рихарда Вагнера как человека, воплощавшего в своих творениях какую‑то неопределённую мистику: все его творчество пронизано чётким и прозрачным мистицизмом.
Переходя от этого творения к другому — к «Лоэнгрину“, — посмотрим, каким образом выражен здесь мистический элемент. Лоэнгрин — это рыцарь священного Грааля, он приходит из мест посвящения, где царит высшая мудрость. Сага о Лоэнгрине примыкает к тем, что встречаются повсеместно, когда речь заходит о действии посвящённых в среде обычных людей. В этих сагах гораздо глубже, чем в самой – исторической науке, указывается на важные моменты в ходе развития человечества. Саги повествуют о влиянии посвящённых на ход истории, а также о том, что на свете существует не только причинно–следственный ряд фактов.
Важнейший момент истории — переход от всеобщего сознания к сознанию индивидуальному — запечатлён в мифе о Лоэнгрине. Здесь не просто новый дух освобождается от наследия прошлого: здесь два духа времени противостоят друг другу. Эльза, женское начало, представляет ту часть нашей души, которая вечно устремлена к высшему. Когда Гёте говорит в «Мистическом хоре“: «Вечно женственное тянет нас ввысь“[39], то эти слова не имеют тривиального смысла, они почерпнуты из глубочайших глубин мистики. Душа должна быть оплодотворена великими событиями, которые несут в себе новые принципы существования человечества на очередной ступени его развития. И такой новый импульс представлен в фигуре посвящённого, который приходит из заповедных областей. Духовная наука говорит в этом случае о продвинутых индивидуальностях. Обычно задают вопрос: почему же эти индивидуальности не заявляют о себе? В ответ на это скажу, что, если бы они о себе заявили, их никто бы не признал. Им предложили бы заполнить анкету: имя, происхождение, социальное положение. Но бессмысленно, и даже абсурдно задавать подобные вопросы тому, кто действует, исходя из духовных миров, ибо посвящённый, провозвестник духовных тайн, стоит высоко надо всем, чем является рождение, имя, состояние, профессия. И тот, кто задаёт такие вопросы, тем самым подтверждает, что он ещё не способен понять, в чем заключается миссия посвящённого.
Это слова Лоэнгрина обращены к Эльзе, но их мог бы произнести любой посвящённый, живущий не в одном только мире обыденного, если бы ему задали вопрос о его имени и положении. Это одно из мест в «Лоэнгрине“, где в музыкальной драме просвечивает чёткая и прозрачная мистика.
Человечество обладает глубочайшим таинством — Мистерией, которая царит в мире. Наглядным образом это представлено в одном мифе, глубину которого следует постигнуть. Когда в начале нашей эволюции один дух отпал от духов, руководящих человечеством, когда совершилось падение Люцифера, из его короны выпал камень. И из этого камня была сделана чаша — чаша, из которой пил Иисус Христос со своими апостолами во время Тайной вечери; в неё же Иосиф Аримафейский собрал кровь из ран Спасителя на Голгофе, позднее он перенёс её на Запад. После множества перипетий эта чаша попала в руки Титуреля, основателя Граальсбурга. Он хранил её вместе со священным копьём любви. В саге говорится, что каждый, кто взирает на эту чашу, принимает в себя вечное начало.
Поразмыслим над загадками этого мифа. Когда развитие человечества на земле ещё только начиналось, любовь целиком была связана с кровным родством. Повсюду были небольшие племена, в которых царила исключительно любовь к ближним, то есть к соплеменникам. Тот момент времени, когда стали возможны бракосочетания между людьми разных племён, представляет собой важный перелом в жизни каждого народа.
Память об этом удержалась в сагах и мифах. Итак, вначале любовь была ограничена кровным родством; затем её пределы расширились. В древние времена, предшествовавшие христианству, — так говорили рыцари Грааля, — существовали два принципа: принцип братской кровной любви и принцип свободы, то есть человеческой самостоятельности. Это стремление к самостоятельности проявлялось в человеке как люциферическое начало, как сила Яхве, чьё Имя означает: Я есмь Тот, Кто есмь. С появлением христианства в мир должна была вступить любовь, не связанная с кровным родством. Христос говорил: «Кто не оставит своих отца и мать, не может быть Моим учеником“. Сие означает: кто не в силах на место любви, связанной с кровью и плотью, поставить общечеловеческую любовь, идущую от души к душе, от каждого к каждому (это должно вырабатываться постепенно), тот не может быть Моим учеником.
Итак, священная чаша происходит от короны Люцифера. Она связует принцип Люцифера и принцип Христа. Из познания этой взаимосвязи рыцари Грааля черпали ту мощь, которая укрепляла их «Я“. Таково значение саги о священном Граале. Я попробую кратко изложить то, что шаг за шагом уясняли себе ученики Грааля в ходе длительных испытаний, которые многим кажутся невероятными. Но ведь такое бывает с миссионерами высокой цивилизации, когда они попадают к варварам. Вольтер говорил, что эти миссионеры должны сначала проделать множество недостойных дел, прежде чем они будут признаны по достоинству.
Итак, ученику Грааля говорилось: посмотри на цветок. Бутон нельзя сравнивать с головой человека; он соответствует мужским и женским органам размножения у человека. А корень соответствует голове. Ещё Дарвин сравнивал корень с головой человека[40], и это верно. Человек — это перевёрнутое растение: человек совершил поворот на 180 градусов. Растение целомудренно обращает свою чащечку цветка навстречу солнцу, принимая его луч, священное копьё любви, — и от этого чистого поцелуя света зарождается плод растения. Животное осуществляет этот поворот только наполовину. Растение зарывается с головой в землю, животное принимает позицию, параллельную поверхности земли, а прямостоящий человек устремляет свой взор ввысь. В сумме эти три позиции образуют крестовину. Не зря ведь ещё Платон возвещал истину, утверждая, что мировая душа распята на кресте мирового тела[41]. Мировая душа, то есть душа, объемлющая и растение, и животное, и человека, обретается в телах, составляющих крестовину. Таково изначальное значение креста. А прочие толкования — пустословие.
Что же получилось в результате этого поворота человека на 180 градусов? Если мы рассматриваем растение, то видим: с точки зрения истинной мистики оно обладает тем же состоянием сознания, что и спящий человек. Или, говоря точнее, спящий человек обладает ценностью растения, стоит на его уровне. Человек достиг своего современного сознания благодаря тому, что пронизал вожделениями и страстями чистое, бесстрастное тело растения. Тем самым он в известном смысле поднялся к более высокому типу сознания — к самосознанию, — но последнее было куплено ценой проникновения вожделений и инстинктов в чистую растительную субстанцию. Однако со временем человек, не теряя своего ясного сознания, снова вернётся к очищенной и невинной субстанции растения. Это будет возвращение к чистой, невинной природе. Органы размножения трансформируются. Согласно идеям Грааля, в будущем органы размножения человека станут функционировать таким образом, что не будут проникнуты вожделением, а станут чистыми и невинными, как чашечка цветка, обращённая в сторону копья любви — солнечного луча. Так осуществится идеал Грааля. Человек, столь же целомудренный, как цветок, будет воспроизводить себе подобных в возвышенной чистой чаше — ведь тогда он сам будет творцом в духе. И этот вполне реалистичный идеал будущего воплощён в образе священного Грааля, то есть трансформированного человеческого органа размножения, способного воспроизводить человека в такой чистоте целомудрия, как в наше время гортань производит слово, вызывающее звуковые волны.
А теперь попытаемся показать, как этот великий идеал был воспринят душой Рихарда Вагнера. В 1857 году он сидел на балконе загородного дома (это было на Страстную пятницу на вилле фрау Везендонк) и наблюдал, как расцветали первые цветы. Позже он сам говорил, что это был для него весьма многозначительный момент. В появлении первых цветов ему раскрывалась вся тайна священного Грааля и связанное с ней христианское представление о Страстной пятнице. Чудесное настроение овладело им. Он понял тайный смысл всего сущего и записал: «Становление мира растений, рождённого из смерти, и бессмертная жизнь — в смерти Христа“. Именно тогда и родился у него замысел «Парсифаля“. С тех пор произошло много событий. Но это настроение у него сохранилось надолго. На его основе он сформировал образ своего Парсифаля — образ восхождения от чувства к познанию, когда человек через сочувствие становится знающим, «познающим через сострадание“. А вся эволюция, в ходе которой человеческая природа страдает от нечестивого копья, представлена в виде тайны Амфортаса. Мы видим, как в опере просвечивают мистические тайны священного Грааля.
К такой теме необходимо подходить деликатно. Надо следить за логикой чувств, а не только за логикой развития сюжета. И тогда мы увидим, что Рихард Вагнер как художник и человек всегда вкладывал в свои произведения мистический элемент, даже если это порой и не совпадало с его мировоззрением. Это очень важно.
В духовной науке мы должны не просто постигать умозрительную теорию — мы должны ощущать непосредственную жизнь. И в этом же смысле Рихард Вагнер ощущал свою миссию — она была для него мистическим озарением, ибо он пришёл к закономерному выводу, что искусство, которое жило в нем как идеал, должно снова стать богослужением. Он заново ощутил слияние трёх потоков (Искусства, Религии, Науки) и желал быть вестником этого слияния. И то мистическое озарение, которое, как у всех великих мастеров, жило в Вагнере, мы почувствуем и сами, если дадим себе труд поглубже вникнуть в содержание его опер. Это же мистическое озарение было ведомо и Гёте. К человеку придёт великое оздоровление, он ощутит импульс к самопреодолению, если переживёт то, что описано в «Тайнах“ Гёте:
И когда это настроение освобождения от собственного «Я“ и погружения в мировые тайны питает силы человека, он становится мистиком во всех областях жизни. Будь это внешняя религиозность, либо научная эрудиция, либо художественное творчество — все устремляется к единству в силу единства самой человеческой природы. Именно эту тайну Гёте и хотел раскрыть всем людям, когда свою душевную тайну облёк в следующую словесную формулу:
Кто владеет наукой и искусством, имеет также и религию.
У кого нет первых двух, тому дана религия[43].