Оба подхода совершенно бесперспективны и губительны для стартапа. Хотя бы потому, что режут будущее на корню. Приятно, конечно, верить не только в гениальность собственных идей, но и в менеджерские таланты, однако нужно трезво смотреть правде в глаза: success stories из 90-х (хотя бы вроде той, где Дмитрий и Лена Мендрелюк, сидя на кухне, верстали первые номера газеты, которой было суждено через несколько лет превратиться в издательский дом, культовый для отечественных ИТ), сегодня никогда не повторятся. По простой причине: период первоначального накопления капиталов и становления рынка случается раз в несколько поколений, а зачастую и того реже. Поезд ушел, и в наше время на каждый «гениальный» и «уникальный» деловой проект приходится за углом (даже не в соседнем городе, а на соседней улице) по десятку альтернатив. Ничуть не менее гениальных и уникальных.
Как можно выделиться в условиях тотальной конкуренции? Неправильный ответ: за счет по-настоящему гениальной идеи. Проблема не в том, что идея на поверку оказывается не такой гениальной, как мечталось разработчику, а в том, что аналогичных — море разливанное. И успех придет либо к тому, кто быстрее других найдёт адекватное финансирование, либо к тому, кому просто повезет. Шанс на голую удачу хоть и ничтожно мал, однако существует постоянно, поэтому полностью списывать его со счётов я бы не рискнул. Но и полагаться целиком на удачу — верх безрассудства и несерьёзного отношения к собственной деловой инициативе.
К чему я это всё рассказываю? К тому, что а) существуют объективные сложности с адекватной оценкой стоимости стартапа; б) без такой оценки невозможно получить финансирование в идеальном размере (то есть не больше и не меньше, чем нужно, и — главное! — в обмен на соразмерное долевое участие в проекте, которое вы предлагаете инвестору в обмен на его вложения); в) любой трезвый и здравый вариант оценки должен приветствоваться.
Последний пункт и есть тот информационный повод, который я использовал для написания статьи сегодня. Совершенно случайно попалась под руку публикация Марти Цвиллинга, учредителя и генерального директора консультационной фирмы Startup Professionals, озаглавленная «10 надежных правил для инвестиционной оценки стартапов», которая произвела на меня глубокое впечатление трезвостью суждений и — главное! — практической полезностью. В том смысле, что рекомендации Цвиллинга, демонстрирующие системный и структурированный подход (большая по нашим временам редкость!), реально позволяют объективно оценить деловую инициативу.
1. Вот эти 10 принципов с моими комментариями.Максимально точно оцените рыночную стоимость всех физических активов стартапа (то, что называется asset approach). Принцип этот хрестоматиен, однако повсеместно игнорируется, поскольку начинающим предпринимателям (особенно если они не предприниматели, а «айтишные» профессионалы!) кажется, что существующие активы — это ничтожная капля в море потенциальных возможностей для монетизации «гениальной» инвест-идеи.
Ну что такое полдюжины компьютеров, принтер, офисная мебель в сравнении с миллионами долларов, масляной плёнкой застилающими завидущие глаза? Хитрость, однако, в том, что скрупулёзный учёт существующих активов (об этом, кстати, Марти Цвиллинг забывает помянуть, и напрасно!) — это ход безупречный в чисто психологическом отношении! По тому, как вы относитесь к материальному имуществу, по вашей серьезности и ответственности потенциальный инвестор оценивает судьбу собственных инвестиций! Если «ангел» видит, что для вас и вашей команды плюс-минус 10–20 тысяч долларов роли не играет, ваши шансы получить 100–200 тысяч становятся эфемерными.
2. Попытайтесь максимально реалистично оценить интеллектуальную собственность. Цвиллинг приводит очень ценную аксиому, принятую на американском венчурном рынке: каждый зарегистрированный патент увеличивает оценку начинающего бизнеса на 1 миллион долларов. Думаю, в нашем Отечестве порядок цен значительно ниже, но не обязательно (я не специалист в этой сфере, поэтому никаких конкретных цифр и рекомендаций дать не в состоянии). Мне кажется, что в данном случае нужно, не зацикливаясь на абсолютных значениях стоимости патента, просто взять на вооружение саму аксиому по модулю, а именно: чем больше вам удастся на предварительном этапе формализовать интеллектуальную собственность, тем это будет выгоднее на переговорах по привлечению инвестирования.
Иными словами, не голые обещания и восторженные завывания, а конкретные патенты и реальные примеры практического внедрения ваших инноваций и бизнес-идей должны стать основой для оценки интеллектуальной собственности.
3. Монетизируйте профессиональные навыки каждого из креативных членов вашей команды (программисты, инженеры, дизайнеры и т. п.). Цвиллинг приводит любопытную цифру: в годы доткомовского пузыря венчурные капиталисты увеличивали стоимость стартапа в среднем на 1 миллион долларов за каждого работающего в нём профессионала. В нашем случае опять же важно не ориентироваться на абсолютные цифры, а усвоить сам принцип обязательно учёта профессиональных навыков своих сотрудников. Сделать это гораздо проще, чем, скажем, монетизировать интеллектуальную собственность, поскольку любая квалификация, любой вид профессиональной активности сегодня имеет вполне устоявшуюся цену на рынке.
4. Существующие клиенты и договоры добавляют стоимость в оценку стартапа. Это положение не требует никаких комментариев, тем более что монетизация в данном случае проводится с учётом реальной прибыли, получаемой от каждого «раннего» клиента.
5. Дисконтированный денежный поток на прибыль будущих периодов. Discounted Cash Flow (DCF) — стандартная статистическая методика, хорошо известная и легко воплощаемая на практике. Цвиллинг даёт для ориентира полезную цифру: ожидаемая прибыль учитывается при оценке стоимости стартапа на уровне от 30 до 60 процентов — в зависимости от средних показателей по отрасли, меры реалистичности ваших расчетов будущей прибыли и проч.
То есть если вы планируете получить в ближайшие пять лет 5 миллионов долларов прибыли, то как минимум 1,5 миллиона должны учитываться при текущей оценке вашего стартапа.
6. Как бы там ни было, общее правило, которое может, естественно, меняться в зависимости от средних значений по отрасли рынка и общепринятых нормативов, звучит так: мультипликатор = 5. То есть если ваше начинающее предприятие генерирует, скажем, 100 тысяч долларов грубого дохода в год (без учёта каких-нибудь налогов, отчислений, амортизации, процентов и т. п.), то вы можете смело добавлять к оценке своего стартапа ещё полмиллиона долларов.Произвольный мультипликатор доходов (Discretionary earnings multiple) — замечательная штука, о которой мало кто знает, однако при этом вы имеете полное право использовать его для оценки стоимости стартапа. Мультипликатор, естественно, можно применять только в том случае, если ваш стартап уже генерирует какую-то прибыль. Если идут одни убытки, мультиплицировать ничего не получится :-).
7. Принцип замещающей стоимости ключевых активов (cost approach). Еще одна архиполезная фича, которую мало кто знает и, соответственно, учитывает. Она идеально подходит для тех стартапов, что ещё не генерируют никакой прибыли. Cost approach предполагает оценку расходов, необходимых для полного замещения уже существующих у вас на данный момент активов. Скажем, за минувший год вы разработали что-нибудь вроде нового конструктора онлайн-магазина. Прибыли пока нет никакой, реальных клиентов — тоже, зато есть cost approach: вы просто подсчитываете, исходя из текущей рыночной конъюнктуры, сколько будет стоить создание подобного продукта (вашего конструктора) с нуля. То есть — каких специалистов надо будет нанять, какую платить им зарплату, какое приобрести оборудование… Складываете всё вместе и получаете стоимость активов вашего стартапа, исходя из принципа замещающей стоимости. На мой взгляд, превосходная фича, монетизирующая ситуацию с одними убытками :-).
8. Учёт объёма профильного рынка и перспектив роста. У меня создалось впечатление, что Марти Цвиллинг привёл этот пункт чисто для галочки, поскольку никаких реальных и твердых критериев для оценки того и другого (что роста объёма, что увеличения доли вашего стартапа в данном секторе рынка) не наблюдается.
9. Учёт числа прямых конкурентов и вашего положения на рынке. Ещё один виртуальный пункт, который не поддается объективной монетизации. Речь в данном случае идёт о пресловутом гудвилле (goodwill) — произвольном показателе преимуществ вашего бизнеса относительно конкурентов на рынке. Ход суждения хорошо известен: «Мы пришли на этот рынок первыми, поэтому движемся постоянно на шаг впереди конкурентов — и за это преимущество хотим энное количество долларов от инвестора» :-). Намерение, конечно, благое, но трудно реализуемое на этапах первоначального инвестирования. Это матёрые компании могут позволить себе спекуляции на тему нестыковки активов с пассивами, которые они по всеобщей условной договоренности именуют лукавым термином goodwill (об этой хитрой пакости я много писал в НДС: «Добрая воля, и как ею лучше злоупотребить», «Загадочный пушок»).
10. Поиск аналогов (market approach). На мой взгляд, этот пункт алгоритма Цвиллинга наименее сложен для реализации: вы находите примеры успешного финансирования компаний, работающих в вашем секторе рынка (или смежном, но не так, чтоб вы были в программировании, а ваш аналог — в золотодобывающей промышленности), и цитируете цену сделки своему инвестору. С учётом, разумеется, понижающего либо повышающего коэффициента (у вас больше/меньше сотрудников, продуктов, идей и проч.). При всей внешней простоте данный подход является ещё и самым эффективным, поскольку, во-первых, экономит вам кучу времени на скрупулёзном учете активов и доходов будущих периодов, во-вторых, позволяет не столько даже не продешевить, сколько сохранить трезвость оценки и не отпугнуть инвестора своими завышенными требованиями.
С другой стороны, даже если ваши требования и завышены, однако соответствуют принятой на вашем рынке практике инвестирования в стартапы (в сравнении с аналогом), то шансы гораздо выше, чем если бы вам приходилось искать деньги в гордом одиночестве.
От хаоса наблюдений к динамической типологии: обсуждение на примере популяционных систем зелёных лягушек
Выложив очередную колонку, я раз за разом заглядываю на сайт КТ: как восприняли? Чаще сначала появляются комментарии от тех, кто понял, а потом подтягиваются пропагандисты креационизма и сакральных традиций, а также профессиональные спорщики. Реагировать? Надо понять, для кого я пишу колонки. Естественно, для читателей (ну и, конечно, немного для себя). Значит, надо отвечать. Как это делать, не утопая в грызне под колонками? Тут я попробую рассказать об одной работе с моим участием. Сможет ли она стать аргументом, позволяющим проиллюстрировать подход, который кажется мне правильным?
Я расскажу о фрагменте работы, которую три недели назад защитила как кандидатскую Марина Кравченко. Я — научный руководитель этой работы. Главные (с моей точки зрения) её результаты опубликованы с моим участием (здесь — сама модель, а тут — результаты моделирования, о которых я расскажу).
То, что я сейчас буду описывать, не является сутью диссертации Марины с точки зрения формальных требований. Зато это та её часть, из которой, как мне кажется, следуют определенные мировоззренческие выводы.
Марина Кравченко изучала трансформации популяционных зелёных лягушек. Динамика этих систем (мы называем их ГПС, гемиклональными популяционными системами) практически не изучена. Почему? Сейчас объясню.
Начну с утверждения, что основные свойства хорошо известных нам биосистем (организмов, популяций, сообществ) являются следствием передачи генетической информации с рекомбинацией (перебором сочетаний).
Главный механизм эволюции — отбор организмов, поколение за поколением проходящих непростой путь самоорганизации под влиянием наследственной программы. Одним из важных способов повышения эффективности эволюции таких наследственных программ стало оплодотворение — слияние клеток двух разных организмов. Каждая из этих клеток несет наследственные задатки, отобранные в предыдущих поколениях. Но у клетки, которая получится от их слияния, набор генетической информации окажется удвоенным. Поэтому неотъемлемой частью жизненных циклов с оплодотворением становится мейоз — клеточное деление, при котором количество генетической информации сокращается вдвое. Чередуясь в жизненном цикле, мейоз и оплодотворение поддерживают количество передаваемой генетической информации относительно постоянным.
Мейоз и оплодотворение поддерживают рекомбинацию генетического материала, ускоряя выработку приспособлений в эволюции. Генетически уникальные организмы, производящие генетически уникальные половые клетки, популяции с общим генофондом, межвидовая изоляция и особая эволюционная судьба каждого вида — следствия этого процесса.
Среднеевропейские зелёные лягушки (и несколько иных гибридогенных комплексов видов) вносят принципиальное изменение в базовый процесс. В этих комплексах образуются межвидовые гибриды, которые передают будущим поколениям комплекс генетической информации, полученной от одного из родительских видов, как единое целое, без рекомбинации. И в силу этого свойства всех иерархических структур, существование которых поддерживается размножением с рекомбинацией, меняются.
Организмы начинают производить одинаковые, клональные половые клетки. Гибриды принадлежат к полуклонам с функционально различающимися геномами (комплексами наследственной информации): одни из этих геномов передаются из поколения в поколение клонально, другие — используются в течение жизни особи, а потом бесследно уничтожаются. Границы между популяциями размываются, ведь в совместном размножении участвуют и представители родительских видов. Сплошь и рядом нарушение базового способа передачи генетической информации приводит к появлению необычных особей. Это полиплоиды с увеличенным количеством геномов, а также частичные межвидовые рекомбинанты. Между родительскими видами происходит обмен генетической информации, причем внедрение чужеродных генов затрагивает и те популяции, которые не участвуют в гибридизации.
Интереснейшая для популяционного эколога проблема — выяснение того, как поддерживается устойчивость популяционных систем, в рамках которых происходят такие чудеса. Как исследовать такую проблему?
Конечно, основа для такого ответа — сбор эмпирических данных. И нами, и другими исследователями установлено, что состав ГПС может со временем меняться. Некоторые из таких изменений мы с нашими студентами наблюдаем в поле. В любом случае такие трансформации — чрезвычайно длительный процесс, а их отслеживание — тяжёлая работа. О том, чтобы с помощью полевых исследований за разумное время изучить закономерности этих трансформаций, рассмотреть совокупность возможных состояний и логику их преобразования, говорить не приходится. Что же делать?
Применять моделирование. Причем не аналитическое, в ходе которого мы используем заранее установленные зависимости, описывающие результаты интересующих нас процессов, а имитационное. В ходе имитационного моделирования мы пытаемся хотя бы приблизительно описать этапы изучаемых преобразований, определяя, в каком направлении изменяется интересующая нас система.
Так мы и сделали. Описали годичный цикл зелёных лягушек, выделили в нём этапы, влияющие на состав ГПС, задали зависимости, характеризующие такие изменения. На основании собственных и литературных данных предположили, какой состав половых клеток характерен для каждой из форм гибридных лягушек. Получили конструкцию из уравнений, описывающих интересующие нас параметры.
Эта конструкция оказалась реализована в двух разных моделях. Мы с Мариной сделали и использовали модель на разностных уравнениях, написанную в Excel, а наши коллеги-математики собрали более мощную реализацию на основе профессиональных языков и пакетов. Профессиональная модель значительно превосходит нашу, тренировочную, по мощности, но заметно уступает ей по удобству пользования и перестройки. Марина защитила диссертацию, сделанную на тренировочной модели, но при этом мы с коллегами-математиками продолжаем работать над моделью «большой».
Расскажу об экспериментах с той моделью, которую назвал «тренировочной», Excel’евской. В ней прописан механизм размножения, роста и конкуренции лягушек с разными наборами геномов. Этот механизм носит вполне «общий» характер. Но кроме того, в модели есть блок, который обеспечивает возможность задавать, какие половые клетки производят представители того или иного генотипа. Тут-то и можно предусмотреть полуклональное наследование, характерное для зелёных лягушек.
А теперь, чтобы объяснить основную идею колонки, мне придется рассказать о нескольких экспериментах с моделью и объяснить логику её перестройки. Начну с примера, который подробно разбирал в колонке о Невидимой Ноге. В примерах, которые я привожу, буквы, L и R — обозначения геномов (каждый из 13 хромосом). Геномы, обозначения которых не берутся в скобки, — обычные, рекомбинантные, такие, как у каждого из нас (тот комплекс наследственной информации, что мы передаём детям, является относительно случайной смесью геномов, которые мы получили от отца и матери). В скобки берутся клональные геномы, которые передаются как единое целое.
Рассмотрим популяцию родительского вида, все скрещивания в которой таковы:
♀RR × ♂RR → ♀RR : ♂RR.
Здесь происходит примерно то же самое, что и в популяциях людей (и система определения пола та же): особи определенного вида производят особей того же вида. Но представим себе, что в такую популяцию попадает хотя бы одна гибридная особь, несущая клональный геном другого вида — например, ♀(L)R. Заключением генома (L) в скобки мы указываем, что он попадает во все половые клетки. Раз так, всё потомство от скрещивания такого гибрида с особями родительского вида будет гибридным:
♀(L)R × ♂RR → ♀(L)R : ♂(L)R.
Теперь мы уже имеем дело не с популяцией, а с ГПС — гемиклональной популяционной системой, ведь в ней передаются из поколения в поколение клональные и рекомбинантные геномы, принадлежащие к разным видам. При скрещивании самца-гибрида с самкой родительских видов также возникнет только гибридное потомство (поскольку геном женский, всё потомство будет самками):
♀RR × ♂(L)R → ♀(L)R.
Наконец, еще одной особенностью гибридов является то, что потомки от их скрещивания будут нежизнеспособными:
♀(L)R × ♂(L)R → ♀(L)(L) → †.
Итак, скрещивание «родителей» (особей родительского вида) порождает «родителей». От скрещивания «родителей» и гибридов возникают только гибриды, вследствие чего доля последних растет. Скрещивания гибридов не оказывают влияния на состав будущих поколений, так как потомство от них гибнет.
Результатом является то, что доля гибридов в такой ГПС возрастает, пока в ней не остаются только они. После этого такая система гибнет!
Многих людей удивляет, что для гибели родительской популяции достаточно попадания в неё одной-единственной гибридной особи. Тут надо думать не о вкладе в начальный состав представителей разных форм, а о том, присутствует ли в системе «инфекция», то есть геном, распространение которого ведёт к катастрофе.
Давайте посмотрим, какую траекторию опишет ГПС на фазовой плоскости (положение на которой отражает состав системы).
Смотрите. В углу — популяция родительского вида, с которой мы начали эксперимент. По осям — доли клональных геномов. В рассмотренном примере мы добавляем в популяцию из особей RR одну особь (L)R. В силу только что описанного нами механизма доля особей с геномом (L) в рассматриваемой ГПС начинает возрастать. Её траекторию маркируют красные точки; направление динамики показано стрелкой. Заканчивается всё гибелью ГПС при её попадании в правый угол: если 100% её состава — носители генома (L), все скрещивания приводят к появлению нежизнеспособного потомства.
При добавлении в популяцию родительского вида носителей геномов (R) ничего интересного не происходит. От скрещивания таких гибридов с особями родительского вида получаются «родители». Значит, популяция родительского вида находится в устойчивом равновесии относительно попадания в неё геномов (R) и в неустойчивом — относительно геномов (L).
А что будет, если геном (R) попадет в популяцию, где большинство особей являются носителями генома (L)?
В том месте, где красные точки сменяются зелёными, в ГПС добавлена одна особь с клональным геномом (R). Описывая петли, модельная ГПС движется к состоянию устойчивого равновесия — где-то там, в центре, к которому стремится её траектория. И чтобы попасть туда, ГПС должна получить геном (R) во вполне определенный промежуток времени. Раньше — потеряется. Позже — хотя и вызовет резкие изменения состава, но все равно не спасёт систему от гибели.
Вот тут в момент, когда красные точки сменяются фиолетовыми, в ГПС попадает носитель (R). Траектория системы выписывает петлю… и всё равно приходит её к гибели.
Сравнивая два предыдущих рисунка, мы можем увидеть, что снаружи от самой широкой зеленой петли на предпоследнем рисунке и внутри от фиолетовой петли на последнем из них проходит граница между областями, откуда ГПС попадает в два разных итоговых состояния — устойчивого равновесия и гибели. Этим состояниям соответствуют аттракторные (притягивающие к себе динамическую систему) точки на фазовой плоскости.
Раз так, мы можем разделить фазовую плоскость на бассейны разных аттракторных состояний!
До сих пор различные ГПС классифицировали по их составу. Описанный здесь подход позволяет выделять динамические типы, которые характеризуются не только определенным составом, но и общностью ожидаемой судьбы. Эти типы — бассейны на фазовом пространстве состояний интересующих нас систем.
Смотрите, что мы сделали. Мы не вносили в обсуждение динамики интересующей нас системы никаких внешних критериев «хорошо — плохо». Мы просто установили, что одни состояния закономерно переходят в другие, и разделили их совокупность на группы. Теперь мы можем надеяться, что выделенные нами динамические типы отражают действительные особенности изучаемых систем. Мы можем выбрать, какие состояния являются для нас оптимальными. Дальше останется только понять, каким образом переходить от наблюдаемых состояний к желаемым (если такие появятся).
Спорщики доказывали мне в комментариях под предыдущими колонками, что даже здорового человека от больного нельзя отличить, не узнав, чего хочет Бог, а уж тем более нельзя понять, к какому возможному в будущем состоянию биосферы нам следует стремиться. Приведённый здесь пример показывает, как я надеюсь, что типология состояний сложной системы вполне может быть построена без ссылок на сверхъестественные целеуказания.
Да, мой пример касается далеко не только ГПС. Те типологии многих «будничных» динамических систем, которыми мы пользуемся, получены в ходе подобных по сути процедур. Разница только в том, что анализ пространства возможных состояний и путей перехода по нему чаще всего не требует имитационных моделей, реализованных на каком-то «железе», помимо нашего собственного мозга. Эти операции проводились на моделях, которые создает наша психика — частично осознанно, частично интуитивно. Вероятно, во многих случаях формализованные математические модели будут просто подтверждать результаты «мягкого», неформального моделирования. Однако есть ситуации, в которых наша способность к рациональному прогнозу или интуитивной оценке недостаточна. Что же, я надеюсь, что в таких случаях будет полезен описанный здесь подход.
Не «подпирайте» свои суждения ссылками на волю Творца. Давайте сами, силами нашего разума наблюдать, экспериментировать, моделировать, строить прогнозы и выбирать желаемое для нас состояние!
Glasperlenspiel с Эдвардом Сноуденом
Чем пристальнее всматриваюсь в события, связанные с сенсационными разоблачениями и перемещениями Эдварда Сноудена, тем крепчает мой скепсис относительно impromptu (замечательное такое англо-французское слово, передающее импровизационный характер явления) этого грандиозного спектакля.
Скажу честно: сегодня я уже не только не уверен в реальном существовании Эдварда Сноудена (не как физического лица, а как Рене Телени от разведки), но и в том, что речь вообще идёт о единичной персоне, а не о коллективном проекте. Хочу поделиться с читателями своими догадками на этот счёт.
Во-первых, почему Glasperlenspiel. Старожилы Голубятен, конечно, помнят, что этот роман Гессе входит в число моих любимых литературных произведений, однако в данном контексте я использую «Игру в бисер» в самом прямом смысле. Обитатели уникального мира Касталии на протяжении нескольких поколений не просто играли в увлекательную игру, а создавали самую настоящую и полноценную параллельную реальность. В которую и уходили жить. В этом смысле, кстати, Герман Гессе чуть ли не первым в европейском искусстве предвосхитил грядущее переселение человечества в виртуальную реальность Интернета.
Давайте взглянем на череду безумных событий именно под углом зрения «Игры в бисер». Совершенно ниоткуда появляется Никто с биографией, которая достойна войти в хрестоматию по шпионскому ремеслу: изюминка этой биографии в том, что она совершенно не поддается проверке! Первая её часть — служба непосредственно в подразделениях ЦРУ — не проверяется по определению, однако и вторая — консультант в Dell и Booz Allen Hamilton — не менее фиктивна: число сотрудников Dell давно уже перевалило за 100 тысяч, а военный подрядчик Booz закрыт ничуть не менее своего кормильца — Минобороны.
Что мы ещё знаем? Что есть некто, кто называет себя Лонни Сноуденом и является папой Эдварда. И есть ещё Элизабет Сноуден — его мама. Не нужно обладать стажем работы в органах разведки — вполне достаточно багажа из дюжины шпионских фильмов, чтобы понимать: такую легенду (три непроверяемых работодателя плюс папеле-мамеле) можно соорудить за полчаса.
Далее: Эдвард Сноуден живет в полном шоколаде на Гавайских островах с боевой подругой и тихо консультирует за скромную зарплату в 200 тысяч долларов ежегодно. В какой-то момент ему кажется, что все, чем он занимался сознательную жизнь, нехорошо и неправильно, поэтому он решает порвать с прошлым и поведать миру «матку правды».
Как бы поступил человек, озабоченный маткой правды? Во-первых, он бы долго и обстоятельно подготавливал пути отхода и место будущего убежища. Во-вторых, тихо купил бы авиабилет в одно курортное место на Земле, оттуда другой билет — в другое место, потом, может, в третье, а то и уже прямиком в неприступную крепость, из которой его гарантированно невозможно было достать. И только после этого связался бы пусть с теми же The Guardian и The Washington Post и поведал миру сенсационные сведения о проекте PRISM, стукаческой роли Verizon, слежке АНБ за Бразилией, Россией и Китаем, британской программе слежения Tempora и прослушках саммита «Большой двадцатки».
Эдвард Сноуден сделал все задом наперёд: сначала разгласил конфиденциальную информацию, а затем озаботился своим спасением. Создаётся полное впечатление, что делал он это для того, чтобы весь мир мог с замиранием сердца следить за его перемещениями: Сноуден прощается с боевой подругой и летит в Гонконг лечить эпилепсию (!!!), где вступает в переписку с журналистами. Тут же мы узнаем, что «полиция посещает его дом на Гавайях».
Затем Сноуден выселяется из отеля The Mira, дожидается, пока на родине, в США, ему предъявляют обвинения в хищении государственной собственности и разглашении государственных тайн и аннулируют паспорт, получает от эквадорского консула (приятеля Ассанжа) транзитные документы и летит зачем-то… в Москву! Страну, для посещения которой у него нет визы.
Почему не прямиком в Эквадор? И не в Венесуэлу? При чем тут Венесуэла? Как при чем: прямо у трапа самолета в Шереметьево Сноудена сажают в машину с дипломатическими номерами посольства Венесуэлы и куда-то увозят. Куда?
Говорят, в транзитную зону аэропорта. Журналисты со всего мира упорно ищут Сноудена в этой мистической транзитной зоне (где есть какой-то капсульный отель, о котором никто никогда ничего не слышал), а транзитные пассажиры устраивают тотализатор в надежде сфоткаться со звездой сенсационных разоблачений. Далее деятельность Сноудена продолжается на запредельно виртуальном уровне: он (якобы) рассылает письма в десятки стран мира с просьбой о предоставлении ему убежища (у меня создалось полное впечатление, что кто-то тестирует эти страны на предмет лояльности к Соединенным Штатам!), заочно обменивается репликами с президентом России, просит убежища в РФ и через сутки отзывает свою просьбу, подставляет президента Боливии Эво Моралеса, чей самолет принуждают к посадке в Вене и шмонают по просьбе США на предмет отлова в подкрылках беглого агента… Наконец, подставив всех и вся, великодушно останавливает свой выбор на Венесуэле.
Где сегодня находится Сноуден? В Китае? России? Венесуэле? Или — дома, в США? Думаю, нам никто не ответит на этот вопрос. Скорее всего потому, что Эдварда Сноудена (как такового) вообще нет нигде. И никогда не было. Был кто-то другой (некое физическое лицо), который исполнял роль Эдварда Сноудена, бывшего сотрудника ЦРУ и АНБ, переносил свою тушку из аэропорта в аэропорт, а потом растворялся в неизвестном направлении. Делать это было не сложно, потому что этот другой (или другие — вполне вероятно, что роль «Сноудена» играли двое–трое, а то и пять человек) имеет и необходимые визы, и паспорт, и деньги.
Для того чтобы моя Glasperlenspiel c Эдвардом Сноуденом выдержала проверку на правдоподобие, нужна самая малость — правдоподобный мотив. Итак: кому было нужно устраивать этот грандиозный спектакль с беглым агентом, в котором (якобы) что-то там проснулось, перевесив оклад в 200 тысяч долларов? Версию с эпилепсией как побудительным мотивом мы рассматривать не будем.