Компьютерра
10.06.2013 - 16.06.2013
Колонка
Огюст Бланки, пламенный революционер и отец альтернативной истории
Говорят, у Михаила Тухачевского во дни антоновского мятежа на столе рабочего кабинета всегда лежала открытой «История Пугачёвского бунта» Александра Сергеевича Пушкина. Шёл ли поезд, стоял ли, а в салон-вагоне молодой полководец, перечитывая в минуты затишья классика, примерял роль Суворова на себя, а роль злокозненных бунтовщиков – на тамбовских мужиков. Следует учесть, что Тухачевский ко времени мятежа был натурой вполне сложившейся и книги читал более для душевного комфорта, нежели для поиска примера, личности, с которой стоило бы делать жизнь. Другое дело — молодёжь. Не стоит переоценивать влияние, оказываемое литературой на юные неокрепшие души, но не стоит и недооценивать его. Капли камень точит, а уж душу… Только, конечно, капать эти капли должны беспрестанно и в одно и то же место. Если изо дня в день являть зелёной поросли подобранные специалистами примеры служения Отчизне, в форме романов ли, повестей или же высокохудожественных драматических произведений, то на выходе вероятность получить гражданина и патриота будет существенно выше, нежели в случае полного игнорирования преподавания литературы как способа воспитания подрастающего поколения. Тут ещё, безусловно, важно, чтобы литературные примеры не расходились с действительностью, а если и расходились, то не слишком, но это уже вопрос мастерства. Мастер так опишет вымышленный мир, мир, где рабочие отказываются от премии, жёны — от мужей, а лошади — от сена, что мурашки по коже поползут от узнавания: вот она, правда! За неё и кровь пролить не грех! Может, и мне отказаться от зарплаты, сдать мужа в ГПУ, а самой уехать на Новую Землю или Камчатку, добывать столь нужный стране русин? Запишите меня в добровольцы!
Халтурщик же и родной, до травинки знакомый, двор изобразит с виду похоже, тараканов запечных не забудет, и дворник Абдулка есть, и перебои с водой, той, что из крана, а народ всё равно не поверит: паскуда, говорит, и клеветник.
Вот я и думаю, случайно ли наше поколение воспитывали на лишних людях или же специально? Вспоминаю уроки литературы, и что? Онегин – лишний человек, Чацкий – лишний тоже, Печорин лишний, Рудин лишний, Обломов, само собой, опять лишний… Вишнёвый сад лишний до последней вишенки. За кого ни возьмись – нет позитивных примеров. Нет бойцов. Одна рефлексирующая интеллигентщина. Вот в итоге и вышли из советской школы люди, умеющие кто лучше, кто хуже критиковать окружающую действительность, посмеиваться над властью, порой проявляя недюжинное острословие, но к настоящему делу способные мало. Ни забастовку организовать, ни партию возглавить, не говоря уж о вещах более серьёзных.
Младшие, максимум старшие научные сотрудники навсегда. Участковые врачи навсегда. Учителя народных школ навсегда. Армейские капитаны навсегда. И правда, какой из Обломова или Чацкого партийный вождь, генерал или директор мебельного магазина? Смешно. А ведь все мы — обломовы, чацкие и онегины в одном флаконе, каждый из нас по-своему чацкий. Только без имения, в том-то и зло, в том-то и закавыка. Хочется порой бросить в лицо начальству дерзкое «тошно мне прислуживаться, Амнеподист Иванович, да и на вас смотреть тошно, уеду лучше я на пару лет в Париж», да и баста. Однако ж бодливой корове не до Парижа.
Тот же критикан, ниспровергатель основ, но ниспровержения его дальше слов не идут, по крайней мере на страницах «Отцов и детей». Характер тяжёлый, язык острый, но, быть может, это и потому, что, в отличие от Чацкого, наследует он двадцать две души, а не четыреста или триста. Потому и желчи в нём вдесятеро больше.
Хотя Тургенев даёт нам возможность мечтать, что Базаров – это революционер на каникулах. Отдыхает, поправляет здоровье перед новыми баррикадами. Что прежних баррикад за Базаровым не значится, то ничего, то спишем на конспирацию. Но кто тогда Базаров на идейной шкале? Народоволец? Шампанским не брезгует, и вообще… Вряд ли. Время народовольцев, людей искренних на все двести процентов, ещё не пришло. Коммунист марксистского толка? Тоже не очень похоже, никаких речей о роли пролетариата от него никто не слышит. Околореволюционный фразёр? Тут ближе, поскольку, кроме фраз, ничем иным Базаров не отличается. Хотя… Павлу Петровичу-то на дуэли он ляжку прострелил, а ведь стрелял не целясь. Для пистолетного выстрела – сходились с тридцати шагов – очень недурно. Быть может, готовился в цареубийцы?
Я, помнится, не на шутку интересовался политической палитрой тех времён и пришёл к выводу, возможно, и спорному, о том, что Базаров – бланкист. И сразу спокойствие снизошло на меня. Вот он, герой моего романа. Даже не Базаров, нет. Сам Огюст Бланки, которому литераторы-фантасты непременно должны поставить памятник. Все мы вышли из Луи Огюста Бланки.
Современники видели в Бланки только и исключительно революционера. Действительно, человек жизнь положил в попытках насильственным путём изменить существующий строй. И существующий строй это чувствовал очень хорошо: из семидесяти пяти лет жизни тридцать семь существующий строй продержал Бланки в тюрьмах. По сравнению с этим годы, проведённые в заточении Эдмондом Дантесом, впоследствии графом Монте-Кристо, кажутся сроком вполне умеренным. Впрочем, тридцать семь лет заточения Бланки складывались из разных сроков, и каждый из них основывался на реальных антиправительственных деяниях. Мятеж, арест, тюрьма, мятеж, арест, тюрьма – вот краткое описание романтической жизни подлинного революционера. К революционерам-теоретикам (с Марксом они были современниками) Бланки испытывал снисходительный до пренебрежения скепсис, считая, что научные теории построения коммунистического общества выдумывают для того, чтобы оправдать собственную пассивность.
В освободительную и всепобеждающую миссию пролетариата не верил совершенно: оставь его, пролетариат, в покое — и никогда ничего дельного в политическом плане трудящаяся масса из себя не исторгнет. Так и будут терпеть, кряхтеть и мечтать о добром правителе, который, наконец, облегчит жизнь бедного люда, а те, кто посмышлёнее, бочком-бочком будут перебираться в хозяева. Потому и вести пропаганду среди населения не считал делом важным: если каждодневная собственная жизнь, проходящая в тяжких трудах и несправедливости, не учит, чему могут научить краснобаи, пусть даже они полны лучшими намерениями? Да и в благородство человечества в целом и пролетариата в частности Бланки тоже не верил. Знал: всегда найдётся человек, который вождя, агитатора, просто своего соседа возьмёт да и предаст, порой из корысти, а часто и безвозмездно, из одно лишь зависти. Ведь предавали! И самого Бланки, и всех остальных революционеров, начиная от древних времён и кончая нашими днями.
Точно так же не верил Бланки в благотворный порыв масс. Что массы? Куда их поведут, туда они и побегут, охотно ли, в силу ли привычки быть ведомыми, но побегут. Толпа — она и есть толпа, а феодализм или буржуазия лишь способствуют укоренению в ней самых низменных чувств. Другое дело — коммунизм: станет коммунизм главенствующей силой, тогда-то и начнется рост сознательности в пролетариате, тогда-то человек и научится видеть дальше собственного носа, действовать ради блага перспективного, а не сиюминутного. Но не прежде того. И потому специально вовлекать широкие массы в революцию и бессмысленно, и вредно. Революцией должны заниматься решительные, энергичные, подготовленные люди, счёт которым идёт не на миллионы, а на тысячи. В лучшие годы сторонниками Огюста Бланки считали себя как раз тысячи людей, но подготовленных и решительных среди них оказалось не так уж и много. Впрочем, Бланки знал, что каждому человеку, даже подлецу, можно найти революционное применение. Решительные люди путём внезапной атаки способны захватить власть, а затем, чтобы эту власть удержать, просто обязаны установить диктатуру революции. С соответствующими диктатуре институтами и инструментами.
Бланки участвовал во множестве мятежей. Писал инструкции к вооружённым восстаниям, указывая диспозицию сил, какие учреждения нужно брать в первую очередь, какими можно пренебречь, как обороняться и как нападать. Это касалось Парижа девятнадцатого века. Пиши он про Москву века двадцать первого, я бы не рискнул об этом даже заикнуться: экстремизм. Да, всякий революционер — Бланки, Ткачёв, Каляев, Свердлов или Ленин – безусловные экстремисты. И положение, когда в городе есть проспект Ленина, улица Каляева и площадь Свердлова и в то же время градоначальники – миллионщики, чем и гордятся, кажется дурным сном. А ну как проснусь?
В лучшие времена ударный отряд боевиков-бланкистов составлял две с половиной тысячи человек. Немало. В ту пору, кстати, Бланки был известен под партийным псевдонимом «Старик». Для получивших образование в двадцать первом веке напомню, что этой же кличкой пользовался Владимир Ульянов, безусловно, не случайно.
Но все вооружённые выступления Бланки оканчивались одинаково. Суд и тюрьма. Побед не было вовсе, как, впрочем, не было их ни у Маркса с Энгельсом, ни у народовольцев, ни у карбонариев. В одной из тюрем, «Торо», Бланки задумывает и осуществляет давнее желание – пишет космогонический труд «L’Eternite dans les astres» («Вечность в звёздах»), которая и была издана в Париже одна тысяча восемьсот семьдесят второго года. Сенсаций этот труд не произвёл, скорее, прошёл незаметно: не таких трудов ждали от истового революционера. Однако сейчас, в двадцать первом веке, в нём мы находим идеи воистину актуальные, во всяком случае, актуальные для писателей-фантастов, работающих в жанре альтернативной истории и разрабатывающих жилу параллельных миров.
Поскольку, как считал Бланки, Вселенная бесконечна, а число составных элементов её относительно невелико, это неизбежно приведёт к повторению миров. Каждая планета бесчисленно повторяется в безграничной Вселенной. Отсюда и повторение судеб, как общества в целом, так и человека в частности. Но повторение не абсолютное: Как водится, величайшее открытие проглядели. Великое видится на расстоянии. Конечно, космология сегодняшняя склоняется к тому, что Вселенная всё-таки конечна и число комбинаций, в которые способны выстроиться составляющие элементы мира, намного превышает число возможных планет. Но как знать, как знать… Вдруг естественное чувство бесконечности, охватывающее человека при взгляде на звёздное небо, имеет под собой основу и вскоре появится другой великий учёный, который авторитетно скажет: «Нет дна у Вселенной»!
И тогда романы, выходящие сегодня дюжинами, станут подспорьем для путешественников межмирья. А бланкизм из политического учения превратится в учение просто.
Сватовство Пушкина к Наталье Гончаровой кончится ничем, и Александр Сергеевич доживёт до отмены крепостного права. Сватовство же Лермонтова к Вареньке Лопухиной, напротив, увенчается успехом, и Михаил Юрьевич ещё будет браниться с «Отечественными записками» господина Некрасова. Эрцгерцог Франц-Фердинанд откушает несвежей форели и роковой день двадцать восьмого июля четырнадцатого года проведёт между постелью и ватерклозетом, избавив тем мир от войны.
Всё ещё может быть.
Голубятня: Оскароносный триумф вопреки историческому позору
Киносуббота на «Голубятне» посвящается фильму «Операция Арго» (в оригинале — Argo), сорвавшему в 2013 году три Оскара: за лучший фильм, лучший сценарий и лучший монтаж (был номинирован еще в четырех категориях — главная мужская роль, музыка, звук, звуковой монтаж).
Садился за просмотр я с опаской, памятуя о кошмаре идеологической агитки «Повелителя бури» (лучший фильм 2009 года). Однако, пронесло: фильм мне понравился. Сверил часы — так и есть: помимо Оскара «Арго» стал лауреатом британской премии BAFTA, «Золотого глобуса» и национальной французской кинонаграды «Сезар» (лучший зарубежный фильм). Почитав русскоязычные форумы, я в очередной раз убедился, что соотечественники в массе своей воспринимают современный американский кинематограф как-то ну уж очень неадекватно, руководствуясь наивными критериями, ориентированные на идеологические шоры, навязанные аудитории российской политиканщиной. Забавно, что эти шоры наш зритель в упор не замечает, при том что главный упрек в адрес «Арго» и ему подобного кино как раз и заключается в «тупом патриотизме янки». Думаю, нужно исправлять ситуацию, дабы в очередной (уже тысяча-какой-то) раз мы не оказались в культурной изоляции по недоразумению.
Даже если предположить, что американцы отдали главный Оскар «Арго» по идеологическим соображениям (не случайно, конечно, оглашение победителя проводила первая леди страны Мишель Обама), как минимум, придется допустить, что номинацию лучшего фильма картина Бена Аффлека получила не только за патриотизм. Британские и французские кинематографические круги сложно заподозрить в снисходительности и терпимости по отношению к Голливуду, однако же и они отметили «Арго» высшей наградой. Попробуем разобраться в причинах.
Обилие призов, сорванных «Арго», отнюдь не исключают интенсивную критику фильма: и в самой Америке, и в Европе, и — кто бы сомневался! — в России. Основные аргументы: отход от исторической достоверности, идеологизация и патриотизм, акцент на поверхностное развлечение, мифологизм «невыполнимой миссии» и — едва ли не главное — нисходящий драйв действия на экране. Пройдемся бегло по каждой претензии.
Отход от исторической достоверности. Здесь есть два момента: во-первых, иранская оценка событий, которая, как вы понимаете, отрицает всё действие «Арго» на корню — и иранский народ представлен излишне кровожадным, и идеалы революции не были адекватно поняты, да и вообще — американцы враги и этим всё сказано. В результате «Арго» в Иране был не допущен к прокату, а местные кинематографисты сейчас спешно создают «ответ Америке» — фильм с правильной идеологической ориентацией под названием «Генеральный штаб».
Второй момент: это упреки в отходе от исторической достоверности со стороны западных политологов. В фильме Аффлека главными спасателями шестерки беглых шпионов (пардон, сотрудников посольства США в Тегеране, захваченного радикальными студентами) выступает ЦРУ и его агент Тони Мендес, которые под занавес фильма великодушно отдают публичные лавры канадским дипломатам и разведчикам. Политологи говорят, что на самом деле именно Канада как раз и являлась главным организатором и воплотителем дерзкого побега из Ирана, а ЦРУ были на подхвате (проставили иранские визы в канадских паспортах, выпущенных специальным распоряжением премьер-министра Канады).
Мой ответ на все возражения по части отклонения от исторической правды однозначный — это бред сивой кобылы. Тут даже объяснять ничего не нужно: «Арго» — не документальное кино, а художественное. Для особо недогадливых в начале картины идут титры, в которых сказано: «фильм снят по мотивам реальных событий». Собственно, на подобных принципах создаются все произведения искусства — по мотивам, но не более. Далее кино (книга, сценарий, поэма, произведение живописи, театральная постановка и т.д.) начинают жить своей собственной, самостоятельной художественной жизнью, которая к реальности не имеет ни малейшего отношения и — главное — не обязана и не должна иметь.
Единственный критерий исторической достоверности, применимый к искусство — это адекватность деталей, да и то только в том случае, если отклонение от исторической детализации не является осознанным художественным приемом. В «Арго» историческая детализация находится на грани шедевра. Я смотрел кино и буквально дышал 70-ми: музыка в фоне, кадры телевизионных передач, одежда героев, аксессуары этой одежды (очки, галстуки, запонки, часы и т.д.), интерьеры, телефонные аппараты и телевизоры, мебель, картины на стенах, оформление улиц, автомобили (что в Тегеране, что в Вашингтоне), напитки и fast food, абсолютно всё в «Арго» продумано до мельчайших подробностей и выдержано в тональности эпохи. На мой взгляд, историческая достоверность в фильме Аффлека на уровне деталей — это образец кинематографического мастерства.
Далее — идеологизация и патриотизм. Для меня упреки в данной области кажутся вообще проявлением какой-то идиотии. А что же вы ожидали?! Что американцы снимут фильм о том, какие они сволочи, какое подлое у них правительство, какие замечательные и гуманные иранские «Стражи революции», какие подонки родные дипломаты и агенты родных спецслужб?! Показательно, что упреки в адрес «Арго» в излишнем патриотизме и идеологизации исходят в подавляющем большинстве случаев именно от моих соотечественников. Это показательно, потому что Россия и русские люди давно (не первое столетие) уже больны тяжким недугом — историческим и национальным негативизмом.
Самобичевание — это органичная национальная черта русского человека, которая проявляется в двух крайностях: либо «Как у нас всё плохо!», либо «Какие вокруг все сволочи и как у нас всё хорошо!». Очевидно, что оба маразма — это проявление одного и того же комплекса неполноценности, который можно объяснить (отчасти) непростой историей, проходящей на окраине европейской цивилизации. Отсюда бесконечные метания от экстрима западничества к патологии скифства. На выходе — что так, что этак — получается химера Азиопы с ее негативизмом, кидающим от слепого обожания Запада, до детского отрицания «американского гегемонизма».
В идеологическом отношении «Арго» — это спокойный, нейтральный фильм, отражающий мироощущение нормального, неполитизированного и неангажированного американца (каковым и является Бен Аффлек вместе с остальными создателями картины). «Мы много сделали гадостей иранскому народу, поэтому их ненависть к нам легко объяснима» — исходный посыл фильма. «Однако эта ненависть не оправдывает захвата заложников» — логическое продолжение исходного посыла, опять же, выдержанное в рамках ментальности западного человека (не только американского). «Даже если эти заложники, сотрудники посольства, были шпионами» — третий посыл фильма. Если у кого-то возникают особые сложности с пониманием последней аксиомы, добавлю четвертую — в фильме она не присутствует, поскольку является само собой разумеющимся знанием: «Если есть доказательства, что сотрудники посольства США — шпионы, то власти имеют возможность их выслать в 24 часа из страны, либо арестовать в момент совершения противоправной разведдеятельности и обменять при желании на собственных шпионов. Поступать следует таким образом, потому что так устроена мировая дипломатия, которая уже несколько столетий нормализует отношения между странами в мире».
В любом случае, захват заложников в рамках западной цивилизации невозможно оправдать никакими обстоятельствами. Это — чистейшей воды табу. Либо — проявление дикости страны и ее населения. В Иране существуют давние традиции нарушать международные правила поведения — вспомните разгром русского посольства и убийство Александра Грибоедова, которого в 1829 году вместе с остальными дипломатами растерзала многотысячная толпа в Тегеране. Так там принято. Но это не значит, что люди, воспитанные в традициях европейской культуры и цивилизации, должны «входить в положение» и придумывать оправдательные мотивации.
Посему претензии к «Арго» в плане идеологии (то есть защиты национальных принципов) и патриотизма (лучше, наверное, было стать Пятой колонной) вздорны и неуместны.
Третья и четвертая претензии — акцент на поверхностное развлечение и мифологизм «невыполнимой миссии» — из разряда «ошибся адресом». Люди любят путать жанры и ставить себя тем самым в конфузное положение. «Арго» — это развлекательный фильм, созданный для массового зрителя и широкого проката. Это конкретный жанр, который налагает определенные ограничения и имеет более чем определенные правила игры.
В своем жанре «Арго» — фильм гениальный, поскольку безупречно сбалансирован: монтаж, сценография (в Иране, как вы понимаете, снимать не давали, поэтому улицы и здания Тегерана реконструировались в Турции и Америке), историческая детализация, игра актеров первого и второго планов, звуковая дорожка и саспенс — всё выдержано в лучших традициях т.н. политического триллера, заложенных шедеврами «Всей президентской рати», «Трех дней кондора», «Заговора Параллакса», «Китайского синдрома», «Разговора» и т.п.
Есть у «Арго» и еще два великих предшественника, оказавших на творение Бена Аффлека сильное влияние: это «Полуночный экспресс» Алана Паркера, один из самых любимых моих фильмов, из которого «Арго» полностью заимствовал ощущение западным человеком пространства и времени, уникальным для цивилизаций Ближнего Востока, а также вездесущий «Рядовой Райан», который на уровне метафоры транслирует Великий Американский Миф государственной заботы о маленьком гражданине (корнями этот миф уходит в претензию европейской христианской церкви на окормление душ доверенной паствы).
На последнем мифе по-хорошему нужно бы было остановиться подробнее, ибо он настолько чужд русскому (и шире: российскому и даже православному) мироощущению (согласно которому каждый гражданин рождается для служения государству/стране/отечеству, на не наоборот), что разобраться в корнях расхождений — дело первейшей важности. Как-нибудь непременно остановимся, пока же призываю читателей лишний раз остановиться и задуматься: ведь в основе «Операции Арго» лежат и в самом деле реальные события! Ведь США и Канада в самом деле потратили сотни миллионов долларов на то, чтобы придумать операцию прикрытия с фиктивным кинофильмом и вызволить из враждебной страны шестерых никому не ведомых маленьких человечков. Единственное достоинство этих человечков заключалось в том, что они были гражданами Америки.
А были еще и несколько миллиардов долларов, потраченных на операцию «Орлиный коготь», которая завершилась грандиознейшим провалом и всемирным позором. А всё ради того, чтобы, опять-таки, спасти горстку собственных «рядовых райанов». Можно по-разному относиться к Америке, можно злорадствовать по поводу бездарнейшего проведения «Eagle Claw», но нельзя не восхищаться самим фактом того, что огромная могучая страна, не считаясь с затратами, поднимается на защиту нескольких своих простых граждан. Пусть бы даже не ради самих этих граждан, а во имя Великого Американского Мифа.
Кредо зоолога, или Чему мы можем научиться у собственной животной природы
В моих колонках мне уже приходилось упоминать о TED (Technology, Entertainment, Design) — американской по происхождению системе то ли конференций, то ли околонаучных фестивалей. Выступления на TEDе — россыпь замечательных материалов (вот, например, таких), которую я могу всячески рекомендовать всем желающим.
О том, что кроме американского TED’а существует система локальных конференций TEDx, я узнал только тогда, когда меня позвали участвовать в TEDxKyiv2013, киевской версии этого мероприятия. Сегодня, несколько позже того момента, когда я выкладываю этот текст, я выступлю на TEDxKyiv2013 с докладом. Он будет короче этой колонки, а тут я дам его более развернутую версию. Запись моего выступления находится тут.
Кстати, попал в поле зрения организаторов я именно благодаря «Компьютерре» — им предложил меня позвать кто-то из читателей моей колонки. Спасибо! Я благодаря этому получил интересный опыт.
А в ходе своего выступления я говорил о том, о чём мы стараемся забыть, что вытесняем на периферию нашего внимания, — о нашей животной природе.
Я зоолог, и я работаю в том же университете, где сам учился. А кроме того, я человек — представитель весьма любопытного вида животных. Даже в моём, в биологическом образовании человек не находил своего места. В курсе зоологии его не вспоминали (в роли объекта, а не в роли силы, действующей на других животных). Его анатомию изучали в отрыве от остальных животных. А чего стоит привычное для всех название курса «физиология человека И животных»! Поверьте, эта конструкция столь же логична, как фраза «женщин и людей».
С изучением психики и поведения человека все еще хуже, чем с его анатомией и физиологией. Их изучение отдано на откуп гуманитариям. Гуманитарное мышление рассматривает человека вне связи с его эволюцией. К нашей биологической природе гуманитарии относятся с большим подозрением — вы ведь почувствовали нотку осуждения в разговоре о нашей животности? А я ведь не вкладываю в свои слова ни тени негатива…
Гуманитарии отвергают «биологизаторство», не пытаясь в нём разобраться. В результате этого они отвергают не биологический взгляд на природу человека, а некую карикатуру на него.
Приведу три примера. Вы слышали, что естественный отбор — это победа «сильнейшего»? Что современные «дарвинисты» говорят, что человек произошёл от обезьяны? Что животными управляют инстинкты, а человеком — разум? Всё это — мифы, далёкие от современной биологии.
Раз. В естественном отборе побеждают те, кто успешнее воспроизводит себя в будущих поколениях, не обязательно в связи со своей силой или даже с полезными для самой особи признаками.
Два. Со времён Дарвина произошло намного более половины всех событий в истории биологии. Нынешняя эволюционная биология не дарвинизм, хоть и выросла из него. Человек не произошёл от обезьяны, а является ею. А шимпанзе, горилл и орангутанов относят сейчас к семейству обезьян, которое называется Hominidae — буквально «Люди».
Три. Механизм управления нашим поведением действительно необычен. Фиксированных комплексов действий (инстинктов в узком смысле этого слова) у нас нет (как и у других представителей семейства Hominidae). Мы иногда (реже, чем стоило бы) используем для достижения своих целей разум. Но сами эти цели для нас, как и для прочих животных, ставят врождённые программы.
Пирамиду Маслоу помните? Она описывает иерархию потребностей, которые, по Маслоу, подобны инстинктам, являются врождёнными. Они относятся к нашей животной природе!
Почему же мы не сознаём, что задачи, которые мы решаем, ставит наша животная природа? Наш разум, наше сознание — инструменты для решения этих задач, а не для их постановки. Исполнитель не «видит» процесс принятия решения, которое должен исполнять!
Как могло сложиться такое парадоксальное положение дел? Наша удивительная особенность — наша двойственность. Наша культурная, социальная природа, с которой мы себя отождествляем, вырастает на нашей биологической, животной природе. И социальные феномены вырастают из биологии. Наш способ эволюции отличается от такового у других животных. Наше приспособление к среде основано не столько на тех признаках, которые мы унаследовали от предков генетически, сколько на тех, которые мы переняли культурно, благодаря обучению. Не мы одни обучаемся культурно, но по пути культурного наследования мы ушли несравнимо дальше других видов. Мы даже освоили экстрасоматическое наследование, не требующее непосредственного взаимодействия индивидов!
И, наконец, мы так продвинулись по пути культурного наследования, что стали забывать о своей животной природе. Я убеждён, что, горделиво отвернувшись от собственной «животности», мы не поймём того, что считаем «высоким». Нам надо научиться смотреть на себя биологически.
А чем биологический подход лучше гуманитарного? Он позволяет понять причины наших свойств. Приведу свой любимый пример: «конструктивные просчёты» в строении нашего глаза.
«
Сетчатка нашего глаза вывернута наизнанку. Светочувствительные клетки обращены не к свету, а вовнутрь, к глазным оболочкам. Идущий к ним свет проходит через нервы и сосуды, подведённые к сетчатке. В месте входа нерва и сосудов внутрь глаза образуется слепое пятно.
Почему наш глаз сделан так? Не ищите преимуществ этой конструкции — их нет. Кстати, у головоногих моллюсков — осьминогов, кальмаров да каракатиц — глаза построены почти так же, но сетчатка в них обращена к свету и у них нет слепого пятна.
Наши глаза устроены так, потому что мы произошли от маленьких полупрозрачных существ, отдалённо напоминающих ланцетников (помните, о них рассказывают в школе, и никто не понимает, почему?).
Нервная система этих существ (как у любого из нас когда-то, во чреве матери) формировалась из складки, которая сворачивалась в трубку. Светочувствительные клетки покровов, изначально обращённые к свету, оказывались направлены внутрь трубки.
«Глаза» ланцетника расположены внутри нервной трубки. Их задача проста: они определяют, какая часть тела выступает из грунта. Для полупрозрачного животного этого достаточно.
Когда давние родственники ланцетников осваивали хищничество, им понадобилось хорошее зрение. Спереди их тела развивались светочувствительные выпячивания нервной трубки — глазные пузыри. Вот срез головы человеческого зародыша на стадии глазных бокалов. Мы с вами тоже были такими!
Видите? Клетки, которые когда-то смотрели наружу, теперь обращены внутрь глазного бокала.
А почему у моллюсков глаза устроены «правильнее», чем у нас? Их больше любит Бог? Нет. Когда они приобретали глаза, их тело было непрозрачным из-за раковины, как у показанных на картинке гребешков (двустворчатых моллюсков). А почему мы были прозрачными, а моллюски имели раковину? Ответы на эти вопросы существуют, но для них не хватит ни места, ни времени.
Итак, хотя я пропустил немало деталей, я предоставил вам объяснение строения глаза. Объяснение причин невозможно без обращения к предыстории!
А что является причиной наших свойств? Естественный отбор. Но внимание! Не тот отбор, который действует сегодня, а тот, который действовал в нашей эволюционной истории.