Помоги проекту - поделись книгой:
Компьютерра
03.06.2013 - 09.06.2013
Колонка
Голубятня: Суперпрагма Пятой печати
О «Пятой печати» (в оригинале по-венгерски «Az ötödik pecsét») мне хотелось написать давно, потому как фильм этот сидит занозой в моей душе с самой юности (впервые довелось посмотреть его в 1977 году на Московском международном кинофестивале, где картина завоевала главный приз). Причина столь долгой памяти для меня очевидна: картина Фабри Золтана входит в пятерку лучших фильмов, какие только доводилось смотреть в жизни.
Сегодня «Пятая печать» забыта напрочь и боюсь, уже не первое поколение слыхом не слыхивало о существовании этого шедевра. Забвение обществом фильма объясняется, на мой взгляд, крайне болезненными вопросами, поднятыми в «Пятой печати», и хуже того — ответами, которые режиссер с помощью тончайших элементов художественного языка дает на эти вопросы. Забавно, что с самого выхода на экран в 1976 году общество отказалось воспринимать картину на уровне, соответствующем авторскому замыслу (фильм Фабри Золтана снят по одноименной повести Шанта Ференца, написанной в 1963 году). Все кинокритики дружно писали (и продолжают писать поныне: последнюю рецензию, выдержанную в традиционно ошибочном ключе, я прочитал пару месяцев назад!) о том, что однозначного ответа на вопрос, кем стал часовщик Дюрица — «предателем или героем», не существует и быть не может в принципе. Потому, мол, что морально-этическая дилемма, стоящая перед героями, слишком сложна и не имеет простого решения.
На мой взгляд, морально-этическая дилемма вообще не сложна и должна прочитываться здоровым обществом в абсолютно однозначном ключе. Всякий раз, как общество будет уходить от однозначного прочтения «Пятой печати», можно смело констатировать морально-этическую деградацию этого общества. Эту свою позицию и хочу объяснить читателям.
Для начала советую всем, кто фильм не смотрел, отложить сейчас «Голубятню» в сторону и сначала восполнить пробел, а затем уже продолжать чтение, потому как дальше по тексту пойдут спойлеры.
В «Пятой печати» есть два художественных плана: один — внешний и совершенно малозначительный: это историческая канва событий, которые разворачиваются в 1944 году в Будапеште на фоне агонии войны и постоянных бомбардировок советской авиацией. Второй план — метафорический, призванный разрешить четыре мотива. Условно их можно обозначить как: - Мотив мести и нравственного назидания, взятый непосредственно из Пятой Печати Апокалипсиса; - Мотив теоретического выбора в притче часовщика Дюрица; - Мотив практического выбора в застенках тайной полиции; - Мотив суперпрагмы (термин мой собственный, поэтому не тратьте времени на гугление — я скорого его сам объясню).
В кабачке трактирщика Белы каждый вечер собираются друзья-завсегдатаи: часовщик Миклош Дюрица, книготорговец Ласло Кираи и столяр Ковач. Тихо-мирно пьют под рокот пролетающих мимо для бомбардировки соседнего города самолетов и обсуждают житейские мелочи, сдобренные робкими упреками в адрес властей и войны.
Однажды вечером к компании присоединяется случайный прохожий — фотограф Кесеи, который вносит в товарищескую беседу напряжение религиозной экзальтации, претензию на жертвенность и прочие атрибуты, характерные для демобилизованного с фронта инвалида.
В этот вечер часовщик Дюрица, единственный интеллектуал из всей приземленной компании, предлагает слесарю Ковачу сделать сложный, как всем кажется, нравственный выбор: «Вам осталось жить пять минут. После смерти вам предстоит сразу же возродиться в одном из двух возможных обличиях: многострадального раба Дюдю или правителя-тирана Томоцеускакатити, который, не ведая упреков совести, творит чудовищное зло: вырывает L.l. язык, отрезает его жене уши, отдает на изнасилование дочь и сына раба и т.д. Так вот: кем вы хотите стать в своей следующей жизни?»
Столяр Ковач отказывается давать однозначный ответ, мотивируя это тем, что задача очень сложная и требует долгого осмысления. Кираи и Бела всем своим видом дают понять, что они предпочтут судьбу тирана. И только чужак-фотограф Кесеи заявляет, что выбирает жизнь Дюдю. Завсегдатаи трактира ему не верят и высмеивают, затем расходятся по домам.
Кесеи, возмущенный неверием обывателей и — пуще того — их отказом от жертвенной судьбы, вспоминает про Пятую Печать Апокалипсиса и решает исполнить волю Божию и произвести «свидетельство» от имени тех самых душ убиенных мучеников. То есть попросту говоря, сдать своих недавних собутыльников в тайную полицию по доносу в неблагонадежности и нелицеприятных высказываниях о власти.
На следующий день всю честную компанию уводят под белы рученьки прямо из трактира в местную тюрьму. Часовщика, книготорговца, столяра и трактирщика всю ночь смачно пытают и избивают, а под утро предлагают сделку, которая по мнению главного идеолога местных палачей должна окончательно сломить их волю к противостоянию властям. Друзей приводят в камеру, в которой висит, распятый на цепях, молодой подпольщик, взорвавший оружейный склад, и предлагают каждому подойти и отвесить «террористу» две пощечины, после чего спокойно разойтись по домам.
Трактирщик Бела кидается на мучителей с кулаками и его расстреливают. Столяр Ковач хочет ударить мученика, но не в силах поднять руки, и его уводят для продолжения пыток. В книготорговце Кираи неожиданно пробуждается героизм и он отказывается поднимать руку на «Иисусе». И только интеллектуал Дюрица находит в себе силы дать «Иисусу»-подпольщику пощечины, после чего его отпускают.
Оправданием поступка Дюрицы, по мнению кинокритиков (да и зрителей тоже), должно служить то обстоятельство, что он тайно и с риском для жизни укрывает в своем доме детей, чьи родители сгинули в застенках тайной полиции. Если бы он не ударил «Иисуса», его бы также казнили и тогда его семья и спрятанные в доме дети не смогли бы выжить.
Такое вот получилось у Фабри Золтана тонкое издевательство над ограниченными возможностями человеческой морали. Издевательство это, однако, иллюзорное. На мой взгляд «Пятая печать» говорит лишь об одном: никакой нравственной дилеммы, на самом деле, не существует. В реальности есть лишь два жизненных пути, которые никак между собой не пересекаются: путь мирского блага и путь духовного совершенствования. У каждого из них — собственный набор ценностей, собственные морально-этические императивы, собственные приоритеты и собственная модель поведения. Вопрос «плохо или хорошо» вообще не ставится. Мир не плохой и не хороший, он просто дуалистичный и между его плоскостями нет никаких точек соприкосновения.
Косвенная подсказка к дуалистичному прочтению послания «Пятой печати» скрывается в настойчивом повторении по ходу развития сюжета того обстоятельства, что правитель-тиран Томоцеускакатити искренне не ведал зла в том, что творил! Его не мучили угрызения совести, потому что по законам общества и законам государства власть и право выбора принадлежит тем, у кого есть сила и деньги. Таковы правила игры, поэтому все претензии нужно направлять не к тирану, а к обществу, которое эти правила принимает и на них ориентируется в своей деятельности.
Путь духовного совершенствования — это совершенно иная стезя. Со своей своеобразной логикой и моралью. Совершил ли преступление фотограф Кесеи, сдав знакомых тайной полиции? В рамках своей парадигмы — пути духовного совершенствования — конечно не совершил. Наоборот, от сотворил благо: с одной стороны от ответил на воззвание к справедливости и мести душ убиенных мучеников, с другой — вывел четверку мещан-обывателей из привычного им мира мирских благ и поместил их в декорации альтернативной реальности, напоминающей обстоятельства, в которых регулярно оказывались первые христиане в Риме.
Зачем нужны эти декорации? Как зачем?! Для того, чтобы «защитить веру», «подтвердить свой духовный статус», «утвердить приоритет души над телом». Это всё — в представлении Кесеи, обитателя параллельной реальности с ее приоритетом духовного совершенствования.
А как выглядит ситуация глазами обитателей мирской вселенной? И тут-то и выходит конфуз, разрушающий всю стройность конструкции, которую мы только что возвели, пытаясь не сойти с ума от вызовов «Пятой печати»!
Дюрица дает пощечины «Иисусу», потому что у него есть Суперпрагма — Высшие Мотивы, способные дать оправдание любым нравственным падениям. Суперпрагама — это мотивация для придания сомнительному в нравственном отношении поступку конечной целесообразности. Лучший пример суперпрагмы, который сейчас мне приходит в голову, — это «спасение отряда от верной гибели», которым руководствуется командир Левинсон («Разгром» Фадеева), отнимающий у корейца последнюю свинью и, тем самым, обрекая его семью на неминуемую голодную смерть!
Суперпрагма — это самое ценное, что есть в мире мирских благ. Выше суперпрагмы нет уже ничего.
Проблема, однако, в том, что даже суперпрагма постоянно дает сбои, причем не только в альтернативном мире духовного совершенствования, но и в самом мире мирских благ. Трактирщик Бела на протяжении всего сюжета многократно демонстрировал свою предельную материалистичность, практичность и приземленность. То же — книготорговец Кираи и даже столяр Ковач. Однако все они в момент истины оказались не способными поставить суперпрагму над какими-то иррациональными, нематериальными и — главное! — совершенно неосязаемыми в обыденном мире «духовными принципами». Это сокрушительное поражение суперпрагмы целиком и полностью вместилось в простую фразу, которую Кираи успел вымолвить перед тем, как его прибили прикладом: «Это нельзя, господин Дюрица, дайте мне руку! Это никак нельзя, поверьте! Нельзя же, господин Дюрица!»
Почему же нельзя, когда у Дюрица есть замечательная суперпрагма — спасение детишек-сирот?! А вот так вот просто: «Никак нельзя, поверьте!». Нельзя, потому что есть высший Нравственный Императив, который испепеляет любую суперпрагму. Как испепеляет? Очень просто: стоит нарушить этот Нравственный Императив, стоит поддаться уговорам суперпрагмы, как мы перестаем жить. ДО ТОГО — была жизнь, ПОСЛЕ ТОГО — будет только пустое существование. Существование без души. Голем.
Я искренне горжусь, что на сочинении по литературе в 10 классе я написал, что после того, как Левинсон отобрал свинью у корейца, жизнь Левинсона, равно как и всей его вооруженной банды, закончилась, а началось бессмысленное существование. Доживание жизни по инерции, так сказать. До отмерянного природой физического предела. Души уже нет, а есть только живой труп. Именно, что Голем.
Интересно, что «Цитадель» Сент-Экзюпери, книга, кою полагаю вершиной человеческой мысли в ХХ веке, чуть ли не на половину посвящена этой же самой теме: безоговорочному приоритету Нравственного Императива над суперпрагмой! Меня лишь удивляет, как кинокритики и основная зрительская аудитория уже которое десятилетие умудряются не замечать очевидного: «Пятая печать» однозначно осуждает поступок Дюрицы! И нет там и быть не может никаких альтернативных прочтений. Да, два разных мира, да, якобы не пересекаются. Но на самом деле, пересекаются на каждом шагу. Люди выбирают Нравственный Императив и продолжают после своего выбора жить. Люди выбирают суперпрагму, и вмиг умирают, продолжая жизнь зомби. Всё так просто.
P.S. На следующей неделе меняется расписание моих колонок: по понедельникам, средам, четвергам и пятницам будет выходить Битый Пиксель с медитациями на тему IT-бизнеса, по вторникам — традиционная Голубятня с культур-повидлом и софтожелезом, а вот кинорецензии переселяются на субботу.
Почему хайтек не идет на биржу?
Сегодня хотелось бы представить читателям в первом приближении тему, которая мне представляется ключевой для всего развития мировой экономики. Ни больше, ни меньше. Углубленный анализ причин, а также проекцию проблемы на будущее я представлю в обширной публикации, подготовленной для июньского номера бумажного «Бизнес-журнала», а сейчас постараюсь лишь обозначить проблему, дать ее контурное описание, а также выскажу предположения о перспективах развития тревожного вектора.
Скажите, давно ли вы слышали о выходе на биржу даже не профильных, узко специализированных компьютерных компаний и доткомов, а вообще — представителей всего высокотехнологичного бизнеса в целом? Вопрос риторический: давно. А те, что выходили, демонстрируют такую печальную картину, что лучше бы они этого не делали.
Судите сами. Это Facebook:
Это Zynga:
Это Groupon:
Для географического разнообразия — вот наш Yandex:
Чтобы оценить все убожество результатов, продемонстрированных лучшими из лучших хайтек IPO, сравните их с показателями рынка в целом (индекс S&P 500) за тот же период:
Может быть, проблема в том, что застой переживают одни лишь высокие технологии, в то время как остальные отрасли рынка купаются в массовом оптимизме и с надеждой смотрят в будущее? Как бы не так! Вот вам высокие технологии (индекс Nasdaq Composite):
Как видите, тенденция налицо: растет все, в том числе и уже сложившийся рынок хайтек, за исключением новобранцев, которые рискнули в последние годы выйти на биржу. Скажу больше: убойная тенденция прослеживается не только в среде высокотехнологичных IPO, но и вообще всего рынка IPO в целом. Рынок в прямом смысле слова загибается на наших глазах!
В 1997 году на американских биржах было 8 800 публичных компаний. В 2012 году — осталось только 4 100! Только вдумайтесь в эту цифру: за пятнадцать лет их число сократилось более чем в два раза! Мы привыкли охать и ахать по поводу изменения макроэкономических показателей на доли процента, а любое — пусть даже микроскопическое — расхождение между опубликованной статистикой и предсказаниями аналитиков (либо рыночными ожиданиями — так называемыми market rumors) сопровождается либо головокружительными обвалами на бирже, либо бравурными спуртами.
Здесь же перед нами не просто качественное изменение состояния фондового рынка, а его полномасштабное «схлопывание», однако в ответ — тишина! Торгующая публика никак не реагирует на тенденции, которые чреваты самыми непредсказуемыми последствиями не только для самой биржи, но и для всей экономики в целом. Да и общественной жизни — тоже. Поразительная близорукость.
Близорукость опасная вдвойне, потому что перед нами — системная проблема, а не какая-то реакция рынка на краткосрочную конъюнктуру. Да и о какой конъюнктуре может идти речь? Обвал, вызванный финансовым кризисом осенью 2008 года, завершился уже к середине 2009-го. С тех пор рынок неудержимо движется вверх вопреки всем прогнозам и пророчествам скорого повторения катаклизмов. Обратите внимание — вместе со всеми движется и хайтек, однако притока новой крови не наблюдается! Нет новых хайтек IPO, нет вообще никаких IPO, этот рынок умер — и данное обстоятельство я рассматриваю именно как системную проблему, как перерождение всей системы.
Повторю главное: проблема не в объективном положении дел в мировой экономике, проблема не в несуществующей стагнации на бирже, проблема в чем-то другом. В чем-то, что мешает выходу IPO на публичный рынок. Что бы это было?
Формально найти прямую причину, которая привела к радикальному изменению отношения к бирже со стороны менеджеров, управляющих высокотехнологичными компаниям, не составляет труда. Сегодня менеджеры чураются процедуры go public как беса потому, что, начиная с 2002 года (точнее — с 30 июля 2002-го: запомните этот день, когда был убит публичный фондовый рынок!) конгрессмены и сенаторы поэтапно ввели в действие новую систему законов, которые внесли в финансово-инвестиционный климат страны качественные изменения.
30 июля 2002 года президент Буш подписал принятый Конгрессом и Сенатом т.н. закон Сарбейнза-Оксли, который довел другую меру — Положение о справедливом раскрытии (Regulation Fair Disclosure), утвержденное Комиссией по ценным бумагам и биржам (SEC) двумя годами ранее — до логического конца. Иными словами, окончательно лишил привлекательности процедуру IPO и выход на биржу как таковой.
Подробности этих законов мы рассмотрим в статье для «Бизнес-журнала», пока же констатируем ключевое обстоятельство: общество самостоятельно, добровольно, без малейшего принуждения извне потребовало от деловых кругов новых правил игры на фондовом рынке. Оказалось, однако, что правила эти согласился принять лишь крупный бизнес, который на момент вступления законов в силу уже находился на бирже и обладал капитализацией, достаточной для того, чтобы продержаться на плаву даже при самых неблагоприятных обстоятельствах.
Здесь тоже не всё однозначно: приятие публичными компаниями новых условий игры (которые затрагивали все спектры деятельности — от бухгалтерской отчетности до кадровой политики) на деле оказалось фарсом, поскольку вместо того, чтобы предоставить обществу правду, которой общество так жаждало, публичные компании стали интенсивно генерировать отчетность из некой параллельной реальности. То есть такую отчетность, которая не имела ни малейшего отношения к реальности, и единственное назначение ее было — ублажить общественность (акционеров), навесить им максимум лапши на уши. Результатом этой активности как раз и стал сначала ипотечный, а затем и финансовый кризис, реальные последствия которого мы не в состоянии оценить и поныне.
Но это было приятием нового законодательства со стороны лишь публичных компаний (в подавляющем большинстве — большого и состоявшегося бизнеса с высокой капитализацией). Что касается малого и среднего бизнеса, то он категорически отказался играть по новым правилам. Результатом этого отказа и явилось умирание рынка IPO.
Самое парадоксальное в этих процессах — баланс между добрыми намерениями и печальными результатами. Опять же, приберегая подробности для более обстоятельного анализа, скажу, что краеугольным камнем нового биржевого законодательства было желание общества свести риски инвестирования в акции компаний до минимума. При этом хотелось, чтобы доходность этого инвестирования оставалась на привычном уровне. То самое хрестоматийное желание скушать рыбку и не подавиться косточкой.
Вот только так в жизни не бывает. На бирже с первого дня ее существования на земле было единственное непреложное правило: выше риск — выше доход, ниже риск — ниже доход. Ничего более фундаментального на фондовом рынке не придумали. Американские законодатели влезли в этот механизм со своими добрыми намерениями и получили то, что только и могли получить: во-первых, полное прекращение экстенсивного развития фондового рынка, во-вторых, деградацию уже существующего рынка, который сегодня полностью контролируется машинным трейдингом (и пресловутым HFT), практически не оставляя рядовому инвестору шансов на получение стабильной прибыли.
Наконец, последнее: уже само по себе желание общества обезопасить себя за счет введения законодательных мер, направленных на снижение инвестиционных рисков, оказалось порочным и пагубным в долгосрочной перспективе. Дело в том, что это только в нашем Отечестве биржа является игрушечной фикцией, оторванной от реальной экономики и играющей роль праздной игрушки в руках кулуарного междусобойчика. В США рынок акций (именно акций, а не фьючерсов и прочих спекулятивных деривативов) выступает основой и гарантом благосостояния нации. Достаточно сказать, что на фондовый рынок акций завязаны все без исключения пенсионные фонды страны!
То есть вы понимаете: благосостояние трудового населения целиком зависит от того, в каком состоянии будет находиться биржа и как будут вести пенсионные отчисления, инвестированные в акции публичных компаний. Желая снизить риски, общество уничтожило биржу и, как следствие, уничтожило собственное будущее, потому что пенсионные фонды уже который год демонстрируют катастрофические результаты. Откуда же взяться деньгам на пенсии?
Такова общая канва событий. Ну а за подробностями — милости просим в «Бизнес-журнал»!
Инфраструктура или суть: какова же роль информационных технологий в современных российских бизнесах?
Есть в наше время довольно распространённое мнение: информационные технологии нынче вовсе и не те, что раньше, когда и трава зеленей была. Что ушли они, горемычные, в разряд инфраструктуры, поселившись где-то рядом с энергетическим хозяйством и канализацией. Вещами нужными, но реальная потребность в которых осознаётся аккурат в тот момент, когда они выходят из строя… То есть бизнес-процесс -отдельно, а ИТ — лишь то, что должно его обеспечивать. Вентиляция и кондиционирование. Отопление. Компьютерные сети. Без всего плохо, но суть не в них…
Но вот возьмём и попробуем посмотреть на самую что ни на есть обыденную жизнь полумиллионника. Зайдём к знакомой даме, руководящей региональной торговой сетью с достаточно разнородным товаром (ну разве что кроме продуктов питания и того, чем их запивают…). Как выглядит её рабочий процесс? Ну, правой рукой с зажатым в ней мышом она сводит график отпусков и отгулов материально ответственных лиц. А голосом – диктует СМСки. О возможностях топового смартфона от корейского производителя распознавать речь «Компьютерра» уже писала. А такие же возможности есть и в планшетах того же производителя. Причём возможности, вполне пригодные для профессионального применения. Да, знаки препинания не появляются. Надо бы расставить их вручную, но дама, хорошо понимая, на каком суржике Олбанского ведут переписку короткими сообщениями её подчинённые (даже те, кто закончил так называемый филфак так называемого университета), этим не забивает себе голову, принося грамматику в жертву скорости деловых коммуникаций. С одной стороны, ничего сложного. График отпусков от века составлялся на обрезке ватмана, с помощью карандаша и ластика… И многоканальное телефонное сообщение вполне могла организовать техника далёкого прошлого – Смольный с телефонистками, Ставка Верховного Главнокомандования… Ничего сложного. Только вот… Затраты! Компьютерные технологии даже в таких мелочах экономят время. Не надо нанимать кадровика, с глубокомысленным видом колдующего над сводным графиком. Не надо держать пару секретарш на телефонах… Экономится персонал. Экономятся их зарплаты, социальные платежи и налоги на эти зарплаты, кубатура арендуемых зданий для размещения их рабочих мест… То есть единственный эффект – финансовый. Но это эффект, к которому сводится всё, всегда и везде. Товар при прочих равных условиях покупается там, где он дешевле. А издержки складываются из таких мелочей, как расходы на функционирование офиса. А соотношение стоимости компьютерной техники и стоимости рабочей силы в России ныне таково, что автоматизировать выгодно практически всё. Но это всё же так, мелочи, накладные расходы и экономия на них…
А вот задаёшь даме – на условиях строгой анонимности – вопрос: как, мол, у неё с торговлей? И слышишь ответ: торговля в целом растёт. И это очень адекватно – агрегат М2, то есть наличные деньги и вклады до востребования и срочные, велик как никогда. Никогда население России не жило так зажиточно, не имело возможности тратить столько денег в торговых сетях… И это подтверждается. А вот структура покупок интереснее. Дело в том, что классическая розница в объёмах падает. А растёт – да так, что обеспечивает прирост в целом, – интернет-торговля. В рамках той же торговый сети. Маленький уголок или окошечко со складом. Экономия на торговых площадях, не слишком дешёвых ни в губернском, ни в уездных городах. Экономия на товарных запасах, пылящихся на этих торговых площадях и омертвляющих в себе оборотный капитал, который в стране нашей ой как недёшев (сравните учётные ставки у нас с таковыми же в США и ЕС…). Экономия на кадрах продавцов, скорбными гомеровскими тенями бродящими по залам и при вопросе эвентуального покупателя выдающего на гора такое, что тот окаменевает, подобно жене Лота… Экономия на перевозках – ведь, прежде чем товар, замирающий на полках, там появится, его надо привезти, что, учитывая цены на бензин, кусается.
То есть двигателем торговли является интернет-торговля. Снижение издержек перемещения товара между производителем и потребителем. Процесс покупки в целом является процессом в среде информационных технологий. Место витрин и выкладок товара занимает сайт торговой сети. Место пояснений, выданных малокомпетентными продавцами, – описания товаров, составленные «техническими писателями» фирм-производителей. Цены при интернет-покупке выше, чем при покупке в чистом интернет-бизнесе вроде e-Bay, но ниже, чем в «классической» рознице той же сети. А товар приходит быстрее, за один-два дня, сервис лучше, чем при стоянии в многокилометровых очередях на почте, да и больше удобства при возникновении ситуаций, покрываемых гарантией… Но вот посмотрим на суть бизнеса – она стала практически информационной. Значение уже имеет не столько наличие большого торгового зала и расположение оного в «проходимом» месте, а удобство организации магазинного сайта и привлекательность его для первопосетителей (термин образован по ассоциации с употребляемыми медиками первороженицами…). Значение имеет уже не квалификация продавцов, а то, насколько полное описание товара выложено на сайте и насколько удобно оно оформлено. И важно не то, сколько товара есть на местных складах, а насколько хорошо оформлена логистическая схема – информационная по своей сути, по которой продукция с межрегиональных складов сети попадает в пункт выдачи (до решения задачи коммивояжёра дело, правда, пока не доходит). Да и расчёт за товар, в большинстве случаев производимый карточкой, — первоначально информационная, а потом уже финансовая транзакция. То есть та часть самой обычной торговли, которая успешно растёт, является совокупностью преимущественно информационных процессов. И именно её надлежит оптимизировать в первую очередь, заботясь и о максимизации прибылей в текущей экономической ситуации, и о стабильности бизнеса в случае, если за тучными коровами последуют тощие и голодные… И оптимизировать тут лучше всего классическими методами информационных технологий и предшествовавшей им кибернетики, начиная от классических Исследования операций и Линейного программирования. Именно в этом кроется, вероятно, секрет успеха!
Поделиться книгой: