Помоги проекту - поделись книгой:
Это определение, если уж считать ее мещанкой, гораздо больше подходит к Ольге Хохловой, в которой совсем не было ни скупости, ни отсутствия убеждений. Именно поэтому Ольга и Пикассо прожили вместе так долго - дольше, чем он жил с другими своими женщинами. Но выдержать всю свою жизнь рядом с одной женщиной он не мог просто физически. Так же, впрочем, как и они рядом с ним...
12 июля 1918 года в мэрии 7-го парижского округа прошла церемония бракосочетания. Оттуда молодожены отправились в русскую церковь Святого Александра Невского на улице Дарю, освященную в 1861 году. Это Ольга настояла на венчании по православному обряду.
По словам Франсуазы Жило, Пикассо «думал, что благодаря этой родовитой женщине войдет в значительно более высокий слой общества», а посему, будучи атеистом, пошел на жертву.
Среди гостей и свидетелей на пышном венчании находился и Гийом Аполлинер. 17 марта 1916 года он был ранен в голову осколком снаряда, а сейчас, вернувшись с фронта и получив чин лейтенанта, сам женился всего двумя месяцами раньше. Но женился не на изящной молодой художнице Мари Лорансен, которую очень любил (с ней, кстати, его в 1907 году познакомил Пикассо), а на Жаклин Кольб, девушке из приличной семьи, прожить с которой ему будет суждено чуть больше шести месяцев.
Аполлинер очень неважно себя чувствовал, и ему предстояла тяжелая операция. Он был едва ли ни единственным, кто поддерживал Ольгу, не испытывая к ней никакой неприязни. Кроме него, присутствовали Жан Кокто, Анри Матисс, Гертруда Стайн, Амбруаз Воллар и многие другие.
Конечно же, был и Бог Искусства Дягилев. По поводу его с Пикассо отношений очень верно заметила Франсуаза Жило:
«Благодаря Дягилеву он попал в иной мир. Хотя в глубине души он не любил социальные предрассудки подобного рода, какое-то время они соблазняли его, и брак с Ольгой в известной мере явился уступкой этому соблазну».
А вот родные Ольги отсутствовали, ибо успели затеряться где-то в далекой, залитой кровью и раздираемой противоречиями России.
Церемония была длинной и торжественной, по всем канонам, на которых настаивала Ольга: с батюшкой, фатой и венцами, с церковным пением и множеством цветов. Священник, а это был сам настоятель церкви отец Иаков Смирнов, благословил молодых, сперва жениха, а потом невесту, произнося: «Во Имя Отца, и Сына, и Святого Духа», и дал им в руки зажженные свечи, обернутые кружевными розетками. Ольга перекрестилась, и Пикассо, глядя на нее, сделал то же самое.
- Не надо волноваться, - шепнула ему Ольга, - надо лишь следовать указаниям священника.
Далее священник начал произносить моления о спасении молодых, о продолжении их рода. Затем по повелению священника молодые и гости преклонили головы перед Господом, в ожидании от него духовного благословения. Священник тем временем продолжал читать молитвы.
Затем священник взял кольцо жениха и надел его на безымянный палец правой руки Пикассо, говоря при этом:
- Обручается раб Божий Павел рабе Божией Ольге во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. - Надел кольцо на безымянный палец невесте, крестя и приговаривая:
- Обручается раба Божия Ольга рабу Божиему Павлу во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.
Завершилось обручение обменом кольцами между молодыми: Пикассо надел свое кольцо Ольге, а Ольга - Пикассо.
После обручения началась основная часть церемонии - само венчание. Молодые вышли на середину храма, держа в руках зажженные свечи. Перед ними шествовал священник с кадильницей, давая наставления на добрые дела. Церковный хор при этом очень красиво пел псалом, благословляющий супружество.
Жених и невеста прошли к аналою (высокому столику, стоящему напротив алтаря), на котором лежал крест, Евангелие и венцы. На полу постелили белое длинное полотенце, Макс Жакоб потом язвительно заметил, что туфелька Ольги первой ступила на полотенце, и это якобы означало, что именно ей суждено играть в паре ведущую роль. Этот странный друг Пикассо никогда не любил Ольгу, отчаянно ревновал к ней Пабло, и она в ответ не любила его.
Далее священник начал произносить пространные молитвы, смысла которых Пикассо, естественно, не понимал. А потом наступили самые главные минуты - скрепление и освещение супружеского союза. Священник взял венец и крестил им жениха:
- Венчается раб Божий Павел рабе Божией Ольге во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.
Затем наступила очередь Ольги:
- Венчается раба Божия Ольга рабу Божию Павлу во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.
Теперь дело было сделано. Молодые предстали перед Господом в ожидании благословения Божьего.
Священник громко произнес:
- Господи, Боже наш, славою и честью венчай их!
Далее взял их руки, соединил и сверху покрыл своей рукой. Теперь Пикассо и Ольга Хохлова были соединены во Христе навеки. Затем священник трижды провел молодых вокруг аналоя. В заключение дал им крест для целования и вручил две иконы: жениху - образ Спасителя, невесте - образ Пресвятой Богородицы.
Церемония шла очень долго. В церкви сильно пахло ладаном, и Пикассо чуть не потерял сознание. Во всяком случае, он устал так, словно весь день работал в каменоломне. Собственно, он никогда не работал в каменоломне и не знал, что это такое. Просто ему пришло в голову такое сравнение, до такой степени у него болели ноги и спина. Зато сколько новых впечатлений и эмоций!
Когда венчание, наконец, закончилось, и священник ушел в алтарь, Пикассо обернулся к Ольге, усмехнулся и сказал:
- Ну, что? Теперь ты точно - мадам Пикассо? Поздравляю тебя.
Она порывисто схватила его руку и молча пожала ее.
Через неделю Пикассо написал Гертруде Стайн:
«Я женился на порядочной девушке из хорошей семьи. Представь, я оказался первым мужчиной Ольги! Она берегла себя для меня, даже не зная о моем существовании!»
Вот ведь как бывает, вращаясь в артистической среде, так трудно сохранить целомудрие, но его Ольга сумела.
И все же большинство друзей недоумевало: что он нашел в этой русской? Она даже не была красавицей. Разве что манеры? А в них действительно было что-то королевское.
И все же британский арт-критик и биограф Пикассо Джон Ричардсон называет эту свадьбу «фарсом». Другие утверждают, что брак этот был случаен, а его причина - импульс. Что Пикассо был словно оглушен любовью к Ольге. Однако, вопреки мрачным пророчествам друзей, Пикассо был убежден, что женится на всю оставшуюся жизнь, поэтому в его брачный контракт вошла статья о том, что все их имущество - общее. В случае развода это подразумевало его раздел поровну, включая все картины.
Воистину безоглядная щедрость! Многие мужчины, опьяненные любовью, попадают в ловушку, не понимая, что супружеская жизнь - котел, предохранительным клапаном которого является развод.
После свадьбы молодожены перебрались в большую квартиру в самом центре Парижа на улице Ля Боэси (rue de la Boetie) - в доме № 23_бис - неподалеку от Елисейских Полей и от галереи, где выставлялся Пикассо. Эту квартиру подыскал Поль Розенберг, в то время ставший основным покупателем картин художника.
Кстати сказать, времена были непростые, и большинство торговцев вообще перестали что-либо покупать. А германский подданный Даниэль-Анри Канвейлер укрылся в Швейцарии. И лишь любитель авангарда Розенберг продолжал делать ставку на кубистов.
Фотограф и художник Брассай (он был венгром, и его настоящее имя было Дьюла Халас), хорошо знавший Пикассо, рассказывает о его новой квартире:
«В 1917 году, когда Пикассо отправился в Испанию, чтобы представить родным свою невесту, с которой познакомился в Риме, где работал над декорациями и костюмами для «Парада», его мастерскую в Монруже затопило, и художник попросил Поля Розенберга, своего нового торговца картинами, - в 1914 году он сменил Канвейлера - найти и обустроить квартиру. Розенберг снял ее в доме по соседству со своей галереей. Так по воле Поля Розенберга Пикассо оказался в новом географическом центре торговли картинами».
Роланд Пенроуз дополняет этот рассказ следующей информацией о Поле Розенберге и его брате Леоне:
«Поль занимался, главным образом, старыми мастерами. Однако он быстро распознал гения в создателе кубизма, хотя и не разделял энтузиазма своего брата, проявлявшего заботу о всех художниках-кубистах. Поль открыл собственную галерею на той же улице Ля Боэси рядом с квартирой Пикассо. Пабло был окружен теперь агентами-коллекционерами, как ранее был окружен друзьями-художниками».
У Франсуазы Жило по поводу этой квартиры читаем:
«Место это показалось Ольге идеальным, поэтому они въехали туда. Поскольку мастерской там не было, Пабло стал работать в одной из больших комнат, но для этой цели она подходила мало. Так как Пабло нашел квартиру очень неудобной, и у него с Ольгой почти сразу же начались нелады, он снял другую, на седьмом этаже, прямо над этой, и превратил ее в мастерские».
По словам Брассая, Пикассо снял две одинаковые, расположенные одна под другой квартиры: в одной он жил, а другую отвел под мастерскую, и «контраст между ними был потрясающий».
Франсуаза Жило (и ее пристрастие в этом легко понять) отзывается об Ольге не очень хорошо:
«Ольга не горела священным огнем своего искусства. Ничего не понимала в живописи, да и во многом другом. Вышла замуж с мыслью, что будет вести праздную, беззаботную жизнь человека из высшего общества. Пабло решил, что будет по-прежнему вести богемную жизнь - разумеется, на более высоком, роскошном уровне, но останется независимым».
Беззаботную жизнь? И это с Пикассо? Да разве такое было возможно хотя бы теоретически? На самом деле Ольга была великолепной хозяйкой, и она могла бы умело управлять хоть целым поместьем, так что управиться с квартирой Пикассо ей не составляло труда. И явная несправедливость утверждать, что она хотела вести праздную жизнь, ведь молодая жена тут же принялась за работу по дому. Во всяком случае, Роланд Пенроуз констатирует:
«Ольга позаботилась о том, чтобы новая гостиная, окна которой выходили на улицу, и столовая с видом на сад были обставлены мебелью, отвечающей ее вкусу, и чтобы в той и другой комнате было достаточно красивых кресел для многочисленных гостей: она собиралась принимать их подобающим образом».
Брассай дополняет этот рассказ:
«В нижней квартире - просторная столовая с большим, раздвигающимся столом, сервировочный столик, в каждом углу - по круглому столику на одной ножке; гостиная выдержана в белых тонах, в спальне - отделанная медью двуспальная кровать. Все было продумано до мельчайших деталей, и нигде ни пылинки, паркет и мебель блестели [...]
Эта квартира совершенно не вязалась с привычным стилем жизни художника: здесь не было ни той необычной мебели, которую он так любил, ни одного из тех странных предметов, которыми ему нравилось окружать себя, ни разбросанных как придется вещей. Ольга ревниво оберегала владения, которые она считала своей собственностью, от влияния яркой и сильной личности Пикассо».
Короче говоря, эта квартира, похоже, стала для Ольги символом всего, о чем ей мечталось и чего ей удалось добиться.
Глава девятая. Совместная жизнь в Париже
Итак, Ольга принялась усердно обставлять новое жилище. Пикассо не вмешивался. Он ограничился тем, что мгновенно навел привычный для него беспорядок в мастерской.
Роланд Пенроуз пишет:
«Студия Пикассо находилась этажом выше. В ней он хранил бесчисленное множество предметов, приобретенных специально или случайно подвернувшихся под руку. Картины Руссо, Матисса, Ренуара, Сезанна и других художников в беспорядке висели на стенах или были прислонены к ним, придавая беспорядку своеобразную привлекательность».
На этаж Пикассо Ольга не заходила. Это была его безраздельная вотчина.
Брассай рассказывает об этой верхней квартире так:
«Я думал, что окажусь в мастерской художника, но оказался в квартире, где повсюду беспорядочно валялись вещи. Без сомнения, никогда еще ни одна «респектабельная» квартира не была так нереспектабельна. Она состояла из четырех или пяти комнат, в каждой - по камину с мраморной доской, над которой красовалось зеркало. Мебель из комнат была вынесена, а вместо нее громоздились картины, картоны, пакеты, формы от скульптур, книжные полки, кипы бумаг, и какие-то странные предметы лежали в беспорядке вдоль стен, покрытые толстым слоем пыли. Двери всех комнат были распахнуты, а может быть, и просто сняты с петель, благодаря чему эта огромная квартира превратилась в одно большое пространство, разбитое на закоулки, каждый из которых был отведен для вполне определенной работы.
Паркетный, давным-давно не натиравшийся пол покрыт ковром окурков [...]
Мадам Пикассо никогда не заходила в эту мастерскую, и, поскольку за исключением нескольких друзей Пикассо никого туда не пускал, пыль могла вести себя как ей вздумается, не опасаясь, что женская рука примется наводить порядок».
Да, новое пристанище художника мало напоминало «Корабль-прачечную» (Bateau_Lavoir) на улице Равиньян, где Пикассо в свое время поселился с Фернандой Оливье, своей первой «настоящей женщиной».
Кстати, о Фернанде. В специальном ящике, покрытом красной тканью, Пикассо расположил все, что было связано с ней: шарф, который был на ней в день их первой встречи, портрет, написанный им, и две шелковые розы, выигранные когда-то ими в лотерею на бульваре Клиши. То есть он зачем-то соорудил у себя на этаже целый мемориал, посвященный ей. Впрочем, все, что было связано с Фернандой, - безумства молодости. Теперь у него началась упорядоченная семейная жизнь.
А что же Ольга?
Бывшая балерина-дворянка мечтала о своем уютном доме, где могла бы принимать гостей. По ее глубокому убеждению, в доме обязательно должна была быть пусть небольшая, но библиотека, фортепьяно, нормальная постель, белье, скатерти, посуда, цветы и многое-многое другое, без чего просто не может жить чистоплотная благовоспитанная барышня. Ничего этого поначалу не оказалось и впомине, и тогда первая тень растерянности появилась на лице молодой женщины.
В довершение ко всему, в Париже Ольга наконец-то вплотную столкнулась с истинными привычками любящего всякий хлам Пикассо, а также с его настоящим творческим «лицом» - ненавистным ей кубизмом во всем его многообразии.
Даже став очень богатым человеком, Пикассо сохранил самые простые вкусы и привычки. Да, он ничего не имел против того, чтобы его Ольга покупала себе дорогие наряды, но сам предпочитал ходить всегда в одном и том же костюме, в котором ему было удобно.
Вообще одежда никогда его не занимала, хотя в Париж он в свое время приехал, одетый «под художника». Во всяком случае, ему казалось, что именно так должны одеваться настоящие художники: широкая бархатная куртка, борода, обязательно берет, небрежно надвинутый на ухо . Пикассо тоже отрастил себе бороду, но потом сбрил ее. Теперь Пабло претило сходство с «настоящим художником». Значительно уютнее ему было в «костюме механика»: синий комбинезон, хлопчатобумажная рубаха (белая в красный горошек, всего за полтора франка купленная на рынке Сен-Пьер), красный кожаный пояс и испанские сандалии на веревочной подошве.
А новоявленная мадам Пикассо, напротив, желала не только иметь респектабельный дом, но и выглядеть респектабельно. Поэтому между ними «почти сразу же начались нелады», как утверждает Франсуаза Жило. Ольга стремилась к светской жизни в Париже и мечтала о высшем обществе. Ей нравились обеды в дорогих ресторанах и балы, которые устраивала парижская знать. Кстати, в Париже ей нравилось все. Люди, атмосфера, театры, восхитительный круговорот светской жизни - все приводило Ольгу в восторг. И ее можно понять. Во всяком случае, каждый, кто хоть раз бывал в Париже, кто дышал его воздухом, с готовностью разделит ее восторги.
Идя на поводу у дамы своего сердца, Пикассо тоже попытался стать светским человеком.
Под влиянием Ольги он начал одеваться респектабельнее и дороже. Даже выглядеть стал как-то свежее, словно помолодев лет на десять, однако деньги все равно предпочитал тратить не на «все эти глупости», а на приобретение каких-нибудь экзотических вещей, так возбуждавших его воображение.
Кстати, об экзотических вещах. Собирать их Пикассо начал еще в монмартрский период своей жизни. Эти старые штучки сопровождали его всю жизнь, вызывая возмущение сначала Фернанды Оливье, потом Ольги, а потом и тех, кто ее сменил. Жилище живописца было завалено коврами разной величины, нелепыми музыкальными инструментами, бутылками всевозможных форм и цветов, коробочками из ракушек и т. д. Короче говоря, тем, что, с точки зрения нормального человека, было обыкновенным хламом.
Ольга, как могла, боролась с «беспорядком». Порой ей даже сопутствовал успех, но потом все быстро возвращалось к первоначальному состоянию. Единственное, в чем она преуспела, так это в том, что ей удалось отдалить от художника его богемных приятелей. По словам биографа Пикассо Пьера Кабанна, прошлое мужа так смущало ее, что она «прогнала прочь всех его старых друзей».
Прогнала? Это, наверное, не то слово, которое следовало бы употреблять в отношении всегда воспитанной и деликатной Ольги. Скорее, старые друзья Пикассо как-то сами «рассосались»: кто-то умер, кто-то уехал из Парижа.
Ну, а о своем прошлом Ольга, казалось, давно забыла, словно и не танцевала на сцене лучших театров мира. Удивительно, но тот же путь в свое время проделала и прекрасная Фернанда.
Иногда Пикассо даже приходили в голову мысли о том, что все женщины безумно однообразны. Та же Фернанда, когда у него завелись первые деньги, загорелась страстью к респектабельности и мигом стала изображать из себя «настоящую буржуазку».
Впрочем, любые сравнения Фернанды и Ольги неправомочны. Ведь первая лишь играла роль светской дамы: назначала дни приемов, на которые никто не приходил, так как все и так виделись накануне, наняла прислугу, которой нечего было делать. Ольга не пыталась быть респектабельной, она ею была. Ее запросы были не экстравагантны, как у Фернанды, а естественно изысканны и аристократичны. Отличный вкус, который не формируется за пять минут. Если для Фернанды, как шутили хорошо знавшие ее люди, войти во вкус было гораздо легче, чем потом из него выйти, то вкус Ольги - выработанная с детства способность оценить, не пробуя.
Вскоре после свадьбы молодожены сели в поезд и отбыли на дорогой курорт в Биарриц, что на юго-западе Франции, всего в нескольких десятках километров от границы родной Пикассо Испании - к ласковому солнцу, к апельсиновым деревьям и золотому песку. Там они поселились в роскошной вилле экзальтированной богачки по имени Эжени Эразуриц. Это было поистине райское место у самого синего моря.
Привычка отдыхать на море потом прочно войдет в жизнь Пикассо и Ольги. Характер их взаимоотношений успеет не раз измениться, они поменяют юго-западное побережье Франции на юго-восточное, Атлантику - на Средиземноморье, но даже много лет спустя, уже живя раздельно, останутся верны ласковому солнцу, песчаным пляжам и красивым виллам - то есть всему, что было особенно притягательно после ужасов выпавших двух мировых войн.
Счастливые и загоревшие, они вернулись в Париж в конце сентября 1918 года.
А 9 ноября 1918 года умер Гийом Аполлинер. В мае он перенес трепанацию черепа. Это добило его окончательно. Ослабев, Аполлинер умер от банального гриппа, и его похоронили на кладбище Пер-Лашез. Он добился своего, получив долгожданное французское гражданство, за которое пришлось заплатить жизнью.
Это печальное известие застало Пикассо врасплох.
Они были друзьями. В свое время Монмартр на долгие годы соединил воедино «Триумвират», как называли современники Пикассо, Аполлинера и Макса Жакоба.
Последний был старше всех: родился в Кемпере в 1876 году. Он происходил из семьи немецких евреев, переселившихся в начале XIX века из Саарбрюккена в Бретань. Но в 1915 году вдруг «увидел» на стене своей комнаты тень Христа и стал ярым католиком, а потом вообще перебрался жить в бенедиктинский монастырь Сен-Бенуа-сюр-Луар[9].
А теперь не стало и Аполлинера.
Поэт Жан Кокто, пришедший на похороны Аполлинера, впоследствии написал:
«Красота его была столь лучезарна, что казалось, мы видим молодого Вергилия. Смерть в одеянии Данте увела его за руку, как ребенка».
Через несколько лет так называемый комитет друзей Аполлинера принял решение воздвигнуть ему памятник. Представители сообщества явились к Пикассо с заявлением, что именно тот должен сделать надгробье. Ответ Пикассо был категоричен: он одобряет план, но требует для себя полной свободы. Члены комитета принялись спорить, но Пикассо оставался непреклонен.
- Либо я делаю эту работу по-своему, либо поручайте ее кому-то другому.
Очевидно, что даже в таком деликатном деле Пикассо интересовала, прежде всего, проблема создания абстрактной скульптуры. Но люди хотели видеть обычный скульптурный портрет Аполлинера, и идеи Пикассо им не нравились. Более того, памятник предполагалось воздвигнуть на перекрестке бульвара Сен-Жермен и улицы дю Бак, где уже стояла статуя в память о человеке, придумавшем телеграф. Естественно, намерение снести ее ради чего-то малопонятного грозило превратить комитет в посмешище для всего Парижа. И это нормально, ведь обычным людям в обычной жизни нет никакого дела до какой-то там дематериализации, декристаллизации, распыления плоти мира и т. д. Да и далеки они от всех этих гуманистически- элегических и иррационально-фантастических линий в творчестве художника. Им был нужен просто памятник - такой, каких тысячи. В результате, споры шли несколько лет, каждый раз комитет вновь и вновь пытался уломать Пикассо, но тот твердо стоял на своем.
Пока наконец в дело не вмешалась вдова Аполлинера.
- Право же, ты обязан сделать что-то в память об Аполлинере, - сказала она Пикассо. - В конце концов, не так уж важно, будет это чем-то необычайным или нет.
Поделиться книгой: