Газета Завтра 31 (1028 2013)

Критик Владимир Бондаренко выпустил в знаменитой серии ЖЗЛ свою биографию-путешествие в огромный космос Михаила Лермонтова под заглавием "Мистический гений". В книге автор говорит, что "прав был Лев Толстой, когда высказался о Лермонтове, что "если бы этот мальчик остался жив, не нужны были ни я, ни Достоевский". Всё очень просто: именно Лермонтов точно прочувствовал русский цивилизационный код, который не обособляет его, а вводит в общемировое пространство. Это не просто биография поэта. Это книга-концепция, книга о имперскости и всемирности великой русской литературы. Может быть, это лучшая книга известного русского критика и публициста.

В своей работе Бондаренко проявил себя крайне добросовестным исследователем. Ему пришлось бороться с огромным количеством мифов, которые, как ракушки ко днищу океанского лайнера, прилипли к биографии поэта. Это и различные версии-мистификации, причём совершенно дикие, об "отцах" поэта. Штамп о невыносимо дурном характере самого поэта и легендах о будто бы высоких нравственных качествах его убийцы Мартынова, которого практически оправдывают многие лермонтоведы. Дурной характер, а между тем Лермонтова: "Любили генералы, любили сослуживцы, любили женщины". На обе свои дуэли он сам не вызывал и не стрелял в противника. После второго рокового поединка в Пятигорске он бы всё равно остался в проигравших: на Кавказ сослан за дуэль с Барантом, и за новый поединок был бы сурово наказан. Бондаренко говорит о приписанном авторстве стихотворения "Прощай, немытая Россия". Много внимания уделяется тёмной истории смертельной дуэли. Даже делается допущение, что было убийство Лермонтова Мартыновым, а после произведена инсценировка дуэли. По крайней мере, всё было очень близко к этому.

Бондаренко, пытаясь разобраться во всех загадках биографии поэта, приходит к выводу, что во многом загадочность судьбы поэта связана с тридцатилетним молчанием о нём после его гибели. Почему в николаевское время категорически нельзя было писать о Лермонтове, что скрывал николаевский режим? Не было бы запрета на исследование его судьбы, папарацци того времени расспросили бы всех свидетелей, подняли бы все архивы, узнали бы все подробности и жизни, и любви, и гибели. А так исследователям остаются одни догадки и версии, гипотезы и предположения. И никаких точных фактов.

В предисловии книги автор пишет: "Мнение о нём даже в литературной среде или негативное, или какое-то сомнительное. Мол, погиб, и поделом". Бондаренко говорит про "забывание" Лермонтова, которое стало у нас "привычным делом". Автор изумляется "антилермонтовской позиции современных учёных" и делает вывод, что это следствие нынешней установки на "дискредитацию всего русского".

Известный критик откровенно пишет о трёх трагических промахах самого поэта. Первое: о его болезненной тяге к высшему свету, ненависть и презрение к которому соединялись в нём со стремлением попасть в эту чуждую ему среду.

Второе: глубочайшая ошибка поэта в том, что он пошёл в юнкерскую школу, а затем на службу в армию. Лермонтов был отчаянный храбрец и умелый стрелок, но он тяготился казармой и в годы учёбы в школе прапорщиков, и в годы службы на Кавказе ли, в Новгороде или Царском Селе. Он предпочитал идти в самые рискованные диверсионные вылазки и экспедиции, но никак не хотел доезжать до своих казарм.

И третье: он фанатично и искренне любил Москву, он мог бы там жить, и даже служить, зачем он ехал в ненавистный ему Петербург? Жили же в Москве и Аксаков, и Гоголь, и Самарин, и Хомяков, зачем ему надо было ехать в гнилой Петербург?

Бондаренко сам проделал большое путешествие, повторяющее духовный и биографический путь поэта. И это очень правильный путь-ключ вживания в феномены отечественной культуры. Исследователь едет в Шотландию, где изучает древние шотландские корни поэта, причём оговаривается, что ранее в тех местах русских, интересующихся Лермонтовым, никто не видел. Говорит о родстве с Байроном. Об этом родстве сам поэт "не знал, но ощущал мистическую связь", а потом едет в Чухлому, вспоминает Смутное время, с которого началась "глубинная русификация кельтского воина" - предка поэта.

Дуб в Тарханах и дуб, возле которого рассказывал свои предания его предок Томас Лермонт "Его шотландская мистика конфликтовала в нём самом с такой же естественной византийской, имперской традицией. Его чухломские северные полуязыческие корни соприкасались с европейским дворянским аристократическим воспитанием", - пишет Бондаренко.

По словам автора книги, "в этом и заключается истинная русскость. Всё полезное русифицировать и сделать своим". Национальный поэт: национальное в общечеловеческом.

Сам Бондаренко сформулировал цель своей книги так: "понять истоки древнего рода, давшего России великого русского гения". Эти истоки - в синтетичности, в родовой генетической памяти, часто на уровне подсознания, в гармоничной спаянности прошлого и настоящего. Русские гении, русские культурные столпы - это всегда, по определению отечественного философа Льва Карсавина, "симфонические личности".

По мысли Бондаренко - Лермонтов был космический поэт, который смотрел с земли на небо. С этой высоты ему были отчётливо видны пороки всех времён и всех народов, "лишённых великого смысла существования". От этого взгляда не уходит и конкретный человек, который "теряет своё предназначение, свою связь с Небом, и уходит в предельную пустоту". По сути, творчество гения - храм, который все голоса превращает в молитву.

В своей предельно любовной книге о русском гении автор всё время апеллирует ко дню сегодняшнему: "У николаевской эпохи и на самом деле не было никаких великих замыслов, когда люди, от мала до велика, не вовлечены в некое соборное народное действо, они и впрямь развлекаются каждый по-своему. Кто строит себе дворцы, кто пописывает романы, кто коллекционирует девиц, кто не против и повоевать"

Лермонтовский генезис очевиден: от преодоления пустоты эгоцентричного Паруса, от этой белой точки на белом листе бумаге, зависшей в безвоздушном пространстве и взыскующей о смерти, до Бородино - общей битвы-молитвы, которую венчает победа. Самопожертвование, забывание своего "я" ради общей цели. И это уже вовсе не марш человечков из киндер-сюрпризов

Сейчас же нам все говорят, что главная задача России - переход на инновационную экономику, о людях же, как правило, упоминают в десятой очереди. А экономика - сырьевая, инновационная, разве может быть целью для нации, разве она может вовлечь в дело своего построения всех людей?

Росс неутомимый

Владимир Бондаренко

1 августа 2013 1

Культура Общество

К 80-летию Валерия Ганичева

Я желал бы каждому из своих друзей и в восемьдесят лет быть таким же неутомимым и деятельным, как Валерий Николаевич Ганичев. Сегодня он на островах в Средиземном море, отмечает годовщину нашего святого, адмирала Фёдора Ушакова, завтра на Алтае проводит писательский пленум, а впереди встречи на Украине и в России, заседания Всемирного русского народного собора, напряжённая борьба за русскую национальную школу. Впереди писательский съезд. Даже возгласы несогласных и недовольных тоже идут в общую копилку - значит, ещё в схватке, ещё крепок дух.

К юбилею и книга подоспела. "Слово. Писатель. Отечество" - о наших великих соотечественниках, от Пушкина до Рубцова, о боевых собратьях и соратниках. Читая эту книгу, уходишь от всей мелкой суеты, от надоедных споров и полемики. И впрямь, книга-то о русскости, о вечной борьбе за Россию и русскую культуру. О чём спорить? С врагами России и спорить не о чем, а самые недовольные соратники вряд ли будут возражать. По книге виден весь восьмидесятилетний путь неутомимого Росса, стойкого патриота России.

Я помню, когда Ганичева с шумом снимали за его русский патриотизм с поста главного редактора "Комсомольской правды", по важности третьей газеты огромного Советского Союза. На планёрке в журнале "Октябрь", где я тогда работал в отделе критики, явный русофоб и бездарный писака Анатолий Ананьев радостно потирал руки: "Наконец-то скинули этого националиста, а не утихнет - мы и с "Роман-газеты" его турнём".

В писательской среде разнёсся слух: скинули за то, что с лёгкой руки первого космонавта, доброго знакомого Ганичева Юрия Гагарина о нём заговорили как о ведущем идеологе страны, о возможном преемнике генсека. Вот и убрали от греха подальше. Не думаю, что слух был достоверный, враги и распускали.

Дело было не в каких-то личных амбициях Валерия Николаевича. Дело было, прежде всего, в последовательном державном духе проводимой им в главной молодёжной газете страны политики. В его непривычной для коридоров Старой площади русскости.

Воистину, Валерий Николаевич Ганичев, как и многие его сверстники, зачинавшие в шестидесятые годы XX века возрождать русское национальное самосознание, пробуждать русский дух в нашем чересчур уж доверчивом и иной раз чересчур общечеловеческом народе, по характеру своему, по подвижничеству своему является тем самым "Россом непобедимым", о каких он сам любит писать в книжках своих. Меняются эпохи, меняются идеологии, меняются властители, а Валерий Ганичев всё так же нацелен на русское дело.

Иные, имея такую биографию, как у Валерия Ганичева, сто раз бы проплакали всё телевидение своими воплями о незаслуженных репрессиях, о громких увольнениях с работы, о том, что ему недодали, обнесли наградой или званием, Ганичев не любит изображать из себя жертву, да и не считает себя неким мучеником за русскую идею. Он всегда нацелен на дело, реальное дело, в "Комсомольской правде" он умудрился за короткое время правления ею создать крепкий центр русской патриотической мысли. Так что выкорчёвывать после него новым интернационалистам ганичевские корни из газеты пришлось ещё долгие годы. Издательство "Молодая гвардия" так с ганичевского руководства и по сию пору сохранило устойчивую патриотичность, может быть, потому и уцелело, и набирает силу уже в нынешнее время, радуя читателя то дневниками Георгия Свиридова, то новыми книгами из серии ЖЗЛ, то сборниками стихов Татьяны Глушковой и Юрия Кузнецова. А всему этому патриотическому направлению положено начало было всё тем же Валерием Ганичевым, с 1968 года десять лет возглавлявшим работу издательства.

Казалось бы, сбросили Ганичева за его русскость с высоких постов, приземлили в "Роман-газете", но он и там вместо необходимого космополитического покаяния сконцентрировал вокруг журнала всю корневую русскую словесность.

Да и Союз писателей России не только уцелел в кризисное развальное ельцинское время, но благодаря руководству Валерия Ганичева и его соратников все девяностые годы оставался, может быть, единственным всероссийским центром русского патриотического сопротивления, собирая вокруг себя всех талантливых мастеров слова. От Леонида Леонова и Михаила Алексеева до Валентина Распутина и Владимира Личутина. С 1994 года Ганичев возглавил Союз писателей России, как раз в ту пору, когда разваливалось всё Могло развалиться и писательское сообщество, но, во многом благодаря деятельности Валерия Николаевича, Союз писателей не только сохранился как наиболее крупная действующая творческая организация в стране, а приобрёл ещё большее уважение в глазах российской общественности, повернулся лицом к народу и к вере Так же, по инициативе Ганичева, возник Всемирный русский народный собор, без которого ныне немыслима отечественная общественная жизнь.

Можно находить недоделки и просчёты, но сохранился бы сам патриотический Союз писателей в то гибельное время при других руководителях - большой вопрос.

Вот уж верно - Росс неутомимый. Прикасается к любому делу и сразу же идут ростки, появляются реальные результаты. Верил ли кто-нибудь, когда впервые Валерий Ганичев заговорил о канонизации нашего знаменитого флотоводца, адмирала Фёдора Ушакова? Сегодня святого Фёдора Ушакова поминают в молитвах. Иконы с изображением этого русского святого подвижника можно увидеть в монастырях и храмах. А читатель с увлечением погружается в историческую прозу Валерия Ганичева "Росс непобедимый", "Флотовождь", "Русские вёрсты".

3 августа замечательному русскому писателю-державнику - заместителю главы Всемирного русского народного собора, одному из создателей Всероссийского общества охраны памятников и культуры, Фонда "Русская национальная школа", Фонда милосердия и согласия, председателю Союза писателей России, доктору исторических наук, профессору Валерию Николаевичу Ганичеву исполнится 80 лет.

Родился Валерий Ганичев на станции Пестово (в Новгородской области), но вскоре родители переехали на Украину, потому сразу же азы и русской и украинской культуры он постигал на Полтавщине. Позже вспоминал: "Я заканчивал украинскую школу на Полтавщине, Киевский университет и могу, не стесняясь окрика завзятых "патриотов", причислять себя к представителям русской и украинской культуры. Ясно моё преклонение перед великой русской классикой, которую, к сведению галицийцев, признаёт весь мир, но я с радостью постигал мир украинской культуры, слово, музыку, живопись, быт украинского народа. Кстати, сегодня я перевожу книги украинских писателей на русский. Родители мои с Вологодской земли, вместе с ними я пожил на Новгородчине, в Сибири

После войны отца направили в Полтавскую область, миргородские, гоголевские места. Я овладел украинской мовой. Окончил там среднюю школу. Для нас естественным был переход с русского на украинский и с украинского на русский. Когда я учился, никакого разделения на украинцев и русских (а также евреев, молдаван, поляков) у нас не было. Одни учителя были русские, другие - украинцы, мы их любили одинаково. В школе были две замечательные учительницы: преподаватель русского языка Надежда Васильевна и преподаватель украинского Ганна Никифоровна. Великая русская литература и выдающаяся, замечательная украинская литература входили в наши сердца без всяких директив и указов. Они не противоречили друг другу. И всё в наше сердце вмещалось: Пушкин и Шевченко, Котляревский и Лермонтов, Леся Украинка и Гоголь Всех читали, всех ценили. Когда хотел, отвечал по-русски, когда хотел - по-украински.

И сколько же было общего у тех, с кем мы общались и работали и на Украине, и в России. Сомнений в единстве, братстве, общности ни у кого не было.

Когда несколько лет назад мы с моим одноклассником академиком Цыбом (крупнейшим радиологом мира, возглавляющим крупнейший Обнинский центр медицинской радиологии) приехали на Сорочинскую ярмарку и побывали в своей школе, то побывали у своих старых, мудрых учителей. Учителя нам обрадовались, долго вспоминали прошлое, в школе же было как-то тускло и скучно. Из нынешних учителей и учеников искру не высекли. Сказали об этом нашим учителям.

Надежда Васильевна всплеснула руками: "Валерий, не горят глаза-то у них, они ведь не читали письмо Татьяны Евгению, не слышали про Лермонтова, птицу-тройку гоголевскую не ощущают. Ведь Гоголь-то объявляется им "зрадныком" (предателем), ибо писал по-русски".

В какую же пропасть невежества и бескультурья толкают в последние годы украинские "образованцы", галицийские культуртрегеры всё население Украины, выжигая единокровную русскую культуру, литературу из памяти, из сознания, из истории, разрывая исторические, духовные, душевные связи между составными частями великой восточнославянской цивилизации"

Валерий Ганичев учился в Киевском государственном университете на истфаке, в годы учёбы он и познал истину: "Киевская Русь - колыбель трёх братских народов: у нас общая история, общий язык, общая судьба. Киевская Русь - не Россия, но и не Украина, и каждый народ этого гнезда имеет право отсчитывать свою родословную".

После окончания университета работал в Николаеве, где и увлёкся славной историей русского флота, заинтересовался победами великого русского флотоводца Фёдора Ушакова. "Благодарю Бога, - вспоминает он, - эта счастливая возможность - начало работы над книгами о православном адмирале, явилась ко мне впервые в Николаеве, куда я попал в 1956 году после Киевского университета по распределению. Именно здесь заинтересовался Феодором Ушаковым, одним из преобразователей края, одним из создателей русского флота. Мне стало интересно, как за каких-то сто с лишним лет дикий пустынный край превратился в оплот русской державы. Там была дикая степь, поле, где бродили табуны лошадей, орды ногайских татар. И вдруг всё превратилось в цветущий край.

Южное окно в Европу - дело рук Екатерины Великой и её орлов. Прежде всего - Потёмкина, прекрасно понимавшего задачи России. Екатерина Великая и отвоевала всю Новороссию. Знала бы она, что все её победы будут так бездарно утрачены

Вся Новороссия застраивалась выходцами из России, ими были созданы такие города, как Одесса, Николаев, Херсон, Екатеринослав, Мариуполь, Мелитополь, Симферополь, Севастополь Тогда же был создан Черноморский флот. И его командующим стал адмирал Ушаков. Вот его судьбой я и заинтересовался в Николаеве, погрузился в историю Новороссии, Черноморского флота, Ушакова Изучение его деяний, его подвигов, его преобразований юга России заняло у меня 30 лет. Я побывал и на Корфу, и в Болгарии, посетил все места его боевой славы. Думаю, что каждый новый факт, новое свидетельство из жизни адмирала, обнаруженные мною в архивах Москвы, Санкт-Петербурга, Рыбинска, Саранска, Николаева, Херсона, греческого острова Корфу, сопоставление их, включение в общую историческую панораму, всё больше раскрывало истинное значение деяний Ушакова, возвышало его. Может быть, осознание величия адмирала Ушакова и оказалось главным делом моей жизни. У меня к 1995 году вышли и роман "Росс непобедимый", и в серии ЖЗЛ "Ушаков", но, изучая уже последние годы его жизни, когда он постоянно бывал в монастыре, раздавал простым людям все свои земли и богатства, я понял, что он ушёл из жизни праведником, нашим православным Святым. И обратился к святейшему Патриарху всея Руси Алексию: "Ушаков - это же святой?" "Да, святой. Мы все это чувствуем. Если наш флот получит такого небесного покровителя, это будет великое благо для нас", - сказал мне Патриарх.

Тогда я написал официальное письмо Святейшему Патриарху, вскоре прошло широкое обсуждение темы канонизации и в церковных, и в светских, и в армейских кругах, были и молитвы монахов, и разбор материалов канонической комиссией. После чего в 2001 году Феодор Ушаков был прославлен как Святой. Я радуюсь, что это произошло в моей жизни"

Господь каждому из нас определяет послушание, кем бы мы ни были. Для Валерия Николаевич Ганичева - это, прежде всего, служение слову, творчество, обращённое ко всем нам, русским людям, и к нашим ближним и дальним потомкам".

Вот и будет история судить Валерия Ганичева по всем делам его

В новой книге Валерия Ганичева "Слово. Писатель. Отечество" дана история русского движения, от знаменитых и нашумевших книг из серии ЖЗЛ, до журналов "Молодая гвардия" и "Наш современник". Им наносили удары, но и русская ватага умела держаться. Илья Глазунов и Василий Белов, Сергей Семанов и Олег Михайлов, Станислав Куняев и Вадим Кожинов, тогда все они еще умели держаться вместе.

В беседе со мной Валерий Ганичев откровенно говорил о русской линии в руководстве страны: "Андропов, Шеварднадзе ненавидели русскую партию и боялись её. Помню, мы выпустили несколько книг против сионизма: Евсеева "Фашизм под голубой звездой", Бегуна "Вторжение без оружия". За книгу Бегуна нам досталось по высшей мере - и от цензуры, и от начальства. Меня вызывал Севрук, кричал на меня: как вы можете выпускать такие книги? Но у нас были свои козыри, своя поддержка. Мы тоже умели обороняться. Даже стали готовить второе издание. Севрук выступил категорически против, но в это время поступил звонок от Машерова: почему у вас задерживается выход книги Бегуна? Мы отвечаем: есть возражения отдела пропаганды. Нам было сказано Машеровым: "Я считаю, что задержка неправильная, книгу надо выпускать". Спрашиваю: я могу сослаться на ваш разговор? - "Да, пожалуйста". На второй день с тихим торжеством пришёл в отдел пропаганды. Начинаю разговор о книге. Слышу: хватит говорить об этом, её выпускать не будем. А вот Машеров, кандидат в члены Политбюро, говорит, что книгу эту надо выпускать Севрук побелел. Ну, я не говорил, что не надо выпускать совсем, но надо подработать Давайте работать. Мы работали, ещё был звонок Машерова: "Поторопитесь, эта книга нам очень нужна в борьбе с буржуазной идеологией". Книга вышла 200-тысячным тиражом. Вот такую прямую поддержку нам не один раз оказывал Петр Миронович Машеров"

Конечно, были споры и среди патриотов, белых и красных, монархистов и анархистов, православных и язычников. В этой новой книге Ганичева я нашёл и полемику с собой. Без споров в таком деле не обойтись. За эти десятилетия я как критик и публицист тоже неоднократно спорил и с Ганичевым, и с Куняевым, и с Поляковым, но в самых иногда яростных спорах со своими соратниками важно не перегибать палку, помнить о главном. Думаю, в этом мы с Ганичевым близки. Валерий Николаевич может не соглашаться со мной, с Личутиным, с Поляковым, но он всегда понимает единую стратегию русского дела. Которое для него всегда было выше чиновничества, выше партийности, выше клановости.

Он был и есть наш русский державный патриот Почаще бы на наших государственных горизонтах появлялись такие надёжные защитники русской национальной культуры!

От всей души поздравляю Валерия Николаевича с юбилеем! Многая лета!

Париж, как много в этом звуке

Евгений Маликов

1 августа 2013 0

Культура

Анжелина Воронцова в «Пламени Парижа»

У каждого своя Франция. Мне милы шуаны и ненавистны санкюлоты, а кому-то, наоборот. Мне жаль Марию-Антуанетту, а кто-то оплакивает Робеспьера. Кому-то достаточно "Пламени Парижа" Ратманского в Большом, а кто-то отправляется в Санкт-Петербург, чтобы увидеть, как решил революционную коллизию на сцене "Михтеатра" Мессерер.

Скрывать не стану, меня привел в северную столицу не революционный пыл. И даже не поиски прошлого. Меня интересует исключительно будущее: судьба недавней солистки ГАБТ, а ныне - примы Михайловского театра - Анжелины Воронцовой.

Итак, ночной экспресс - и я в городе на Неве. Михайловский театр.

Последняя премьера сезона собрала изрядное число критиков, включая импортированных с Запада. Европейское "окно прозрачности" работает до сих пор, и иностранцы чувствуют себя в Питере едва ли не уютнее, чем мы. Не оттого ли в оценках спектакля понаехавшие балетоведы оказались куда как более свободны и восторженны, нежели наши?

На сцене

Михаил Мессерер взялся за трудное дело: не изобрести новую историю, как сделал это Алексей Ратманский, а максимально полно воссоздать балет, придуманный Василием Вайноненом. Трудно сказать человеку неспециальному, насколько в этом Михаил Григорьевич преуспел, но отзывы искусствоведов - от кандидатов до докторов - в частных беседах дали понять, что, да, видимо, полнее восстановить сейчас "Пламя Парижа" невозможно. Вопрос: а нужно ли?

Полагаю, да. Дело даже не в том, что любой культурный феномен нуждается в сохранении. Каждое значимое событие - точка перегиба, если не бифуркации в истории. Значимость "Пламени Парижа" в развитии русского балета никто под сомнение не ставил. А ведь если скрупулезно воспроизвести некий акт, то это вызовет возрождение того мира, который породили первоначальные действия. И, напротив, возрожденный мир с необходимостью повторит события начала. Воспроизвели. Ритуал совершен. С этой точки зрения правомерен вопрос: преодолена ли революция?

На мой взгляд, вполне. Даже в большей степени, чем это удалось Ратманскому. Эстетизированная революция от Алексея Осиповича не ставила задачу актуализации контекста (привет, теоретики!), его балет - рефлексия по поводу событий. Плюс авторская фантазия. И как результат - оригинальное произведение небесталанного автора.

Мессерер взял задачу магических свойств: вызвать дух революции через повторение ритуальных шагов. Совершить жертвоприношение - отделить мир от его причин. Произвести священнодействие. И что вышло?

Оказалось - современность сопротивляется. Аристократы, например, у Мессерера, выглядят так, как им полагается: благородными людьми.

Напротив, народная стихия, воплощенная в танце, показывает энтропийную мощь природных сил, отсутствие меры в их применении. Михаилу Григорьевичу удалось обратиться к метафизическому измерению революции, воспроизвести хаос, лежащий в основе мироздания. Диковатые характерные танцы выглядят сейчас свидетельством бессубъектности так называемых народных масс, а когда-то этим танцам рукоплескал, по-видимому, зал. Ныне внимание публики приковано к классической составляющей балета про революционный Париж.

Вот и ответ: мы идем сегодня смотреть не танец басков в "Пламени Парижа", а партии крестьянки Жанны и актрисы Дианы Мирей. Решенные средствами классического экзерсиса с добавлением неизбежной для времени Вайнонена физкультурности. Не это ли преодоление революции?

В зале

Никто в Питере не знал, чего ожидать от неведомой им Анжелины Воронцовой в первый вечер, когда девушка танцевала Диану Мирей. Знали мы, московские зрители: видели ее Мирей де Пуатье дважды в спектакле Ратманского на сцене ГАБТ. Оба раза ее роль становилась главной вопреки сценарию - так хороша была балерина! Интересна была ее Жанна второго вечера, о которой тоже никто ничего не знал. Даже московский десант лишь строил предположения.

Что же, Анжелина справилась с ролью Жанны блестяще! В спектакле Мессерера главная роль проигрывает по эффектности второй женской, но Воронцова не оставила шансов никому. Прекрасный прыжок и бесшумные приземления, великолепное устойчивое вращение и гигантская амплитуда движений, спокойствие, уверенность и бездна обаяния - думаете, она не станет скоро первым номером русского балета? Уверяю, станет, пишу об этом давно, и пока все мои слова, сказанные об Анжелине, с пугающей точностью сбывались.

Недавнее приобретение Михайловского театра - больше, чем просто великолепная танцовщица. Лина - это забытая эстетика державности, красота вне времени, античное совершенство, благородство. Последнее для нашего балета - штука крайне редкая, поскольку воспитать некоторые черты характера невозможно: здесь духовные качества должны быть сплавлены с физическими совершенствами. Гармония - это про Анжелину Воронцову.

Мессерер, преодолевший революцию, нашел свою идеальную балерину. В Анжелине - отрицание пошлости "матросских" танцев. Она свидетельствует о революциях лишь с точки зрения вечности и ее законов, неспешных и неизбежных. Ее благородство - до этики и вне морали. Она возвращает наш балет на магистральный путь культурного развития, ничуть не задумываясь об этом. Живи сейчас Фридрих Ницше, Анжелина стала бы его любимой балериной.

Так стоит ли Париж Воронцовой?

На фото: Анжелина Воронцова (Диана Мирей) и Виктор Лебедев (Антуан Мистраль). Фото Стаса Левшига

Славянские звезды

Радойка Тмушич-Степанова

1 августа 2013 0

Культура

Эмир Кустурица и Никита Михалков о современном кино

В Сербии с 13 по 19 июля на озере Палич, что на севере страны, в окрестностях города Суботица, состоялся юбилейный ХХ фестиваль европейского кино. На кинофестивале вручается награда "Золотая башня" за лучший фильм главной конкурсной программы. Члены международного жюри (Сербия, Чехия, Франция, Турция и Великобритания) присудили премию голландскому фильму "Боргман" режиссёра Алекса Вармердама.

Конкурсная программа "Параллели и столкновения" была посвящена художественным фильмам из стран востока Европы, картинам, отвечающим на вопросы межэтнических отношений, идентичности и необходимости мира на земле, сосуществования и терпимости в самом широком смысле. В этой программе международное жюри (Франция, Великобритания и Сербия) награду присудило фильму "Холод" турецкого режиссёра Угур Юселя.

Специальным приказом жюри отметило русский фильм "Я тоже хочу" режиссёра Алексея Балабанова, заявив, что трудно было выбрать один фильм, учитывая, что "Балабанов и на этот раз создал уникальный поэтический мир и то же время отразил турбулентность русского общества." Награда передана послу Российской Федерации Александру Чепурину, который назвал Алексея Балабанова великим российским культовым режиссёром начала XXI века.

Ещё в 1999 году Европейский кинофестиваль на Паличе учредил премию "Александр Лифка" за выдающийся вклад в европейское кино. Среди награждённых зарубежных авторов - Кшиштоф Занусси, Иржи Менцель, Анджей Вайда, Маргарет фон Тротта, Тео Ангелопулос, Кен Рассел, Кен Лоуч, Коста-Гаврас, Жан-Марк Барр. Премии удостоены и сербские авторы. Премия названа в честь одного из пионеров кинематографа в регионе - Александра Лифки, который ещё в 1905 году основал первый кинотеатр в городе Суботица, где и жил.

В этом году призёрами стали два гениальных автора и близких приятеля: русский кинорежиссёр и актёр Никита Михалков и сербский режиссёр Эмир Кустурица. В честь награждённых за неделю до начала кинофестиваля в специальной программе "В честь" в кинозале "Euro Cinema" Открытого университета Суботицы представлены самые известные фильмы Никиты Михалкова: "Неоконченная пьеса для механического пианинно", "Несколько дней из жизни И.И.Обломова", "Утомлённые солнцем". И фильмы Эмира Кустурицы "Ты помнишь Долли Белл?" "Папа в командировке", "Время цыган", "Андеграунд", "Чёрная кошка, белый кот". Друзья не только получили премии, но и именную скамью на берегу озера Палич: на скамье поставлены таблички с их именами.

В день открытия на Палич первым прибыл Никита Сергеевич. Руководитель кинофестиваля Радослав Зеленович объяснил журналистам, что гость из России проведёт почти в два раза больше времени в самолёте и в машине, чем в Сербии как таковой. На пресс-конференции почётный гость поблагодарил за приглашение, сказав: "Я настолько люблю Сербию, что дают премию, не дают премию - это всё не очень важно. Я просто люблю Сербию". А на вопрос о посещении монастыря на Фрушка- горе, в котором он побывал по пути в Суботицу, ответил: "Православный монастырь - это всегда чудо для православного человека. Там всегда своя атмосфера, там всегда своя жизнь, там свой запах".

Прозвучал вопрос, что думает режиссёр о кризисе кино и об опасности, что это искусство не будет нужно человеку. Михалков признался: "Я ничего другого не умею. А что бы я об этом мог думать? Если кино в XXI веке должно быть в музее, значит, я буду музейным работником. Меняются технологии, меняется язык, а проблемы остаются те же: жизнь, смерть, родители, дети, голод, война. Все проблемы остаются те же, и все вопросы остаются те же". И добавил, что, по его мнению, по сей день самыми важными являются темы верю - не верю, могу - не могу, хочу - не хочу. И очень важно, чтобы была гармония между "хочу" и "могу". И хуже всего, когда ты думаешь, что можешь только потому, что хочешь.

Михалков поделился: "Сегодня в России без государственной помощи кино не может обойтись. Около трёх миллиардов рублей тратится на него. Вы сами прекрасно понимаете, как говорят, "кто платит тот и музыку заказывает", но это не значит, что государство требует идеологического кино. Государство требует кино, которое отвечает на вопросы, что стоят перед обществом. И это справедливо. Но дело в том, что положение в нашем кино за последние двадцать лет стало трагическим.

Очень многие свободу поняли очень неправильно и очень по-славянски, то есть ровно-зеркально: если раньше красные были хорошими, а белые плохими, значит, надо сейчас снимать, что белые хорошие, а красные плохие. Всё, что раньше было нельзя, сегодня можно. Но не всё, что раньше было нельзя, - хорошо.

Кино стало рассказывать людям про них то, что они про себя знать не хотят в таких количествах. Человек говорит: я не хочу смотреть русское кино. Я не хочу смотреть на заплёванных мужчин, не хочу смотреть на проституток - я этого не хочу. Да, всё это есть, всё правда, но я не хочу такого количества. И это не значит, что этого нет и что об этом не надо говорить. Но один старец высказал замечательную мысль: "Жестокая правда, без любви, есть ложь". Это очень важно. А любовь ушла. Я рассказываю про людей, но я как зритель хочу понять и спрашиваю режиссера: ты кого из них любишь? Как ты можешь ему помочь? Ты рассказываешь мне про этих муравьёв омерзительных? Ты откуда сам? Вот это очень важное расслоение, которое сегодня начинают осознавать".

Никита Михалков высказался достаточно откровенно: "Я считаю, что Сербия является реальным оплотом нашего славянского мира. Именно в Сербии живут люди, которые точно знают: то, что называют глобализацией, - это переименованное слово "оккупация". И мы должны это понимать".

После конференции Михалков встречался с министром культуры Сербии Братиславом Петковичем.