Левая рука тьмы

Огонь в Кархиде согревает скорее душу, чем тело. Индустриальный век в Кархиде длится уже три тысячи лет, и за эти тридцать столетий кархидцы создали много великолепных экономичных устройств центрального отопления, использующих пар, электричество и другие принципы, но в домах они не устанавливаются.

Возможно, кархидцы не хотят утратить свою естественную приспособленность, подобно арктическим птицам, которые, пожив в тепле, отмораживают затем лапы. Я, однако, тропическая птица, и мне было холодно на улице и холодно в доме. Чтобы согреться, я принялся ходить взад и вперед. Кроме меня и огня в очаге, в приемной почти ничего не было: табуретка и стол, на котором стоял один резной кувшин и древний радиоприемник в резном деревянном корпусе. Он говорил шепотом, и я увеличил громкость, слушая дворцовый бюллетень, сменивший однообразную песню-лай, которая передавалась перед этим.

Кархидцы, как правило, предпочитают слушать новости, а не читать о них. Книги и телевизоры распространены гораздо меньше радио, а газета вообще отсутствует. Я пропустил утренний бюллетень и тут мое внимание привлекло несколько раз повторенное имя. Я теперь перестал расхаживать. Что там было с Эстравеном? Сообщение повторили: «Терем Харт рем ир Эстравен, лорд Эстра в Карме, этим указом лишается своего титула и места в ассамблее королевства и приговаривается к изгнанию из королевства и всех домейнов Кархида. Если через три дня он окажется в королевстве или любом из домейнов, или впоследствии вернется в Кархид, любой подданный обязан предать его смерти без всякого судебного разбирательства. Ни один подданный Кархида не должен разговаривать с Хартом рем ир Эстравеном, впускать его в свой дом или свою землю под угрозой тюремного заключения. Ни один подданный Кархида не должен давать Харту рем ир Эстравену взаймы деньги или вещь и не должен возвращать взятые в долг вещи или деньги под угрозой тюремного заключения и штрафа. Да знают все поданные Кархида, что преступление, за которое Харт рем ир Эстравен осужден на изгнание есть предательство: он открыто под предлогом верной службы королю вел дело к тому, чтобы уничтожить независимость Кархида и подчинить его чужой власти. Он хотел, чтобы Кархид стал подчиненным и зависимым членом некоего Союза народов, утверждал, что подобный Союз существует, хотел ослабить власть короля в Кархиде с выгодой для настоящих и будущих врагов королевства. Одгир из Тува, восьмой час, дворец в Эрхенранге. Аргавен Харт».

Первый мой импульс был прост. Я выключил радио, как будто оно обвиняло меня, и заторопился к двери. Тут я, конечно, остановился и вернулся к столу у очага. Спокойствия и решительности как не бывало, мне хотелось открыть сумку, достать ансибл и послать срочное сообщение. Но я подавил и этот импульс — он был еще глупее первого. К счастью, у меня не оказалось времени для следующих импульсов. Двойная дверь в дальнем конце приемной открылась, появился чиновник:

— Дженри Ай!

Меня зовут Дженли, но кархидцы не произносят звука «л». Он впустил меня в красный зал, где находился Аргавен XV.

Красный зал королевского дома — огромная, высокая и длинная комната. До очага полмили. До снабженного стропилами и увешанного пыльными знаменами потолка тоже полмили. Узкие разрезы окон в толстых стенах. Света мало, тусклая полутьма. Мои новые сапоги стучали. Я шел к королю по длинному залу.

В зале было три очага. Перед центральным, самым большим из них, на низком помосте или платформе стоял Аргавен — низкорослый, очень прямой и смуглый. На нем не было видно никаких царских знаков, кроме золотого кольца на пальце.

Я остановился у края помоста и, как мне было сказано, молчал.

— Поднимитесь, мистер Ай! Садитесь.

Я повиновался, сев в правое от очага кресло. Всему этому меня обучили. Аргавен не садился. Он стоял в десяти футах от меня у ревущего яркого пламени. Наконец он сказал:

— Говорите, мистер Ай, то, что собирались сказать. Уверяют, вы принесли какое-то сообщение.

Лицо его покраснело от жара. Оно было плоское и грубое, как луна, тусклая коричневато-красная луна Зимы. Аргавен вблизи был менее похож на короля и мужчину, чем на расстоянии и среди придворных. Голос у него был тонкий, а безумная голова высоко и высокомерно поднята.

— Ваше величество, все, что я знал, вылетело у меня из головы. Я только что узнал об опале Эстравена.

Аргавен резко рассмеялся, как разгневанная женщина, делающая вид, что ей забавно.

— Будь проклят этот гордый, позирующий, лжесвидетельствующий предатель! Вы с ним ужинали вчера вечером? И он вам говорил, какой он могущественный, как он правит королем, как легко пойдут ваши дела теперь, когда он со мной поговорил о вас? Да? Он говорил вам так, мистер Ай?

Я колебался.

— Я скажу вам, что он говорил мне о вас, если вам интересно это услышать. Он советовал мне отказать вам в аудиенции, заставить вас ждать, может быть, выслать вас в Оргорейн или на острова. Все полмесяца он твердил мне это, будь проклята его дерзость! Это он выслан теперь в Оргорейн. Ха-ха-ха!

Снова резкий фальшивый хохот. Смеясь, он хлопнул в ладоши. Немедленно среди занавесей в конце помоста появились стражники. Аргавен фыркнул на них, те исчезли. Все еще смеясь и фыркая, Аргавен подошел ближе и уставился на меня. Темные зрачки его глаз слегка отливали оранжевым. Я гораздо больше испугался его, чем ожидал, и не видел иного выхода из этих несуразностей, кроме искренности.

— Могу спросить вас, сэр, считаюсь ли я причастным к преступлению Эстравена?

— Вы? Нет.

Он еще пристальней посмотрел на меня.

— Не знаю, мистер Ай, что вы за дьявол: сексуальный урод, искусственно созданное чудовище или посетитель из домейна Небо, — но вы не предатель, вы были лишь орудием предателя. Я не наказываю орудия. Они причиняют вред только в руках плохого рабочего. Позвольте мне дать вам совет…

Аргавен изрек это очень подчеркнуто и с явным удовлетворением, мне тотчас пришло в голову, что за два года никто не давал мне советов. На вопросы отвечали, но никогда не пытались советовать. Даже Эстравен, явно старавшийся помочь мне. Это, видимо, имело какое-то отношение к шифгретору.

— Пусть никто не использует вас, мистер Ай, — говорил король. — И держитесь подальше от фракций. Говорите собственные слова, совершайте собственные поступки и никому не верьте. Поняли? Никому. Будь проклят этот лживый, хладнокровный предатель. Я ему верил, я надел серебряную цепь на его проклятую шею. Повесить бы его на той же цепи. Никогда я не доверял ему. Никогда. Никому не доверяйте. Пусть он сдохнет в помойных ямах Мцинори, выпрашивая подаяние, пусть сжигают его кишки.

Король Аргавен затрясся, задыхаясь, схватился за грудь и повернулся ко мне спиной. Он пинал большое полено в очаге, пока из него не полетели искры.

Не оборачиваясь, он потребовал резким и болезненным тоном:

— Говорите, мистер Ай.

— Могу ли я задать вопрос, сэр?

— Да.

Он глядел на огонь, раскачиваясь с ноги на ногу. Я обращался к его спине.

— Верите ли вы в то, что я говорю о себе?

— По приказу Эстравена врачи посылали мне бесконечные сообщения о вас. Еще больше докладов инженеров о вашем корабле. Все они могут быть лжецами, но все они утверждают, что вы не человек. Так кто же вы?

— Существуют и другие, подобные мне. А я представитель…

— Этого союза, этой власти, да, очень хорошо. Зачем они послали сюда вас, чего они хотят от меня?

Хотя Аргавен мог быть и безумным, и не очень проницательным, но у него была долгая практика в уклонениях, вызовах, риторических тонкостях, используемых в разговорах с теми, чья главная цель в жизни заключается в достижении и укреплении отношений шифгретора на высшем уровне. Многие аспекты этих отношений были не ясны мне, но я знал о том, какие словесные дуэли могут возникать на этой основе. Я не собирался спорить с Аргавеном, я хотел общаться с ним.

— Я не делаю из этого тайны, сэр. Экумен хочет союза с нациями Гетена.

— Зачем?

— Материальная выгода. Увеличение знаний. Расширение поля разумной жизни. Обогащение гармонии и большая слава. Приключения. Радость.

Я не говорил языком, которым пользуются те, кто правит людьми: короли, завоеватели, диктаторы, полководцы. На их языке нет ответа на вопрос короля. Аргавен неподвижно и угрюмо продолжал смотреть в огонь.

— Как велико королевство в Небе, этот Экумен?

— В сфере Экумена находятся восемьдесят три обитаемых планеты, а они содержат около трех тысяч наций и антропологических групп.

— Три тысячи наций на восьмидесяти трех мирах, мы, одни, можем иметь общего с тысячами чудищ, живущих в небе?

Он снова повернулся ко мне. Он продолжал дуэль, задавал риторические вопросы, он почти шутил. Но шутка была неглубокой. Он был — Эстравен предупреждал меня об этом — обеспокоен, встревожен.

— Три тысячи наций на восьмидесяти трех мирах, сэр. Но ближайший находится в семнадцати годах пути от Гетена на кораблях, которые летят со скоростью света. Если вы считаете, что Гетен может быть вовлечен в пограничные конфликты с соседями, подумайте о разделяющем вас расстоянии. Через такое расстояние всякий набег теряет разумность, — я не говорил о войне и не без причины — на кархидском языке нет такого слова. — Торговля же, разумеется, выгодна. Торговля идеями, усовершенствованиями, передаваемыми по ансиблу. И торговля товарами и изделиями, которые доставляют корабли с экипажами и без него. Сюда могут прибывать послы, ученые, купцы и, в свою очередь, ваши люди смогут отправиться в космос. Экумен не королевство, а координирующий центр, обменный пункт для торговли и знаний. Без него сообщения между населенными пунктами стали бы случайными, а торговля — очень рискованной. Жизнь человека слишком коротка для прыжков между мирами, если не существует опорной сети и определенности, если нет контроля, если не ведется постоянная работа, поэтому все миры становятся членами Экумена. Мы все люди, вы знаете, сэр. Все мы. Все миры были заселены много лет назад из родного мира — Хейна. Мы различаемся, но мы все дети одного очага.

Ничто из сказанного не вызывало любопытства короля. Я продолжал некоторое время, подчеркивая, что его инфрегот Кархида лишь усилится, если они вступят в Экумен, но ничего не добился. Аргавен стоял мрачный, угрюмый, как старая выдра в клетке, покачиваясь взад и вперед с ноги на ногу, скаля зубы в улыбке боли.

Я замолчал.

— Они все черные, как вы?

Гетенианцы в основном желто-коричневые или красно-коричневые, но я видел многих не менее смуглых, чем я.

— Некоторые чернее, — сказал я, — мы приобрели разные цвета.

Я открыл сумку (вежливо осмотренную охранниками дворца четырежды при моем продвижении к красному залу), в которой находился мой ансибл и несколько картинок. Фильмы, фотографии, движущиеся изображения — это была маленькая галерея людей — жителей Хейна, Чиффердвера, Сети, Земли, Альтерры, Кэмтэйна, Олдула, Тауруса-4, Роканнона, Знебе, Сайма и других.

Король посмотрел их без интереса.

— Что это?

— Человек с Сайма, женщина.

Я вынужден был использовать слова, которыми гетенианцы обозначают только человека в кульминационном периоде кеммера, причем такого, который выполняет функции женщины.

— Постоянно?

Он опустил куб и стоял, покачиваясь с ноги на ногу, глядя на меня или немного ниже меня. Отблески огня падали на его лицо.

— Они все подобны этому, подобны вам?

Этот барьер я не мог понизить для него. К этому им в конце концов придется привыкнуть.

— Да. Гетенианская половая психология, насколько мы можем судить, совершенно уникальна среди человеческих существ.

— Значит, все они на этих планетах постоянно находятся в кеммере? Общество извращенцев? Так утверждает и лорд Тайб. Я думал, он шутит. Может, так оно и есть. Но это отвратительно, мистер Ай, и я не вижу, для чего нам общаться с существами, так чудовищно отличающимися от нас.

— Выбор Кархида принадлежит вам, сэр.

— А если я вышлю вас?

— Что ж, я уйду. Может быть, попытаюсь снова в следующем поколении.

Это подействовало. Он выпалил:

— Вы бессмертный?

— Вовсе нет, сэр. Но прыжки в пространстве сказываются на времени. Если я сейчас вылечу с Гетена к ближайшему миру, Силлулу, то проведу в пути семнадцать лет планетного времени. Это одно из следствий полета со скоростью света. Если я просто поверну и вернусь назад с Силлулу, мои несколько часов, проведенные на борту корабля, здесь будут равны тридцати четырем годам и я смогу начать все сначала.

Мысль о прыжках во времени, которая давала видимость бессмертия, очаровывала всех: от рыбаков острова Хордена до премьер-министра. Но короля она оставила равнодушным.

Он спросил своим резким, хриплым голосом:

— Что это?

Он указал на ансибл.

— Мгновенный коммуникатор, сэр.

— Радио?

— Он не использует ни радиоволны, ни другие виды энергии. Принцип его работы, дающий мгновенную связь, основан на использовании гравитации.

Я снова забыл, что говорю не с Эстравеном, который читал все отчеты обо мне и внимательно выслушивал мои объяснения, а со скучающим королем.

— Ансибл дает мгновенную связь между двумя любыми пунктами. Один пункт должен быть закреплен и находиться на планете определенной массы, другой пункт подвижен. Это и есть мой ансибл. Я установил координаты Первичного мира Хейна. Кораблю типа «Нафал» потребуется шестьдесят семь лет, чтобы добраться до Хейна с Гетена, но если я наберу здесь на клавишах сообщение, оно будет получено на Хейне в тот момент, когда я его пишу. Не хотите ли связаться со стабилями?

— Я не говорю по-небесному, — запротестовал король со своей тусклой улыбкой.

— Там находится специальный человек — я их предупредил, — который может переводить с кархидского.

— Как это?

— Ну, вы знаете, сэр, что я не первый чужак на Гетене. Мне предшествовал отряд исследователей, которые не сообщили о своем присутствии: они выдавали себя за гетенианцев и изъездили в течение года весь Кархид, Оргорейн и Архипелаг. Они сделали доклад Совету Экумена около сорока лет назад, в правление вашего деда. Доклад их был чрезвычайно благоприятен. Я изучил собранную ими информацию, записанные ими языки и прибыл сюда. Не хотите ли посмотреть ансибл в действии?

— Я не люблю фокусы, мистер Ай.

— Это не фокус, сэр. Ваши собственные ученые осматривали…

— Я не ученый.

— Вы повелитель, сэр. Равные вам на Первичном мире Экумена ждут вашего слова.

Он свирепо посмотрел на меня. Стараясь заинтересовать его, я завлек его в престижную ловушку.

— Ладно. Спросите вашу машину, что делает человека предателем.

Я медленно набрал на клавишах, где были обозначены кархидские буквы: «Король Аргавен спрашивает стабилей Хейна, что делает человека предателем?» Надпись появилась на маленьком экране и поблекла.

Аргавен ждал, прекратив свое покачивание.

Наступила пауза, долгая пауза. Где-то там, в семидесяти двух световых годах, несомненно, лихорадочно посылали запросы в кархидский компьютер, а может и в компьютер, содержавший сведения по философии. Наконец на экране загорелись яркие буквы, повисли и медленно поблекли: «Приветствуем короля Кархида Аргавена на Гетене. Я не знаю, что делает человека предателем. Ни один человек не считает себя предателем, поэтому на ваш вопрос ответить трудно. С уважением, Дж. Ф. Спаймолл, от имени стабилей, Сари, Хейн 91/1491/45».

Оторвав ленту с записью, я протянул ее Аргавену. Он бросил ее на стол, снова подошел к центральному очагу и принялся пинать полено, ловя искры руками.

— Такой полезный ответ я мог бы получить от любого предсказателя. Этот ответ меня не удовлетворяет, мистер Ай. Так же, как ваш ящик, эта ваша машина и ваш корабль. Мешок с фокусами и фокусник. Вы хотите, чтобы я поверил в ваши сказки. Но почему я должен вам верить? Что с того, что среди звезд существует восемьдесят тысяч миров, населенных чудовищами? Нам ничего от них не нужно. Мы выбрали свой путь в жизни и давно идем по нему. Кархид на пороге новой эпохи нового великого века. Мы пойдем своим путем.

Он остановился, как будто потерял нить рассуждений, может быть, не своих: если Эстравен больше не был Королевским Ухом, его место занял кто-то другой.

— И если бы этот ваш Экумен чего-нибудь хотел от нас, он не послал бы вас одного. Это обман, подлог. Чужаки хлынули бы сюда тысячами.

— Но для того, чтобы открыть дверь, не нужно тысячи человек, милорд.

— Ее нужно держать открытой.

— Экумен может подождать, пока вы откроете ее, сэр. Мы никого не принуждаем. Я послан один, чтобы вы не боялись нас.

— Бояться вас! — воскликнул король. Он повернул свое искаженное тенями лицо, улыбнулся и заговорил громко и резко:

— Но я боюсь вас, посланник. Я боюсь тех, кто послал вас. Я боюсь лжецов, фокусников, а больше всего боюсь правды. И поэтому я хорошо правлю страной. Только страх правит людьми. Ничто иное не действует. И ничто иное не продержится достаточно долго. Вы тот, за кого себя выдаете, и в то же время вы — обман. Между звездами нет ничего, кроме ужаса и тьмы, и вы явились оттуда, стараясь испугать меня. Но я уже испуган, и я король. Страх — вот король! Забирайте ваши рисунки и фокусы и уходите. Я приказал, чтобы вам предоставили свободу в пределах Кархида. Больше нам не о чем говорить.

Я пошел по длинному залу, сапоги мои стучали, и двойные двери отделяли меня от короля.

Я потерпел неудачу. Но когда я покинул королевский дом и возвращался домой, меня больше всего беспокоила собственная неудача, а также участие в ней Эстравена. Почему король изгнал его за защиту Экумена (так, во всяком случае, утверждал приказ)? Если в соответствии со словами самого короля, он действовал как раз в противоположном направлении? Когда он начал советовать королю избавиться от меня и почему? Не потому ли он изгнан, а мне предоставлена свобода? Кто из них лгал больше, и какого дьявола они вообще лгали?