Прекрасная авантюристка

– Все казалось безопасным, – начал рассказывать маркиз, как будто разговаривал со своим приятелем, а не с дамой. – Когда Челеста сказала, что ночью герцога не будет дома, мне показалось, что это Богом ниспосланный удобный случай. В Лондоне нам было очень трудно встречаться, герцог всегда был где-то рядом. И когда он сообщил, что едет в Оксфорд, мне и в голову не пришло, что он может так скоро вернуться.

– Надеюсь, ты догадываешься, что весь замок знал, с кем в настоящее время флиртует ее светлость? – спросила Друзилла.

– Так все было известно еще до вечеринки? – изумился маркиз.

– Конечно, – ответила Друзилла. – Еще до твоего приезда они начали обсуждать ваши отношения. Уверена, что камердинер сообщал герцогу о каждой твоей встрече с ее светлостью в Лондоне.

– Но откуда он мог знать? – удивился маркиз.

– А он дружит с камеристкой ее светлости, он, что называется, ухаживает за ней.

– Бог мой! Опять эти слуги! – воскликнул маркиз. – Но ты-то почему обсуждала с ними все эти сплетни, Друзилла?

– С кем еще, по-твоему, я могла поговорить? – резко спросила она. – Болтовня шестилетней девочки не располагает к общению и интересному разговору.

– Так вот как он все узнал, – проговорил маркиз, по всей видимости, даже не слушая, как Друзилла пытается защититься от нападок.

– И поэтому он вернулся, – заключила она.

– Я, наверное, совсем потерял голову, – с убитым видом признался маркиз. – Из твоих слов можно заключить, что даже если герцог и герцогиня будут держать язык за зубами, слуги разнесут все по всему свету.

Друзилла покачала головой.

– Я разговаривала с герцогом перед самым отъездом, – сказала она. – Он обещал предупредить своего камердинера и камеристку ее светлости, что, если хоть что-то о ночных событиях станет известно, он уволит их и не даст рекомендаций. Насколько мне известно, они не захотят рисковать.

– Ты обо всем позаботилась, – хмуро заметил маркиз. – Так в чем же заключается твое предложение?

– А вот в чем, – начала Друзилла. – Я прекрасно понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Довольно неприятно, когда тебя заставляют жениться против воли, тем более на такой, как я.

– Я этого не говорил, – запротестовал маркиз.

– Ты почти сказал, – заметила Друзилла. – Ты об этом думал – и не старайся переубедить меня.

– Хорошо, не буду, – проговорил маркиз. – Но, может, тебе удастся сделать что-нибудь, чтобы выглядеть более привлекательно? Может, стоит купить красивые платья и прочую чепуху?

– Естественно, я сделаю все, что в моих силах, – согласилась Друзилла. – Но, как ты понимаешь, мы не можем приехать в Лондон и объявить, что мы женаты, – это вызовет шквал слухов. Хоть ты и считал, что вы с герцогиней вели себя очень осторожно, я совершенно уверена, что о вас судачили во всех закоулках Сент-Джеймского дворца и во всех самых модных салонах Мейфер.

Губы маркиза превратились в тоненькую ниточку.

– Проклятье! – наконец воскликнул он. – Может ли человек иметь личную жизнь?

– Нет, если вращаться в высшем свете.

– Мы всегда так тщательно соблюдали все меры предосторожности, – еле слышно пробормотал маркиз.

– Да, Вальдо, у тебя действительно куриные мозги, – сказала Друзилла. – Ты должен знать, что такая красавица, как герцогиня, славящаяся своей тягой к молодым людям, обязательно у всех на виду. И когда она постоянно бросает томные взгляды на джентльмена, к тому же известного вроде тебя волокиту, их связь становится всеобщим достоянием и все начинают с наслаждением смаковать подробности.

– Ты всегда так выражаешься? – спросил маркиз. – Пойми, Друзилла, ты теперь моя жена, и тебе придется попридержать язычок, более того, тебе не следует знать о подобных вещах. Лишь замужней женщине позволительно разговаривать в такой манере, когда же слышишь подобное из уст девушки – это, по крайней мере, шокирует.

– Ты все время забываешь, что я замужем, – отпарировала Друзилла.

– Сомневаюсь, что смогу забыть об этом, – простонал маркиз. – Как бы то ни было, замужем ты или нет, – думай, что говоришь. Если твои разговоры приведут кого-то в ужас, ни тебе, ни мне от этого лучше не станет.

– Полагаю, – медленно произнесла Друзилла, освещенная сумеречным светом, проникающим сквозь окна кареты, – будь я разодета по последней моде, будь я элегантна и привлекательна, мои речи очень понравились бы тебе.

Маркиз бросил на нее скептический взгляд.

– Трудно представить тебя в каком-то другом виде, – с горечью проговорил он.

– Именно это я и хотела обсудить с тобой, – в который раз сказала Друзилла. – К кому из родственников я могла бы поехать?

– Родственников? Ты с ума сошла! – возмутился маркиз. – Я не хочу, чтобы им все стало известно, – они сразу же заподозрят что-то неладное, как только узнают о моей женитьбе.

– Я тоже не хочу, чтобы они обо всем узнали, – согласилась Друзилла.

– Так что же ты предлагаешь? – спросил маркиз.

– Я предлагаю следующее, – ответила Друзилла. – Ты отвезешь меня к кому-нибудь из родственников – ведь есть же хоть кто-то, кому можно доверять, – и я поживу там до тех пор, пока мы не объявим о нашей помолвке.

– О помолвке? – удивился маркиз. – Но мы же уже женаты, детка, ты что, еще не поняла этого?

– Все поняла, – сказала Друзилла так, будто разъясняла прописные истины бестолковому ребенку. – Как ты не понимаешь, что не надо об этом сообщать всему свету! Ведь сразу же начнутся разговоры, домыслы. Люди не так глупы – они же знают, что последние три месяца ты волочился за герцогиней.

– Откуда ты знаешь, что три месяца? – изумился маркиз.

– Тогда я впервые услышала об этом, – объяснила Друзилла. – Может, и дольше.

– Черт возьми тебя с твоими слугами! – вскричал маркиз. – На самом деле три месяца.

– Как бы долго ты за ней ни ухаживал, – продолжала Друзилла, – они все равно будут страшно поражены, если ты прямо из замка герцогини приедешь в Лондон и объявишь, что на ком-то женился.

– Конечно, это им покажется странным! – согласился маркиз. – Но, черт побери, что же мы можем сделать?

– Многое, если ты спокойно выслушаешь меня, – заверила Друзилла.

– Как все женщины, ты слишком много болтаешь, – сказал маркиз, – итак, продолжай.

– Я предлагаю отвезти меня… – Она замолчала. – … Точно, я знаю, куда меня везти.

– Ну? – поинтересовался он. – И куда же?

– К тетушке Шермалине, твоей бабушке! – воскликнула Друзилла. – Она еще жива?

– Естественно, – ответил маркиз. – Она полна сил и еще сильнее пристрастилась к нюхательному табаку – гораздо сильнее других вдовствующих маркиз. Она приближается к своему восьмидесятилетию.

– Она всегда была самой доброй из всех маминых родственников, – задумчиво проговорила Друзилла. – Я так давно ее не видела. Она единственная, кто, как мне кажется, не презирал нас.

– Нет, бабуля никогда бы на такое не пошла, – подтвердил маркиз. – Она запросто могла осадить тех, кто докучал ей, но, чтобы глумиться или унижать, – никогда. Ты права.

– Прекрасно, – воскликнула Друзилла, – вот к ней ты меня и отвезешь!

– А что ты собираешься там делать? – Маркиз был полон любопытства.

– Я собираюсь попросить ее помочь мне одеться должным образом, я хочу попросить ее представить меня высшему свету. Потом, примерно недели через три, может, попозже, мы объявим о нашей помолвке и вскоре обвенчаемся.

– Обвенчаемся? Но мы уже женаты, – запротестовал маркиз.

– А кто об этом знает? – спросила Друзилла. – Кроме того, мне бы очень хотелось обвенчаться в большой церкви с хором и при большом количестве гостей. Именно такой свадьбы и ожидают от такого титулованного и завидного жениха, от маркиза Линча.

– Дьявол! Более дурацкой затеи я еще не видел, – возмущенно проговорил маркиз.

– Почему затея дурацкая? – спросила Друзилла. – Объясни мне.

– Ну, может, я не прав, – заколебался маркиз. – Но ведь мы женаты, зачем же еще раз через все это проходить?

– Мы поженились только потому, что оказались перед выбором – в противном случае тебе пришлось бы драться на дуэли и тебя убили бы, – сказала Друзилла. – Нас обоих заставили спасать репутацию светской модницы, сердце которой раз и навсегда отдано ее положению при дворе, престижу, великолепию и роскоши, которыми она наслаждается, будучи женою герцога.

– Не смей так говорить о герцогине, Друзилла, иначе мне придется тебя хорошенько встряхнуть, – предупредил маркиз.

– Хорошо, я не буду дразнить тебя, – согласилась она, – но если ты дотронешься до меня, тебе это даром не пройдет. Однажды ты ударил меня битой для крикета, и синяк у меня на ноге держался несколько недель.

– Уверен, ты это заслужила, – с полным равнодушием проговорил маркиз.

– Итак, я продолжу, – сказала Друзилла. – На эти три недели тебе следует куда-нибудь уехать. Побудь с друзьями, отправься на скачки в Ньюмаркет, а я за это время приведу себя в более презентабельный вид, чтобы больше соответствовать образу женщины, ради которой ты решился на такой отважный шаг.

– Мне кажется, что эта затея – сплошное сумасшествие, – заключил маркиз, – но, по крайней мере, мы теперь знаем, что будем делать по приезде в Лондон. У меня нет ни малейшего желания устраивать тебя в отеле, а если мы появимся в Линче и ты покажешься в таком виде, это повлечет за собой разные толки.

– А где сейчас живет твоя бабушка?

– Там же, где всегда, – ответил маркиз, – в громадном, продуваемом всеми ветрами мавзолее на Керзон-стрит.

– Ты уверен, что она никуда не уехала? – обеспокоенно спросила Друзилла.

– Сейчас май, – ответил маркиз, – и если ты думаешь, что бабуля пропустит сезон в Лондоне, то жестоко ошибаешься. Несмотря на свой почтенный возраст, она не пропускает ни одного приема.

– Замечательно, мы едем прямо на Керзон-стрит, – заключила Друзилла. – Мы позавтракаем на почтовой станции и пересядем в твой фаэтон. В Лондон мы приедем рано. Все светское общество еще будет спать глубоким сном, поэтому маловероятно, чтобы меня кто-нибудь заметил.

Помолчав, маркиз медленно проговорил:

– Прости меня, Друзилла, за мое поведение. Обычно я не бываю таким грубым.

– Ты был несколько раздражен, – улыбнулась Друзилла. – К тому же, как я тебе уже говорила, надобности извиняться нет.

– Конечно, Искательница приключений! – с легкой улыбкой воскликнул он. – Если ты именно так представляешь себе приключение, то я предпочитаю спокойную жизнь.

– Глупости! Твоя жизнь никогда не была спокойной, а даже если бы что-то подобное и произошло, ты бы не знал, чем тебе заняться и что с такой жизнью делать.

– Откуда ты знаешь? – поинтересовался маркиз.

– Я много о тебе слышала в тех домах, где я работала, – ответила она. – Когда они упоминали твое имя, я тут же настораживалась и начинала прислушиваться. А почему бы и нет? Ведь ты единственный из тех, кого я знала, принадлежал к тому миру, в который попали или мечтали попасть мои хозяева.

– И что же обо мне рассказывали? – спросил маркиз, охваченный жутким любопытством, которому редко может противостоять человек, желающий узнать, что про него говорят другие.

– Когда-нибудь я расскажу тебе, – ответила Друзилла. – Большая часть из того, что я слышала, не делает тебе чести. Мой последний хозяин, например, пришел в ярость из-за того, что ты увел у него из-под носа танцовщицу, – на эту крошку он потратил довольно много денег, пока она не променяла его на предложенные тобой карету и пару лошадей. Ну и о многих других прелестницах шла речь.

– Послушай, Друзилла, ты не должна так свободно рассказывать о таких вещах! – взорвался маркиз.

– Ты сам меня попросил, – просто сказала Друзилла.

– Ты хочешь сказать, что тебя нанял эта свинья Уолден?

– Не он, а его жена, – ответила Друзилла, – чтобы я ухаживала за их двумя детьми, одному из которых было пять, а другому – шесть лет. К сожалению, как только танцовщица перестала занимать внимание лорда Уолдена, он сразу же начал подыскивать себе развлечения поближе к дому.

– Ты хочешь сказать, что Уолден посмел оскорбить тебя своим вниманием? – недоверчиво спросил маркиз.

– Вот именно, оскорбить, – с горечью повторила Друзилла. – А когда я вырвалась из его объятий, меня без всяких предупреждений выкинули из дома и не дали рекомендательных писем. Он сказал своей жене, что это я приставала к нему.

– И она ему поверила? – изумился маркиз.

– Женщины предпочитают верить своим мужьям, – ответила Друзилла. – Когда же я стала протестовать и рассказала ей, как все было на самом деле, она просто отказалась заплатить мне жалованье.

– Я не могу поверить, что люди могут так поступать, – признался маркиз. – Но ведь Уолдена не принимают в высшем свете, поэтому тебе с самого начала не следовало бы наниматься к ним в дом.

– Есть древнее изречение: «Беднякам не приходится выбирать», – вздохнула Друзилла. – До того, как я нанялась к леди Уолден, мое существование в другом доме осложнилось ухаживаниями старшего сына, который решил, будто я ниспослана Богом, чтобы дать ему возможность закончить свое образование в качестве обольстителя и развратника.

В голосе Друзиллы послышались резкие нотки, как будто воспоминания все еще причиняли ей боль.

– Да, тяжело тебе пришлось, – заключил маркиз совсем другим тоном. – Как только появится возможность, я разделаюсь с лордом Уолденом! Увидишь.

– Ты уже хорошо наказал его, – усмехнулась Друзилла, – переманив его танцовщицу. Ты страшно унизил его, а мужчины не любят, когда их унижают. Он твой враг, всегда помни об этом.

– Уж я-то не забуду, – с угрозой в голосе заверил ее маркиз.

– Думаю, если нам придется объяснять твоей бабушке, где мы встретились, будет правильнее сказать, что это произошло после того, как я оставила работу у лорда и леди Уолден. Таким образом, нам, по крайней мере, удастся избежать упоминания о герцоге и герцогине.

– Ты все учла, – похвалил ее маркиз, – а я ко всему прочему получу огромное наслаждение, если удастся выяснить отношения с Уолденом.

Лошади замедлили бег, и маркиз выглянул в окно.

– Кажется, мы приехали, – сообщил он.

Он проводил Друзиллу в гостиницу и дал указания сонному трактирщику по поводу завтрака. Друзилла поднялась наверх, чтобы привести себя в порядок.

Когда же она спустилась в маленькую гостиную, куда маркиз распорядился принести еду, она увидела, что он неподвижно сидит возле камина. В руке он держал стакан бренди, а его угрюмый взгляд был устремлен на разгорающийся огонь.

Он поднял на нее глаза, но ее вид не прибавил ему ни капли оптимизма.

Она была без шляпки, но волосы оставались собранными в узел, оголяя лоб, что очень не шло ей. Ее дешевое платье, казавшееся уродливым при свете свечи, теперь, при первых лучах восходящего солнца, пробивающихся через ромбовидное окошко, выглядело еще страшнее.