– Нет, ты не можешь, ты не сделаешь этого, – заявила герцогиня, схватив его за отвороты сюртука и заставив посмотреть на нее. – Это правда, говорю тебе. Милорд маркиз говорил мне, что у него склонность к его кузине. Мы обсуждали это, и он сказал, что горит желанием увидеться с ней. Я все знала, все так и есть на самом деле. Ну как же можно быть таким недоверчивым!
Она повернулась к маркизу.
– О, милорд, – взмолилась она, – заставьте же его поверить вам. Вы же понимаете, дуэль – это ужасно, подумайте, что станет со мной. Умоляю вас, докажите его светлости, что вы не были у меня, ведь он свято в это верит.
Голубые глаза герцогини наполнились слезами, губы дрожали. Маркиз посмотрел на нее и повернулся к герцогу.
– Прошу простить, если ваша светлость не верит моим словам. Надеюсь, вы все поймете, если я сообщу вам, что на самом деле я просил мою кузину Друзиллу оказать мне честь стать моей женой.
На мгновение воцарилась тишина, все оцепенели. Потом губы герцога искривила усмешка, и он произнес:
– Итак, этот маркиз, хвастающийся на каждом углу, что он неуловимый холостяк, наконец попался. Позвольте узнать, что интересующая нас дама, мисс Морли, может ответить на это предложение?
Все трое повернулись к Друзилле и застыли, как на картине: герцогиня с молящим взором; маркиз, притягивающий к себе взгляд Друзиллы; герцог, полный подозрений, недоверия, осуждения.
Они ждали от нее ответа, ждали, что она скажет. Наконец пересохшими от волнения губами она произнесла:
– Я с большим вниманием отнеслась к такому искреннему предложению… и обдумав все… я с большой… радостью принимаю предложение моего кузена стать его женой.
Герцогиня тихо вскрикнула.
– Итак, решено, – тихо произнесла она. – Теперь, Джордж, ты должен быть доволен.
– Конечно, моя дорогая, – хмыкнул герцог и потом, когда все уже облегченно вздохнули, продолжил: – Но как отец и как блюститель нравственности всех, кто находится под крышей моего дома, я не могу простить мисс Морли ее появление на людях в подобном виде, и даже столь важная причина, как предложение о замужестве, ее не оправдывает. Таким образом, мне надлежит проследить, чтобы бракосочетание состоялось как можно скорее. Мы разбудим моего капеллана, и вы, милорд, и вы, мисс Морли, через час присоединитесь к нам для проведения церемонии бракосочетания.
– Бракосочетания?! – вскричал маркиз.
– Что ты хочешь сказать, Джордж? – взвизгнула герцогиня.
– Я хочу сказать, моя дорогая, – ответил герцог, – что твой друг, благородный маркиз, должен подкрепить свою историю действиями, если желает, чтобы я всему поверил. А что может быть более убедительным, чем скорейшее венчание? И мы с тобой будем свидетелями на такой восхитительной церемонии.
– Это невозможно! – горячо воскликнул маркиз.
– Тогда остается в силе мое первое предложение, – заявил герцог. – Выбор оружия я, так и быть, оставлю за вами.
– Нет, нет! – закричала герцогиня. – Какая нелепость, чушь какая-то! Подумайте, что скажут люди!
– А никто и не узнает, – ответил герцог, – если ты, моя дорогая, не начнешь болтать. Очень сомневаюсь, что у тебя возникнет подобное желание.
– Такое бракосочетание не может считаться законным, – быстро проговорил маркиз, – у нас нет специального разрешения.
– Я вам приготовил сюрприз, – сказал герцог, вытаскивая из внутреннего кармана дорожного сюртука какую-то бумагу. – Причина, заставившая меня отправиться в Оксфорд и лишившая меня счастья присутствовать на сегодняшней вечеринке, заключалась в том, что я узнал о намерении моего племянника жениться на дочери лавочника. Эта женитьба гибельна для него. Но он дошел до того, что добыл специальное разрешение, которое я у него и отобрал, дабы быть уверенным, что он не воспользуется им. Вот оно.
Герцог взглянул на бумагу.
– Имена, естественно, нам придется изменить, но я не сомневаюсь, что мой дальний родственник, его преосвященство архиепископ Кентерберийский, одобрит мои действия, когда мы разъясним ему создавшуюся ситуацию.
– Итак, у вас все козыри! – воскликнул маркиз.
Герцог посмотрел ему прямо в глаза.
– Очень мудро с вашей стороны признать это, – ответил его светлость и повернулся к Друзилле: – Мисс Морли, вы меня крайне обяжете, если оденетесь поприличнее. Полагаю, часа вам хватит на то, чтобы переодеться и упаковать ваши вещи.
– Упаковать вещи? – изумилась Друзилла.
– Ну, конечно, – вкрадчиво ответил герцог, – вы же захотите покинуть замок вместе с мужем. Для него тоже не составит особого труда собраться за час. Наша церковь, как вы знаете, в Западном крыле. Там-то мы и будем вас ждать. А теперь, моя дорогая, – обратился он к жене, беря ее за руку, – мы с тобой удалимся в наши покои.
– Ты сумасшедший, Джордж, ты совсем помешался! – воскликнула герцогиня.
– Мне очень жаль, что ты так считаешь, – сказал герцог. – Мне кажется, это разумный и цивилизованный способ решения того, что ты называешь страшной трагедией.
Его слова заставили герцогиню промолчать. Она позволила вывести себя из классной, бросив прощальный взгляд на маркиза.
Он смотрел ей вслед, пока она не скрылась в коридоре, потом повернулся к дрожавшей всем телом, белой, как снег, Друзилле.
– Господи! Какой ужас! – взорвался он. – Послушай, ты, глупая девчонка, какого черта ты мне не отказала?
Глава 2
– Будь он проклят, пусть он в аду сгорит! Чтоб он провалился! Подлец!
Маркиз рухнул на мягкое сиденье кареты. Ругань, срывающаяся с его губ, становилась все более яростной, грубой и непристойной.
Он пришел в себя только через пять минут, сообразив, что Друзилла сидит прямо и неподвижно. У него промелькнуло в голове, что другая на ее месте набросилась бы на него с упреками или заткнула бы уши, чтобы не слышать этот поток непристойностей.
Слова замерли у него на губах, он еще раз посмотрел на молчаливую фигуру рядом с ним.
«Боже мой, – подумал он. – У нее вид самой настоящей служанки».
Эта мысль вывела его из себя, и он опять принялся ругаться.
– Господь всемогущий! – вскричал он. – Я стану посмешищем всего Сент-Джеймса! Ты только представь себе, как они станут издеваться надо мной! «Маркиз-холостяк», тот самый, который образовал свой собственный Клуб Холостяков со штрафом в пятьсот гиней с каждого, кто женится. И единственным оправданием тому, кто связал себя узами брака, может служить божественная…
Внезапно он замолчал, осознав, что его слова звучат очень оскорбительно. В конце концов, Друзилла – его кузина, и единственный положительный момент во всем этом кошмаре то, что она благородной крови, а не какая-то простолюдинка.
И в то же время разве может мужчина гордиться такой женой, разве может ее внешность – именно это только что чуть не сорвалось с его губ – служить ему убедительным оправданием окончания холостяцкой жизни?
Однако чувство стыда за то, что он втянул ее в эту историю, не покидало его, поэтому, хоть и неласково, он проговорил:
– Полагаю, мне следует извиниться.
– В этом нет надобности, – спокойным голосом ответила Друзилла, и это разозлило его гораздо больше, чем если бы она была взволнована или подавлена.
Она сняла очки – это, кажется, было первым ее движением с тех пор, как они сели в карету, – и, приоткрыв окно, выбросила их на дорогу.
– Зачем ты это сделала? – спросил маркиз.
– Это символический жест, – ответила она, и в мерцающем свете лампы он увидел, что она улыбнулась.
– И что же он символизирует? – поинтересовался он.
– На самом-то деле они мне не нужны, – объяснила Друзилла. – Я носила их только для того, чтобы выглядеть как можно более непривлекательной, чтобы моя внешность никого не располагала к общению со мной.
– Неужели это было так необходимо? – удивился маркиз.
Интересно, спрашивал он себя, почему он все еще испытывает неприязнь к этой девушке, которая, по сути, вытащила его из безнадежной ситуации?
Давая обеты в церкви замка – обеты, которые он с огромным трудом цедил сквозь зубы, – он не мог не сравнивать внешность стоявшей рядом с ним невесты с чувственной красотой любимой им женщины. И их невозможно было не сравнивать. Герцогиня, которую против воли заставили стать свидетельницей на этой грустной церемонии, постаралась предстать во всем своем великолепии. И только женщина могла понять, что ее туалет чересчур кричащий, что бриллиантовое ожерелье, мерцающее на ее белой шейке, и низкое декольте дорогого вечернего платья свидетельствуют о полном отсутствии вкуса.
Но свечи в алтаре освещали ее искрящиеся светлые волосы, и маркизу казалось, что ее голубые глаза затуманены невыплаканными слезами, а губы еще более чувственны, чем всегда.
С большим трудом ему удавалось отводить от нее взгляд и смотреть на невзрачное существо рядом с ним. Бесформенное платье Друзиллы было отвратительного темно-коричневого цвета, волосы скрывала простая шляпка из дешевой соломки, весь облик портили уродливые очки. Да она похожа на сироту из приюта, подумал маркиз, когда она вошла в церковь.
Неудивительно, говорил он себе, что сейчас его больше всего волнуют насмешки приятелей. Он живо представлял, как они будут издеваться над ним.
И все же он заставил себя вспомнить о приличиях и сказал:
– Прости меня, Друзилла, зря я впутал тебя в это дело.
– Тебе же ничего больше не оставалось, разве не так? – проговорила она. – Кроме того, не нужно извиняться. Ты дал мне то, чего я ждала долгое время.
– Что именно? – удивился он.
– Возможность стать Искательницей приключений, – прозвучал странный ответ.
– Кем? – вскричал он.
– Искательницей приключений, – повторила она. – Однажды я спросила папу, кто такая «искательница приключений», и он объяснил, что это «женщина, которая ищет счастливую возможность устроить свою жизнь». Вот я и ждала удобного случая покончить со своим унылым существованием. Я благодарна тебе, Вальдо, за то, что ты дал мне этот шанс.
– Я счастлив, что хоть кто-то доволен, – угрюмо проговорил маркиз. – Полагаю, именно по этой причине ты и приняла мое предложение.
– Я оказалась перед выбором, – с горечью промолвила Друзилла, – ведь меня без всяких рекомендаций выгнали бы из дома. Это означало бы, что у меня не будет ни малейшего шанса найти новую работу, и тогда меня ожидали бы или голодная смерть, или грех.
Маркиз, охваченный стыдом за свое поведение, ничего не сказал, и они еще долго ехали в полном молчании, пока наконец Друзилла тихо не произнесла:
– Если ты уже успокоился, я хочу сделать предложение. Ты готов выслушать?
– А мне больше ничего и не остается, не так ли? – раздраженно выпалил маркиз. – Нам еще почти час трястись в этой проклятой карете до почтовой станции.
– Что бы ты ни говорил, а его светлость проявил великодушие, предложив нам эту карету, – сказала Друзилла.
– Уверяю тебя, он сделал это совсем не ради нас, – заверил ее маркиз. – Он сказал мне: «У меня нет ни малейшего желания, чтобы гости видели, как вы уезжаете из замка с женщиной. А именно так и случится, если вы отправитесь в вашем фаэтоне. Поэтому до границы моих владений вас повезут в моей карете. Потом вы пересядете в свой фаэтон – и можете катиться ко всем чертям!»
Последние слова маркиз произнес довольно резко. Помолчав, он пробормотал:
– Боже мой, лучше бы я с ним стрелялся.
– Он бы тебя убил.
– Что ты имеешь в виду? – возмутился маркиз. – Я считаюсь первоклассным стрелком.
– Уверена, герцог – более меткий стрелок, – ответила Друзилла. – К тому же у него есть опыт. Говорят, пять лет назад он уже застрелил кого-то на дуэли. Но тот человек занимал невысокое положение, и скандал удалось замять.
– А из-за чего была дуэль? – поинтересовался маркиз.
Друзилла улыбнулась.
– Ты еще спрашиваешь? Ты не первый, на кого ее светлость обратила свои голубые глазки, и, уверяю тебя, не последний.
– Ты ее не любишь, не так ли? – заметил маркиз.
– Она тяжелый, завистливый, мелочный и ограниченный человек, – ответила Друзилла.
Она произнесла эти слова с полным равнодушием.
– Я не верю тебе, – сказал маркиз.
– А я и не рассчитывала, что ты поверишь, – пожала плечами Друзилла. – Но, как бы то ни было, она чуть лучше тех знатных дам, с которыми мне пришлось иметь дело. А они, в свою очередь, значительно лучше своих мужей.
– Ты прекрасно приспособишься к тому обществу, в которое вступаешь, – довольно раздраженно произнес маркиз.
– Именно об этом я и хотела поговорить с тобой, – напомнила Друзилла.
– У тебя есть какие-то предложения? – спросил маркиз. – Только предложения должны быть дельными – мы же не хотим, чтобы нас сочли психами из Бедлама. [2]
– Наша главная задача – не стать посмешищем, – отпарировала Друзилла.
– Вот ты и постарайся помешать этому, – уныло проговорил маркиз.
– Именно к этому я и стремлюсь, – заверила его Друзилла. – Выслушай же меня.
– Я готов, – сказал маркиз, усаживаясь в углу кареты и вытягивая ноги.
Хотя Друзилла и не подозревала об этом, он прилагал нечеловеческие усилия, чтобы не выпустить наружу свою ярость и не начать колотить кулаками в стенку. От отчаяния ему хотелось все крушить и ломать.
Друзилла посмотрела на него. Да, действительно, даже в гневе он очень красив – стройная фигура, утонченные, почти классические черты лица, совершенная линия лба, обрамленного густыми волосами, делали его неотразимым, и никакая женщина – Друзилла ни на минуту не усомнилась в этом – не смогла бы устоять перед ним. Кроме того, во всем его облике присутствовало нечто необузданное, своего рода бесшабашность, эдакое удальство, с сотворения мира всегда привлекавшее женщин.
– Итак, – прервал затянувшееся молчание маркиз, – что ты хочешь предложить: чтобы мы отправились в Китай или чтобы с гордым безразличием отдали себя на растерзание шушукающейся и хихикающей толпе, поджидающей нас в Лондоне?
– Я все тщательно продумала, – ответила Друзилла, – и считаю, что мы достаточно умны, чтобы избежать всего того, чего ты так боишься.
– Боюсь? – Вопрос маркиза прозвучал очень резко, и стало ясно, что Друзилла недалека от истины.
– Конечно, боишься, – продолжала она, – боишься оказаться в глупом положении, боишься, что все узнают, как тебя загнали в угол: ты сдался не потому, что тебе угрожали пистолетом, – просто женщина умоляла спасти ее репутацию.
Маркиз промолчал, и внезапно Друзилла воскликнула:
– Как можно было так опростоволоситься? Как же ты мог так попасться?