– Надеюсь, там я и найду ее, – вяло проговорил маркиз и ушел.
Он медленно брел по дорожкам, размышляя, как поступить. Он понимал, что у него нет возможности искать Друзиллу в разбросанных по всему саду беседках, потому что заглядывать внутрь неприлично. А на дорожках, вьющихся между фонтанами и клумбами, Друзиллы не было.
Внезапно он услышал ее голос.
– Оставьте меня в покое! Не смейте подходить мне!
Она говорила очень резко, но у него не вызывало сомнения, что она крайне напугана.
– Неужели вы на самом деле считаете, что я позволю вам сбежать от меня? – послышался мужской голос. – Я так давно ищу вас, я столько думал о вас, я так страстно желал вас. Я едва смог поверить, когда вернулся в Лондон, что это именно о вас все говорят.
– Я помолвлена и скоро выйду замуж, – твердо заявила Друзилла. – Если вы посмеете оскорбить меня, вам придется иметь дело с моим женихом.
– Неужели вы можете подумать, что я испугаюсь этого хлыща? – удивился мужчина. – К тому же для меня не имеет значения, помолвлены вы или замужем.
– Дайте мне пройти… Я не желаю стоять и слушать вас! – вскричала Друзилла.
– Вам не удастся так просто отделаться от меня, – прозвучал ответ. – Я хочу вас, Друзилла, боже мой, как я хочу вас! Одна мысль о вас сводит меня с ума! А эта белоснежная кожа! Как вы не понимаете: если мужчине хоть раз посчастливилось дотронуться до вас, он не сможет устоять против желания вновь прикоснуться к вашему телу! Дьявол, вы были так прекрасны при свете камина, я никогда этого не забуду!
– Дайте мне… пройти!
Маркиз услышал, что крик Друзиллы оборвался, как будто кто-то закрыл ей рукой рот.
Слушая этот разговор, он находился в каком-то оцепенении, но сейчас он словно пробудился, все его существо напряглось, готовое к решительным действиям.
Он попробовал было пробраться сквозь заросли, отделявшие его от беседки, но оказалось, что все кусты сплелись между собой и образуют сплошную стену. Он побежал к границе этой непреодолимой преграды, и, когда он наконец обогнул ее, то увидел Друзиллу, которая, раскинув руки, бежала к нему навстречу.
Охваченная ужасом, она не видела ничего перед собой и, только налетев на маркиза, узнала его.
– О… Вальдо! Вальдо!
В ее голосе слышалось непередаваемое облегчение, и он почувствовал, как ее руки обвились вокруг его шеи.
– Забери меня… отсюда, забери меня!..
– Кто этот человек, что он тебе сделал? – настойчиво спросил маркиз.
Он посмотрел поверх ее головы, но в темноте невозможно было что-либо увидеть.
– Забери меня… отсюда, – плакала Друзилла, – не могу… здесь оставаться, не могу…
Маркиз обнял ее и заметил, что она вся дрожит, судорожно хватая ртом воздух. Ужас сводил ее с ума – маркиз видел, как подобный страх испытывали солдаты, впервые оказавшиеся под обстрелом.
– Все в порядке, – постарался он успокоить ее. – Никто тебе ничего не сделает. Но кто это, черт возьми, такой?
– Забери меня… Бога ради, забери меня… – молила Друзилла.
Маркиз посмотрел на нее. Увидев, что она охвачена паникой, он решил отвести ее в сад, подальше от дома, чтобы дать ей время прийти в себя.
– Все в порядке, – продолжал он уговаривать ее.
Они остановились у самой ограды. Вдруг Друзилла схватила маркиза за руку.
– Я не… вернусь, – опять заплакала она. – Я не хочу… его видеть. Я не вынесу… Ты… не понимаешь…
– Нам не надо возвращаться в дом, – проговорил маркиз. – Здесь есть выход. Я сейчас отвезу тебя домой.
В высокой стене, окружавшей сад, была калитка, которая вела на Беркли-стрит. Около калитки стоял лакей, который предупредительно распахнул ее перед маркизом.
Вдоль всей улицы тянулась вереница экипажей, ожидавших, когда их вызовут к главному входу на Пикадилли.
Маркиз подошел к коляске, стоявшей прямо напротив калитки.
– Я маркиз Линч, – обратился он к кучеру. – Этой даме плохо, и мне надо отвезти ее на Керзон-стрит. Это недалеко, к тому же я знаком с твоим хозяином, – он бросил взгляд на герб, – лордом Болтоном. Он не будет против, если ты отвезешь нас.
– Слушаюсь, милорд, – ответил кучер.
Друзилла забилась в угол коляски и закрыла лицо руками. Она молчала, молчал и маркиз. Наконец коляска подкатила к дому вдовствующей маркизы.
– Давно ее светлость ушла к себе? – спросил маркиз у лакея.
– Только что, милорд.
– Зажгите свечи в малой гостиной и затопите камин, – приказал маркиз.
Вид у лакея был удивленный, но он быстро выполнил указания. Маркиз, взяв Друзиллу за руку, отвел ее в малую гостиную на первом этаже, в которой маркиза обычно принимала утренних гостей.
Комната была наполнена ароматом сухих цветочных лепестков, разложенных в плоских вазах. Везде стояли живые цветы. Лакей мгновенно разжег огонь в камине, а маркиз наполнил стакан из графина на столике возле двери и поднес его Друзилле.
– Я ничего… не хочу, – пробормотала она, качая головой.
– Выпей, – потребовал маркиз.
Она подчинилась. Только после первого глотка она поняла, что он налил ей бренди, и этот обрушившийся в нее обжигающий водопад унял дрожь, сотрясавшую все ее тело.
Когда лакей вышел, Друзилла перебралась с дивана на мягкий ковер возле камина. Пламя, набросившееся на сухие поленья, разгоралось все ярче. Она протянула руки к огню.
Маркиз сел в кресло.
– Это был Уолден, не так ли? – спросил он.
Она кивнула.
– Мне кажется, тебе следует рассказать мне, что произошло, – сказал маркиз.
Она подняла на него глаза, всем своим видом выражая отказ.
– Нет… – проговорила она, – нет… я не могу.
– Я имею право знать, – настаивал маркиз. – Я слышал, о чем он с тобой говорил, и я должен знать, что он имел в виду, когда сказал «дотронуться до тебя». Ты ведь можешь меня понять.
Друзилла глубоко вздохнула. Зажав руки между коленями, она наклонила голову. В это мгновение она выглядела очень юной и беззащитной – девочкой, которую несправедливо обидели.
Однако ее вид нисколько не смягчил маркиза, он остался непреклонен.
– Я должен знать, Друзилла.
Воцарилась тишина, и он решил, что она так и не отважится рассказать ему. Но вдруг она заговорила.
Ее голос дрожал и прерывался, она запиналась на каждом слове, ее слова звучали так тихо, что временами он едва слышал ее, и все же она говорила и говорила, как бы испытывая облегчение от возможности довериться ему.
Она рассказала, как леди Уолден наняла ее в гувернантки к своим детям. У Друзиллы уже была репутация беспринципной женщины, ей уже пришлось уволиться с нескольких мест, где на нее обрушился целый поток оскорблений и где она прошла через все степени унижения.
Ее рассказ был искренним, она ни капли не преувеличивала нанесенные ей обиды, и маркиз прекрасно понимал недосказанное.
Сначала Друзилле показалось, что в доме лорда Уолдена она наконец нашла покой и убежище, которые так долго искала. Леди Уолден была довольно скучная и чопорная особа, однако общение с нею не было неприятным. Казалось, она даже одобряет то, как Друзилла воспитывает ее детей.
Через некоторое время, когда первое напряжение и страхи улеглись, Друзилла поняла, что ей больше не надо защищаться. Выяснилось, что лорд Уолден почти постоянно живет в Лондоне, в то время как леди Уолден, хрупкой и болезненной женщине, легче жить за городом, где почти нет светских развлечений.
Когда впервые приехал лорд Уолден, у Друзиллы не возникло никакого ощущения опасности. Это был мужчина средних лет, и она не обращала на него особого внимания до тех пор, пока однажды, когда она вела детей из классной в спальню, он не встал на пути.
Он едва коснулся ее руки – но этого было достаточно! Инстинкт подсказал ей, что перед ней опасность.
На следующий день он зашел в классную сразу после обеда. При виде него Друзилла моментально нацепила очки и поднялась. Она знала, что в это время леди Уолден обычно отдыхает. Дети тоже отдыхали, и Друзилла порадовалась тому, что дверь в ночную спальню открыта: у лорда Уолдена не будет повода считать, будто дети спят.
– Добрый день, мисс Морли, – сказал он.
Она сделала реверанс.
– Добрый день, милорд.
– Садитесь, – сказал он. – Я зашел, чтобы проверить, удобно ли вам, есть ли у вас все необходимое.
– Я всем довольна, благодарю вас, милорд.
– А дети вас слушаются? Вам нравится здесь?
– Очень, милорд.
– Прекрасно, прекрасно.
Разговаривая, он медленно приближался к Друзилле, сидевшей возле камина. Наконец он оказался перед ней – огромный, широкоплечий, он стоял и смотрел на нее.
– Не слишком ли вы молоды, мисс Морли, для такой работы?
– Милорд, я занимаюсь воспитанием детей уже два года.
– У вас рыжие волосы, мисс Морли. Это в некоторой степени противоречит вашему смиренному тону.
– Мне очень жаль, что вашей светлости… не нравится мой… голос.
– А вот ваши волосы мне нравятся. – Его голос стал зловещим. – Считается, что женщины с такими волосами очень эмоциональны, что внутри их горит огонь страсти.
– Вряд ли, милорд, вам бы понравилось, если бы гувернантка ваших детей обладала такими качествами.
При этих словах Друзилла подняла на него полный упрека взгляд. Но, увидев его глаза, она напряглась, охваченная страхом, и внезапная волна ужаса железной рукой схватила сердце и сдавила горло.
Какое-то мгновение лорд Уолден молча смотрел на нее, потом резко повернулся и вышел. У нее возникло впечатление, что все это время ему с большим трудом удавалось держать себя в руках.
И Друзилла поняла, что долгожданному покою, обретенному после стольких скитаний, пришел конец, ощущение безопасности исчезло, и ею вновь овладел страх – страх, подобного которому она никогда раньше не испытывала.
Дни проходили за днями, и ничего особого не происходило; однако Друзилла понимала, что это только вопрос времени, и взгляды, бросаемые на нее лордом Уолденом, и надуманные причины, которыми он объяснял детям свое присутствие на прогулках, служили лишним доказательством ее правоты.
Она спрашивала себя, что ей делать. Уехать она не могла – ей просто некуда было ехать. Если она попросит расчет, ей придется отправиться в бюро по найму домашней прислуги, где ей уже сообщили, что найти работу гувернантки практически невозможно, так как у нее нет рекомендаций, и к тому же она слишком быстро увольнялась с предыдущих мест.
Однажды – дело было в конце марта – Друзилла собиралась уже ложиться спать, когда ей сообщили, что ее хочет видеть леди Уолден.
– В десять вечера?! – воскликнула Друзилла.
Экономка сказала:
– Я помогала горничной ее светлости стелить постель, и ее светлость сказала: «Передайте мисс Морли, что я хочу поговорить с ней».
– А его светлость там был? – спросила Друзилла.
– Он был в соседней комнате, – ответила экономка. – Я видела его.
Друзилла колебалась. Может, набраться храбрости и сказать, что она уже легла спать? Но Друзилла понимала, что это бесполезно. Она оглядела классную.
В камине пылал огонь, горела свеча, и от этого комната казалась очень уютной, своего рода убежищем, которое ей все же придется покинуть: экономка ждала ее.
– Хорошо, – сказала Друзилла. – Я иду.
Она закрыла за собой дверь и пошла по коридору. Она пыталась представить, зачем леди Уолден послала за ней, но ничего не приходило ей в голову, она не могла припомнить каких-либо неприятностей с детьми или своих собственных упущений.
Классная комната располагалась в дальнем крыле. Когда наконец Друзилла добралась до центральной части дома, она уже успела продрогнуть, к тому же ее знобило от нервного напряжения и беспокойства. Она постучала в дверь спальни.
– Войдите.
Леди Уолден сидела в постели, откинувшись на подушки. Вид у нее был болезненный.
Друзилла уже знала, ее здоровье было подорвано приступами бронхиальной астмы, усиливавшейся с каждым годом и приковывавшей ее на всю зиму к постели.
Друзилла осторожно вошла. Оглядевшись, она с облегчением увидела, что лорда Уолдена в комнате нет.
– Проходите, мисс Морли, – слабым голосом проговорила леди Уолден. – Я хочу поговорить с вами.
– Что случилось, леди Уолден? Надеюсь, вам лучше.