Люби меня вечно

— Возможно, — задумчиво произнесла Эме, — через много-много лет следующие поколения будут представлять нас привидениями, которые бродят среди красот дворца. Другие люди будут здесь жить или приходить сюда, чтобы посмотреть, где мы когда-то танцевали и веселились.

Изабелла слегка поежилась.

— Какие мрачные мысли! А ведь действительно, так легко думать о прошлом, но страшно представить себе будущее, для которого мы сами окажемся далеким прошлым!

— Я уверена, что потомки будут помнить вас, монсеньер. Ваши прапраправнуки вырастут смелыми, сильными и справедливыми, воспитанные на рассказах и воспоминаниях о ваших достойных деяниях, — задумчиво проговорила Эме.

Изабелла насмешливо воскликнула:

— Чепуха! Скорее всего о нем будут вспоминать как о развратном герцоге! Что-то я с трудом представляю себе его светлость святым Себастьяном!

Герцог отвернулся к окну, словно устав от светской болтовни. Однако Эме взволнованно обратилась к Изабелле:

— Мадам, я так люблю вас и так благодарна вам за все, что вы сделали для меня, за вашу доброту, но прошу, не говорите так о монсеньере. Для меня он навсегда останется хорошим и добрым человеком. Он сражался за меня с такой храбростью, на какую мало кто способен. Я почитаю его так же сильно, как люблю!

На какое-то мгновение в комнате воцарилось молчание, а затем Изабелла порывисто обняла и поцеловала Эме.

— Извините меня, дорогая, это действительно бестактно с моей стороны, но я просто дразнила Себастьяна, он это знает.

Дамы покинули комнату, а герцог отправился к Гуго, который полностью согласился, что отъезд герцога и Эме совершенно невозможен.

— Враги королевы и так раздуют пожар из того, что произошло вчера вечером. Не стоит играть им на руку.

— Но при чем тут враги королевы?

— Последователи де Шартра будут просто в восторге. Война между дворцом и Пале-Роялем не прекращается. Вы и сами знаете, Себастьян, что это очень реальная и очень жестокая война.

— Не представляю, как можно повернуть то, что произошло вчера вечером, в пользу сторонников де Шартра. Все знают, что королева упорно не разговаривает с кардиналом де Роаном.

— Но графиня де Фремон — признанная фаворитка ее величества.

— Забыл! — воскликнул герцог. — Да, Изабелла, как всегда, права. Мы должны отправиться на сегодняшний праздник и дать всем понять, что выпад Эме против графа Калиостро и кардинала — вопрос ее личных убеждений и не имеет политической подоплеки.

Этим вечером Эме была так обласкана королевой, что почти лишилась дара речи от удивления и счастья.

Мария Антуанетта была так прелестна, что весь праздник и все гости казались всего лишь оправой для ее живой прелести и грации. Сады Трианона на этот вечер превратились в настоящую страну чудес. Фонари, спрятанные в ветвях, искусно подсвечивали цветущие деревья и кустарники, подчеркивая чудесные оттенки цветов. А за греческим храмом богини любви были выкопаны специальные канавы, заполненные хворостом. Когда его подожгли, казалось, храм парит над огненным морем.

Гости королевы прохаживались среди фонтанов, чьи струи рассыпались блестящими брызгами, любовались статуями богов и богинь, нимф и драконов, которые в мерцающем свете фонарей, казалось, ожили, чтобы тоже участвовать в празднике.

Любое чудо в садах Трианона в этот вечер не показалось бы странным. Одетые в белое гости казались собранием призраков, явившихся из какой-то далекой эпохи.

Ужин, накрытый на маленьких столиках, состоял из сорока восьми блюд и шестидесяти четырех закусок. Ушки ягнят а-ля Провансаль, осетрина, оленина, добытая самим Людовиком XVI, фазаны, бычьи языки и множество других деликатесов.

Все гости ели с большим аппетитом, кроме короля Швеции. Он ограничился жареной барабулькой.

Король Густав полностью пренебрег дворцовым этикетом и явился в Версаль, не сообщив предварительно о времени, когда его можно ожидать. Сам Людовик охотился в Рамбуйе и, получив неожиданное известие о приезде высокого гостя, был вынужден галопом прискакать во дворец. Придворные потом долго посмеивались над тем, что его величество в конце концов появился перед шведским королем в разных башмаках.

Однако короля Густава это ничуть не волновало. Он сам одевался просто, если fie сказать — небрежно, а приезжая в чужую страну, предпочитал не пользоваться экипажем, а разгуливать пешком.

Король был некрасив: удлиненный овал лица, орлиный нос, странно сплющенный с левой стороны лоб, плохой цвет лица. Когда он расхаживал по городу в потертой одежде, горожане, с которыми он любил общаться, часто принимали его за своего и разговаривали с ним таким тоном, что придворные приходили в полное замешательство.

В этот вечер король Густав зевал во время представления прелестной пьесы Мармонтеля и почти заснул, когда ее сменил балет. Продолжение праздника на лоне природы тоже оставило его равнодушным.

Но королеву, казалось, вовсе не обескураживал недостаток монаршего внимания. У нее был свой гость, для которого она и готовила этот праздник. А уж он-то, несомненно, мог в полной мере оценить то чудо, которое она совершила.

Французский двор не видел такого роскошного угощения со времен средневековья. Горничные и лакеи, повара и поварята, шведские и французские гвардейцы, актеры и танцовщики из театра, даже конюхи не были забыты: в соседнем с дворцом павильоне для них были накрыты столы.

Как только королева встала из-за стола и ступила в душистую тень и полумрак сада, рядом с ней появился стройный красивый молодой человек, высокий, подтянутый, с гордой осанкой и благородно посаженной головой, — граф Аксель Ферсен. У него были светлые волосы северянина, а глаза — удивительно теплые, выразительные, темные. Говорили, что в его жилах течет и южная кровь. Безупречный овал лица, чеканный профиль отличались тонкостью линий. Густые темные брови говорили о твердом, но страстном характере, силе и надежности чувств.

Королеве почти не удавалось побеседовать с ним наедине. За каждым их движением следили сотни глаз, сотни ушей ловили каждое слово, и нашлись бы сотни желающих при возможности пересказать, переиначив до неузнаваемости, все, что удалось бы услышать. И все же молодые люди были счастливы, просто прохаживаясь вместе по бархатистой траве.

Может быть, это ощущение счастья вызвало у королевы желание, чтобы рядом с ней в этот вечер была молодая и счастливая женщина. Увидев Эме, она остановилась и с улыбкой обратилась к девушке, опустившейся в глубоком реверансе:

— Вам нравится мой вечер, мисс Корт?

— Я никогда в жизни не видела ничего подобного вашим прекрасным садам, мадам, — ответила Эме.

— Все украшения и огонь за храмом любви я придумала сама, — заметила королева.

— Идея вполне достойна вас, мадам, — неторопливо произнес глубоким голосом граф Аксель.

Мария Антуанетта повернулась к нему, и в ту же секунду в глазах обоих вспыхнул тот свет, который яснее всяких слов выдавал их тайну. Эме тихонько вздохнула. Она понимала, что эти двое влюблены друг в друга, и это нисколько не удивило ее. На короткое время тень, которая так угрожающе нависала над головой королевы, когда Эме впервые увидела ее в Версале, отступила. Сейчас, пусть всего на несколько часов, царили свет, счастье и любовь.

Мария Антуанетта с видимым усилием отвела взгляд от лица молодого шведа.

— Если бы мне досталась хоть малая толика поэтического таланта, я обязательно сочинила бы об этом прекрасном романтическом вечере поэму, и она наверняка оказалась бы не хуже, чем те строки, которые разгуливают по улицам Парижа.

В ее голосе прозвучали горькие нотки.

— Не думайте об этом, мадам, — быстро проговорил Аксель Ферсен, не притворяясь, что не понимает истинного смысла слов королевы. — Я, конечно, не поэт, но вот две строчки, которые сегодня приходят мне на ум:

Вера, надежда, любовь — Это вечно единый союз.

Взволнованный голос молодого человека прозвучал слегка приглушенно.

— О, прелестно, прелестно! — воскликнула Мария Антуанетта. — Я обязательно это запомню. А вы, мадемуазель, вы вспомните эти слова, когда вернетесь к себе в Англию?

— Я запомню их навсегда, мадам. Вера, надежда, любовь, — это то, о чем каждый из нас может просить, чего мы и должны желать.

— Вы так молоды, а рассуждаете с удивительной убежденностью. Но вера обычно приходит в результате страданий, а любовь — тогда, когда мы ее меньше всего ожидаем.

— Но надежда всегда с нами, — тихо и строго заметила Эме, — от рождения и до могилы.

— Надежда, конечно! Только надежду никто не может отнять у нас.

— В голосе королевы звучало почти отчаяние, но она постаралась не дать ему волю.

— Пойдемте, — пригласила она, — посмотрим, достаточно ли хвороста осталось за храмом любви. Будет дурным знаком, если огонь любви погаснет из-за недостатка топлива.

Королева засмеялась и увлекла Эме за собой, предоставив придворным сплетничать о появлении при дворе новой фаворитки.

Герцог хотел было отправиться следом, но его отвлек английский посол.

— Я хотел бы, если можно, поговорить с вами наедине, где никто нас не сможет услышать, — сказал он.

— Давайте пройдемся до террасы, — предложил герцог. — Там есть скамейка, к которой невозможно подкрасться незаметно.

Вскоре они оказались в укромном уголке парка.

— Если вы не возражаете, я хотел бы услышать вашу версию событий, которые произошли вчера вечером в доме графини де Фремон и во дворце кардинала. Ваша светлость, вероятно, знает, что по Парижу ходят самые невероятные слухи, — произнес посол.

Герцог передал послу суть событий.

— Мисс Корт, должно быть, очень смелая молодая дама! — воскликнул посол.

— Она глубоко верует, поэтому вся сцена показалась ей особенно безобразной и нестерпимой.

— Но она не католичка?

— Моя подопечная — католичка, — коротко ответил герцог. — Вас наверняка уже спрашивали об этом. Я не вижу причины скрывать истинное положение вещей.

— Конечно, конечно, — согласился посол. — Боюсь, однако, что вашей светлости придется отвечать на массу вопросов, большинство которых будет исходить от герцога де Шартра.

— Что может заинтересовать герцога? — удивился Себастьян.

— Ответ на этот вопрос вы знаете. Он просто использует каждую возможность, пусть даже самую маленькую, чтобы досадить королевскому двору. По улицам уже развешаны памфлеты, на которых изображена английская леди, для наглядности украшенная национальным флагом, которая клеймит разврат и упадок нравов во Франции. Причем, как вы прекрасно понимаете, порицает она вовсе не одного кардинала де Роана, но и королеву, и весь королевский двор.

— Но это же просто отвратительно! Неужели это безобразие нельзя прекратить?

— Власти бессильны, — развел руками посол. — Они никак не могут выследить, где печатаются эти грязные пасквили. Конечно, подозревают Пале-Рояль, но распространяются листовки повсюду. И читает их далеко не только нищий сброд. Герцогини просматривают их, принимая ванну, графини читают, одеваясь. Говорят, что один экземпляр обнаружили на балконе самой королевы, а другой оказался в салфетке, которую за обедом развернул король.

Посол явно колебался, не решаясь спросить герцога о чем-то.

— Вас интересует что-то еще? — пришел тот ему на помощь.

— Вопрос мой несколько дерзок, но я надеюсь, что ваша светлость простит меня. Как вы умудрились за столь короткое время пребывания во Франции так настроить против себя герцога де Шартра? Он очень опасный враг!

— А он мой враг? — невинно спросил герцог.

— Разумеется. Разве вы не знаете, что его шпионы следят за каждым вашим шагом? Они стоят напротив вашего дома день и ночь. Больше того, насколько мне известно, у герцога имеются свои люди и в вашем доме. Завтра же утром герцогу доложат о нашей беседе наедине. Надеюсь, они не слышат, о чем мы говорим, но я бы не стал доверять даже каменным плитам у нас под ногами.

— Друг мой, вы вселяете в меня тревогу, — легкомысленно заметил герцог, но посол оставался очень серьезным.

— Во Франции происходят странные вещи, и я даже не хочу притворяться, что понимаю их. Любовь народа к молодой королеве пропала. Ее ненавидят и презирают. Именно ее величество обвиняют во всех страданиях и лишениях бедного люда, и враги королевы с каждым днем набирают силу.

— Вы боитесь революции против монархии? — спросил герцог.

— Молю Бога, чтобы до этого не дошло, но чувствую себя, как на вулкане. Когда вы отправитесь домой, то, надеюсь, не откажетесь захватить с собой мой секретный меморандум премьер-министру. Я дошел уже до того, что не доверяю собственным курьерам.

— Готов с радостью служить всем, чем могу, — ответил Мелинкорт, — а сейчас простите меня, но мне надо поискать свою маленькую подопечную.

— Она вместе с королевой отправилась к храму любви, но сейчас я вижу, что ее величество прогуливается возле фонтанов об руку с графиней де Фремон.

Герцог взглянул поверх балюстрады и увидел Изабеллу, которая отчаянно флиртовала сразу с двумя молодыми людьми, и стоявшего в стороне мрачного и скучающего Гуго.

Простившись с послом, герцог пересек лужайку и направился к кузену.

— Где Эме? — спросил он.

— Я думал, она с вами, — недоуменно ответил Гуго.

— Королева повела ее к храму любви, а потом я потерял ее из виду.

— В такой толпе это немудрено. Пойдемте к храму. Скорее всего Эме там. Я слышал, как она восхищалась его красотой.

— Да, конечно, зрелище чрезвычайно эффектное, но я уверен, что завтра весь город будет возмущен капризом ее величества.

— Я еще никогда не встречал людей, настолько готовых постоянно жаловаться! — воскликнул Гуго. — Когда речь идет о французах, золотой середины просто не существует.

— Я даже сомневаюсь, понимают ли здесь вообще, что это такое.

Гуго засмеялся.

— Себастьян, вы становитесь политиком!

В наступающей темноте в парке прогуливалось немало романтически настроенных хорошеньких женщин. Изысканная белизна их платьев лишь оттеняла нежную прелесть декольте. Однако Эме нигде не было видно. Вместе с Гуго Мелинкорт вернулся туда, где королева вела светскую беседу со своими гостями. Щеки ее пылали, голос весело звенел, а сзади нее с красивым непроницаемым и серьезным лицом стоял молодой граф Аксель Ферсен.

Герцогу нелегко было привлечь внимание королевы к своей персоне, но в конце концов он сумел оказаться рядом с ней. Ее величество вопросительно взглянула на него, и герцог заговорил:

— Мне очень неловко беспокоить вас, мадам, но дело в том, что я нигде не могу найти свою подопечную. Последний раз я видел мисс Корт, когда вы изволили удостоить ее чести, пригласив сопровождать вас к храму любви.

— Но что же может с ней случиться? — воскликнула королева. — Она наверняка где-то здесь!

— Не будете ли вы, мадам, так добры вспомнить, где оставили девочку!

Королева повернулась к графу:

— Сколько времени была вместе с нами мисс Корт?

— Мы зашли за храм, — ответил Аксель Ферсен, — и ваше величество заговорили с людьми, которые поддерживают огонь. В этот момент я заметил, как к мисс Корт подошел какой-то господин и что-то сказал ей. Казалось, она колеблется, но потом, увидев, что ваше величество заняты, она ушла с ним, даже не простившись.

Королева со смехом обратилась к герцогу:

— Ну, я так и знала, что здесь не обошлось без сердечного увлечения! Ваша светлость должны понять и простить. Когда девушка молода, ей так легко неожиданно влюбиться, тем более в такой прекрасный вечер! — Взгляд ее то и дело обращался на графа Ферсена, а в голосе слышалась с трудом сдерживаемая чувственность.

— Благодарю вас, мадам, — произнес герцог, поклонившись.

В толпе его ждал Гуго.