- Ой, блядь, и впрямь пошел на хуй Раввин, ха-ха-ха-ха… Раввин… ах-ха-ха-ха…
Это длилось минуты три. Потом она вновь смолкла, вскочила с табуретки и, не поблагодарив и не попрощавшись, побрела на выход.
Я поспешил закрыть дверь за нею на замок. Тут же раздался звонок. Нет уж, хватит с нас – я решил ни в коем случае не открывать и направился на кухню. Звонок не повторился.
- Вот ведь принесла нелегкая, - сказал я Философу, входя в кухню, - наглость – второе счастье.
- А я говорил, что надо было сразу есть, а не ждать, пока все пожарятся, - угрюмо произнес Философ.
- Да уж, извини, ты был прав.
- Да хуй с ними, с кабачками-то, - Философ зевнул, - давай пиво допьем и спать.
- Давай.
Мы допивали пиво, глядя, как фонари за окном разливают свой свет по кронам деревьев. Как редкие машины проскакивают по проспекту, похожие на призраков. Как у ларька местные алкаши глушат портвейн.
Часа через пол мы все-таки улеглись спать. Я долго смотрел в потолок, пытаясь сконцентрироваться на одной точке. Не получалось. Я снова напился.
- Ты завтра на работу-то пойдешь? – спросил меня Философ из своего угла, где стояла вторая кровать.
- Не знаю, - спокойно ответил я, продолжая концентрироваться на точке, - завтра увидим. Работа – не волк, в лес не убежит.
***
Только соберешься по-человечески задепрессовать, подумать, какое вокруг дерьмо, инструкцию по вселенской тоске написать, как отовсюду начинают сыпаться разные приятности. Только тут начинаешь понимать: как же несовершенен мир.
Веселенькое путешествие.
Не важно, какими формулировками вы наградите мое существо, возможно, там прозвучат словечки вроде «ангел» или «чудовище», важно другое – сам я стараюсь избегать каких бы то ни было формулировок, предпочитая постигать суть вещей в процессе взаимодействия с ними, а не посредством навешивания ярлыков. Единственная формулировка, которой я пользуюсь сам, - дерьмо.
Да, может, я поступил не очень хорошо с точки зрения морали. Но я поступил так, как того требовали обстоятельства. У чувака были деньги, и он собирался их пропить. Не сейчас, так потом. Это я сразу уяснил. Поэтому, заботясь о его растущем организме, лишил его такой возможности. То есть лишил денег. Чтобы пропить самому, естественно.
Чувак получил перевод от богатых родителей или еще какой там родни – не важно. Короче, бабло у него водилось. И он светил им, где только можно. Изначально неправильная позиция. Богатый должен быть скромным, так я считаю.
В общем, он напоил всех нас и сам надрался как свинья. Ну, и вырубился в парке, прямо под кустом. Так называемые «кореша», видя, что выпивка закончилась, да и закончился сам чувак, тут же разбрелись кто куда. Искать ветреного алкогольного счастья. Но не я. Мой нюх подсказывал мне, что игра не доиграна до конца как раз здесь. Я как следует обшмонал чувака, поступившись целым рядом моральных принципов (духовная борьба на фоне сильного воздействия алкоголя продолжалась недолго). И разжился парой тысячных бумажек. Чувак остался мирно посапывать под кустом.
Какая разница – сделал бы это я или случайный прохожий? Кто-то все равно это сделал бы. Лучше уж я. Если, согласно расхожему утверждению, внутри человека всю его жизнь борются некие антагонистические силы, такие как, например, добро и зло, свет и тьма, то во мне эта борьба давно уже была закончена, так как обе силы попросту потерпели фиаско: они боролись за душу, которой там не оказалось.
Деньги я использовал по назначению: купил ящик пива и пару картонных упаковок вина. Нализался как скотина. Возможно, неосознанно я поступил как последний из греческих киников: отринул мир, не в силах исправить его врожденную уродливость. Но утро не преминуло напомнить мне о вчерашнем увеселении: голова болела жутко, изо рта несло помойкой. Галлюцинаций только не хватало для полнейшего завершения картины человеческого падения.
Я выполз на кухню, дабы среди кучи пустых бутылок и немытой посуды до конца вкусить все прелести моего нынешнего положения. На мое счастье (как оказалось – нет) на столе валялась полупустая пачка сигарет. Я закурил. Но от никотина только усилилось чувство собственной неуместности в этой извращенной реальности. Я еле добежал до сортира, чтобы высказать белому другу все, что я о ней думаю. О реальности, я имею в виду.
Как следует опорожнив желудок, вернулся на кухню. Взгляд упал на коробочку, лежавшую на холодильнике, которую мне по старой дружбе оставил Доктор. Доктор – вы, конечно, спросите, кто это? Доктор был божественен. И славился тем, что имел законченное медицинское образование и судимость за активное распространение наркотиков. Благо их в его распоряжении в силу профессии хватало.
Я открыл коробочку. Внутри покоилась парочка платформ с феназипамом, несколько колес, содержащих кодеин, и некая ампулка с прозрачной жидкостью. Ее я сразу отложил в сторону, так как не имел никакого представления о том страшном существе, что таилось внутри. Немного подумав, отложил и колеса с кодеином. Остался феназипам.
По идее транквилизатор должен был помочь отойти от жуткой абстиненции – как человек крайне любознательный в сфере воздействия на организм посредством разного рода веществ, я знал это. Недолго думая, съел одну белую кругляшку, запив водой из-под крана.
После этого пошел в комнату и лег. Тут же в глазах начало темнеть, а к горлу подкатила дурнота. Кое-как сдержался – проводить все утро в сортире не входило в мои планы. Закрыл глаза. В моем токсичном мозгу тут же нарисовались образы трупов, гор гниющего мяса и прочих жутких видений, которые неизвестны трезвому человеку. Я поспешно разомкнул веки. Свет больно резанул по глазам. Черт, почему же так плохо?
Снова поковылял на кухню. На сей раз съел сразу две таблетки, запив, как и в прошлый раз, водой из-под крана. Прикурил сигарету. Где-то под окном заурчала мусорная машина, забирающая контейнер с помоями. Ее только не хватало.
Докурив, я решил больше не возиться с малыми дозами и добил платформу до конца. И снова пошел в комнату прилечь. Где-то на пороге комнаты я ощутил первое действие транквилизатора: голова стала весить как кусок свинца, но внутри нее, наоборот, появилась какая-то легкость, тяжелые мысли, до этого не дававшие мне покоя, сначала спутались, сплелись в кокон, а потом и вовсе разлетелись по разным углам черепной коробки. Я поспешил прилечь.
Медленно сознание покидало меня. При этом я оставался бодрствующим. В голове что-то роилось, но где-то совсем далеко, в тумане, окутывающем меня. Я покидал реальность – и, возможно, впервые за долгие дни делал что-то единственно правильное. Меня здесь не понимали. Действительность меня презирала и дарила одну только похмельную боль. Я шептал ей до свидания.
Вместе с тем покидала меня и моя личность. Я превращался в мумию, ждущую прихода аламутских ассасинов, чтобы навсегда покончить с этой бренной и больной оболочкой. Какое-то липкое ощущение, словно ты оплетен паучьей сетью, размокшей от едких ферментов. Иллюзорная реальность, где нет боли, но нет и иных ощущений. Пропахшая потом и страхом реальность. Такие вот млечные ассоциации.
Я отключился. Свет вспыхнул в глазах далеким бликом и померк. Комнату окутала тень. Тень смерти – не иначе. На меня катилось хаотическое Нечто. Мозаичные существа окружали меня в ампутированной реальности. Вектор моих ощущений неизменно стремился к нулю. Вспышки снов продуцировались в пятимерном потолке. Эмпирический дисбаланс – так бы я это назвал.
ЕСЛИ РАЗУМ ОСТАВИЛ ВАС, УПОВАЙТЕ НА ТО, ЧТО ОН ПОПАЛ В ХОРОШИЕ РУКИ!
Я балансировал на тонкой нити действительности подобно космическому эквилибристу. На меня накатывали томные волны, свидетельствующие об отключении той или иной зоны чувствительности. Глубоководные рыбы страхов поднимались на поверхность бессознательного. Там они пожирали оранжевых осьминожек радости или же, наоборот, осьминожки загоняли их назад в темные глубины. Внезапно в пульсирующей пустоте возник Доктор.
Он смотрел пристально, словно прожигал мое тело миллиардами невидимых энергетических пучков. Это было похоже на вакуумное высасывание отработанной души. Я зажмурился. Открыл глаза, отгоняя призраков первобытной тьмы. Доктор не исчез. Я решил, что это некая вторая сущность меня, образовавшаяся путем деления личностного биополя.
- Уйди, - произнес я сквозь стиснутые зубы.
Доктор молчал, покачивая маятниковой головой. Потом вдруг произнес:
- Ты чего?
Его слова металлическим эхом прокатились из одного полушария моего мозга в другое.
- Это ты чего? – ответил я вопросом на вопрос.
Доктор вновь покачал головой, протягивая:
- Ну-у-у-у…
И исчез. Внутри меня на миг воцарилась ментальная тишина.
Но Доктор почти тут же вернулся. С коробочкой, в которой покоились колеса – проводники в бездну Хаоса.
- Ел что ли? – спросил Доктор.
Я неопределенно покачал головой, что могло трактоваться и как «да», и как «нет».
- Тогда понятно, - сказал Доктор в ртутные сумерки, сгустившиеся вокруг шкафа.
После этого он подошел к окну, гремя ставнями, открыл его, немного постоял и исчез в направлении кухни. Его не было минуты две. Вернулся он со стаканом воды и протянул его мне:
- Пей.
Я словно зомби принял стакан из его рук и до дна осушил одним гиперпространственным глотком.
- А теперь иди блюй, - Доктор приподнял меня за рукав, дальше я встал сам.
Поплыл в нейролептическом тумане. Кое-как отыскал дверь туалета. Склонился над унитазом и сунул два пальца в рот. Меня изогнуло дугой и вырвало. На глаза наползли слезы.
После этого, вроде, чуть отпустило. Туман откатился на периферию моей видимости. Я кое-как выбрался из сортира. Доктор сидел на кухне и курил. Я прошел в кухню, сел рядом с ним, достал из пачки сигарету и присоединился к процессу пускания сиреневого дыма.
- Ты чего это фен жрать задумал? – спросил меня Доктор.
- Ну, так – чтобы от похмелья избавиться. Я буквально чуть-чуть.
- Ага, избавишься, конечно, - Доктор ухмыльнулся (он напоминал пластикового штурмовика, пришедшего из вневременья по мою душу) – меня еле узнал.
- Да уж, что-то унесло не по-детски.
- Бывает, - Доктор меланхолично растер окурок по стенкам пепельницы, - давай прогуляемся, проветримся что ли, съездим куда-нибудь…
- Куда?
- Да хоть во Всеволожск, на трамвае до Ржевки доедем, а там на электричку пересядем. Езды – минут сорок от силы.
Я вздохнул. Что-то не радовала меня эта перспектива. Покидать эти пусть и опостылевшие, но все же свои, стены как-то не хотелось. Но, следуя первобытным инстинктам и главному постулату противоречия, я произнес:
- А поехали.
Через пятнадцать минут мы шли в сторону трамвайной остановки. Перед выходом из дома, улучив момент, когда Доктор пропал из поля зрения (он пошел в сортир), я закинулся парочкой таблеток с кодеином. Немного подумав, прихватил с собой еще и платформу феназипама. И вот теперь мы двигались сквозь злокачественную реальность. Это было похоже на картинки из советского мультфильма, прокрученного задом наперед. Подверженные бесконечным метаморфозам тени огибали и обволакивали нас. Я испытывал чувство эфирной радости перед лицом беспредельного ужаса.
Из безвоздушного пространства пригромыхал трамвай. Мы загрузились в сжатую до предела атмосферу его салона. Я сразу же грохнулся на сиденье. По ногам расползалась аморфная слабость. Доктор заплатил за обоих.
Где-то на пике безумия мы вынырнули в асфальтированную плоскость железнодорожной платформы. Людская масса, похожая на лягушачью икру, желейно колыхалась вокруг. На сверхзвуковой скорости мы проникли в электричку и помчались сквозь бетонную плаценту промзоны.
Одна за другой мелькали станции. Я молчал. Молчал и Доктор. Он сверлил взглядом панораму за окном душного вагона. Я пытался сосредоточиться. Это было так же трудно, как разглядеть лицо девушки, которую вы обогнали (положим, она вам понравилась), не оборачиваясь. И могло закончиться таким же непредсказуемым результатом (если бы девушка оказалась страшнее, чем ваша жизнь).
- Я вчера видел двух глухонемых лесбиянок, - сказал я. – Хочу написать про них рассказ. Или повесть. Или даже роман.
- Пиши, - Доктор был погружен в созерцание фрагментированного пейзажа.
Черные облака пассажиров вагона покачивались в железнодорожном трансе. Проплыла какая-то станция. За ней пронесся смазанный клочок разреженного воздуха, и голос с ревербератором объявил станцию Всеволожск.
Мы с Доктором вышли из вагона в совершенно предсказуемую неизвестность. Жопа – она и есть жопа.
- Куда пойдем? – спросил я.
- А все равно, - ответил Доктор, - но сначала надо взять пивка.
Мы прошли мимо какой-то помойки (не знаю, может, это была детская площадка), потом еще мимо какой-то помойки, повонючее, и приблизились к объекту, отдаленно напоминавшему магазин. Доктор исчез в его недрах.
Воспользовавшись его отсутствием, я всухую проглотил две таблетки феназепама. Если уж и прощаться с родной реальностью, то окончательно, решил я.
Доктор выполз с четырьмя бутылками пива. Довольный. Словно он только что ограбил банк, а до приезда мусоров оставалось еще, как минимум, несколько сотен световых лет.
Мы уселись в каком-то детском саду на горке и принялись пить пиво. Я потихоньку свыкался с деформированным миром. Теперь это казалось не так уж и страшно. Ощущения притупились, сознание скользило в жирном податливом иле.
- Хороший сегодня день, - изрек Доктор, - а городок этот – говно полное. Пиво рублей на пять дороже, чем везде.
- Так чего ты меня тогда сюда притащил? – задал я закономерный вопрос.
- А так надо было. Ты бы с ума сошел в своей берлоге.
- Может, я этого и хотел.
- Может, и хотел – не спорю. – На этом Доктор умолк и погрузился в пиво. Я тоже уткнулся в свою бутылку.
Вскоре мы выпили по первой бутылке и приступили ко вторым. Почти сразу же из кустов возник какой-то дед и бесцеремонно экспроприировал пустую тару. Доктор проводил его удаляющуюся фигуру задумчивым взглядом:
- М-да, живут ведь люди.
- А ты чего хотел? Живя на одну пенсию, этот дед враз блокаду бы вспомнил. А то и вообще ноги протянул.
- Умом Россию не понять.
- Вот и выключай ум, - я протянул Доктору подаренную им же платформу феназипама.
- Ты чего таблы с собой взял?
- Ну да, а чего?
- Да ничего. Я все равно не буду. Я на практике в дурдоме столько народу под этим дерьмом перевидал, спасибо.
- То есть ты на мне эксперименты ставишь?
Доктор промолчал.
- Да ладно, не парься, зато похмелье мое таблеточки твои сняли.
- Это пиво сняло. А от них отходняк тоже бывает.