Помоги проекту - поделись книгой:
– Вот ведь нехристи! – тихо присвистнул хорунжий. – Правду люди говорят – этот Хренапард-Бонапарт – исчадье адское.
Все тщательно осмотрев, партизаны заворотили обозы и, выстроив немногочисленных пленных в колонну, тронулись в обратный путь. В высоком ярко-бирюзовом небе вовсю сверкало солнце… правда, золоченые пуговицы на доломане корнета Розонтова сверкали куда как ярче!
Юный корнет явно гордился своей формою, постоянно чистил ее самолично, не доверяя ординарцу, и результат, что называется, был налицо. Коленька выглядел на все сто – как на картинке… вот только бы усы… Но зато все остальное сияло так, что больно было смотреть.
Ехали не быстро, приноравливаясь к тяжелой поступи неторопливых обозных коней, лишь корнет, понукая лошадь, то и дело вырывался вперед и снова возвращался обратно.
– Ах, Коленька – молод, горяч! – покачал головой один из сослуживцев Дениса, штабс-ротмистр Ахтырского полка Николай Бедряга.
Широкогрудому, осанистому, с лихо закрученными усами и вытянутым немного скуластым лицом, штабс-ротмистру, верно, было бы лучше служить в лейб-гвардии или хотя бы в кирасирах! Уж больно силен, в гусарах же не сила важна – быстрота, ловкость. Впрочем, и гусар Бедряга отнюдь не позорил, служил исправно. Да что там говорить, Давыдов взял с собой в «партию» людей отборных, проверенных! Даже тот же Коленька Розонтов, несмотря на малые свои года, уже успел нюхнуть пороху, что уж говорить о таких, как Бедряга! А еще были славные рубаки – поручики Бекетов и Макаров, и ушлые гусарские вахмистры – Шкляров с Ивановым… Да всех и не счесть! Это казаков Денис пока знал плохо, но за каждого из своих гусар мог поручиться головою.
– Молодость, молодость, – улыбнулся Давыдов. – Да уж, штабс-ротмистр… давно ли сами таким были?
Бедряга подкрутил усы:
– Да недавно совсем. Но кажется, что давно.
Вокруг щебетали птицы, радуясь теплому дню, порхали разноцветные бабочки, проносились стремительные синекрылые стрекозы. Еще пахло летом, да еще и стояло лето – самое начало сентября одна тысяча восемьсот двенадцатого года. Правда, все чаще попадались средь густой зеленой листвы золотистые пряди – предвестники наступающей осени. Уже сбивались в стаи перелетные птицы, а в лесу было полно ягод и грибов. Грибы даже вот здесь росли, вдоль дороги: подосиновики, моховики и даже, кажется, белые…
Благодать вдруг резко разорвал выстрел! Затем – еще один… и еще. Стреляли где-то впереди, за поворотом… в кого?
– Бог мой… Коленька! – поискав глазами корнета, спохватился Денис. – А, братцы, живо за мной. Под пули зря не лезьте!
Рванулись всадники, понеслись… едва не столкнувшись с вылетевшим из-за поворота Розонтовым.
– Там… там… засада, господин полковник! Враги. Мне вот кивер прострелили.
– Кивер не голова, – вытаскивая саблю, холодно бросил Давыдов. – А ну, братцы…
Гусары вылетели наметом… и сразу же попали под огонь! Не такой уж и плотный, но все же…
– Ах ты ж черт!
Впереди, сразу за поворотом, дорогу перегораживала баррикада, составленная из крестьянских телег и наспех наваленных бревен! Именно там, за баррикадою и притаились стрелки… коих нужно было оттуда выбить.
– Спешиться всем! – Денис спрыгнул с лошади. – Поручик – обходите слева… Вахмистр – справа…
– Постойте-ка, господа…
Хорунжий Епифан Талаев, прищурившись, видно, что-то узрел и, расправив плечи, вдруг разразился самой отборной руганью, от которой, несомненно, покраснели бы и лошади, коли бы умели краснеть.
– Эх, мать вашу ити… Так вас разэтак-растак! Вы что там, осатанели все?
– Хо! Выходит, свои, русские? – показались над баррикадой крестьянские шапки.
– Русские, русские, – подходя ближе, Талаев заорал еще громче: – Глаза-то протрите, эй! А ну, поприветствуйте господина подполковника! Живо!
Быстро сообразив, что к чему, Денис Васильевич прыгнул в седло и подъехал к баррикаде:
– Здорово, мужички-молодцы!
– И ты будь здрав, батюшка-подполковник!
Выбравшиеся из-за телег с десяток бородатых мужиков во главе с хитроглазым седым дедом принялись ломать шапки и кланяться.
– Здрав буде, барин. Ты уж извини, что так… – развел руками старик. – Мы, вишь ты, думали – хранцузы вы.
– Да что же – по форме не видно? – Давыдов изумленно вскинул брови.
– Дак ведь и не видно, батюшка, – хитро прищурился дед. – Хранцузы тоже в форме… и все похожи. Они на вас, а вы – на них. И говорите одинаково – не по-русски. Уж ты не серчай, барин… А хочешь – в баньку! У нас как раз топится…
– В баньку, говоришь… А ты кто будешь-то, старче?
– Я-то? – дед теперь почему-то не казался таким уж старым. Ловок еще, рукаст! – Селиваном Карпычем меня кличут или просто – Карпыч. Староста я тутошний, ага… Ну, гостюшки дорогие, добро пожаловать! Прошу не отказать. Как говорится – уж чем богаты…
В деревне уже вовсю сновали бабы да молодушки в поневах, сарафанах да цветных платках. Накрывали столы, староста же степенно пригласил «господина полковника» к себе в избу и все потчевал, потчевал, потчевал…
Тут и пироги, и щи кислые, и налимья ушица, и пиво, и медовый перевар, и хмельная бражица!
– Значит, говоришь, за французов приняли?
– Так, барин, так.
– Угу…
– А ну, Анютка, неси-ка еще бражки… Там, в леднике, есть… – махнув рукой смешливой крестьянской девчонке, Селиван Карпыч совсем раздухарился, приятно было старику. Еще бы – не каждый день за одним столом с господами офицерами кушал!
– Мы это… графа Гольцева крепостные… Сам-то граф незадолго до хранцузов куда-то утек. Управляющий тоже сбежал… Так что, стало быть, один я из начальства-то и остался… Вы пироги-то кушайте, господа мои… Вот и ушица…
Чуть помолчав, староста запрокинул полкружки браги и, крякнув, поинтересовался: откуда тут вообще русские-то войска взялись?
– И что, стало быть, не все в Москву ушли-то? Стало быть, есть еще тут русские воины! А нам, крестьянам, как быть?
На все вопросы Давыдов отвечал осторожно: да, отряды русские есть, селян в обиду не дадим…
– Но и вы, братцы-мужички, должны помочь.
– Дак мы-то с радостию! – Карпыч перекрестился на висевший в красном углу богатый киот.
Вообще, судя по избе, староста явно не бедствовал: крепкий дом-пятистенок, просторная горница, выложенная изразцами, топящаяся по-белому печь.
– Мы-то с радостию… Уж эти поганцы… ужо! Ни один живым не уйдет.
– Однако же на рожон, как вот сейчас, не лезьте, – дохлебав душистую ушицу, предупредил Денис. – Буде объявятся французы – встретьте приветливо. Накормите, напоите поболе… Пить-то они мастаки. А, как упьются… – тут голос гусара зазвучал глухо и грозно. – Как упьются – перебейте всех. Потом закопайте где-нибудь в овраге… чтоб никто ничего.
– От это правильно, господине! – тряся седой бородою, возрадовался Селиван. – Тако и сделаем. Ну, что? В баньку?
Гусар улыбнулся:
– А, пожалуй что!
В баньку пошли веселой гурьбою, с поручиками, с вахмистрами. Звали и Коленьку, да тот не пошел – все болтал с какой-то местной смешливой девчонкой. Гусары же парились крепко да еще несколько раз посылали за брагою верного слугу Андрюшку. Он же, ближе к ночи уже, и предупредил своего барина:
– Староста просил не торопиться из баньки-то уходить. Есть у него к тебе, Денис Васильевич, какое-то слово.
– Слово так слово. Выслушаем.
Так вот вскорости Денис и остался один. Посидел немножко на лавке пред банькою, да, устав от надоедливых комаров, зашел обратно, окатился водицею да забрался опять на полок – греться. Тут вот дверь-то и скрипнула…
– Быстро ты, Селиван Карпыч… Ой!
Вот именно, что ой! Вместо старосты возникла на пороге парной нагая крестьянская нимфа! Рыжеволосая, крепенькая, с большой налитой грудью и тонким станом, она показалась вдруг Денису олицетворением истинно русской красоты. Рыжие локоны крепостной красавицы, рассыпаясь, падали по плечам, круглое лицо сияло здоровьем, зеленые очи лукаво поглядывали на гусара.
– А Селиван Карпыч меня посла… Спинку потереть… попарить…
– Ну, иди сюда… – не стал отказываться гусар. – Давай-ка сначала я тебя попарю… а потом уж можно и спинку… Тебя как звать-то, красавица?
– Аглая…
– Аглая? Ну, надо же!
Дэн вдруг почувствовал, что откуда-то знает это имя, более того – оно ему чем-то дорого… и даже причиняет некую щемящую боль. И сразу же, словно сами собой, всплыли строки:
– Славный стих, – укладываясь на полок, улыбнулась парильщица.
– Еще бы!
Ухмыльнувшись, Денис принялся с упоением охаживать веником спинку и ягодицы прелестницы… а когда та лукаво обернулась, взял ее за руку и повел в предбанник… В парной-то для этого дела жарковато, ага!
Ах, эта пышная юная грудь… в ней тоже есть своя прелесть… как в этих крутых бедрах, в этой спинке… в этих…
– А ну, повернись-ка… нагнись вот, к лавочке…
Буквально на следующий день после возвращения победителей в лесной лагерь господин подполковник с верным своим Андрюшкою вновь навестил деревню, и вовсе не для новой встречи с юной прелестницею Аглаей. Получив от старосты Селивана Карпыча целую телегу всякого крестьянского добра, выставил ее перед оврагом да велел трубить общий сбор исключительно для ахтырцев, казаки и так выглядели, как надо.
– Ну, вот вам, господа гусары! – дождавшись, когда все собрались, Давыдов усмехнулся в усы. – Чтоб нас крестьяне с французами не путали – выбирайте-ка себе одежонку по вкусу.
Сам подполковник уже облачился в армяк из темно-синей тафты, сменил кивер на татарскую шапку, бросил стричь волосы и, в дополнение к усам, отпустил бороду, став похожим то ли на известного бунтовщика Пугачева, то ли на Стеньку Разина. Впрочем, больше все же напоминал…
Сплюнув, Денис Васильевич подошел к небольшому зеркальцу, повешенному на сосне в целях бритья гусар:
– Распутин! Как есть Гришка… Вернее, популярный актер Машков в роли оного.
Не все гусары отнеслись к затее с переодеванием с пониманием, особо разобиженным оказался Коленька Розонтов. Еще бы, в армяке и смазных сапогах он и вовсе перестал походить на гусара, обликом напоминая юного приказчика или подпаска, а, когда подросли волосы, и вообще стал похож на смазливую крестьянскую девку!
– Сирота казанская, – шутили гусары. – Как есть сиротинушка.
Хорошо хоть сабля на боку висела… Впрочем, и ее господин подполковник вскорости отнял, наладив корнета в разведку.
– С девчонками здешними пойдешь, – в тайности проинструктировал командир. – Вроде бы как по грибы или за ягодами. На самом же деле – смотри в оба! Староста Селиван сказывал – мародеры по окрестным селам бродят. Вот ты, Николай Петрович, их мне и сыщешь. Дело, сам видишь, опасное, важное… Да ты для таких и создан, гусар!
При таких словах Коленька окрылился душою и даже пустил скупую слезу, украдкой вытерев глаза кулаками. За сим и простились, договорившись встретиться к вечеру. Можно было, конечно, отправить в разведку и простых крестьян – что-нибудь, да высмотрели бы… Однако корнет еще и французский язык знал, как родной… даже, пожалуй, лучше.
Замаскировали корнета на славу – ну пастушонок и пастушонок, – в жизни никто не догадается, что гусар. Однако сердце у Давыдова все же не на месте было. За всеми делами Денис Васильевич частенько спрашивал – не вернулся ли Розонтов? Не явился ли для доклада? Нет, не явился пока…
Между тем уже начинало темнеть. Похолодало, и темно-голубое, с оранжевыми отблесками заката, небо на глазах становилось черным. Блекло-серебристые звезды вспыхнули золотом, засиял в небе молодой месяц, а где-то невдалеке вдруг послышался тоскливый волчий вой.
– Ничего, барин, – утешил Андрюшка. – Волки сейчас сытые, на человека не бросятся. Чай, не зима.
– А вдруг все же бросятся? – Дэн покусал губу. – Корнет-то мальчишка совсем. Со зверем сладить – силенок не хватит.
– А может, он просто в лесу заплутал?
А вот это могло быть! Вполне. Откуда корнет родом? Из Москвы… имение рядом – лесов мало. Да и те. Что есть, не такие густые, как здесь.
Подумав, Давыдов велел было пригласить к штабному костру двух урядников – Ситникова и Крючкова. Оба ушлые, деревенские, да и внешне схожи… Впрочем, что толку в казаках? Они не к лесу, они к степи привычны. Однако здесь ведь не степь… Местных надо!
– Вот что, Андрей Батькович! Седлай коня, скачи к Селивану. Скажешь… В общем, знаешь, что сказать…
– Знаю, – слуга покивал, потряс рыжеватой своею башкой и вдруг улыбнулся. – Денис Васильевич! А ведь парень-то, мыслю, где-то вокруг бродит. Девки в деревню ушли, а он с дороги сбился. В темноте-то немудрено. Далеко уйти не мог – чай, не конный. А хранцузы в пареньке ратника не заподозрят!
Денис улыбнулся:
– Это уж точно, не должны. Ну, скачи уже, узнай насчет девок. Вернулись, аль как?
– Ага… – ординарец все же замешкался, обернулся, отойдя от таявшего костра лишь на пару шагов. – Барин! Я вот смыслю, может, сигнал какой корнету подать? Ну, собакой там полаять…
– Нет! Он ведь знает, что в лагере нашем собак нет… – Дэн задумался, лихорадочно прокручивая в уме все приходившие одна за другой мысли. Эх, был бы магнитофон… включили бы на полную громкость… Какой-нибудь блэк метал! Небось, услышал бы! Магнитофон… А что? Никакой француз ночью в лес не сунется!
– Вот что, Андрей! Давай-ка, офицеров зови… Бедрягу, поручиков, хорунжего… И вина пусть с собой прихватят! Того, трофейного… ящик. Нет – два.
Собрались быстро, с вином, все довольные. Повоевали неплохо, можно и попировать малость. Тем более никакие французы сюда не доберутся – ночь, страшно!
– А корнета-то нет еще, – тем не менее доложил штабс-ротмистр.
Давыдов покривил губы:
– Знаю! Вот что, друзья. Думаю, заплутал наш корнет. Так мы ему сейчас поможем! Песню запоем громкую, славную! Так, чтоб услышал…
Поделиться книгой: