Здравствуй, 1984-й

Надо все равно взять про запас батареек. Сколько же они стоят? Копеек тридцать вроде, но видел и дешевле, а надо восемь штук. Куплю в универмаге.

Тема урока – «Культура народов России во второй половине девятнадцатого века». Я еще раз перед уроком бегло прочитал заданные параграфы и тут же с удовольствием понял, что не зря это сделал.

– Штыба, к доске! – прошипела историчка.

Выхожу, недовольно оглядывая в очередной раз свою неказистую одежду.

– Кто из деятелей культуры являлся основоположником критического реализма в грузинской литературе? – с ходу начала валить меня училка.

Не повтори я параграф перед самым уроком, хрен бы запомнил, а так я бодрым веником ответил:

– Чавчавадзе Илья Григорьевич.

– А что он говорил про русскую культуру? – продолжила допрос историчка.

«Она валит меня, что ли?» – неприятно удивился про себя я.

Глава 10

Но короткая память у меня всегда была хорошей, почти идеальной, и я уверенно, почти цитируя, отвечаю:

– Русская культура оказала большое, руководящее влияние на путь нашего развития, оказала воздействие на то, что составляет нашу духовную силу, наше сознание, нашу мысль… Нет среди нас ни одного общественного и литературного деятеля, не носящего в себе воздействие русской литературы.

Класс изумленно выдохнул, читая эту фразу в своих учебниках, а вот учительница скривилась и продолжила гонять меня по теме. Я отвечал, как бог, и уже ждал законную пятерку, как раздался голос исторички:

– Что ж, неплохо. Вижу, читал немного. Три.

– Ольга Петровна, а почему три? Я проверяла, все правильно он отвечал! – не выдержав, с места спросила Архарова.

– Ты вообще молчи! У тебя между четверкой и пятеркой было, а сейчас, я вижу, к четверке ближе, – взвизгнула на свою бывшую любимицу наш классный руководитель. – Может, ты в Штыбу влюбилась, и вы уже по кустам обжимаетесь?

У Веры глаза стали набухать слезами.

– Ольга Петровна, а тебе что, завидно? Никто не обжимает? Так ты не будь такой злой! – глумливым голосом неожиданно произнес Кондрат.

Класс хоть и офигел от неожиданного наезда на одного из их лидеров – Веру Архарову, но, тем не менее, заржал совершенно по-конски.

– Вон из класса! Два! И с родителями завтра! – бесновалась классуха.

– Я могу сегодня с отцом прийти к вам домой, он бухой, конечно, как обычно, но объяснит, почему девочек обижать не надо, – уверенно сказал Кондрат, выходя из помещения.

Ольга Петровна моментально испуганно заткнулась. Батя у Кондрата был заслуженным сидельцем, и в настоящее время отбывал короткий срок на свободе, явно примеряясь кого-нибудь пырнуть ножом и уйти в привычную для себя среду обитания лет на восемь. Ольга Петровна уже пожалела, что вызвала родителей в школу. Батя Кондрата мог ее и в переулке встретить, благо жили они рядом, а поскольку трезвым он бывал редко, диалог мог пойти по любому пути, от удара в ухо до поцелуев взасос, и училка это знала. Такая вот простая деревенская у нас жизнь. Но Кондрат – красава, конечно! Что ему двойка? Он свалит после восьмого и, как я помню, займется ремонтом машин. Когда я его встретил в будущем, у него своя мастерская по покраске была, ну и кузова вправлял. Никакие литераторы ему не пригодились в жизни, тем более революционно настроенные.

Урок не то чтобы был сорван, но лютовать историчка перестала, а после побежала жаловаться к директору. Тоже, что ли, сходить стукнуть? Да нет. Мало ли что там у нее случилось? Я за годы семейной жизни привык к таким проявлениям женского характера и сейчас свою мудрость в новом теле не растерял.

Наезд училки сначала сбил Веру с толку, но она взяла себя в руки и на перемене подошла ко мне у всех на виду.

– Толя, надеюсь, ты не подумал, что я с тобой в кустах кувыркаться иду, как эта идиотка сказала? – спросила она требовательным тоном.

– С чего бы? Моя девственность жене достанется! – пошутил я.

– Да ладно! Ну ты… такой! – и Верка как-то по-иному оглядела меня, приняв мою шутку за чистую монету. – А Кондрат твой молодец, шикарно отбрил эту сволочь, только не досталось бы ему от Николая Николаевича.

– Он мальчик взрослый, разберется, – сказал я и, сложив принадлежности в дневник, пошел на следующий урок.

У нас в школе была пятидневка для восьмиклассников, и каждый день проходило примерно по шесть уроков, но, как часто бывает в провинции, то заболеет кто из учителей, то уволится. Так было и с нашей англичанкой, которая еще с зимы ушла в декрет и уже успела родить. Все это время уроки нам не ставили, вернее, ставили, но последними, и мы радостно убегали домой пораньше. Вот и сегодня я пришел рано, а дома меня уже дожидалась бабуля, наматывая круги по кухне.

– Ну наконец пришел, давай в магазин быстро! – проворчала она.

– А кушать? – возмутился я всерьез.

Мой нос учуял запах плова, а глаза увидели стопку блинов, а делать бабуля их умела. Как я понял в этой жизни – мне повезло с поваром, я, оказывается, вообще не ел вкусных блинов ни разу. Но с обедом ничего не вышло – пришлось быстрым аллюром нестись в универмаг.

Там меня дожидался костюм! Даже два! И если деловой костюм был обычным, блеклого мышиного цвета и немного великоватым мне, то спортивный был вещью. С гербом и олимпийскими кольцами на груди и надписью «СССР» на спине, модного сине-красного цвета! Таких в продаже никогда не видел.

– Это из спорттоваров костюм, выкинули небольшую партию, наши же на Олимпиаду не поедут, а вот костюмов наделали несколько тысяч. Он с наценкой идет, – пояснила знакомая бабки.

Я вцепился в этот костюм, и бабка сразу поняла, что придется покупать. Вздохнув, она полезла в платок, где были завернуты деньги. Мы купили оба костюма, две рубахи белого цвета, одну майку безбожно лиловой расцветки, за которую хотелось дать немедленно в рыло, ну и кеды. Так себе кеды, вернее, нормальные, но на фоне спортивного костюма не смотревшиеся совершенно. Сколько бабуля отдала, я не знаю, наверняка там накинули сверху, но меня выгнали с глаз долой, чтобы лишнего не увидел. ОБХСС не дремал еще.

Интересно, а правда наши подготовились к Олимпиаде в Лос-Анджелесе или алчная директриса решила ценник приподнять? Похоже на то, что костюм реально олимпийский. Я читал последние газеты. Действительно, СССР отказался от участия в Олимпиаде, причем совсем недавно – восьмого мая. Но я точно помню, что были потом организованы соревнования для соцстран, а в газетах и по телевизору этот факт не отметили еще.

Дома опять примеряю одежду и остаюсь доволен. А ведь мы неплохо живем! И телевизор у нас цветной, и холодильник «ЗиЛ», музыки только нет, кроме «Спидолы». Прикидываю, сколько может стоить такая магнитола, как у Дианы, и понимаю – не меньше пятиста-шестиста рублей. Аккуратнее надо будет с ней на днюхе. Попытался вычислить сумму дохода нашей семьи и понял, что это нереально. Бабка мне и размер пенсии не сказала, а ведь есть еще и молоко, и разные продукты из него, плюс батя таскает мясо с калымов, а мастер он хороший, со всей округи к нему ведут скот на забой, но это периодическая работа, вот поросят забивают осенью, например, больше всего. Забить мало, надо еще и разделать мясо, а бычок тянет килограмм на пятьсот-семьсот, я знаю. Батя еще и обвалку делает, и жиловку, и прочие премудрости. Платят за такой адский труд неплохо. Но манал я такие заработки! Еще и сопьешься так.

Вечером, еще до дойки коровы, к нам во двор постучался парень, приехавший на «Чезете-984»! Это сто двадцать пять кубиков, легкая модель для молодежи.

– Толя, меня зовут Иван Степанович, я тренер по мотокроссу. Не хочешь попробовать поучаствовать в тренировках? – с порога заявил он.

– Хочу, а когда прийти? – сразу согласился я.

– Вообще в воскресенье, тут недалеко от железнодорожного моста трасса наша, приходи в десять утра. И еще я тебе книжку привез, почитай, – и он достал какую-то потрепанную книженцию без обложки – то ли инструкцию по эксплуатации мотоцикла, то ли правила мотокросса. – Хочешь, сейчас до трассы сгоняем, я покажу тебе, что и как. Сразу, конечно, за руль не пущу, сначала выучи устройство мотоцикла, но ты хоть посмотришь.

– Да корову доить надо, сейчас приведут, – вздохнул я, удивив парня таким признанием в не мужской работе.

– Иди уже, сама справлюсь, – разрешила бабуля, подслушивающая наш разговор.

Едем на трассу. Ваня – на мотоцикле, я – на мопеде. Там он минут пять распинался про устройство мотоцикла, пока я его не прервал и не рассказал и устройство, и правила безопасности, и даже разные трюки описал. Вот всплыло в памяти.

– Удивил! Вижу, что готовился, – похвалил Иван. – Садись, кружок сделай вокруг меня, только не забудь про тормоза.

Тормоза! Хех! Нет, тормоза на «Чезете» были, но тормозили обычно ногами или двигателем. Да и нет больших скоростей на трассе обычно. Эту конкретную я проходил в прошлом теле на второй скорости максимум. Уже во взрослом возрасте я гонял для себя на «Яве», на которой вообще тормозов нет никаких – скорость гасится заносом. Но это на льду. Было желание показать класс, но я поступил, как взрослый мужчина, и, сделав пару кружков, остановился.

– Вижу, умеешь кое-что, молодец. На сегодня хватит, давай до выходного.

Дома долго не мог уснуть. Нахлынули воспоминания. Я даже вспомнил, что в конце года, прямо перед последним звонком, в школе сгорела мастерская трудовика – вроде как короткое замыкание. Скорее всего, так оно и было, скрывать нашему трудовику нечего. Он, конечно, подворовывал, как я сейчас понимаю, но тут же все пропивал. У нас был такой типичный трудовик, с лиловым носом и перегаром с утра. Посмотреть внимательным взором проводку у трудовика? Завтра в четверг у нас как раз два урока последних по труду.

Утром пью чай с молоком, отрываю лист календаря, что висит на стене, и читаю его. В этот день в тысяча девятьсот двадцать пятом вышел первый номер газеты «Комсомольская правда», например. А мы ее выписываем! Рассказать, что ли, на политинформации? У нас каждый четверг по утрам пятнадцать минут занимает политинформация.

Сижу на этой самой информации и слушаю речь нашего классного комсорга Андрея Люченко, тоже, кстати, отличный парень и можно было бы и его пригласить, но Штыба с ним совсем не контачил, и было бы странно звать. Тот, не затыкаясь, рассказывал прописные истины, затасканные пропагандой неисчислимое количество раз.

– Так вот, в этот день пять лет назад, пленум ЦК одобрил проект новой Конституции, а два года назад принял новую продовольственную программу с целью преодоления товарного дефицита, – закончил он и почему-то посмотрел на меня.

Ах да, я сегодня надел новые рубашку и брюки и стал видимым воплощением преодоления этого самого товарного дефицита! Правда, пленум тут ни при чем, а вот одна отдельная коммунистка – моя бабуля, очень даже при чем.

– Еще в этот день «Комсомолка» первый тираж отпечатала, – сказал я, желая сместить фокус внимания, и достал газету из портфеля.

Сидящая у нас комсорг школы Зиночка при этих словах встрепенулась. Она неизвестно зачем пришла к нам поприсутствовать, что случалось один или два раза за год.

Глава 11

– Штыба, молодец, важная дата, а давайте устроим общешкольное собрание, посвященное рупору всех комсомольцев – газете «Комсомольская правда»? Анатолий хорошую идею предложил! – воодушевленно произнесла она.

Ясно, опять подарок от комсомола! Зиночка выполняет поручение написать на меня отличную характеристику. Я сразу понял, куда ветер дует. Конечно, все проголосовали за инициативу комсомольца Анатолия Штыбы.

На последних двух уроках по труду мы корпели опять над шахматами, и после окончания уроков Сусана нам зачитал оценки, где у меня неожиданно оказалась четверка. Ни одной четверки за год не было, было штук пять троек. И как так вышло? Да как-как – у Сусаны и так полно косяков, чтобы не делать еще один новый, идя против воли директора. Удалось осмотреть и проводку, вроде все в порядке, но я заметил самодельный обогреватель у трудовика, обмотанный черной изолентой, уже затвердевшей от температуры. Когда все собирались домой, а трудовик вышел по своим делам, я быстро подрезал это устройство, буквально разломав его на куски. Не видел никто, кроме Кондрата, но он лишь подмигнул мне. Сто процентов решил, что хулиганю, а не спасаю школу от пожара. А гореть в помещении есть чему – здесь полно дерева и лаков. В прошлой жизни спасло то, что был день, и пожар заметили сразу. Вечером я услышал новость по телевизору – СССР организует соревнования «Дружба-84», причем диктор подчеркнула, что это не замена Олимпиаде. Эх, жаль, я не помню результаты этих соревнований, не очень интересовался, меня тогда больше футбол привлекал.

Блин! Да твою ж мать! Футбол! В восемьдесят четвертом году, уже скоро, будет проходить чемпионат Европы по футболу. Я в свое время смотрел все матчи, и все их отлично помню. Интересно, а ставки делают на матчи в СССР? А вот этого не знаю. «Спортпрогноз» появился позже, это точно. Совок долбаный – как заработать честному инсайдеру?

В пятницу утром я шел в школу в приподнятом настроении – на следующей неделе у нас последний звонок, потом экзамены и свобода! И даже поставленная директором на место историчка не испортила мне его. Годовые оценки по истории – у меня трояк, а вот Вере Архаровой все-таки поставила пятерку. Я успел проинструктировать всех еще раз насчет днюхи, которую решил начать в час дня, как меня опять вызвал к себе директор.

– Значит так, Штыба, сейчас едем в город в больницу к Виктору Семеновичу. Он тебя лично хотел поблагодарить, – огорошил он с порога.

– Может, мне костюм надеть? – предложил я.

– Не надо, – поморщившись, ответил директор после некоторого раздумья. – Мы уже сказали, что ты простой парень, не балуешь хорошими оценками, но инициативный и справедливый. Твоя идея с «Комсомольской правдой» хороша, и характеристика тебе будет неплохая. Да и халат там дадут, уверен.

Едем на «уазике» в районный центр. Город находится от поселка километрах в шестидесяти, но плохие дороги заставили нас ехать часа полтора. Я даже поспал немного, укачало. В больнице, как и пророчил Николай Николаевич, нам вручили халаты, и мы поднялись на второй этаж в палату к больному. Против ожидания он куковал в помещении не один. Палата была на двоих, но просторная, с умывальником и небольшим холодильником «Минск». Второе место было обитаемо, но соседа не видно в палате. Может, на процедуре? Директор при виде Виктора Семеновича даже стал меньше и говорить стал совсем по-другому – почтительно. А больной выглядел просто героически! Обвязанная голова в пропитанных какой-то мазью бинтах придавала ему вид красного командира, раненного в боях. Рука, согнутая в локте и висящая на повязке, дополняла этот образ. Лицо у дядьки было приятное, светлое, и улыбнулся он мне, как показалось, искренне, совсем погагарински – открыто. Короче, красавец-мужчина лет пятидесяти, может чуть меньше.

– Так вот ты какой, Штыба! – протянул он и добавил, удивив меня до невозможности: – А ведь мой отец с твоим предком вместе воевали в гражданскую.

Это он про какого родственника? Насколько я знаю, фамилия Толика происходит от угольных отходов у нас в области. Так называемый штыб. Близлежащая Новочеркасская ГРЭС работала именно на штыбе – мелкой угольной пыли.

– Что, не знаешь про предков? Это плохо. А вот бабушка твоя в курсе. Что же она внуку не рассказала? – попенял бабуле коммунист. – Штыб Семен Митрофанович – твой дед двоюродный. Жаль, рано погиб, но на Кавказе его до сих пор уважают и даже площадь назвали его именем во Владикавказе. Бабка твоя – родная его сестра.

Толиковской памятью вспомнил, что, когда я родился, мама не жила с отцом и дала мне свою фамилию, а потом, в мои года два, они опять сошлись. А вот бабушка моя, Светлана Митрофановна, мне ничего не рассказывала, хотя, если честно, я вообще не интересовался ее прошлым. Видя, что я задумался, Виктор Семенович продолжил:

– Я, когда узнал, кто мне помог, сначала и не поверил, ведь твой дед спас моего отца в свое время! Да и ты молодец, не растерялся – и потерю крови уменьшил, и при сотрясении правильно действовал, – несколько неуклюже похвалил меня он.

– А как вы себя чувствуете? – спросил я, не зная, что и сказать.

– Да уж получше, чем Бубликов, – засмеялся пострадавший, процитировав фразу из популярного кинофильма «Служебный роман».

Мы с директором подхалимски хихикнули.

– Еще хочу сказать спасибо, что заметил яму на обочине, из-за которой я и попал в аварию, а то поползли слухи, мол, я чуть ли не пьяный был, – сказал Виктор Семенович и посмотрел на меня.

– Это от дедушки пахло, с которым мы вас перевязывали, наверное, поэтому и сказали так, – не подвел его ожидания я, проявив настоящую мудрость, и судя по тому, что сопение Николай Николаевича за спиной стало тише, я попал в точку.

Дальше заведующий отделом в Ростовском обкоме КПСС внимательно выслушал мои планы на жизнь.

– Значит, десятилетку не хочешь закончить, – подытожил зав отделом, глядя на сидящего по стойке смирно (вот уж никогда бы не подумал, что так возможно) директора школы. – Есть и другой вариант – вечерняя школа, а потом вуз. С работой и жильем я помогу.

– Неожиданно, – признался я. – Надо дома посоветоваться.

– Ну и отлично, – подвел итог мой благодетель и оставил свой домашний номер телефона в Ростове.

Едем обратно. Я опять заснул, и разбудили меня уже около дома. Директор попрощался, и я потопал к себе, где меня уже потеряла бабка.

– Куда пропал? И кто там тебя привез? – начала допрос она.

– Бабуля, а правда, что твой брат – известный революционер? – вопросом на вопрос ответил я.

В общем, болтали мы до самого прихода отца, который явился поздно и не с пустыми руками, а с ящиком пива!

– Шашлык к обеду тебе приготовят, заедешь ко мне на бойню, заберешь. И вот пиво тебе, как и обещал, – сказал он и пошел спать по причине сильной усталости и опьянения.

Пиво ему оставили в вино-водочном, он заранее договорился с руководством, и сторож вечером отдал ему ящик. С возвратом тары, конечно. Батя редко у них что просил, с его работой ему приносили водку и так, а прочие напитки он не уважал и откровенно игнорировал.

Утром я проснулся от божественного запаха домашних пирогов. Бабуля расстаралась к моему дню рождения. Осторожно, чтобы не разбудить спящего отца, я пробрался на кухню. «Не буди лихо, пока оно тихо», а то с похмела у отца плохое настроение. Бутылок в ящике поубавилось! Минус две штуки! Сто пудов, отец встал ночью и выпил. Надо срочно их увозить или спрятать. Как говорится, «тиха украинская ночь, а сало надо перепрятать». И пиво оказалось подходящее – украинское. Хоть Украина и рядом с Ростовской областью, я такое в первый раз видел и даже не слышал про него в прошлой жизни – «Переяславское». Пустая бутылка пахла медом, но срок годности еще не истек, крепость – четыре с половиной оборота. Сойдет, а девочкам сладкое даже должно понравиться. Бабуля, неодобрительно качая головой, помогла мне поменять этикетки с пива на газировку, которую я купил еще позавчера. Бутылки с пивом стали выглядеть одинаково, но придраться не к чему – ситро и лимонад как есть. А нет, вон еще и парочка тархуна. Газировка же осталась без этикеток. Оставляю бате бутылку пива, остальное складываю в баул и прячу в бане. Сейчас к Кондрату надо заехать, все сразу на место не увезу, а мне еще за Дианой ехать, магнитофон забирать, потом за мясом, затем дрова отвезти, воды и еще кучу всего.

– Ну ты и спать! Через два часа уже народ придет, – недовольно сказал Кондрат мне, но я не стал спорить, ведь ему батя доверил сегодня свой «Иж-49» с коляской радикально черного цвета.

– На два часа дал, уже полчаса прошло! – бурчал друг, заводя мотоцикл.

Мотоцикл был тяжеловат в управлении для пацана, но Кондрат справлялся. Мотик был чуть ли не тридцатилетнего возраста, и единственной причиной, почему транспортное средство до сих пор может передвигаться, было то, что батя Кондрата большей частью сидел по зонам и не имел возможность ушатать его.

С мотоциклом все оказалось очень просто. Едем сначала ко мне во двор, там грузим пиво, три бутылки моего трофейного коньяка, воду, хлеб, пироги, вилки и прочие тарелки, в основном жестяные и железные мне бабка доверила. Я также взял парочку старых одеял – не сидеть же на земле там? На поляне бревна есть, но охота и поваляться будет. Высаживаю Кондрата в чистом поле, хотя там уже находится мой второй друг – Похаб, чем-то заедающий налитый из термоса чай.

– Так! Сейчас к Диане за музыкой, а потом за мясом. Похаб! Встречай гостей и организуй тут все.

– А чё за костюм у тебя такой модный? – вдруг спросил Похаб.

– Олимпийский. Третьяк подогнал, – пошутил я.

– А что, он ему не нужен? – затупил Похаб.

– Шучу, парни! Шучу. Бабка купила по знакомству. Говорят, что готовили нашим олимпийцам, а те в США не едут.

– А чё за костюм у тебя модный такой? – спросила Диана, повторив слова друга.

– Это ему Третьяк подарил, на Олимпиаду наши не едут, вот он ему и не нужен, – охотно пояснил Кондрат. – Давай, садись в коляску.

– Как это? Олимпиада летняя, а Третьяк же в хоккей играет? Тьфу! Не то спросила. Чего он тебе подарил-то? – требовательно посмотрела на меня одноклассница.

– Да шутит он! Бабка по знакомству взяла, садись уже, – настойчиво попросил я.

Время поджимало – мотоцикл скоро отдавать надо. Связываться с батей Кондрата неохота. Отморозок он, хотя моего батю побаивался и всегда разговаривает с ним вежливо, даже бухой. Конечно! Мой батя – особый случай, здоровый, как горилла, и неприветливый, как цепной пес. И рука, сука, тяжелая.

Глава 12