Помоги проекту - поделись книгой:
– Стало быть, все оказались несчастны в своей любви к графине? – спросил Тенорио как бы между прочим.
– Все, – с пафосом изрек Жан Буридан. – Графиня Диана неприступна.
Он печально вздохнул.
– Честно говоря, мсье Жуан, я тоже пытался. И ничего, кроме колкостей, в ответ на свои страстные речи не услышал.
У дона Хуана язык чесался сказать: «Ну, уж если такой покоритель сердец, как престарелый Жан Буридан, потерпел поражение в осаде этой крепости, то всем остальным претендентам штурм лучше и не начинать!» Но он смолчал: как стало ясно после посещения московских бань, с Буриданом лучше не шутить.
– А вы, виконт? – бесцеремонно спросил дон Хуан.
– Ну… Как вам сказать… Мы с графиней Дианой – давние друзья, – уклончиво ответил виконт. – А дружба между мужчиной и женщиной не подразумевает никаких поползновений.
«Понятно, – подумал Тенорио. – Тебе она тоже отказала».
– Графиня Диана замужем?
– Разумеется! Да вы же видели графа де Ла Мота на приеме в честь вашего приезда. Помните? Такой невысокий белокурый красавчик.
– Хм… Довольно странно… – проговорил дон Хуан.
– Что ж странного? – вскинул брови Нарбонн.
– Молодая жена ночью гуляет без сопровождения своего супруга… Разговаривает с мужчинами… У нас в Кастилии такое просто невозможно.
Виконт рассмеялся.
– А у нас в Париже люди женятся и выходят замуж не для того, чтоб быть вместе, а для того, чтобы жить своей личной жизнью, независимо друг от друга. Замужество – это для благородной парижанки способ обрести свободу.
– И граф де Ла Мот не ревнует свою красавицу жену? Не дерется на дуэлях с ее поклонниками и ухажерами?
– Если и ревнует, то виду не подает, – усмехнулся виконт. – Иначе его все засмеют. А быть посмешищем при дворе – это, скажу я вам, похлеще, чем подцепить дурную болезнь. От болезни вас могут исцелить лекари, а вот если вы однажды стали объектом насмешек, то уже никогда не вернете былого уважения к своей персоне. Что же касается поединков за честь супруги… Видите ли, дорогой дон Жуан, у нас на дуэлях обычно дерутся из-за предмета своих воздыханий, ну, или из-за уже состоявшихся любовниц, но очень редко – из-за жен. Я такого не помню.
Дон Хуан лишь покачал головой. Если бы в Севилье были подобные обычаи, то он не провалялся бы между жизнью и смертью месяц в постели, пронзенный мечом дона Спинелло.
Он понял и другое. В Париже слежка за благородными дамами и принуждение их вступить в связь под угрозой разоблачения были бы совершенно невозможны! Потому что понятие «угроза разоблачения» звучит для здешних ветрениц просто нелепо.
– А во-вторых, друг мой, – продолжил виконт, – у меня сложилось впечатление, что при желании драться из-за жены графу де Ла Моту просто не с кем!
– Неужели у такой красавицы нет любовника? – не поверил дон Хуан.
– Я бы не стал высказываться так определенно, – досадливо поморщился Нарбонн. – Хотя о таких вещах в Ситэ быстро становится известно всем. Так что либо графиня Диана и ее неведомый избранник соблюдают неслыханную осторожность, либо…
– Что? – взглянул на него де Тенорио.
– Ее просто не интересуют мужчины.
– То есть? – не понял кастилец.
– То есть вообще, – ответил виконт. – Не только я, но и другие уже поговаривают о довольно странной дружбе графини со своими юными незамужними племянницами. Неужели у вас в Кастилии не слыхали о таком женском пороке?
– Этого не может быть! – воскликнул пораженный дон Хуан.
– Да-да, разумеется, – поспешил согласиться Нарбонн. – Ситэ – это территория самых скабрезных слухов…
Виконт Нарбоннский пристально смотрел на кастильца, что-то обдумывая.
– А знаете что? – вдруг решительно заговорил он. – Попытайтесь, любезный дон Жуан! Вы иностранец, а это в глазах женщин придает мужчине особый шарм. К тому же на днях вы уезжаете из Парижа, возможно – навсегда. Как знать, быть может, наша неприступная крепость на сей раз капитулирует… Так что мой вам совет – попытайтесь!
– Но как? Как? – разволновался дон Хуан. – Я не представляю!
Он так возбудился, что потерял бдительность и даже не подумал о том, что подобные слова характеризуют его как законченного неудачника в любовных делах.
Жан Буридан несколько сгладил это впечатление:
– Действительно, виконт, как вы себе это представляете? Прямолинейность тут не пройдет. Не хватало еще, чтобы графиня Диана выставила на посмешище нашего кастильского гостя!
– Я беру подготовку на себя, – прищурился Нарбонн и в предвкушении забавного приключения потер ладони. – Завтра вечером состоятся придворные гулянья в парке Ситэ. Будет фейерверк, цирковое представление: медвежья борьба, трюки акробатов… Столы расставят прямо под открытым небом. Так вот, на правах старинного друга я приглашу графиню Диану посидеть на лавочке возле знаменитого Дуба свиданий. Вы, дон Жуан, заранее спрячетесь поблизости, чтобы услышать наш разговор.
– Зачем же мне подслушивать? – попытался поиграть в щепетильность дон Хуан.
– Видите ли, обычно, когда мы наедине, графиня до известной степени со мной откровенна, – пояснил виконт. – И если она задумает посмеяться над вами, то вы заранее об этом узнаете из нашей беседы.
Глава 7
– Виконт, этот ваш кастилец – просто какой-то дикарь. Он даже не поздоровался ни со мной, ни с моими племянницами.
Голос графини де Ла Мот журчал подобно горному ручью в поместье поэта Петрарки. Дон Хуан то и дело судорожно сглатывал, чтобы вернуть на место подступавшее к горлу сердце. Он стоял за широким, корявым стволом Дуба свиданий и время от времени осторожно выглядывал из-за него, всматриваясь в освещенные полной луной силуэты виконта Нарбоннского и графини Дианы. Они сидели на скамейке спиной к де Тенорио.
– Неужели он потерял дар речи, когда увидел меня? – со смехом продолжила покорительница мужских сердец.
– Он? – изобразил удивление виконт. – Кто угодно, только не дон Жуан. Вы знаете, почему он выпросил у своего друга, короля Педро, назначение в это свадебное посольство?
– Почему же? – В голосе графини послышалось любопытство.
– Я буду с вами откровенен, – понизил голос Нарбонн. – У дона Жуана в Кастилии накопилось столько проблем любовного характера, что он просто решил сбежать. Хотя бы на время. Эти любовные коллизии сплелись в такой огромный и тугой узел, что наш гость утомился его распутывать. И в Париже он, представьте себе, отдыхает от бесчисленных кастильских поклонниц.
– Вот как? – задумчиво промолвила Диана.
– Именно, – подтвердил виконт. – Таким любовникам, как дон Жуан, время от времени просто необходима передышка. Честно говоря, я ему страшно завидую.
– Вы? Не верю. Вы стройный, красивый мужчина, а дон Жуан – уродливый коротышка. Еще этот шрам через всю щеку…
– Кастильские женщины весьма разборчивы, графиня, их очень непросто завоевать, – заметил Нарбонн. – А теперь вообразите, что вся женская половина Кастилии и Леона сладострастно дрожит при одном упоминании имени дона Жуана. Это имя тысячи женских уст шепчут во сне. И еще скажу вам по секрету… Его имя – это последнее слово, которое произносят отвергнутые им благородные дамы – за секунду до того, как принять яд. Только яд способен прекратить их сердечные муки.
– О Боже! – с ужасом и восхищением вскрикнула графиня.
– Вот уже несколько лет, как дон Жуан стал символом всех любовников Кастилии, – уверенно продолжил виконт Нарбоннский. – Даже простолюдины называют его именем знакомых ходоков…
– Ходоков? – перебила Диана де Ла Мот. – Как это понимать?
Виконт рассмеялся:
– В народе так именуют бабников. Так вот, бабников чернь Кастилии уже прозвала донжуанами, хотя вилланы и не знают, что это реально живущий человек.
– И что, в Париже у него до сих пор никого не было? – тихо спросила графиня.
– Уверяю вас, никого, – ответил виконт со всей убедительностью. – И не будет. Что, впрочем, большое благо для наших прелестниц.
– Почему же благо?
– Да потому, что, проведя ночь с доном Жуаном, никакая женщина уже не может желать другого мужчину. Эта ночь навсегда останется самым ярким мигом в ее жизни. Спросите кастильских женщин – они подтвердят вам мои слова.
Собеседники помолчали. Графине Диане стало казаться, что минувшей ночью, на реке, она испытала некие странные, доселе неизведанные чувства, которых на самом деле, разумеется, она вовсе не испытывала.
– Вас удивительно слушать, милый Нарбонн… Впрочем, мне кажется, я понимаю кастильских женщин. – Графиня вздохнула. – Дон Жуан… Его имя так романтично звучит! Что касается любви… Нет, радость любви такой мужчина внушить не может. Но пламя страсти… Страсть – да! Ее он может зажечь и раздуть! Этот мрачный, пронзительный взгляд… У меня мурашки пошли по коже, когда он смотрел на меня. Мне стоило некоторых усилий, чтобы казаться беспечной. А шрам… Должно быть, его так приятно целовать!
Снова возникла небольшая пауза.
– Скажите, виконт, – задумчиво произнесла графиня. – Я понимаю, что сейчас дону Жуану уже не надо прилагать стараний, чтобы соблазнить женщину или девушку. Они сами хотят заполучить его в свои объятия. Но… ведь так было не всегда, верно? Как он завоевывал женщин в юности? Ну, в самом начале своей жизни, полной любви?
– О, графиня, помимо величайшего таланта любовника, у дона Жуана есть еще один божественный дар, – проникновенно заговорил виконт Нарбоннский.
– Какой же?
– Он поет, как Орфей, а на мандолине играет, как Эол на арфе. Ни одна женщина не могла устоять перед ним после того, как он исполнял серенаду под ее окном.
За Дубом свиданий дон Хуан с досадой ударил кулаком по корявому стволу. «Какой же глупец этот виконт! – в отчаянии думал он. – Впрочем, откуда ему знать, что я совершенно не умею играть на мандолине, а пою так, что по сравнению с моим голосом скрип корабельной лебедки кажется пением сирен!»
– Но он уже давно не поет, хотя многие женщины чуть ли не на коленях его уговаривают, – продолжил Нарбонн, и дон Хуан за дубом испытал некоторое облегчение.
– Почему же он не поет? – капризно спросила графиня.
– Да потому, милая Диана, что, если он нарушит молчание и станет петь серенады, женщины Севильи будут неотвязно ходить за ним. Как, простите за сравнение, крысы за дудочкой мифологического крысолова.
Графиня де Ла Мот в очередной раз мечтательно вздохнула.
– Хотелось бы мне услышать его серенаду под моим окном… Но я ничего не обещаю взамен, имейте в виду!
Диана была в уверенности, что ее желание будет скоро известно величайшему соблазнителю дону Жуану.
И в этом графиня нисколько не ошиблась.
Стоит ли говорить, что и эту ночь и последующий день дон Хуан не находил себе места? Он успокаивал себя тем, что мало чем рискует в случае позорного поражения: адмирал Мендоса объявил, что на следующей неделе посольство возвращается в Кастилию.
После полуночной смены караула во дворце Ситэ дон Хуан уже вглядывался в такое близкое – рукой подать! – окно графини де Ла Мот, которое ему любезно показал виконт Нарбоннский. Разумеется, мандолины в руках «главного любовника Леона и Кастилии» не было, как не было и желания петь что-либо без аккомпанемента.
В слабо освещенном окне мелькнул женский силуэт, стукнула ставня. Что это? Перед доном Хуаном бесшумно раскачивалась веревочная лестница. Кастилец, призвав на помощь небесного покровителя Иоанна Богослова, начал карабкаться на второй этаж дворца.
«Если Диана хочет над ним посмеяться, – думал Тенорио, – то заранее подрезанная лестница вот-вот оборвется, и он неуклюже шлепнется на плиты под окном спальни графини. И тут же, разумеется, со всех сторон грянут хохот и улюлюканье: ведь коварная Диана наверняка собрала зрителей, готовых осмеять тупоголового и легковерного кастильца! И среди свидетелей его позора обязательно будет виконт Нарбоннский, который заманил его, дона Хуана, в эту ловушку. Зачем? Да чтобы таким образом отплатить за свой проигрыш в кости!»
Но – хвала Всевышнему и святому Иоанну Богослову! – лестница не оборвалась, и Дон Хуан со всей возможной элегантностью перевалился через узкий подоконник.
Перед ним стояла совершенно
Дон Хуан угрюмо и обреченно смотрел на красавицу, не в силах произнести ни единого слова. Он с ужасом сознавал, как глупо сейчас выглядит в мерцающем отблеске свечей.
Однако в глазах графини Дианы молчание ночного визитера было как раз свидетельством уверенности в себе. Той уверенности, которую не нужно подкреплять куртуазными пассажами и заранее заготовленными поэтическими цитатами. Перед ней стоял настоящий мужчина.
– Вы пришли без мандолины, – наконец произнесла Диана тихим голосом.
Дон Хуан покрылся липким холодным потом. Он с паническим страхом понял, что у него ничего не выйдет. Графиня по-прежнему оставалась словно за стеклянной стеной…
И тут Тенорио внезапно заметил, что кремовое парчовое платье на Диане де Ла Мот уже расшнуровано! Атласные веревочки свисали по бокам графини, открывая взору дона Хуана нижнюю шелковую тунику.
Значит, говорить ни о чем не надо. Надо действовать. «Платье расшнуровано, она не желает ждать, – подбодрил себя дон Хуан. – Она так же доступна, как и все прочие! Она просто шлюха! Шлюха по цене куриного яйца! Как же я сразу не догадался? Меня разыгрывали! Это все – их придворные забавы. Буридан и Нарбонн придумали про нее, что она недоступна для мужчин. Точно так же, как потом виконт врал ей про меня, что я – неотразимый любовник, причина женских самоубийств.»
И в теле дона Хуана стала зарождаться знакомая сила.
– В мандолине не было необходимости, сударыня, – небрежно сказал де Тенорио и шагнул навстречу графине де ла Мот.
… На рассвете он, словно во сне, стоял на коленях перед альковом, покрывая поцелуями холодные руки Дианы и что-то сбивчиво шептал – то по-кастильски, то по-латыни. И со смертной тоской, с чувством безнадежности и надвигающегося горя видел в карих глазах графини де Ла Мот выражение презрения и разочарования.
Глава 8
На следующий день, немного поспав, под проливным дождем дон Хуан отправился на улицу Курари, где располагались самые фешенебельные лавки ювелиров. Здесь он истратил все свои деньги, включая выигрыш у виконта Нарбоннского, на покупку золотого перстня с огромным алым яхонтом [28] . Перстня для любимой.
… Еще ранним утром, вернувшись в отведенные для него покои, дон Хуан понял, что не может жить без Дианы де Ла Мот. Ему было стыдно перед самим собой за те грязные мысли, которыми он подбадривал себя в минуту нерешительности, когда между ними была «стеклянная стена».
Что же делать дальше? Через четыре дня он покинет Париж. Покинет свою любовь. Может быть, скрыться? Спрятаться в этом огромном городе? Здесь то и дело пропадают люди, зарезанные ночными грабителями и сброшенные потом в Сену. А когда севильское посольство, не найдя его, будет вынуждено отбыть на родину, он поступит на службу к французскому королю…
Однако у дона Хуана хватило разума, чтобы понять: этот план однозначно ведет к гибели. Иоанн Добрый конечно же выдаст изменника своему новому союзнику, кастильскому королю дону Педро. И друг детства без колебаний прикажет отсечь безрассудную голову обер-келлермейстера.
Тогда… Тогда, чтобы продолжать жить и дышать, нужно увезти Диану с собой в Кастилию. Она тоже его любит. Она равнодушна к мужу, а муж равнодушен к ней. Они упадут в ноги королю Педро, и тот будет к другу детства добр и милостив. Дон Педро отрубит голову у очередного благородного сеньора и подарит им с Дианой конфискованный замок с поместьем…
Надо только ее уговорить. Вдруг получится? Ведь получилось же стать любовником неприступной графини.
Похоже, здесь, в Париже, сбываются самые несбыточные мечты… Кстати, как рассказал Жан Буридан, название столицы Франции – PARIS – это имя легендарного древнегреческого героя, который похитил прекрасную Елену. Ну а он, дон Хуан де Тенорио, похитит в Париже прекрасную Диану!
– Да вы с ума сошли, – лениво сказала Диана де Ла Мот, с удовольствием рассматривая свой палец, на котором сияло подаренное рубиновое кольцо. – Нет, вы не просто сошли с ума. Вы вообще ничего не поняли.
Они сидели на той самой скамейке подле Дуба свиданий, где начиналась любовная интрига.
– Что я должен был понять, Диана? – холодея, прошептал дон Хуан.
– Знаете, когда в зверинец короля Иоанна привезли ягуаров, я просто сгорала от любопытства. И при первой возможности пошла полюбоваться на этих изящных хищников. Теперь вы поняли или мне следует высказаться до конца?
Поделиться книгой: