In vinas veritas

— На «Вили»?

Для порядка я огляделся по сторонам и ответил:

— Вроде бы да.

— Саша из Нижнего Новгорода, старпом.

Я в свою очередь представился и поинтересовался, что ж ты так долго, гад?

— Геннадий Сергеевич, редиска, нехороший человек, отправил меня в капитанию порта для получения сомнительных закорючек. Там можно состариться, дожидаясь, когда же занятой народ соблаговолит внимание на тебя обратить. А потом таксист, падла, отвез меня в Пулково — 1, я долго искал любой рейс, мало-мальски летящий в сторону туманного Альбиона. Потом я ехал сюда. Вот и весь сказ. Спасибо, хоть на регистрации ты их предупредил обо мне. А то я уже и не знал, что и делать-то.

— Ну, что, полетели?

Саша кивнул головой, схватил в охапку свой чемодан и решительным шагом пошел предъявлять свой посадочный талон. Я постарался не отстать.

Уже заняв свои места, он пихнул меня в бок:

— Смотри, какие важные люди с нами будут коротать время перелета.

Он сидел у иллюминатора, но все равно первым опознал директора Эрмитажа, еще нескольких эпатажных личностей, знакомых по телевизору.

— Чего это они все вместе собрались? — сам у себя спросил он.

— Наверно, на похороны королевы — матери отправились, — сам себе и ответил.

Я вздохнул и подумал, что попутчик у меня очень словоохотливый. Но Саша замолчал и притворился спящим. В таком состоянии просидел он до самого кормления. А мне что-то не спалось, вспомнилось почему-то, как добирался в Китай на приемку нового судна.

Тогда в Шанхае меня встретила высокая и нервная китаянка, не знающая по-английски практически ни слова. Отвезла меня в какую-то гостиницу, оставила в машине, а сама убежала внутрь ругаться с персоналом. Пока она там выясняла отношения, подъехала огромная «Великая стена» — китайский, типа, джип «Great Wall», сверкающая никелем и идеальным лакокрасочным покрытием. Из ее чрева вылезли вальяжные китайцы, похожие на мафиозных боссов по фильмам Джона Ву. Носильщики стремительно, опережая друг друга, похватали чемоданы и скрылись в холле. Машина начала очень аккуратно отъезжать от гостиничного входа, благо всякие там кадки с фикусами, рекламные щиты не давали возможности изящно с визгом покрышек умчаться вдаль китайского благополучия. Я уж было потерял интерес к этому зрелищу и начал проваливаться в сонную бессознательность, как вдруг не в меру хитрый портье самоотверженно бросился на бампер маневрирующего монстра. Полагаю, стремление его было эффектно распластаться на капоте, но рост несколько подкачал — не сумел допрыгнуть. Зато с капота он прямиком угодил под громадное колесо этого собрата трактора. Вот тут он ужом закрутился — жить все-таки хотелось, а от крика, переходящего в надрывный визг, могли бы повылетать стекла на первых этажах всего квартала — я бы этому не удивился. Но водитель «стены» не спеша остановился, поставил машину на ручник и вышел к пострадавшему. Это мне так показалось. На самом-то деле он начал внимательно осматривать бампер, нимало не заботясь о распростершимся в красноречивой позе полураздавленного испачканного в пыли носильщика.

Но тут случились из гостиницы коллеги пострадавшего, похватали его за желтые рученьки и поволокли от машины. Вот теперь театральное мастерство было предъявлено на обозрение зрителей и сочувствующих. Мелкий китаеза хромал на все четыре ноги, если считать его подкашивающиеся руки, не способные удерживаться за своих медбратьев. При этом он еще ухитрялся жестами рассказывать, как он поправлял рекламный щит, а тут его сбила эта ужасная махина. Может быть, он и говорил что-то, не знаю, мне не было слышно. Но вот пантомима не нуждалась в переводе и словесных дополнениях.

Один из друзей инвалида подбежал к пузатому водителю и потребовал сатисфакции за утраченное здоровье. Тот как раз собирался вновь залезать в свой броневик. Характерное почесывание большим пальцем указательного и среднего не оставляло сомнений в желании борца за справедливость. Шофер без замаха дал наивному в морду, тот отлетел на кадку и повис на фикусе.

В это время из дверей быстрым тревожным и решительным шагом показалась управляющая. Увидев страдающего от потери жизненных сил задавленного и висящего на фикусе его друга, она взмахнула то ли в радости, то ли от возмущения руками и поспешила к пузатому. Может быть, даже что-то и сказала, потому как тот лениво махнул ручонкой с кулаком на конце — и энергичная бизнес — чайна — леди собрала весь рекламный щит со всякими там «велкамами» и вместе с ним улеглась на крошечном газончике. не способные удерживаться за своих медбратьев. его подкашивающиеся руки. твующих. ачканного в пыли носильщика. портье самоотверже Интрига закручивалась.

Сей же момент на выходе из гостиницы материализовался, как Моргунов в «Кавказской пленнице», один из боссов, приехавших на этом грузовике. Я уж всерьез осматривался по сторонам, куда бы удобнее было бесшумно слиться, буде здесь открыта стрельба. Важный узкоглазый дядя подошел вплотную к своему подчиненному, замер на пару минут. Может, он слушал объяснения, а может просто мерил взглядом своего водителя. Тем не менее, созрел до определенного решения и выдал смачную оплеуху пузатому. Да, подумалось мне, рукоприкладство у китайских братьев в ходу. Буду брать эту методику на вооружение.

Притихшие, было, хотелиевские плебеи вмиг осмелели, закричали что-то угрожающее. Двое даже подбежали поближе, в надежде, видно, сорвать гонорар за недоразумение. Босс вложился в удар всем корпусом — и первый полетел к ногам застывшим у дверей коллегам. Второго опустил в придорожную пыль набивший руку шофер.

Мафиози ушел в гостиницу, «Великая стена» бесшумно уехала по направлению к своей великой китайской сестре, а в машину заглянула моя неразговорчивая агентесса. По углам улицы валялись в непринужденных позах четыре бледно-желтых гражданина могучей страны, а мы выезжали куда-то вдаль. По интонационному характеру непрекращающихся словесных возлияний мне показалось, что в этой гостеприимной гостинице меня не особо ждали. Я подумал: «Может ей тоже в рыло зарядить, чтоб заткнулась? Так, просто традиции ради». Но пока решил воздержаться.

А зря, если судить по тому, куда и на что она меня бросила в другом гостевом доме.

8

Тут-то и появились долгожданные тети с тележками. Они ненавязчиво предлагали пожрать утомленным первыми получасами перелета пассажирам. Мы сидели в самом хвосте самолета, поэтому к нам, изнемогающим от забытого, было, в суете Петербурга чувства голода, щедрые дарители продуктовых наборов должны были добраться уже тогда, когда первые кресла начинали сыто рыгать. Зато перед нами первыми показались ящики на колесиках, в которых щедрые англичане заботливо упаковали летные нормы различного алкоголя. Добрая бортпроводница уставилась куда-то вперед, ожидая сигнала к раздаче. Но Саша решил сам дать ей подобное разрешение:

— Будьте добры, предложите нам что-нибудь выпить. Очень уж долго ждать, когда к нам подойдут. Пожалуйста!

Он неплохо владел английским, правда, очень гнусным. В смысле, гнусавым. Тем не менее, нам был предложен изрядный выбор. Мы остановились на пиве. А я, набравшись храбрости, заказал еще виски со льдом. К моей тайной радости, нимало не смутившись, мне выдали стакан со льдом и бутылочкой уважаемого мной «Teachers». Саша сразу же потребовал свою долю в виде «Campari». В это время самолет ощутимо качнуло. В наших приземленных умах, конечно же, возникло модное слово «турбулентность», но стюардесса несколько озадаченно посмотрела в иллюминатор, как-то вся подобралась и, оставив тележку рядом с нашими креслами, на негнущихся ногах отправилась в носовую часть. Казалось, что она сдерживает себя, чтоб не побежать.

Мы синхронно выглянули за борт. Мимо нас как раз живенько так чесал другой самолет. Был он настолько близко, что, казалось, можно было помахать рукой его человеческой составляющей, буде они плющили носы в свои иллюминаторы. Наверно, так быть не должно: самолеты вроде бы летают по своим коридорам без шансов пересечься (увы, это правило не без исключений). Тем не менее, мы посмотрели друг на друга, пожали плечами, и я принялся сноровисто набивать продуктовый пакет бутылочками вискаря, благо контроля над ящиком Пандоры не было пока никакого. Пусть списывают потом на большую любовь пассажиров к шотландскому виски.

Краткий ланч прошел удивительно душевно. Закрепили успех отменным кофе с молоком, уничтожили еще по бутыльку летных градусов, эксперимент со сближением с другим авиатранспортом уже казался далеким и не пугающим. Народ ничего не заметил. А если и заметил, то виду не показывал. Директор государственного Эрмитажа все в такой же барской позе стоял в проходе у туалета, развлекая себя непринужденной беседой с кем-то невидимым. На его плечах элегантно покоился стильный шарфик, а, может, и не шарфик, а вовсе и кашне, или кашпо, или жабо, или капот. Очень захотелось спать, мысли путались. Я еще раз выглянул в иллюминатор. На крыле сидел мохнатый чертик, помахивая хвостом, болтая козлиными ногами и подмигивая мне лукавым глазом, улыбаясь во весь пятачок. Допиться до чертиков я пока не мог, поэтому понял, что уже сплю.

Проснулся уже на посадке, когда нужно было пристегиваться и собираться с мыслями: что же делать дальше-то?

9

А дальше судьба распорядилась за нас. Получил я свой багаж (Саша так и долетел с чемоданом в салоне), пошли сдаваться эмиграционным властям, вертели головами, как два деревенских простофили на Невском проспекте, старательно читая вывески. Вдруг, у элегантной белокурой девушки в Хитроуской униформе в руках я увидел аккуратный плакатик с моей, орфографически правильно оформленной фамилией на русском языке. Сказать, что я удивился — значит, пошутить. Ну, а написать, что челюсть у моего компаньона упала до пола — значит, обеднить его удивление, когда я ни с того, ни с сего подошел к прекрасной незнакомке и начал с ней вовсю улыбаться. Фамилии-то моей он не запомнил, поэтому пропустил мимо внимания сей замечательный слоган, что девушка пикантно держала в руках. А я уже поворачивался к нему, призывно махая рукой.

— А это наш старпом, Саша, кстати. Мы вместе добираемся до парохода.

— Ирма, — улыбчиво представилась дева — краса. — Ну, тогда пойдем?

— С вами хоть на край света, — несколько неуверенно произнес Саша.

Ирма засмеялась и обратилась ко мне:

— Вы хоть объясните своему коллеге, в чем тут дело. А то он смотрит на меня, как овца на ловца.

— Как баран на новые и ужасно красивые ворота, — поправил ее я. — Хорошо. Ирма — мой старый и добрый друг, можно сказать, брат. Работает в аэропорту самым главным менеджером, часто бывает на обедах в королевской семье, вот решила помочь мне, ну и тебе тоже, в прохождении всяких формальностей по прибытию в Объединенное королевство Великобритании.

Лицо нашего старпома совершенно вытянулось. Девушка от души прыснула, демонстрируя тем самым чувство юмора, несколько несвойственное некоторым иностранным чинам. И, слава богу, а то меня, признаться, несколько занесло во фривольном представлении совсем незнакомого человека.

Все еще продолжая веселиться, Ирма сама внесла ясность, видимо не очень доверяя моим речам. Просто я оказался (вот уж чего никак не мог ожидать!) каким-то круглым по порядку перевезенных пассажиров из Санкт Петербурга. В знак удовлетворения крепнущих связей между двумя аэропортами, администрация «British Airways» выделила нам помощника для дальнейшего следования по месту назначения. Помощник была из Риги, но хорошо русскоговорящая.

Мы без всяких очередей, подчиняясь девушке в униформе, прошли все официальные барьеры. Даже директор Эрмитажа с интересом взглянул на нас, когда мы обогнали его, привычно вышагивающего из дипломатического коридора. А дальше — блуждание по переходам, эскалаторам, лифтам. Сами бы мы никогда не дошли. А если бы и дошли, то только к концу контракта.

Зарегистрироваться на следующий рейс местных авиалиний не заняло много времени, мы получили посадочные талоны, сдали багаж и печально взглянули на Ирму.

— Да, мальчики, да, — вздохнула она. — Приятно было с вами пообщаться. Давно не говорила на русском языке. Но работа ждет. К тому же на обед к королеве надо ехать.

Она засмеялась, но уже не так душевно, как раньше.

— Скучно тебе здесь? — вдруг спросил Саша.

Ирма улыбнулась и ответила, глядя прямо ему в глаза:

— А, пожалуй, что — нет. Просто иногда возникает из ниоткуда тоска по огромной стране, которую пришлось потерять. Но, наверно, это просто ностальгия по детству. Что ж, давайте прощаться!

Она совсем по заграничному подала нам руку, крепко пожала, пожелала счастливого перелета и ушла в недра огромного аэропорта.

— Замечательная девушка! — сказал я и шмыгнул носом. Саша не замедлил разрыдаться на моем плече. Сквозь горькие вздохи я расслышал:

— Может быть, наступили время хлопнуть по бутыльку, раз уж пока все так удачно складывается?

— Всепренепременно, — радостно закивал головой я. — А я уж, было, начал сомневаться в правильности своего поступка, после того, как набил вот этот славный пакет, когда ты начал на меня с укоризной смотреть.

— Да меня, честно говоря, одолевали сомнения, что все это пройдет незамеченным. И потом, если уж на то пошло, мог бы и кампари захватить заодно.

Я оценивающе посмотрел на пластиковый пакет с надписью: «Цветы — для души, а если „Охота“ — то чтоб не зачахнуть!» и портретом пивной бутылки. Вообще-то, пару десятков этих миниатюрных самолетных алкогольных емкостей вдобавок он бы выдержал. Ну, да что сделано — то сделано. Я вытащил каждому по «учителю» и с удовольствием протянул ноги, развалившись в неудобном и жестком пластиковом кресле.

Почти новые ботинки безрадостно продолжали воспитывать мои стопы на предмет формы. Теперь, без спешки и суеты, пришлось сакцентировать на этом вопиющем факте свое внимание. Я начал развязывать шнурки.

— Это вызов? — незамедлительно поинтересовался любопытный Саша. И без лишних слов начал проделывать со своей обувью то же самое. — Итак, на счет три! Раз, два, пять, шесть. Куда? — хлопнул он меня по рукам, когда я, догадавшись, что он имеет в виду, попытался снять ботинок.

— На счет три! — строго сказал он и снял кроссовки.

Я несколько запоздало скинул свои шузы.

— Дышите, буржуи, воздухом истинной демократии! — сказал старпом и пошевелил пальцами в мокрых носках. Я присоединился к нему.

— Как мало человеку нужно для счастья! — продолжал философствовать Саша, когда мы вдоволь нашевелились пальцами ног и разогнали снобствующих эстетов дезодорантов и освежителей воздуха из соседних рядов. Я несколько превратно истолковал его реплику и полез в бездонный пакет за веселыми шкаликами.

— Позвольте, маэстро! Нам еще вести самолет.

И то правда, до посадки осталось менее получаса. Не стоит излишне нагружать себя топливом — оно нам вполне может пригодиться для празднования удачного приезда по месту работы.

Поэтому на посадку мы отправились совсем посвежевшими, даже отдохнувшими. Хотя, перед этим мне мучительно долго пришлось уговаривать ноги помириться с упрямыми ботинками. Первые шаги были наполнены болью, как у русалочки. Ну а потом, ничего, расходился. Может быть, просто засохшие носки приняли на себя часть бремени пресса. Тем не менее, увидев аэроплан, поданный к трапу, я забыл обо всем.

Двухмоторный пропеллерный серебристый спортсмен — юниор, в сравнении с монстрами, на которых привыкли летать уважающие себя межконтинентальные пассажиры, бодро шевелил лонжеронами в ожидании взлета. Почему-то он мне напомнил старые добрые цеппелины. Наверно, из-за характерного окраса.

До следующего аэропорта нам лететь было всего ничего — не более сорока минут. Но, судя по хищным обводам нашего воздушного судна, мы бы справились гораздо быстрее, поступи соответствующая вводная. Ох, и пришлось бы понапрягать желудок, выворачиваясь. Я надеялся, что выдержу предстоящий перелет с морской честью, потому что он займет немного времени, несмотря на коварные воздушные ямы и прочие турбулентности, с которыми маленьким самолетикам тяжелее бороться, нежели более мощным коллегам.

10

Перелет был плавным, безо всяких ненужных встрясок и потрясений. Даже накормить нас успели. Спать вроде бы времени не оставалось, поэтому вновь вспоминал, как впервые осознал, что в Китае очень много китайцев.

Избежавшая, ввиду моего европейского воспитания хорошей плюхи по нервному лицу, моя провожатая — китаянка привезла меня к очередному туристскому пристанищу. Набежавший портье со всем усердием поволок внутрь мой чемодан, агентесса влетела следом, пару раз визгливо там гавкнула, дала мне в руки конверт и ретировалась. Я подумал, что она вернется, но не тут-то было. Машина умчалась, а я остался наедине с образовавшимися вокруг меня униформенными созерцателями. Все они скопом говорили мне какие-то безумно важные вещи, к сожалению, только на местном диалекте. По-английски никто традиционно не понимал, поэтому я сразу перешел на слегка нецензурный русский. Решив, наконец, ознакомиться с содержимым бумажного пакета, я обнаружил там очередной билет на самолет. Это было для меня сюрпризом: Шанхай предполагался конечной точкой. Времени до очередного рейса было предостаточно, около десяти часов. Не болтаться же, в самом-то деле по городу с чемоданом наперевес. К тому же неспроста же меня сюда привезли. Значит, возьму ключи от забронированного номера, перекушу и завалюсь спать — перелеты очень утомляют.

Но китайские администраторы что-то не спешили меня поселять. Их язык, в том числе и жестов, я категорически не понимал. Тем временем в холле собралась целая толпа желающих поучаствовать в общении с большим белым человеком. Скоро их стало так много, скандирующих на разные лады «yes» и «now», что я уже начал опасаться за свой багаж: ломанут его сейчас на выход, а я пробраться сквозь узкоглазую толпу не сумею.

Наконец, нашло озарение: АрЭнБи — это аббревиатура местной валюты. И с меня ее требуют. Я достал пятьдесят долларов — меньшей купюры не оказалось, и показал, что нету у меня их тугриков. Желтый народ без колебаний согласился на американские знаки. Хорошо, подумалось мне, компания все это мне оплатит.

Душ в номере вернул мне некоторое расположение духа, но безумный по составу и по цене обед подорвал все настроение на нуль. Началось все с того, что официанты категорически отказывались мне принести хлеб, потом игнорировали потребность в вилках — ложках. Супом оказалась здоровенная бадья с похожими на мелкие макароны предметами. В этой кастрюле также плавал деревянный обгрызенный половничек. Пустой тарелки не оказалось, значит, есть надо прямо с этого чана, догадался я. Но поварешка в рот никак не влезала. Тогда я присмотрелся к следам чужих зубов и пришел к выводу, что содержимое просто вливается в рот, если держать эту гигантскую ложку определенным образом. Вкус тоже оказался престранным: будто варили пельмени, воду слили и подали мне. Приятного аппетита!

Жареная рыба крошилась и разваливалась, когда я пытался прищемить ее двумя палочками. Попытка нанизать кусочки на одну их них тоже не увенчалась успехом. В конце концов, я по-хамски съел рыбу с рук. Спасибо за сытный обед, граждане китайцы. Хотя, что это за еда без хлеба! А уж, какое шоу я вам тут устроил, так меня должны были вообще бесплатно обслуживать. Не тут-то было. Счет произвел на меня удручающее впечатление. Этак, у меня денег на такси до аэропорта не останется.

В означенное время в моем номере прозвенел телефон. Нисколько не стесняясь, я сказал в трубку первое пришедшее на ум русское выражение. Наверно, оно бы заставило покраснеть преподавателя изящной словесности. Но в ответ мне ответили то же самое, только на языке мандаринов. Замечательно, вот и поговорили.

За дверями уже стоял улыбающийся китайский пряник в форме с эполетами. Зацепил за мой чемодан и подкатил его к лифту. Большой путь, примерно метров пять. Нажал на кнопку вызова и протянул мне ладонь в белой перчатке. Наивный, он рассчитывал на чаевые. Пока лифт ехал, я сложил дулю и ткнул ее в иноземную ладошку. Портье воспринял это, как угрозу всему китайскому обществу, изменился в лице, растопырил ноги в полуприседе и начал водить передо мной руками туда-сюда. Как фокусник, я бы даже не удивился, если бы он внезапно из воздуха достал флегматичного кролика. Но он распорядился своей судьбой по-другому. Движения я не усмотрел, но ощутил пару — тройку тычков по своему корпусу. Причем, достаточно болезненных. Пока я соображал, что же этот факир делает, он уже примерился своей ногой к моему уху. Такое безобразное отношение к иностранным туристам заставило меня вспомнить местные обычаи поведения в гостиницах. Я поймал его ногу, как он ни дергался, и отправил разносчика багажа прямым и легким касанием кулака в лоб в пустую кабинку лифта, услужливо распахнувшего свои двери, которые сразу затворились. Едва я прикоснулся к ручке чемодана, как дверки лифта снова раскрылись, и мой давешний помощник с перекошенным лицом и грозным боевым визгом прыгнул на меня, надеясь взять меня врасплох и покрыть себя неувядающей славой. Но я встретил его могучим пинком ноги, так уж сложилось, а потом отправил вновь внутрь средства передвижения между этажами размеренным, как маятник, движением руки с кулаком ярости. Обратно он уже не вышел, да и вообще уехал куда-то. Хорошо, что я не избалован необходимостью использования лифтов, поэтому непринужденно спустился пешком со второго этажа.

Для приличия подождал в холле, когда же, наконец, подадут такси для меня, чтоб ехать в аэропорт, но вовремя почувствовал, что ожидание может затянуться. Изловил самую тощую, самую прыщавую работницу этого гостеприимного места и ткнул ей под нос свой билет. Грозно посмотрел на нее и просто спросил:

— Где?

На удивление отреагировала она быстро, помахала рукой, ведя за собой, потом на выходе указала пальцем на небольшую лестницу вверх.

Я, конечно, не очень все это понял, но старательно одолел подъем, в надежде увидеть стоянку такси. Мое восхождение было вознаграждено: здесь находилась не только полная дорога пустых такси, но и аэропорт сам по себе. Замечательно, хоть на это можно не тратиться.

Так я и улетел в островной Китай, где дожидался меня новый пароход для новой работы и массы новых впечатлений.

11

Аэропорт, куда мы приземлились, тоже был маленький, до его здания пришлось добираться пешком. А Уэльс встретил нас моросящим дождем. Ну, Питер сыростью не удивишь. Город, где мы оказались, не имел названия. Точнее, конечно, он обязательно назывался как-то, но в памяти сохранилась только одна буква, самая первая. Н. Но это был не пункт нашего назначения. До Фалмута еще предстояло добираться. Я в тайне надеялся, что внутри уютного аэровокзала меня встретит с распростертыми объятьями старина Стюарт. Но в реальности осознавал, что ленивый валлиец в такую непогоду вряд ли сподобится на поездку.

Предчувствия меня не обманули. Нас встретил безразличный затянутый в кожу чувак, чем-то похожий на гнусавого певца Витю Салтыкова. Витю я уважаю. Он, бывало, в молодости, в «Мануфактуре», такие задушевные «Миллионные дома» строил, а потом в «Форуме» требовал: «Ведь есть на свете почта!», что не проникнуться его искренностью было трудно. А этот Шумахер сидел на скамейке, разглядывая потолок, держа вверх ногами картонку с надписью «Вили». Если бы приписать слово «Освободите», то получилось бы, как в Гринписе. И вполне оправданно.

Тем не менее, мы приблизились к нашему визави и предстали, как сивки-бурки перед травой. «Витя» отлепил взгляд от закрытого тучами и крышей неба и спросил:

— Поехали в Фалмут? — а потом добавил. — Если конечно кто-то из вас господин…

Тут он немного замялся и выдал на-гора такое сложное сочетание звуков, что я сразу признался:

— Это не я.

Саша мучительно долго просчитывал разные вариации своей фамилии, вычислил какую-то систему и облегченно произнес:

— Похоже на мои позывные. Вези нас, чувак, мы можем передумать.

Мои брови, впрочем, как и брови «чувака», поползли вверх, к закрытому свинцовыми тучами валлийскому небу.

— Можно взглянуть на Ваш паспорт моряка? — официальным тоном поинтересовался наш встречающий.

— Да все в порядке. Мы и есть те самые моряки, которых нужно было встретить. Спросите у Стюарта Эванса, если желаете, или у агентства «Фокс», — почему-то рассмеялся я. Действительно, что тут смешного?

— Пожалуйста, следуйте за мной, — наш провожатый, похоже, слегка обиделся.

Приятно проехаться на Мерседесе, пусть даже и на таксистском. Саша, сломав штурманские обычаи ездить на переднем сиденье, комфортно расположился сзади, я растекся по креслу, прихваченный ремнем безопасности.

«Витя» рванул от аэропорта, спугнув ожидающих погрузки в свой транспорт пассажиров, включил музыку на умеренных басах. Я с интересом прислушался: люблю, знаете ли, хорошую музыку.

— Альмонд, — говорю, ни к кому не обращаясь.

— Что? — дергается «Витек».

— Альмонд поет, — уточнил я для бестолковых.

Наш шофер моментально переключает песню на следующую.

— А это «Шпандау Балет» двадцатилетней давности, — узнал я.

— Странно, обычно все знают только их «Тру», — невольно произнес водитель.

— Эта же вещица называется «Мотивейтор».

Он снова перешел на следующую композицию и вопросительно посмотрел на меня.