Помоги проекту - поделись книгой:
Государство — тотальный собственник и властелин — через свой чудовищный бюрократический аппарат реанимирует и утверждает рефеодальную форму производства, обмена и распределения, порождает главный антагонизм — отчуждение человека от собственности и власти.
Повторим: отчуждение человека от собственности и власти — главный антагонизм нашего общества, главный результат антиоктябрьского переворота 1928—1932 гг., совершенного Сталиным и его приспешниками. Государственный социализм, где всем — от ржавого гвоздя до космической станции — распоряжается государство через чиновника, никогда не пойдет дальше лозунга. Ибо форма собственности, по Марксу, «скрытая основа всякого общественного строя» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 25, ч. II, с. 354).
Речь идет не об «ошибках» и «деформациях», а о контрреволюционном перевороте через действие закона Сатурна («революция пожирает своих детей»). Суть не в злодее — Сталине (это для почитателей «Детей Арбата»), а в злодействе лишения человека собственности и власти, превращения его в «винтик» государственной машины, что неизбежно коронует Сталина, Мао, Полпота такой реальной властью, какой ни у одного феодала, кроме, может быть, Чингисхана и в помине не было.
Трудовая деятельность людей вечно триадна: производство — обмен — распределение. Причем звено «производство — обмен» надэпохально и надклассово с тех пор, как дикарь-охотник менял мясо на рыбу с дикарем-рыболовом.
Распределение — исторично: раб, как скотина, получал пропитание, крепостной — побольше, уже имел хозяйство, наемный пролетарий получал по труду, но ровно столько, сколько обеспечивало его работоспособность и физическое воспроизводство. Сейчас, когда развитой капитализм динамично нарабатывает социалистичность, что исторически закономерно[26], буржуазия изощренно эксплуатирует интеллект: информация стала главным товаром мировой торговли, идеи ценятся превыше всего.
Говорится все это к тому, что пора раз и навсегда вымыть из людских голов, в том числе и из руководящих, ложь о несовместимости социализма и рынка. Безрыночный социализм — это глубоко больное общество, в коем расстроен обмен трудовыми эквивалентами. Звено «производство — обмен» социалистично. В той же мере, как оно и буржуазно, и феодально, ибо оно вечно: закон стоимости — это печень экономического организма любой формации. И сколько бы, к примеру, ни произносилось пламенных речей о ресурсосбережении и охране природы, положение тут может лишь ухудшаться, пока мы не перейдем к оптовой торговле, пока люди не будут платить за все — воду, землю, даже чистый воздух.
Что же касается третьего, завершающего звена трудовой деятельности людей — распределения, то тут нас всегда будет подстерегать опасность принять одно из последствий закона стоимости (фетишизацию вещей) за его суть. В любой форме обмена, даже в такой идеальной, как обмен веществ в человеческом организме, неизбежны шлаки. Какую б пищу мы ни употребляли.
Можно, конечно, не замечать вселенскую антисанитарию наших вокзальных или городских нужников, но стоило на Павелецком вокзале перевести туалеты на закон стоимости, сдать их в аренду кооператорам, — и ситуация очеловечилась. Конечно, до японских и финляндских туалетов с их стерильностью хирургической палаты далеко, и все же кооперативные туалеты — уже цивилизованность.
Мы привели пример, с точки зрения гоголевских дам и трубадуров соцреализма, «нецензурный», однако живую жизнь не зацензуришь. Не менее педагогичны с позиций закона стоимости наши строительные площадки (дом строим, два закапываем), заводские свалки, городские помойки, дворы, подъезды и лестничные клетки большинства жилых домов. Технологически антисанитарны наши автомобили и трактора, телевизоры и холодильники: любое наперед заданное изделие мы делаем минимум на порядок ниже японцев. Народу недоступны ксероксы, компьютеры, практически все средства информатики. Миллионы матерей мучительно размышляют, чем им завтра накормить детей, как одеть и обуть их, где купить зелень, как достать гречку и т. д.
Зачем мы надели на себя эти вериги? Ведь ясно (и без Маркса, и без Ленина), что Сталин превратил социализм из учения в веру, из метода — в набор догм и инструкций. Он растворил общество в государстве и сделал его беспомощным: государственная собственность, бесконтрольно управляемая бюрократическим аппаратом, анонимна и беззащитна от покушений со всех сторон.
Не проще ли остраказировать «мыслителей и деятелей», образованность коих завершилась вызубриванием «Краткого курса» и «Экономических проблем социализма в СССР»? Мы неоднократно уже говорили и будем говорить всегда, что в обществе должны стать Законом три нормы:
1. Нормальный обмен трудовыми эквивалентами, который возможен только на рынке и который реально может ликвидировать абсурд затратности;
2. Нормальный обмен информацией, который возможен только в условиях демократии и гласности: информационная автаркия, засорение и зауживание догмами, авторитарностью информационных потоков неминуемо ведут социализм к сталинизму, а западные демократии — к фашизму;
3. Нормальная система обратных связей, которая приоритетом закона гасит авторитарность: обществом могут справедливо править только законы, а не люди. Когда этого нет, общество становится аномальным.
Необходимо принудить и чиновника, и догматика принять эти три истины. Ибо перестройка погибнет без демократии и гласности, погибнет от беззаконности, погибнет без свободы торговли. Вместе с перестройкой погибнет и социализм: шанс нам дается последний.
Нас обходят уже Бразилия и даже Индия. Развитой капитализм обогнал нас экономически на целую постиндустриальную эпоху и стремительно уходит уже в следующую — информационную эпоху. Это — жестокая реальность.
Государство рационально торговать не может по той причине, что оно всегда живет за счет общества. Государство может вместе с тем стать цивилизованным прокурором торговли, регулировщиком финансовых потоков, контролером оплаты по труду. Само же государство оплату по труду ввести не может: это чистой воды утопия. Госкомтруд надо закрыть, сделать там в назидание потомкам музей издевательства над трудом.
В средствах массовой информации необходимо без передыху сечь антитоварников. А логично говорить о товарном характере социалистического способа производства и одновременно пугать людей «рыночным социализмом».
Ленин в 1921 году кронштадтский бунт подавил, но корень познания из него извлек. Мы также обязаны подавить бунт Главмосплодоовощпрома-88, но не правом силы, а силой права. И отменить интендантско-казенную торговлю «по довольствию», заменить ее свободой торговли.
Все московские плодоовощные базы надобно сдать в аренду кооператорам-оптовикам. Пусть люди торгуют. Одновременно они должны получить и право на подбор и разгон кадров по методу трудовой селекции: вор и пьяница — вон, лодырь — за ворота, труженик — зарабатывай без потолка, хоть 10 тысяч в месяц.
За 60 лет, после слома нэпа, государство так и не накормило москвичей нормальной пищевой, а не технической картошкой, овощами, фруктами, зеленью. И никогда не накормит: это не его функция. Кооператоры-торгаши в смычке с кооператорами-арендаторами накормят. А если арендатор цивилизуется в фермера, он страну завалит продовольствием.
Не надо мудрить: нэп Ленина и нэп Дэн Сяопина начались со свободы торговли, с нормализации обмена трудовыми эквивалентами. Пора, наконец, равенству в нищете убежденно и последовательно предпочесть неравенство в процветании.
Что напрашивается уже сейчас, сегодня, завтра? Разрешить и поощрить создание Всесоюзного общества защиты потребителей — добровольного, с мощной юридической службой. Это позволит даже на базе нынешней законности разорвать преступный синергизм отраслевого монополизма. Пример: министерство торговли, вопреки правилам, меняет пожароопасный, бракованный телевизор после пяти «гарантийных» ремонтов: далеко не все люди — стоики, многие из них не выдерживают «хождения по мукам». Налицо — обираловка.
Когда общество защиты потребителей вызовет министра торговли и его команду в суд и выиграет дело, тогда создание правового государства перейдет от лозунгов и митингования в плоскость практических дел.
Юридическая служба — суд присяжных, прокуратура, следствие, адвокатура — лаборатория и мастерская правотворчества перестройки. Суд, где в нормальном обществе вердиктуется истина, у нас в силу сталинского «народовластия» ассоциируется с бериевским лагерем. Народ предстоит приучать к норме: суд — не палач, а защитник от любой формы произвола, от лжи, клеветы, торгового и иного обмана. Партийное руководство юридической службой целесообразно сдвинуть на ступень выше: районное звено политически и морально руководится обкомом, а не райкомом, областное - ЦК КПСС.
Исполнение закона ни при каких обстоятельствах не может быть безнравственным. Наши моряки, получающие минимум в 10 раз меньше своих зарубежных коллег, везут домой всяческие западные штучки типа видеомагнитофонов, сдают их в комиссионные магазины, где с них берут 7% от стоимости проданного товара. Работники БХСС переписывают фамилии законно поступающих моряков и передают списки «спекулянтов» в парткомы пароход ств.
Разве так можно? Только абсолютный произвол в загранвыездах («презумпция виновности» человека — песнь песней сталинизма) не позволяет морякам подать в суд на БХСС. Разве у сотрудников БХСС свой закон? Другое дело, что действующие правила, видимо, несовершенны. Но коль они действуют, коль люди их выполняют, то не может быть «закона БХСС», «закона министерства», «закона администрации», равно как, по Ленину, рязанских, казанских и пошехонских законов.
Примерно так же действуют сейчас и службы Внешэкономторга в отношении кооперативов: вдруг обогатятся. Из 3000 московских кооперативов только шесть получили право выхода на мировой рынок.
Почему? Разгадка проста. Государство — точнее, его чиновники — абсолютно неконкурентоспособно по сравнению с кооперативами. И монопольно душит их, продавая «частникам» сырье и ресурсы в 6 раз дороже, чем государственным предприятиям. И несмотря на этот экономический разбой, кооперативы живут, а некоторые из них даже процветают.
Как? У кооперативов только одно, но решающее преимущество — подбор кадров по методу трудовой селекции. Лодырей, неумех, пьяниц не перевоспитывают, а гонят взашей. Уже этого достаточно, чтобы бить казенный сектор.
Кооператоры, вне сомнения, тому же государству заработают не меньше валюты, чем Внешторг. Ныне доля СССР в мировой торговле продукцией машиностроения в 10 раз, на порядок (!), ниже, чем Японии. И это с включением сэвовских товарообменов и индийского, финляндского клиринга. Если же взять Запад, то там наших товаров высокой технологии минимум в 100 раз меньше, чем японских! Куда дальше?
Продавать почти 200 миллионов тонн нефти, десятки миллиардов кубометров газа, круглую древесину, руды и иные божьи дары ума не надо. Да он чиновнику и не нужен: подписал раз в год контракт по 3—4 позициям и спи спокойно.
Товарной «мелочевкой» казенные службы не занимаются, не умеют, не хотят. Тут риск, сметка, самостоятельность решений. Вот пусть кооператоры этим и займутся. Продают за рубеж нехитрые и хитрые поделки, пусть учатся торговать.
Может быть, за тыквенные семечки кооператоры и наменяют нам бананов, накормят ими детей[27], будут перерабатывать сырье, шить модницам индивидуальные наряды, угостят скандинавов, а то и англичан уральским груздем, возьмут заказы на переводы, на составление программ для ЭВМ, откроют гомеопатические аптеки и т. д. Кому это мешает? Люди будут учиться культуре западного труда, учиться торговать по-европейски, о чем мечтал Ленин.
Намордник на внешнюю торговлю кооператоров — еще одно свидетельство того, что нам, как воздух, нужен Закон об общенародной собственности. Этот закон должен уравнять в правах все виды собственности — от государственной до личной. Пока партия, а это только ей под силу, не обуздает государство, не начнет действительное обобществление государственной собственности и власти, перестройка будет буксовать.
Теперь о главном товаре мировой торговли — информации. Ее производство и продажа стремительно растут, стоимость информации уже намного обогнала стоимость всех энергоносителей.
Человечество, к сожалению, не наша его социалистическая часть, буквально врывается в информационный век. Он уже брюхат, причем заметно, психологической революцией, которая увеличит КПД человеческого мозга, может быть, в 10 раз, в 2 раза — наверняка. Замаячило что-то невероятное. И на какой обочине окажемся мы? Не последней ли телегой в обозе?
Медлить нельзя. На Западе идет стремительный процесс формирования информполисов по типу технополисов. Традиционная печать обзаводится электронными средствами массовой информации. Журнал «Штерн» и газета «Асахи» уже купили и искусственные спутники для телепередач.
В космосе над северным полушарием уже 18 телепрограмм. В Японии миниатюрные параболлические антенны доступны каждой семье. Лазерные диски с цифровой звуко- и видеозаписью становятся предметом первой необходимости.
А что мы? По-прежнему страдаем от нехватки убогой газетной бумаги, 70 лет правим величайшей страной, а «Правда» — все та же листовка, до «Униты» и «Юманите» не доросла. По Гостелевидению одна на всю страну информпрограмма, убеждающая, как после взрыва в Арзамасе, что во всем виноват стрелочник.
При капитализме информация — главный товар. У нас — информация все еще, несмотря на перестройку и гласность, главное зло для государственного чиновника внутри, голая пропаганда — вовне. Пропаганда — вещь сытая: пиши, что «Запорожец» лучше «мерседеса», а в Вологде — сытнее, чем в Стокгольме, и за рубеж поедешь, если «правильных» мыслей оттуда пришлешь: разлагаются, негров линчуют, не сегодня-завтра перевешают или перетопят.
Но пропаганда ведь в любом виде, в самой профессиональной упаковке, почила в бозе: информатика хлеще арзамасского взрыва разнесла ее в куски. Началась эпоха информационной работы. Это — удел профессионалов. Чтобы быть хотя бы на среднем уровне, надо жестко перейти на кадровую политику по методу трудового отбора. Народные деньги надо оправдывать, да еще и с наваром.
Короче: информацию надо продавать. Это — главный вектор прорыва в нашей внешнеторговой деятельности вообще, учитывая закрытость нашего общества и монополию на информацию.
Если продажу информации поручить государству — пиши пропало. Нужен общественно-государственный концерн, подчиняющийся только Центральному Комитету. Это, по замыслу, должен быть кооператив кооперативов — АПН, ТАСС, Гостелерадио, Госкомиздат, Госкино, Союз журналистов, «Знание», Внешторг и т. д. У концерна в каждой республике и в Ленинграде должны быть дочерние фирмы.
Незнание, неумение торговать, барско-антиинтеллектуальное отношение к торговле обходятся очень дорого. Взять акт милосердия нашего руководства — освобождение М. Руста. Разреши АПН за сутки (всего за сутки) взять интервью у Руста — видео и газетное, сделать фото, и мы бы только в ФРГ положили в тощую казенную казну нашу минимум 200 тысяч долларов. Эту сумму АПН целевым назначением перечислило бы, к примеру, Запорожскому автозаводу для закупки остродефицитного оборудования, а трудовой коллектив ЗАЗа совместно с АПН передал бы инвалидам-афганцам 200 «Запорожцев».
Разумеется, социалистическим, дружеским развивающимся странам компрессе информация по-прежнему предоставляется бесплатно.
Поскольку информация — главный товар мировой торговли, впервые появилась реальная возможность проводить коммерческо-пропагандистские акции. Допустим, сувенирно продавать списанную военную форму (БУ — бывшую в употреблении) или корпуса ракет «СС-20», порезанные на сувенирные плакетки с яркой наклейкой «Перестройка — Советы разоружаются», Пропагандистский эффект, к примеру, в Западной Европе и США превзошел бы все ожидания. Плюс немалые деньги для ЦК. Продавать же это пока может только АПН, информационное агентство советской общественности.
Рискнем? Переведем миллионы долларов на милосердие и за немалый политический навар?
ЦК КПСС пришел черед задуматься над созданием своего партийного телевидения, теле«Правды». Плюс мировой видеослужбы на русском языке: ЦК дает ракету, скажем, АПН находит партнера, который покупает спутник. Эфирное время — пополам. Разбогатеем, свои спутники запустим.
ЦК взял ленинский курс на кооперацию, на аренду, на правовое общество, т. е. на народизацию собственности, на постепенное преодоление отчуждения человека от собственности и власти. Даже в порядке партийной дисциплины коммунисты обязаны личным примером и личным участием возглавить кооперативное движение, на деле осуществить завет Ленина о превращении каждого трудового коллектива в «кооператив кооперативов».
Без свободы торговли, конкуренции[28] мы никогда не перейдем к оплате по труду: ее может начислять только закон стоимости, а не чиновники. В перспективе, но самой ближайшей, было бы полезно, если б ЦК из общепартийной кассы выкупил у Гостелерадио старенький — и физически, и морально — Шаболовский комплекс и передал его в аренду сопернику ГТР. Появилась бы конкуренция, сдвинулась бы и рекламная деятельность, которая у нас находится на пещерном уровне. А ведь мы вроде бы (пока в благих намерениях теории) начинаем «учиться торговать».
Мир полон парадоксов. Японцы-самураи и немцы-тевтоны стали лучшими на свете торгашами, а евреи — воинами. Мы, коммунисты, если хотим управлять действительно великой и процветающей державой, обязаны стать торгашами. Станем — тогда раскрепощенная энергия народа сдвинет горы.
Г. Писаревский, В. Фалин
Приложение 5. СССР: НАСТОЯЩЕЕ И БУДУЩЕЕ
Согласно анализу ЦРУ, в случае падения Горбачева ВВП СССР возрастет за 1989—2000 гг. на 1,7%. В случае его победы он возрастет на 2,6%. Если же будет сохраняться нынешнее равновесие с консерваторами, прирост составит 1,8%.
Кое-кто предвидит крах СССР (Джуди Шетон в недавнем очерке). Все потому, что СССР не располагает якобы финансовым кредитом и переживает напряженнейший момент серьезного бюджетного кризиса, что якобы исключает возможность соблюдения обязательств по выплатам. Другие полагают, что западные страны (в случае их сотрудничества с Москвой) лишь финансировали бы часть внушительных советских военных расходов.
Инфляция рубля такова, что он утрачивает всякое практическое значение для советского гражданина. Что касается настоящего краха, многое зависит от того, когда Горбачев отважится провести реформу цен. Реформа эта должна была состояться до 1990 г., но была отсрочена. Советские сознают, что находятся на грани экономического коллапса. Они намерены испробовать новые пути, кроме джойнт венчурс и займов. Они хотят знать, как можно стимулировать труд на производстве, как делать бизнес. Поэтому они испытывают потребность в подготовке и переподготовке руководящих экономических кадров, расположенных и ориентированных на сотрудничество с Западом. Подлинный дефицит бюджета существенно превышает объявленный — 30% ВВП, что втрое превышает показатель США. Долг западным банкам и правительствам составляет 42 млрд. долларов. В банках осела огромная масса вынужденных сбережений, вынужденных, поскольку покупать — нечего. Этот денежный избыток обладает огромным инфляционным потенциалом. Цель Горбачева — привлечь западные, как частные, так и правительственные, капиталы с тем, чтобы финансировать ими импорт потребительских товаров и технологии. Но русские должны дать полную гарантию того, что они хотят провести (в еще большей мере, чем это обещано Горбачевым) две важные реформы: серьезно сократить военные расходы и обеспечить конвертируемость рубля.
Даже учитывая, что задолженность социалистического блока Западу составляет добрых 170 млрд. долларов, эти люди усматривают в джойнт венчурс будущую модель экономических отношений, хотя сознают, что очевидным препятствием является неконвертируемость рубля (трудности с вывозом прибылей). Русские, полагают умеренные оптимисты, расположены к тому, чтобы в средней перспективе сделать рубль конвертируемым, но взамен они хотят стать (по нашему мнению, справедливо) признанными членами мирового экономического сообщества и его отдельных институтов (ГАТТ, МВФ), а также стремятся добиться от Вашингтона, Европы и Японии статуса наибольшего благоприятствования.
Советская экономика не оправится до конца столетия: понадобятся крайние усилия, дабы заменить чем-либо заснувшего медведя. Но экономический кризис уже сегодня побуждает СССР сократить военные расходы, составляющие 17% ВВП против 6,5% США. А это будет, безусловно, способствовать повышению международного престижа перестройки и созданию более спокойного мирового климата, в условиях которого горбачевские реформы (при помощи извне) смогут выжить.
Югославия, Венгрия, Польша быстро эволюционируют в направлении отказа от плановой системы в экономике и диктатуры пролетариата. Стимул к тому, чтобы порвать с прошлым, исходит из Москвы. В Югославии, Венгрии, Польше многие считают, что социалистическая модель сейчас слишком обветшала, чтобы надеяться на реформы, и полагают, что ее следует заменить более демократической, с введением рыночной экономики. Эти идеи пускаются в оборот с целью привлечь иностранную помощь, но, как бы то ни было, политическая реальность уже быстро развивается в этом направлении. Политическая перетряска стимулируется экономическим кризисом. Наиболее мыслящие руководители знают, что технологический разрыв между погрязшими в долгах и дезорганизованными экономиками Востока, с одной стороны, и Запада — с другой, увеличивается из года в год. Сегодня сателлиты Москвы не могут рассчитывать на какую-либо помощь от советской промышленности. Кое-кто опасается сползания на уровень третьего мира: в Румынии, например, налицо все симптомы этого, а в Югославии уже проявляются первые социально-политические признаки. Посредством политических уступок (например, Польша) власти пытаются побудить оппозицию разделить бремя наименее популярных экономических мероприятий. Таким образом (например, Венгрия), демократизация и модернизация происходят одновременно. В Венгрии власти предлагают государственные предприятия в аренду иностранным предпринимателям и официально разрешают образование политических партий, многопартийность. В Польше при либерализации экономики легализируется «Солидарность» и разрешаются свободные выборы в Сенат (35% мест зарезервировано для оппозиции). Все это происходит при вполне очевидном стимуле со стороны Горбачева. Горбачев дал понять восточным союзникам, что они сами должны искать свои пути к политической стабильности и экономической жизнеспособности. Вероятно, на международной арене Венгрия может позволить себе большую мобильность (нейтралитет австрийского толка). Что касается Польши, там ситуация развивается, безусловно, гораздо медленнее, учитывая стратегическое значение ее территории для Организации Варшавского договора (необходимый тыл для снабжения войск, расположенных в Восточной Германии). Комбинируя политико-экономические реформы с иностранной помощью, социалистические режимы, видимо, должны стабилизироваться: так думают их лидеры. Так же считают и западные немцы. СССР побуждает ФРГ к тому, чтобы играть стабилизирующую роль на Востоке, поощряя расширение немецкого влияния в Варшаве, Белграде и Будапеште. ФРГ не разделяет тезис американских консерваторов («пусть они плавают в одиночку») и полагает, словами министра иностранных дел, что Германия должна сделать все от нее зависящее, чтобы реформы проходили мирно, ибо, если утратить контроль над этим процессом, есть опасность самого настоящего взрыва. Те, кто не доверяет Горбачеву, считают, что налицо реальная опасность того, что немцы быстрее эволюционируют в сторону Востока, чем другие страны, дезорганизуя единую политическую акцию Запада и создавая проблемы в плане обороны (Германия против модернизации ракет ближнего радиуса НАТО и в этом полностью соответствует чаяниям Москвы). Германия заключила больше всего соглашений о джойнт венчурс с СССР (20 в 1988 г.). Однако позиция Горбачева, как представляется, оправдывает действия немцев. 29 марта, беседуя с венгерским премьером Тросом, советский президент официально отказался от Доктрины Брежнева, заявив, что «будут приведены в действие гарантии того, чтобы никакая внешняя сила не могла вмешаться во внутренние дела социалистических стран». В соответствии с этими новейшими и по-своему революционными теориями Горбачев пока не оказал реформаторского давления на ГДР, Чехословакию, Болгарию, Румынию — страны, где по-прежнему царствует сталинизм. Но, по мнению многих наблюдателей, именно мировые политические и экономические реальности, скорее чем давление со стороны Горбачева, вынудят правительства в Восточном Берлине, Праге, Софии и Бухаресте изменить что-либо.
Новая реальность на Востоке побуждает европейские страны НАТО занять общую позицию по вопросу экономических отношений с Востоком: помощь, джойнт венчурс, обмены, соглашения о подготовке менеджеров и кадров — все это должно соответствовать реальным реформам, проведенным в той или иной стране. В рамках ЕЭС после 1992 г. следовало бы изыскать новую формулу для «страны наибольшего благоприятствования», имея в виду те нации, которые наиболее решительно встали на новый путь, включая Советский Союз. Интересным предложением может явиться отмена въездных виз для тех граждан Востока, выходцев из реформаторских стран, которые решили эмигрировать. Таким образом имело бы место внедрение восточноевропейской рабочей силы в западную индустрию, сферу услуг и третий сектор. Представляет интерес проведенный в Западной Германии эксперимент с трудовыми и ремесленническими кооперативами поляков. В Риме поляки моют стекла автомашин, но в Бонне восстанавливают старые здания и ремесленничают.
18 января 1989 г. Горбачев заявил о намерении сократить военный бюджет на 14,2% в 1989 году и сократить военное производство на 19,5%. В ноябре 1988 г. в своей речи в ООН Горбачев объявил об одностороннем сокращении армии на 500 тыс. человек, от Эльбы до Монголии. В Вене, в ходе недавних переговоров, русские вновь продемонстрировали известную гибкость, хотя и отказывались признать свое решительное превосходство в обычных вооружениях в Европе по сравнению с НАТО (2 танка к одному, 2 орудия к одному). Все это создало некоторые проблемы для Горбачева внутри советского военного сословия.
Многие офицеры направили письма в газеты. Высказываются, и сегодня, опасения за боеспособность СССР и за собственную карьеру. С 1985 года по сегодняшний день Горбачев последовательно гильотинировал брежневское военное руководство, приведя к власти верных ему людей. В этом ему помог Сергей Ахромеев, бывший начальник Генштаба, ныне его военный советник. Сам Горбачев, при содействии Ахромеева, занимается решением сложного клубка проблем, переплетениями внешнеполитических и военно-политических вопросов. По оценке многих аналитиков, перестройка уже добилась существенного прогресса в вооруженных силах. В ближайшей перспективе Горбачеву не грозит серьезная опасность. Очевидно, многое могло бы измениться, если бы экономическая и социальная обстановка вновь ухудшилась бы. Пока что уровень жизни и привилегии военного сословия еще не затронуты, а ростки национализма еще не привились в Красной Армии. Но если перестройка не добьется известных успехов или приведет к вспышке беспорядков в стране, лояльность Красной Армии подвергнется серьезному испытанию, с возможным проявлением бонапартистских тенденций.
Именно учитывая нынешние затруднения в советской оборонной системе, а также именно учитывая полный контроль Горбачева над вооруженными силами, для Запада важно воспользоваться обстоятельствами и побудить СССР к новым важным уступкам в этой области (вывод войск из Европы, демилитаризация территории отдельных стран, например, Венгрии), чтобы получить от Запада экономическую поддержку и обеспечить обмен технологиями. Именно технологии являются тем аспектом торговых отношений Восток — Запад, который в наибольшей степени связан с процессом разрядки и демилитаризации. Запад не может предоставить совершенное оборудование Советскому Союзу, слишком сильному в военном отношении и слишком опережающему Запад в области обычных вооружений.
Недавние выборы на съезд народных депутатов стали подлинным политическим землетрясением. В ближайшей перспективе произойдет поляризация группировок в Кремле и, возможно, взрывная по своему характеру перетряска руководства СССР. Процесс институционального переустройства, который сейчас начат, может завести далеко, с непредсказуемыми последствиями для эволюции СССР и всего коммунистического мира. Вполне можно надеяться, что с этого момента политическая программа перестройки постепенно воплотится в необратимые институциональные реальности.
С этой точки зрения феномен Ельцина представляет свои позитивные и негативные аспекты. Ельцин, народные фронты Прибалтики означали оппозицию партии, бюрократам. Но в то же время они стали резервуарами всех проявлений недовольства, возмущения. «Депутату» Ельцину придется отстаивать слишком много дел, рискуя стать заложником многих прожектерств. В любом случае подлинный триумфатор — Горбачев. Ряды противников перестройки поредели, состоялась «чистка», руководимая народом. В результате испытания выборами Горбачев укрепил свои позиции. Но теперь, в рамках институтов власти, ему предстоит конфронтация с новыми, бурными, контестационными реальностями, порожденными самими выборами. И это будет нелегкий экзамен.
Тезис Бейкера: если СССР явственно ослабит политическое и моральное давление на восточноевропейские страны, США формально обязуются не использовать новый сценарий в Восточной Европе с целью изменить соотношение сил между НАТО и Организацией Варшавского договора. Практически СССР не сможет отступить после того, как народ познал вкус свободы.
Тезис японцев, который мы разделяем: в 2000 г. уже не будет речи о классовой борьбе в международных масштабах. Доминирующим фактором станет растущая взаимозависимость мира, следовательно, нынешних двух миров. Поэтому вряд ли политические проблемы будут решаться военным путем. По нашему мнению, глобальная взаимозависимость станет решающим фактором не только в экономической, но и в политической сфере (возможность создания мирового правительства). Однако никакой экономический прогресс СССР невозможен без конвертируемости рубля. Брошенные сейчас семена капитализма должны плодоносить.
Сокращение вооружений не является эффективным инструментом решения кризисов, если ему не сопутствуют инициативы политического характера, создающие климат взаимного доверия между сторонами. В Европе дело дошло до беспрецедентного диалога с Москвой, диалога, который уже не может быть прерван. В этом смысле переговоры о сокращении обычных вооружений, ведущиеся сейчас в Вене, должны стать местом постоянного диалога, обмена информацией, встреч между политиками, военными, экспертами, непрерывного потока контактов между двумя Европами.
Но чтобы добиться этих результатов, необходимо, чтобы Запад обладал долгосрочной стратегией в отношении кризиса советской системы. Сегодня такой стратегии, к сожалению, не существует. Кое-кто предлагает массивные кредиты, дабы спасти перестройку от краха. Другие предлагают новую Ялту. Кризис системы будет затяжным, продлится более десятилетия, по меньшей мере до конца века. Уверенность в Москве и ее окрестностях утрачена; пессимизм пришел на смену хрущевскому оптимизму, потребители протестуют, национализмы обретают новое дыхание и воплощаются в кровопролитные местные конфликты (Армения против Азербайджана), консерваторы, после поражения на выборах, испробуют все возможные средства. Попытка сохранить ленинизм, сбрив с себя сталинизм, в длительной перспективе не увенчается, видимо, успехом. Кризис мог бы иметь непредсказуемые последствия. Запад должен выработать такую политику, которая соответствовала бы серьезности вызова и представляющимся шансам. Поэтому переговорам Восток — Запад должна сопутствовать такая западная политика, которая систематически стимулировала бы перемены. Любая существенная акция помощи должна претендовать на ответную в рамках реформ, способных институционализировать экономический и политический плюрализм. Адресаты этой помощи должны доказать, что они преисполнены решимости продвигаться в направлении свободной системы ценообразования и подлинной свободы политического выбора. Все это — в предвидении замены нынешней системы мировых отношений, основанной на соперничестве, другой, основанной на сотрудничестве и интернационализации.
Горбачев — генеральный секретарь КПСС с 1985 г. Когда он пришел к власти, ему было 54 года. Это убежденный реформатор, желающий сдвинуть положение с мертвой точки. Но он также и убежденный коммунист. Он считает, что коммунистический строй обречен, если не подвергнется глубоким реформам, если не станет объектом новой революции. Социализм, подготавливаемый Горбачевым, весьма не походит на тот, который нам до сих пор известен. Горбачев хочет войти в историю как человек, возвративший СССР в правильную колею и спасший социализм. Будучи убежденным, что (в экономике) чисто экстенсивное развитие СССР уже невозможно, а (в политике) необходимо преодолеть тоталитаризм, дабы встать на путь просвещенного авторитаризма, Горбачев — это первый современный и образованный лидер во главе Кремля. Это человек, который поддерживает контакты с интеллигенцией, читает иностранную прессу, окружает себя способными сотрудниками. Ему противостоит старая система в целом: бюрократы, стремящиеся сохранить свои привилегии, консерваторы, чурающиеся реформ, руководители, страшащиеся ответственности. Эти лица применяют против перестройки непрерывный саботаж, пытаются усугубить положение с тем, чтобы население могло сказать: «Нам было лучше, когда было хуже», — оторвать Горбачева от масс, взвалить на него всякую вину, доказать, что демократизация означает хаос. Опасность существенна, поскольку Горбачев — единственный советский руководитель, обладающий ценной программой действий. Для него перестройка — выбор, необходимость. Если бы она провалилась, СССР погрузился бы во мрак и превратился, со своим внушительным военным аппаратом, в крайне опасный фактор для мира. Чтобы сохранить единство в стране, преемникам Горбачева пришлось бы изобретать внешних врагов, возвращаясь к сталинским методам. Поэтому Москве следует помогать. Как сказал главный редактор «Огонька» Виталий Коротич, «нам нужна в особенности моральная поддержка. Вы должны наблюдать за нами и в то же время сигнализировать нам, правильно ли мы поступаем».
В то же время, как представляется, люди от перестройки ожидали большего. Внутренний продукт в горбачевской России увеличивался в среднем на 2% ежегодно, что сравнимо с западным приростом, однако население этого не ощутило. Кооперативы (77 540 с 1,4 млн. работников), подвергающиеся бойкоту бюрократов из центра, не принесли ожидаемых результатов. Смешанные предприятия с иностранными фирмами не стали той золотой жилой, на которую надеялись на Западе. Но для советских партнеров контакты и контракты послужили ускоренным курсом мирового хозяйствования. Менеджеры сейчас путешествуют больше, читают больше, больше проводят обсуждений со своими зарубежными партнерами и совершенствуются. С 1 апреля с. г. советские индивидуальные предприятия будут иметь больше свободы контактов со своими иностранными партнерами и, до конца года, смогут располагать долларами из центра, чтобы производить закупки за рубежом. Это те эксперименты, которые наиболее отвечают духу советского лидера. Его внимание к проблемам приватизации хорошо известно также и потому, что это лидер, верящий в выгоды рынка, хотя он и весьма аккуратно дозирует реформы, чтобы не вызывать возмущения консерваторов (например, аграрная реформа).
Вести дела с Горбачевым — не означает связывать свою судьбу и интересы с неустойчивым лидером. Об этом еще можно было рассуждать до недавних выборов. Сейчас вокруг него правящая группировка, постоянно борющаяся с противниками, но весьма сплоченная и преисполненная решимости реформировать систему. Единственная опасность — пустые магазины, недовольство потребителей, общее брожение. Экономика и политика тесно связаны между собой в будущем Горбачева.
[1989 год]
Приложение 6. ПИСЬМА Р. БАРО М.С. ГОРБАЧЕВУ И В.М. ФАЛИНУ
Рудольф Баро
6 марта 1987 года
Дорогой Михаил Сергеевич!
Мне хотелось бы написать о том, что совершается в Советском Союзе и что является моим самым исконным делом, прежде всего о возрождении партии и коммунистической идеи, о роли партии как органа политики, спасения человечества и об устройстве общества, не науськиваемого и не раздираемого силовой конкуренцией частных интересов, которое только и может возникнуть под водительством партии. Я хотел писать об этом там и в контакте с теми, кто двигает вперед перестройку, в контакте с советской жизнью, чтобы вникнуть во всю глубину исторических и актуальных противоречий.
Пожалуйста, дайте мне добро на приезд где-нибудь во второй половине текущего года и разрешение на длительное пребывание. Единственный пробел на моей стороне — я должен буду до этой поездки или во время ее существенно освежить или восполнить знание русского языка. Но, вероятно, найдется немного людей, которые больше разбираются в сути происходящего, в масштабе задуманного, в его идейных взаимосвязях и перспективах, и — по крайней мере вне Советского Союза — немного таких, кто больше верит [в перестройку], чем я. Делу пошло бы на пользу, если бы семь лет спустя после выезда из ГДР мне удалось расширить и углубить мое видение мироздания. Я мог бы сделать его понятным для здешних сил, выступающих за перемены, сил, выглядящих несколько иначе, чем мы представляем это по классической теории. С моей критикой реально существующего знаком весь мир. Нечто подобное могло бы выйти и на сей раз.
Мир может установиться только благодаря идейному наступлению, и примирение человека с его небольшой планетой Земля исключено без глубоких преобразований в мышлении, чувствах и бытии. Это понимают лучшие, но меньше всего это пронимает людей эгоистичных.
С братской любовью
Ваш Рудольф Баро
Поделиться книгой: