Слепой Вилли

«Осторожней, приятель!», говорит длинноволосый, «Сейчас машины двинутся»

«Спасибо, сэр.», произносит Вилли.

«Не за что. С Рождеством.»

Слепой Вилли переходит улицу, проходит еще два квартала, затем поворачивает к Бродвею. Никто с ним не заговаривает; никто за ним не тащится, из тех кто днем наблюдает как он собирает милостыню, а потом, улучив удачный момент, хочет отобрать чемодан (да и не каждый вор сможет бежать с этим чемоданом). Однажды, летом 91–го, двое или трое парней, кажется черных (он не был уверен, но голоса были как у черных, и зрение у него в тот день возвращалось медленно, как впрочем всегда летом, когда дни длиннее) пристали к нему с разговорами что он собственно не очень любил. То были ребята не похожие на сегодняшних — с шуточками о чтении горячих вафельниц, и не такие как набранные шрифтом Брайля парни в журнале Плейбой. Нет, они были поспокойней, и, что странно даже в некоторой степени добрей. Задавали вопросы о том, сколько он собрал стоя на паперти, и не расщедрится ли он случаем на благотворительный взнос в некую организацию под странным названием Развлекательная Лига Игроков в Поло, не желает ли он чтобы они его сопроводили до автобусной остановки или до станции метро или куда он там идет. Один, возможно подающий надежды сексолог, спросил, нравятся ли ему молоденькие девочки для развлечения. «Это бодрит», мягкий голос слева томно произносит, «Да уж, сэр, вы наверняка о таком дерьме думаете.»

Он чувствовал себя мышью с которой кошка просто играет — трогает мышь лапой, но когти еще не выпущены, ей интересно что мышь будет делать дальше, как быстро она побежит, как она запищит когда степень страха зашкалит. Но Слепой Вилли не был испуган. Он никогда не боится. Это плюс, так что они просчитались. Он просто повысил голос и, обращаясь к движущимся по тротуару теням, громко, словно разговаривая с друзьями в большом зале, сказал, «Скажите, кто‑нибудь видит поблизости полицейского? Кажется этот парень хочет меня снять.» И все, просто как снять кожуру с апельсина — парни что окружали его плотным кольцом растворились словно туман. Ему остается только мечтать о том, что проблема с офицером Вилоком так же легко разрешится.

4:40 дня

Шератон Готам, один из лучших отелей первого класса в мире, что находится на пересечении Сороковой и Бродвея, и по его вестибюлю под гигантской люстрой, словно в глубокой пещере, туда — сюда движутся многотысячные потоки людей. Они ищут здесь удовольствие, пытаются откопать клад, не обращая внимания ни на рождественскую музыку льющуюся из динамиков, ни на гул разговоров из трех ресторанов и пяти разных баров, ни на шелест обзорных лифтов, скользящих вверх — вниз в своих шахтах, словно поршни какого‑то экзотического стеклянного агрегата…А так же не замечая слепого, который пробирается сквозь эту толпу к мужскому туалету, огромному как станция метро. Он идет с чемоданчиком, повернув его наклейкой к себе, оставаясь анонимом настолько, насколько слепой может быть неизвестным и незаметным. В таком городе анонимность возможна.

Однако, размышляет он, занимая одну из кабинок чтобы снять и вывернуть другой стороной свою куртку, как такое возможно что за все эти годы никто за мной не следил? Почему никто ни разу не заметил что слепой который входит и зрячий, который выходит это один и тот же человек с одним и тем же чемоданчиком? Ну, вообще‑то в Нью — Йорке, едва ли кто‑то что‑то замечает если это не касается его или ее лично — они по — своему все такие же слепые как и Слепой Вилли. Выходя из своих офисов, растекаясь по тротуарам, скапливаясь на станциях метро и в дешевых ресторанах, они вызывают смешанные чувства жалости и отвращения, как кроты, чьи норы разрушил фермер своей бороной. Он постоянно сталкивается с подобной слепотой, и он понимает что эта слепота является одной из причин его удачного бизнеса… но конечно не единственная. Они не все кроты, а он уже давно играет в эти игры. Конечно же он принимает меры предосторожности, много всяких уловок, но все же есть такие моменты (как например сейчас — он сидит со спущенными штанами, раскручивает свою трость и складывает ее в чемодан) когда его легко можно поймать, обокрасть и очень легко раскрыть. Вилок прав насчет «Пост» — им такое понравится. И «Новости» тоже с удовольствием такое покажут. Это была бы новость похлеще чем община Амана или О. Джей Симпсон. Они никогда бы его не поняли, никогда даже не хотели его понять, никогда не желали даже выслушать его точку зрения. Кстати, какая у него точка зрения?

Он выходит из кабинки, покидает туалет и шумный беспорядок Шератон Готам. Никто не подходит к нему и не спрашивает, «Извините, а разве вы не были только что слепым?». Никто не смотрит на него больше двух раз когда он выходит на улицу, неся большой чемодан будто он весит 20 фунтов, а не все сто.

Пошел снег. Он идет медленно, часто перекладывая чемодан из одной руки в другую — он снова Вилли Тиль. Еще один уставший парень идет с работы. И пока он идет он размышляет о своем необъяснимом успехе. В Евангелии от Матфея есть один стих который он запомнил. В нем говорится, что слепые поводыри ведут слепых, а если слепой ведет за собой незрячего, то они оба упадут в канаву. И еще есть старая пословица: «В королевстве слепых одноглазый — король.» Он что одноглазый? Может в этом весь секрет его многолетнего успеха?

Нет, он так не думает. Глубоко в душе он верит что он под некой защитой. Не бога (он вообще вряд ли верит в бога, во всяком случае не в того о котором вещают в той церкви у которой он проводит так много времени), а, может быть, разумной силы, которая всегда видит его как Слепого Вилли. Вы можете называть это судьбой, или высшей силой — Божественной Силы — как многие алкаши это называют. Или это просто слепая фортуна уравновешивает свои весы. По большому счету это без разницы. Все что он знает наверняка — это то что его никогда не грабили и никогда не забирали куда бы то ни было. Хотя до этого он никогда не встречал таких как Джаспер Вилок.

«Может мне следует последить за тобой как‑нибудь вечерком…», Вилли слышит шепот офицера Вилока в своей голове, в момент когда перекладывает внезапно потяжелевший чемодан из одной руки в другую. Теперь болят обе руки, и он с нетерпением ждет когда доберется до своего офиса. «Посмотреть куда ты ходишь. Увидеть в кого ты превращаешься…»

И что же ему делать с офицером Вилоком? А что он может? Он не знает.

5:15 дня

Юный попрошайка в грязной красной пайте уже давно ушел. Его место занял уличный Санта. Для Вилли не составляет труда узнать молодого толстяка, бросающего в горшок Санты доллар.

«Привет, Ральфи!», громко приветствует он.

Ральф Вильямсон оборачивается, и увидев Вилли, лицо его озаряет улыбка. Он поднимает руку в перчатке для рукопожатия. Сейчас снег усилился и на фоне ярких огней и рядом с Сантой, Ральф похож на фигурку с рождественской открытки. Или просто на современного Боба Кретчита (персонаж диснеевского фильма «Рождественской истории» — прим. перев.) «Привет, Вилли! Как делишки?»

«Как при пожаре», усмехаясь отвечает он, подходя к нему. Кряхтя, ставит свой чемодан на землю и сунув руку в карман находит бакс для Санты. Наверняка еще один обманщик, и выглядит этот Санта дерьмово, да какое к черту ему до них дело?

«А что там у тебя?», спрашивает Ральф, поправляя шарф и глядя на чемодан Вилли, «Звон такой словно ты обчистил детскую копилку.»

«Да нет, всего лишь нагревательные спирали. Тысячи, черт возьми!»

«Работаешь до самого Рождества?»

«Ага», отвечает он и тут же мысль как разобраться с Вилоком приходит ему в голову. Как он это сделает он еще не знает, но это нормально, ведь это просто вопрос техники. А вот где он это сделает — это уже творческая работа. И не было никакой вспышки озарения, никакого восторга от открытия, словно это решение было частью его самого уже давно. Он надеялся что так и есть. «Ага, до самого рождественского ужина! Ты же знаешь что черт всегда находит занятие для лентяев.» Широкое и приятное лицо Ральфа расплылось в улыбке, «Сомневаюсь что ты лентяй.» Вилли улыбнулся в ответ, «Ты понятия не имеешь какие бесы живут в душе у меня. Наверное возьму‑ка после Рождества я пару деньков отпуска. Думаю мне это на пользу.»

«Поедешь на юг?»

«На юг?», переспросил Вилли и рассмеялся, «О, нет! Это не для меня. Дома есть чем заняться. Свой дом надо держать в порядке, Ральфи. Если за ним не следить он однажды просто развалится.»

«Наверное», отвечает Ральф и натягивает шарф на уши, «Увидимся завтра?»

«Обязательно», говорит Вилли и протягивает руку, «Дай пять!»

Ральфи быстро протягивает руку, и стеснительно улыбаясь, поворачивает ладонью вверх, «Дай десять, Вилли!»

Вилли в ответ хлопает его по руке, «Ну как тебе, Ральфи — малыш?»

Стеснительная улыбка парня превращается в ухмылку довольного подростка, «Так классно что хочется еще!», восклицает он и хлопает по руке Вилли уже более уверенно. Вилли смеется, «А ты мужик, Ральф!»

«И ты настоящий мужик, Вилли!», отвечает Ральф с чопорной серьезностью, что на самом деле выглядит смешно, «С Рождеством!»

«И тебе того же, парень!»

Он стоит какое‑то время наблюдая как Ральф пробирается сквозь снежную пелену. У него за спиной уличный Санта монотонно бренчит своим колокольчиком. Вилли поднимает свой чемодан и идет к двери своего здания. Когда угловым зрением он замечает какую‑то деталь, останавливается. «Твоя борода отклеилась. Если хочешь чтобы в тебя верили — поправь свою чертову бороду!», говорит он Санте и входит внутрь.

5:25 дня

В кладовке офиса Центрального Отопления и Охлаждения есть большая картонная коробка. Она битком набита брезентовыми мешками которые используют банки для хранения мелочи. Обычно на них напечатаны названия банков, но эти чистые — Вилли заказывает их прямо у производителя в Маундсвилле, что в Западной Вирджинии.

Он открывает чемодан, откладывает в сторону рулончики с банкнотами (их он отнесет домой в своем кейсе от Марка Кросса) и наполняет монетами четыре мешка. В дальнем углу стоит старый металлический шкаф на котором написано ЗАПЧАСТИ. Вилли распахивает дверцы шкафа — на нем нет никакого замка — и внутри видны еще две или три сотни таких мешков набитых монетами. Несколько раз в году они с Шарон объезжают городские церкви и рассовывают эти мешочки по ящикам для пожертвований, а если не получается его туда сунуть, то оставляют просто у дверей. Львиная доля этих пожертвований всегда достается церкви Святого Патрика, огромной церкви перед которой много раз можно видеть Слепого Вилли в темных очках и с табличкой.

Но не каждый день. Он думает о том, что он не обязан быть там каждый день. И снова размышляет на тему отпуска, «Наверное Слепой Вилли и Вилли Тиль нуждаются в недельке отдыха сразу после Рождества.» А почему, собственно, нет? У Билла найдется чем себя занять. Как правило, он легко находит себе работу. Встает под радио — будильник, бреется, одевается, едет в город…и потом исчезает до момента когда надо возвращаться домой. Может пришло время и Биллу немного поработать? Так сказать, взяться за дело и внести свой вклад. За неделю до Нового Года есть кое‑что чем можно заняться, например, проехаться по церквям с Шарон и избавиться от монет, а то их уже накопилось много, а это чревато осложнениями.

«Я должен проследить за тобой…посмотреть что ты делаешь…в кого превращаешься…»

А может, оставить в стороне Вилли и пусть в игру вступит Билл, одетый с иголочки (Пол Стюарт, Джей Пресс, Сулка, Марк Крос и Бэлли)? Может именно я должен последить за офицером Вилоком? Как и Ральф Вильямсон не знает Билла или даже Слепого Вилли, так и ты эту часть меня никогда в жизни не разгадаешь…Может это Билл должен следить за тобой, посмотреть что ты делаешь, в кого превращаешься когда приходишь домой и после долго трудового дня снимаешь свою форму.

«Да, я могу это сделать», думает Билл. Он снимает грим специальным средством для снятия макияжа и, подняв скрытый под ковриком люк, протискивается на пятый этаж и ставит ногу на стремянку. Нащупывает свой кейс и протаскивает его следом. Спускается на три ступеньки по стремянке и только тогда закрывает люк наверху и затем ставит на место потолочную панель. И…Да, иногда происходят несчастные случаи. Увы, но это так. Даже с такими здоровяками как наш Джаспер — Лучший Коп.

«Слышишь ли ты то же, что и я слышу?», тихонько напевает он пока складывает стремянку и прячет ее в кладовку, «Нюхаешь ли ты то же, что и я нюхаю? Кушаешь ли ты то же, что и я кушаю?»

Пять минут спустя он уже запирает двери ЗЕМЕЛЬНЫХ РЕСУРСОВ ЗАПАДНЫХ ШТАТОВ на все три замка и шагает к лифту. Когда лифт приходит он входит в него и мысленно вспоминает: «Не забыть гоголь — моголь. Аллены и Дюбреи.» А вслух произносит: «И еще корица». Трое, что были с ним в лифте, оглядываются на него, и он смущено улыбается.

Выходит на улицу и поворачивает к Пенн Стэйшн. Пробиваясь сквозь снегопад и подняв воротник он думает только об одном: «Уличный Санта все‑таки поправил свою бороду.»

11:35 вечера

«Шэри?»

«Мммм?», голос у нее сонный, далекий. После ухода Дюбреев в одиннадцать они долго и неспеша занимались любовью и сейчас она засыпает. И он тоже уплывает в страну снов. Сейчас ему кажется что все его проблемы разрешатся сами собой… или та высшая сила, которая охраняет его в моменты смены личин, решит эту проблему за него.

«После Рождества я наверное возьму недельку отпуска. Кое‑что проверю. Поищу новое место. Думаю сменить офис.» Ей незачем знать, что на самом деле я собираюсь делать в эту неделю до Нового Года. Она ничем не поможет, только зря будет волноваться — может быть, а может все‑таки нет, не хочет он знать наверняка — и будет винить себя. «Хорошо. Почему бы тебе не сходить в кино, пока свободен, а?», из темноты показывается ее рука и она слегка касается его. «Ты так много работаешь.» Она останавливается. «И ты вспомнил про гоголь — моголь. Я и правда не думала что ты вспомнишь. Это так меня порадовало.»

Он не смог удержаться от улыбки. В этом вся Шэрон.

«Аллены вроде нормальные, а вот Дюбреи скучные, ты не находишь?», спрашивает она.

«Есть немного», соглашается он.

«Если бы декольте на ее платье еще чуть увеличить, то она смогла бы устроится в бар танцовщицей топлес.»

Он молча улыбается в ответ.

«Сегодня было классно, правда?», спрашивает она его, и он понимает что она говорит не о вечеринке.

«Да, превосходно.»

«У тебя был удачный день? Все как‑то не было времени спросить.»

«Прекрасный день, Шэри.»

«Я люблю тебя, Билл.»

«Я тебя тоже.»

«Спокойной ночи!»

«Спокойной ночи!»

Он ложится на бок и засыпая думает о человеке в расстегнутом пальто и красном лыжном свитере. Пересекая границу дремоты, эта мысль превращается в сон.

«Шестьдесят седьмой был тяжелым годом», говорит мужчина в красном свитере, «Я был в Лок Нинх. Тори Хилл. Мы потеряли много хороших людей.» Затем он краснеет, «Но я оставил себе вот это.» Из левого кармана своего пальто он вытаскивает за резинку фальшивую бороду Санты, «И вот это.» Из правого кармана он достает помятый пластиковый стаканчик и встряхивает его. На дне его стучат, словно зубы, несколько монет. «Теперь видите?», глухо произносит он, «Есть нечто хорошее и в жизни слепого.» Затем этот сон растворяется и он спит без сновидений до самого утра, пока в 6:15 его не будит радио — будильник с песней «Маленький Барабанщик».