Ночная пуля

- Ну, сегодня она вряд ли решится на этот весьма рис­кованный со всех точек зрения шаг, - успокаиваю я Михалыча, хотя сам тоже изрядно встревожен. "Вот когда тебе пригодит­ся СКС!" - думаю не без зависти. - У нас есть еще в запасе пара дней, пока она раскурочит всю мебель! Сегодня играем?

- А как же! - подтверждает он. - Святое дело! Пойду, сделаю пару набросков этой дурынды. По горячим следам! Может для пиковой дамы сойдет!

Странно, что я никогда не видел ни жены, ни детей Сереги! Но каждый раз, проходя мимо его двери, слышал различные голоса - то оживленные детские, то женский что-то им говоря­щий, музыку, смех... Начинает казаться, что все время одно и то же... Очередной миф? А возможно, просто магнитофонная запись... Черт! Ловко он внедрил его в наше сознание! Сколь­ко раз зарекался - верить только тому, что видел сам! Субъек­тивный идеализм. Все остальное - плод умственных фантазий и не больше! Конечно, меньше будет единиц информации, но за­то со стопроцентной гарантией!

Спускаюсь к Серегиной квартире. Опять доносится приглушенный: толстой обивкой двери шум, гам. Кажется, шипит масло на сковородке, жарят мясо? Может быть у меня галлюцинация? Странно, что это меня волнует! Я же убежденный сторонник ве­гетарианства!

11. Пора сматываться

Вижу перед собой безумные Серегины глаза. Он профессио­нально наставил свою "пушку", целясь мне прямо в лоб. Это тебе не Эн. Хотя повадки те же. Его надо сбить с иступленного состояния. Я почему-то уверен, что он не станет стрелять, и поэтому не боюсь.

- Ты же не убийца? - спрашиваю его мягко. - Я знаю, ты не из тех, кому это нравится. Помнишь, когда тебя уделали по шее? Я же тебе помог?

- Помог... - цедит в ответ Серега. - Неужели не дошло, что это была инсценировка!

Делаю изумленное лицо. В такой ситуации лучше выглядеть идиотом. В его глазах стало появляться что-то человеческое.

- С самого начала тебя подозревал, все вы в контрразвед­ке одинаковы!.. - говорит он зло, но уже сознательно себя по­догревая.

"А сам-то ты откуда прилетел, отец семейства, - думаю мимолетно. - Хотя сейчас столько всяких специальных групп и подразделений, как грибов после дождя или же... только лени­вый их не создает..."

- Мне на все это наплевать! - говорю искренне, а потому убедительно. - Я в эти игры уже не играю! Предлагаю тебе за­кончить гусарика!

- Гусарика? - странно улыбаясь, повторяет Серега.

Вижу, эта мысль не кажется ему такой уж нелепой. Он уже полностью пришел в себя. Ну и психопат, прости господи!

- Не до фишек! - заявляет он, убирая пистолет. - Хочу тебе сказать, что Ильича я не убивал! Верь, не верь, а это так!

- Он распсиховался, когда ты предложил ему ехать вместе с тобой... туда, где оценят его знания и талант? - предпола­гаю я.

- Да... - соглашается Серега.

- А Эн с ребятами? - уточняю, тасуя карты и выбрасывая по одной на стол.

- Им просто заплатили, чтоб создали шумовое прикрытие. Катализатор... Ускорили процесс созревания плода...

- Значит, это они перестарались? Ильич испугался, прыгнул с балкона и отказало сердце, - утверждающе заканчи­ваю я.

- Они - идиоты! - зло произносит Серега.

- А почему Ильич? Ты на него шел? Хотя все ясно. Ты же учился на физфаке. Он у вас преподавал?

- Только один семестр. Это чистая случайность! Нам было известно, что в доме специалист по оружию... Вы с Михалычем сразу отпали... Ну, ладно! - он резко прерывает разговор. - Вечер признаний закончен! Счастливо оставаться! Играй один!

Он вскакивает и, не спуская с меня настороженного взгля­да, отступая, пятится к выходу. Чудак, право! Мой благород­ный .клинок мог бы его поразить, как молния. Смешное сравне­ние. Невольно улыбаюсь. Серега хлопает дверью.

Как же все это глупо! Ну, с этим все понятно, недоучка, завербовали еще в университете, решил уйти туда с деньгами. Отблагодарил учителя... Не понимает, что те игры закончены. Все развалилось. Надо начинать заново. Что-то стало познабливать. Только б не разболеться. Тогда хана. Небольшая тем­пература выбивает меня полностью из колеи... В голове неприятная тяжесть. Снова эта девчонка, спешащая вдоль берега горного ручья... Трогаю рукой лоб. Горячий? Или рука холод­на? Поднимаюсь к себе и ложусь в постель... Звенит тревож­но колокольчик, в клетке спит рыба... прекрасная замена, не умерла, не сдохла, а заснула. Девчонка гонит перед собой пустую консервную банку. Самое ценное надо хранить в банке... Черт! Разумеется, не в швейцарском! А в банке, в консерв­ной, например, из-под кофе, бразильского... Не знаю, сколь­ко проспал. Но стало лучше.

У Ильича в квартире не просто, как после погрома - даже обои оторвали. Настырная сестричка искала, небось, тайни­чок, прохожу на кухню. Пусто. Заглядываю в туалет, там стенной шкафчик. Тоже все перевернуто. Выбрасываю на пол всякий нужный в спокойной жизни хлам. Несколько банок с гвоздями, шурупами, сверху старые электрические розетки, отвертки, ка­кие-то непонятного назначения железяки. Неужели ошибся? Сно­ва беру уже просмотренную банку из-под индийского чая, высы­паю оттуда гвозди. Они с трудом вываливаются сквозь узкое отверстие... Ну, наконец-то! В самом низу какая-то вещица, завернутая аккуратно в холщевую тряпицу. Под ней промаслен­ная бумага. Разворачиваю... Ожидаю увидеть Орден Белого Ор­ла или что-нибудь, покрытое множеством мелких бриллиантов... Вещь явно современная. Читаю латинскую надпись. И тут до меня доходит. Медаль Нобелевского лауреата! Вот так фокус! Заворачиваю снова аккуратно, кладу в банку, ставлю на место. Вдруг за ней придет хозяин?! Видимо, у меня действительно жар! Кладу драгоценную находку в карман и иду домой! Пусть останется память о большой игре, в которой никто не добил­ся победы, думаю лицемерно при этом.

Сижу внизу и машинально тасую карты. Распечатал послед­нюю заветную колоду. Вдруг вернется кто-нибудь из игроков? И еще сможем сыграть финальную пулю. Новенькие фишки приятно потрескивают в руках, то ли щелкают крылья летучих мы­шек где-то в подземной пещере, богатой сталактитами, то ли наоборот постукивают клювами дневные пташки. Не могу сооб­разить. Знаю твердо только одно - пора сматываться! Все являются сюда с какими-то заданиями, а потом начинают играть и про все забывают. Лично я прекрасно помню свое, знаю, что выполнить его не удалось, но мне на это глубоко наплевать. Мне иногда кажется, что любое задание лишь предлог для игры. Выходит из своей квартиры Анька, она как обычно навеселе.

- Может, я сгожусь? - предлагает она.

- А ты умеешь? - не могу сдержать улыбку.

- В дурака или, скажем... - она хитро подмигивает, - в бридж могу!

- В бридж? - удивляюсь скорее тому, что она знает такое слово.

- Чего вылупился? Могу, могу! Только пойдем лучше ко мне, там будет уютней! - она снова лукаво подмигивает. - Я тебя и угощу хорошо!

- Детским питанием? - уточняю я. - Благодарю, сыт по горло!

- Ну, вот тоже, придумал! Натуральным продуктом! Нашим крыскам положено все по первому разряду!

- Крыскам? - не понимаю, о чем речь.

- Нашим бедным подопытным кроликам и прочим морским свинкам, - бормочет Анька. - Что-то я разговорилась! Правда, я тебя почему-то не боюсь...

До меня медленно начинает доходить. Вот и предмет охоты объявился! Я начинаю хохотать, чуть не падаю со стула, слезы текут по щекам.

- Ты чего? - обеспокоено спрашивает она. - Сдурел ма­лость?

- Точно, сдурел! Верное слово! Ты кем там, в своем институте? Старый научный, а может, ведущий исследователь? Вирусы выращиваешь? - интересуюсь я.

Анна Петровна трезвеет на глазах.

- Тихо ты! Я уборщицей в зооуголке! Понял?

- Не волнуйся! Мне чихать, где ты служишь! Теперь чихать! В уголке так в уголке!

- Мне надо выпить и с кем-нибудь залечь! Ты понимаешь?! - шепчет она трясущимися губами. - Или я с ума сойду от страха! Тебе ясно или нет? - срывается на крик.

- Можешь больше не трусить! Ты всех переиграла! Ищейки тебя не обнаружили! Бойся случайной пули, ну там рикошетом от стены или еще как! Ну, ладно, специалистка, мне пора!

Заношу в ее прихожую стол и бегом поднимаюсь к себе. Все помешались на этих ядерщиках! А спец-то оказался совсем по другому оружию! Все! Срочно забыть! Достаю старую, гряз­ную, засаленную телогрейку, надеваю сапоги, сую за голенище нож. Счет времени пошел на минуты, чутье меня не подводит в такие моменты. Снимаю со шкафа обувную коробку, извлекаю пистолет, проверяю автоматически обойму. Привязываю к нему шнурок, который закрепляю таким образом, что пистолет оказы­вается сзади на спине под телогрейкой между лопатками. Самое надежное место, если какой-нибудь случайный патруль затеет на улице обыск. На дворе, кажись, осьмнадцатый год или что-то около того. Во всяком случае, со своим внешним видом я бы там пришелся впору, привинчиваю к телогрейке жемчужину Ильичевой коллекции. Смотрюсь в зеркало. Медаль смотрится не­дурно. Надо еще взять два серебряных стаканчика и ложку с фамильной монограммой. Нет, это уже слишком! Собираюсь прихватить чужое барахлишко! Называется, вжился в роль! А может, я действительно Лев Николаевич? В конце концов, человек является тем, кем он себя в настоящий момент ощущает. И точка!

В подъезде неприкаянно слоняется Женька.

- Ого! - восхищенно произносит он, показывая пальцем на медаль. - У вас всегда такие классные вещички! Заслужили?

- Заслужили? Хорошее слово! Нет, брат, дали поносить! - "За разговорами может окончательно пройти жизнь..." - мелькает здравая мысль. - Нравится?

- Еще бы!

- У папаньки, небось, тоже такие есть? - проверяю напо­следок, уже так, из праздного любопытства.

- А ну его!

- Ну-ну! Про родителей так нельзя! - укоряю назидательно мальчонку.

- А я с тетей Аней переспал, - неожиданно безразлично сообщает Женька.

- Ну, ты даешь! - искренне удивляюсь я.

- Она вообще-то баба ничего, но руки у нее, - он мор­щится и укоризненно качает головой. - Грудь и жопа хорошие, ничего не скажу! А вот руки... Я даже заплакал сначала.

- Ну, это все поначалу плачут, - утешаю его я.

- Тогда ничего, а то я подумал, что один я такой... дефект!

- Я тебе говорю - все! - повторяю, думая, что дело со­всем плохо и по всем статьям надо срочно уносить ноги. Жаль, конечно, оставлять старинные часы. Рвется связь времен, рвется... Что поделаешь! И так задержался, дальше некуда! Машинально поигрываю ножом. Лезвие то выскочит, то снова спрячется. Женька заворожено следит за манипуляциями. Нако­нец произносит с вздохом:

- Я бы с удовольствием обменял нашу трехкомнатную на ваш нож! - и замолчал выжидающе.

- Это неравноценный обмен, - поясняю ему. - Квартира еще тебе пригодится. Будешь тетю Аню к себе водить... или еще кого.

Женька шутку не принимает:

- На кой черт она мне сдалась?! - подумав, мудро добав­ляет: - У нее и своя есть... Можно к ней, если что.

- Ладно, обдумаем твое предложение, - чтоб не огорчать пацана отказом, говорю я. - Вот что, Жень! Пора двигать? А то можем не успеть. Айда со мной!

- Я не могу! - горестно отзывается он - Мне отец квартиру приказал стеречь. Иначе, сказал, убьет!

- Так и сказал? Ну, это он пошутил! - стараюсь переубе­дить мальчонку. - Если уж так надо, сам бы и остался сторо­жить!

- Он не может! Мать в положении, и им пришлось срочно сваливать. Мать не хотела, плакала, но он заставил!

"А Михалыч-то - кремень мужик! Вот ведь сукин сын! Может ум вконец помутился?" - думаю я и спрашиваю у Женьки:

- Он, наверно, вконец соскочил, паразит хвостатый?!

- Да нет, я рад, что они уехали! Без них спокойней, а то душу целый день мотали! Жратва есть, денег оставил, так что не пропаду!

- Ну и дурак! - не выдерживаю я. - Все уже ушли! Ты что, один в доме останешься? Я с тобой только время теряю! Уже за стаканчиками не успеваю сходить! Вон и Анютки уже нет! - дергаю дверь ее квартиры. Она почему-то не заперта. - Ладно! Пока! Держи на память! - подаю Женьке нож и вижу ра­достное изумление в зеленых глазах. Треплю его на прощание по волосам и выскакиваю за дверь.

Крадусь к краю дома. За углом кто-то пыхтит и стонет. Осторожно выглядываю. У стены Анна Петровна с каким-то дезер­тиром усердно занимается любовью. Проклиная себя за сентиментальность, бросаюсь назад. Женька по-прежнему в подъезде, лю­буется ножом. Увидев меня, бледнеет.

- Что, передумали? - с жалкой улыбкой протягивает назад нож.

- Да нет! Позвонил сейчас твоим, они разрешили тебе уехать вместе со мной!

- Правда? - недоверчиво и обрадовано спрашивает Женька.

- Правда, правда!

- А куда, дядя Лев?

- Куда-куда, в лес конечно!

- Я хочу достать много денег! - неожиданно делится со­кровенным Женька.

- Зачем? - интересуюсь, приоткрываю входную дверь и всматриваюсь в узкую щелку.

- Куплю себе шикарный костюм и... - мнется он. - И ба­бочку! Обязательно бабочку!

- Вот за это хвалю! - одобряю я. - В тебе просыпается настоящий джентльмен!

Мы быстро выходим. К дому подъезжают крытые грузовики. Союзники, ооновцы, сестренка? Нам наплевать! Мы прошмыгиваем в арку и бросаемся бежать, что есть духу! Пожалуй, нас бы никто не смог догнать! Ей богу, никто!

Эпилог.

Широкий штриховой мазок, удивительная цветовая нюансировка рыбьей спины - все говорит о несомнен­ном мастерстве художника! Безусловно, вспоминается библейская притча об Ионе, проплававшем в чреве кита три дня и три ночи. Переходим в следующий зал… - экскурсовод, весьма приятная женщина лет тридцати, уводит небольшую группку посетителей.

К картине подходит Михалыч. Вид у него холеный. За ним семенит корреспондентка с микрофоном.

- Я не даю интервью! - бросает он. - И при чем тут, спрашивается, Иона? Как все же неудачно раскрашена спина этого млекопитающего! Несомненное мастерство! Какая глупость! Обычный дилетант… правда, не без способностей. Вот это уже ближе к истине. Эти экскурсоводы - форменные болваны! Или... болванки? И не за пятьдесят тысяч, а за пятьдесят шесть! Все умудряются переврать! - брюзжит Михалыч, а сам посматривает на корреспондентку, включен ли у той микрофон. Да, включен, включен! Чего комедию-то ломать?!

- Пару слов для русской службы Би-Би-Си!

- Ну, если только пару, - милостиво соглашается Михалыч.

- Правда ли, что вы приобрели эту картину?

- Возможно.

- Говорят, вы переиграли и русскую контрразведку, и исламистов?

- Один мой старый знакомый ответил бы вам так. Все являются в этот мир с какими-то заданиями, а потом начинают играть и про все забывают. Иногда кажется, что любое задание лишь предлог для игры!

- Что помогло вам выйти сухим из воды?

- Разумеется, хвост.

- Я не ослышалась, хвост? Какой хвост?

- Естественно, мой! Была, правда, одна не­приятность. Я его прищемил, по неосторожности!

- Было больно? - участливо интересуется корреспондентка, скрывая радостное изумление. Уж такого подарка она никак не ожидала.

- В том-то и дело, что совсем не больно! - хитровато улыбается Михалыч и достает из кармана колоду карт, задумчиво их тасует. - Вы представляете? Совсем!