Журнал Q 08 2011

А ваш проект — в какой степени способен он ответить на вызовы времени?

— Принципы, к которым когда-то пришли Колмогоров, Кикоин и другие великие наши ученые, «возившиеся» с талантливыми школьниками, во многом оказались провидческими, с поправкой на будущее, то есть,  на наше сегодня.

Новая связь: ученик — «обучающая машина» (по поводу этого понятия можно и нужно поспорить) все-таки никогда не заменит личность живого учителя, но — в союзе с другими новейшими информационными технологиями — десятикратно усиливает его роль и его возможности. К примеру, лекция великого ученого для студентов или урок великого учителя для школьников всей планеты, с ответами на их вопросы, когда отвечающий видит лицо спрашивающего на телеэкране и между ними идет прямой диалог — такое ещё не так давно сочли бы за фантастику. Теперь это уже технически возможно.

Современная заочная школа, работающая в Интернете на тех же демократичных началах, как у Гельфанда, ведущая талантливых ребят буквально с первых ступеней обучения наверх, от ступени к ступени усложняя задачи, строгость отбора, глубину подготовки, может оказаться в высшей степени эффективной. Принципиальны здесь сами эти гельфандовские начала дистантного массового образования. Интернет им не противоречит. Он их только усиливает. Но над такой системой надо еще много работать.

Кстати говоря, нечто подобное было в США, еще в доинтернетную эпоху, когда после запуска нашего первого спутника и -- в связи с этим — после тщательного изучения их специалистами системы образования в СССР, там была осуществлена похожая на колмогоровскую и гельфандовскую программа поиска талантов с несколькими уровнями отбора. На высшем уровне с немногими отобранными работали уже нобелевские лауреаты.

Очень большие возможности открывает перед Колмогоровским и другими подобными проектами революция в способах фиксации и хранения информации, особенно перевод ее в цифровую форму. В одной флешке сегодня может уместиться многотомная библиотека. А ведь раньше для нас фиксация накопленного богатого опыта работы со школьниками была больной проблемой.

Да, конечно, выходил «Квант», его библиотечка, прекрасная серия брошюр заочной математической школы при МГУ. Но это все-таки был мизер по сравнению с теми объемными пластами драгоценного опыта, так и оставшегося незафиксированным. Андрей Николаевич Колмогоров в течение 15 лет читал математические курсы для школьников. У него не хватило времени, чтобы привести эти лекции в порядок и издать. Надо ли говорить, какая это невосполнимая потеря!

Это касается всех ФМШ. Их опыт фактически не зафиксирован. Сегодняшние же средства дают возможность создать в рамках Колмогоровского проекта на малых площадях колоссальные информационные банки.  Речь идет не просто о более компактном хранении информации. Такие банки можно сделать и хорошо «свернутыми» с методологической и методической точки зрения. Что имеется в виду?

Одна из проблем подготовки способных людей состоит в том, что нельзя и не нужно научить решать десятки тысяч задач. Но можно и нужно освоить 20-30 идей — как научных, так и познавательных, передать их от учителей к ученикам.  У нас, например, существует великое множество задачников. При этом одни и те же задачи кочуют из одного задачника в другой. В современных условиях и необходимо, и возможно не наращивать их объемы, а «свертывать» их, выделять компактные порции задач, которые позволяли бы оперативно развивать в учащихся конкретные творческие качества.

Такой опыт уже существует. Когда готовят наших «международников» — российские команды, участвующие в международных предметных олимпиадах, -- там поневоле из-за очень ограниченного времени неизбежно прибегают к «свертыванию», жесткому выделению и методов, и способов обучения этим методам.

И здесь у нас были великие «тренеры». Александр Разборов (сейчас он — член-корр. РАН) занимался логическими задачами, Сергей Конягин (сегодня тоже очень известный математик) — теорией чисел, Виктор Прасолов в результате этой работы создал совершенно замечательный задачник по геометрии. Тренером был и, тогда еще 17-летний, Максим Концевич.

Весь этот опыт в головах сохранился. Остается только его выразить и тиражировать, перевести в электронный вид, а главное в живую работу.

— Не получится ли так, что, хорошо наладив закрепление, хранение, воспроизводство необходимой для раскрытия таланта информации, обеспечив творческий диалог между учеником и обучающей машиной, в которую заложена квинтэссенция передового педагогического опыта, мы тем самым поставим под вопрос саму необходимость учителя в традиционном, веками складывавшемся смысле?

— Ну, прежде всего, для того, чтобы обучающая машина вообще могла работать, она сама, прежде всего, должна быть «обучена» реальными, живыми учителями. И никакая вложенная в нее программа не в силах учесть все, в том числе, психологические ситуации, которые возникают в процессе обучения между двумя живыми людьми — учеником и учителем.

Но дело не только в этом. Иллюзия, будто новые информационные технологии могут вообще вычеркнуть педагога из учебного процесса, опасна еще и потому, что она игнорирует очень важный, а, может быть, и ключевой момент. Обучение, передача знаний от поколения к поколению не есть некий изолированный, чисто технологический процесс. Это всегда и воспитание, передача по эстафете нравственного, культурного, духовного опыта. А это без живого взаимодействия — личность на личность — просто невозможно. В каком провале у нас сегодня образование и воспитание молодёжи — надо ли объяснять?

В области образования — это крайне низкие результаты, даже если судить по примитивным критериям ЕГЭ. Сползание в международных рейтингах чуть ли не на 10 мест вниз ежегодно. А встревожившие всех прошлогодние декабрьские события на Манежной продемонстрировали и глубочайший кризис, в котором находится воспитание.

— Мы спускаем молодежь по наклонной плоскости — по ней скользить куда легче, чем попытаться по ней же подняться наверх?

— Это уже не наклонная плоскость, а ускоряющееся падение в пропасть по склону, на котором есть и точка невозврата.

— Так все безнадежно?

— Да нет. Возьмите ту же 2-ю или 57-ю, некоторые другие московские школы. Там ведь дикарей по-прежнему нет. Точки опоры для подъема наверх найдутся. Но надо трезво понимать, какую опасность таят в себе нынешнее экспериментирование с дебилизацией молодежи — как в области «упрощения» образования, так и в фактическом (высоких слов, как всегда, предостаточно) отпуске воспитания молодежи на «волю воли».

Как повернуть ту молодежь, которая заполонила Манежную площадь 11 декабря прошлого года, к истинным ценностям? Сейчас по сему поводу много шума. Мне хочется напомнить, что эту проблему очень жестко ставил еще Петр Леонидович Капица в переписке с Колмогоровым. Он спрашивал: почему нужно заниматься наукой еще в школе? И отвечал так: из тех школьников, с которыми «возятся» крупные ученые, в науке закрепятся немногие, очень маленький процент. Но в ХХ веке человечество обрело приятную, на первый взгляд, а на самом деле, весьма опасную новинку. Это досуг. И чтобы он не был заполнен праздностью, бездельем, наркотиками, опустошением души, сердце, а особенно голова молодого человека должна быть занята серьезными вещами. Предложить в качестве такого серьезного дела знакомство с научными проблемами, вовлечение в них —очень актуальная задача общества.

Конечно, сделать это удастся лишь в том случае, если в у нас произойдет серьезный поворот к науке в качестве одной из ключевых ценностей. В этом, между прочим, и состоит одна из важных культурных миссий Колмогоровского проекта.

— Всем памятны яростные споры о телесериале «Школа». Авторов упрекали в том, что они сгустили краски, что такой густопсовой концентрации бездуховности, опустошенности «незанятых» голов и сердец в реальной школе нет, что это какой-то сюрреализм. Но, может быть, на самом деле это всего лишь критический реализм XXI века?

Писатель Сергей Шаргунов свидетельствовал в «Известиях»: «Знакомые с «Первого канала» рассказали, что прежде, чем запустить «Школу», установили скрытые камеры в обычных общеобразовательных учреждениях: хамство и драки на переменах и даже на уроках превзошли сценарные сюжеты». И вот все это выплеснулось за школьные стены на площади Москвы. Все, что уже у нас было, но мы боялись назвать это своим именем…

— Боялись признать, что у нас выросло поколение ленивых, агрессивных потребителей — не обо всех молодых, конечно, речь, но и не о редких исключениях. Эту ситуацию и ее атмосферу нужно менять независимо ни от чего, ибо она становится смертельно опасной для судьбы общества, страны.

И возможности для этого есть. Телевидение, к примеру, где бездумие и бездуховность самоутверждаются широким фронтом, начиная с рекламы пива и кончая перенасыщенными сценами насилия кинобоевиками, винят в том, что тем самым оно наносит огромный вред молодым, неокрепшим мозгам и душам. Но ведь «ядерную энергию» ТВ можно использовать иначе,  в мирных целях.  Возьмите успех замечательных научно-популярных программ Би-Би-Си. Они не только точно учитывают ту форму, в которой молодежь привыкла ныне потреблять новую информацию, но и содержит новые возможности сокращения, «свертки» учебного времени.

Современный учитель, конечно, сегодня — не сам по себе, а уже живет в совершенно новой, комбинированной системе: сам он, учитель, плюс электронные средства обучения. Именно в этих условиях ему приходится решать его главную задачу, от которой никакие компьютеры, никакой Интернет его не освободят. Он как личность, как живой человек является источником интереса к новым знаниям, своеобразным врачом-диагностом, определяющим трудности, с которыми сталкивается ученик, и помогающим их преодолевать с поправкой на каждую личность.

Лучшие учителя во всех лучших школах — это всегда прекрасные воспитатели. Не случайно во всех таких школах, даже если профильные предметы у них физика и математика, было хорошее гуманитарное образование. Вот во 2-й школе литературу вела Зоя Александровна Блюмина. Так ведь она была не только замечательный Учитель. Она была и Воспитатель, Личность.

— Вы говорили о равномерном распределении талантов. Но вот талант крупного ученого работать со школьниками — он сейчас у нас на том же уровне, как при Колмогорове и Кикоине, однако просто пока не востребован? Или время меняет ситуацию?

— К сожалению, меняет. И существенно к худшему. Вы сейчас не найдете ведущих ученых, которые отдавали бы, по существу, всю жизнь тем же школьникам, как это делали Колмогоров и Кикоин. Но среди них, в академической среде, к сожалению, нет и лидеров — лидеров и борцов. Однако среди докторов, кандидатов наук, аспирантов, студентов, среди учителей таких людей по-прежнему немало.

— А как все-таки вернуть в школу крупных ученых?

— Апатию, усталость от отношения к науке в течение последних 20 лет преодолеть непросто. Но давайте начинать не с глобальных проблем, а с конкретных задач. И тогда, может быть, с этого и начнется преодоление апатии. Дело-то касается нашего профессионального долга и в науке, и в образовании.

— Изменились экономический и общественный строй в стране.  Соответственно, изменились и пути финансирования проектов, подобных вашему. Раньше они на 50, если не на все 100 процентов строились на энтузиазме и бескорыстии академиков, молодых ученых, студентов, учителей, работавших фактически бесплатно. Теперь такой вариант не пройдет. Но, с другой стороны, государственные закрома открывались тогда на подобные цели охотнее, чем нынче. А сегодня – кто вам даст деньги , если конкретно?

— Возьмем конкретно 8 первых опорных школ. Что для них нужно помимо тщательного поиска и отбора учеников и учителей? Здания, высокая зарплата учителям, первоклассное оснащение лабораторий и предметных кабинетов, новейшая информационная и демонстрационная техника. И еще несколько первоочередных финансовых вложений. Все это в сумме абсолютно смешные в масштабах государства деньги! А вот эффект на каждый вложенный рубль будет колоссальный. Что уже доказано нашим историческим опытом. Между прочим, государство «за бесплатно» получившее тысячи первоклассных выпускников спецшкол, должно элементарно вернуть долг этим школам.

То же самое – учебно-методический центр. В нынешней Академии образования множество виртуальных, бесполезных ставок и структур. Давайте наполним их реальным содержанием: пусть этот центр войдет действующей структурой в «штатное расписание» Академии. Если реформировать РАО не без толку, а с умом, начать можно именно с такой работы.

То есть, первые девять единиц проекта – это бюджетные затраты. Но – не безвозвратные. Методический центр, будучи создан, начнет зарабатывать деньги. Ведь в этих школах и этом центре родятся новейшие методики (кстати, и образовательные стандарты для массовой школы они могли бы предложить поумнее), книги и обучающие программы, которые на рынке образовательных услуг непременно окажутся востребованными (в том числе и на мировом рынке). Имея, между прочим, конкретную цену.

Положим, в этих базовых школах вырабатывается модель физической лаборатории. Потом она тиражируется по всей стране. Это же окупается моментально! А за счет тиража падает себестоимость. Пользуясь современной терминологией, это и есть инновация.

Возможны и другие источники. Многие выпускники ФМШ прошлых лет  сегодня работают и в науке, и в бизнесе. Среди них - немало людей с заметными именами и большими кошельками, есть даже и «простые российские миллиардеры». При нормальных правилах игры им ничего не стоит поучаствовать в Колмогоровском проекте. Кое-кто из них и сегодня помогает подготовке талантливых ребят. Но – помогает «нецивилизованно», не согласованно. Нет общественно значимого, поощряемого государством проекта, в который их благие порывы были бы вписаны, встроены, так сказать, на законных основаниях.

У нас давно ведутся дебаты о правовых льготах для благотворительности. Но когда еще будет принят соответствующий закон! То, о чем мы сейчас говорим, - особая благотворительность. Она нацелена на спасение интеллектуальной элиты страны. И в рамках проекта можно четко прописать конкретные льготы для тех бизнесменов, которые на благотворительных началах в нем участвуют.

Когда люди, работающие на стыке бизнеса и науки, будут знать определенные, не меняемые чуть ли не каждый год ради политической конъюнктуры «правила игры», они с удовольствием примут участие в этой игре.

— Ваш проект находится в явном диссонансе с тем реформированием образования, которое проводится сейчас в РФ. Как тут быть? Под эту реформу нужен другой проект? Или – под этот проект нужна другая реформа?

— «Проект» министерства Фурсенко и Колмогоровский проект, конечно, совершенно перпендикулярны. Нынешнее «реформирование», по моему глубокому убеждению, губит нашу массовую школу. Но, думаю, что наш проект застрял где-то в кабинетах Минобрнауки просто в силу обычной чиновничьей инерционности, неспособности решать конкретные задачи оперативно и конструктивно.

Мы ведь живем во время великих имитаций. Чиновники во всех сферах, в том числе и образовании, и в науке, хорошо научились имитировать деятельность вместо самой деятельности. Однако, если разобраться, Колмогоровский проект очень выгоден авторам нынешнего «реформирования» массовой школы. Со временем – да это уже и происходит – последствия действий наших «реформаторов» начнут сказываться на возможности решать задачи той же модернизации собственными силами… Кадровая деградация нарастает катастрофически. Мы попали в ситуацию острейшего исторического цейтнота.

— От одного известного ученого я слышал, что нынешняя школьная реформа готовит кадры для сохранения в перспективе сырьевой экономики, а отнюдь не для модернизации.

— Фактически с нашими «реформаторами» так и получается. Сами того не сознавая, они бьются за лозунг «Наше дело – труба!».          

И вот представьте: на блюдечке с голубой каемкой им преподносят продуманный, детально разработанный вариант воспроизводства потенциала, способного решать на мировом уровне те задачи, которые перед ними ставят и время, и верховная власть. Я бы на их месте просто обеими руками поддержал такой проект.  Вы знаете последнюю историю с предлагаемыми образовательными стандартами, вышибающими из-под образования его фундамент – системообразующие предметы: историю, русский язык, литературу, математику и предлагающие странный предмет «Россия в мире». Если вы хотите примитивизировать образование до такого уровня, когда никто ничего знать не будет, тогда тем более, вы должны оставить в стране систему, которая позволяла бы воспитывать хоть какое-то количество умных людей.

В известном смысле Колмогоровский проект родился от отчаяния. Если гробится массовое образование, то тогда уж любой ценой надо сохранить возможность того, чтобы у нас воспроизводилась и закреплялась, а не «утекала» на сторону своя интеллектуальная элита. Это совершенно необходимо, независимо ни от каких реформ.

Словом, Колмогоровский проект – это совершенно неизбежное средство защиты от непрофессионализма, от неграмотно проводимой образовательной реформы. Но это, конечно, не отменяет проблемы массовой школы. И если мы в рамках проекта подготовим несколько десятков тысяч высококвалифицированных, творчески работающих учителей, то они могут стать центром кристаллизации и при подготовке педагогов для массовой школы.

— Более того, никакая дебилизирующая система не подавит творческого учителя. Умный учитель обойдет и эту «гору».

— Конечно, но крови она ему попортит немало.