Сибирь 2028. Армагеддон

А она неплохо смотрелась бы в компании амазонок, – машинально отметил я. – А, главное, у Ольги была такая возможность, но она ей не воспользовалась.

Снаружи уже топали, распахнулась дверь, и в зал ворвалась женщина и несколько мужчин с глазами навыкат. Я не дал им возможности оценить ситуацию – разнес их в щепки и выбросил пустой магазин.

– Молодец, – примирительно буркнула Ольга. – Хоть на что-то еще способен.

Метался Кузьма, не зная, куда бежать.

– На лестницу! – указала вверх Ольга. – Там мы можем до упора играть в пятнашки, я уже выяснила. Там даже парочка оружейных складов…

Мы бежали по бывшим торговым залам, по каким-то складским и вспомогательным помещениям. За спиной орала погоня мужскими и женскими голосами. Торговый центр был довольно вместительным. И он до сих пор оставался многофункциональным! Падали на колени какие-то рабочие в спецовках с гладко выбритыми лицами (насильно заставляют бриться?), умоляли не убивать. Из примыкающего коридора выскочили две разгневанные фурии при полной амуниции, я срезал их «крылатой» очередью (а Ольга добавила пару крылатых фраз), и они долго катились по лестнице. Больше всего на свете ненавижу стрелять в женщин, но сегодня получал от этого какое-то извращенное садистское удовольствие!

Похоже, мы сбили погоню со следа. Но и сами заблудились. В лабиринтах «служебных» помещений царила глухая тишина. Мы старались ее не нарушать. Спустились на уровень, осторожно ступая, шли по коридору, устланному ковровой дорожкой. Вот бы нам так жить… Ольга машинально сунулась в одну из комнат, вскинув автомат, и попятилась, изменившись в лице. Я бросился к ней с колотящимся сердцем.

– Что случилось?

– Ну, детский сад какой-то… – спотыкаясь, пробормотала Ольга.

Изумленному взору предстало чистое помещение, обклеенное детскими картинками, заваленное игрушками, большинство из которых были явно самодельными. Крохотные стульчики стояли в ряд у стены. В комнате находилось примерно полтора десятка… маленьких детей. Только девочки возрастом два, три года, кто-то, возможно, немного постарше. В трогательных ситцевых платьишках и смешных башмачках, пухленькие, с косичками, большеглазые. Они, возможно, слышали пальбу и шум, испугались, обступили пожилую женщину в длинной кофте – видимо, воспитательницу. Женщина была безоружная, она тряслась от страха, пыталась закрыть собой детишек, но не получалось. Детки что-то лопотали, хлопали доверчивыми глазенками с большими ресницами, смотрели на нас со страхом. Это был реально детский сад!

– Мужчина, вы сошли с ума, кто вам разрешил? – Помимо страха, в женских глазах теснилось презрение к мужскому полу, то есть ко мне. – Вы понимаете, что несете ответственность по четырнадцатому параграфу Правового кодекса? Вас же в порошок сотрут…

– Не волнуйтесь, мэм, все в порядке, сядем все… – пробормотал я одними губами и вывалился обратно в коридор. Чудны твои дела, Господи… Я уже забыл, как выглядят маленькие сытые дети!

– Это кто такие? – изумился Кузьма, которому даже пережитый ужас не мешал быть в каждой бочке затычкой.

– Ты не знаешь, кто такие дети? – тупо вопросил я.

– Ты еще спроси, откуда они берутся. – Ольга пришла в себя, встряхнулась, схватила Кузьму за шиворот и запустила вдоль по коридору. – Уходим, мужчины, уходим. Если выживем, успеем обсудить данный феномен…

Больше всего на свете в этот час хотелось выжить! Головы работали на поставленную задачу. Пробить кордоны – нереально, нужно уходить в другом направлении. Ох, как неуютно в чужом монастыре… Мы нашли проход в подвал, отключив пожилого господина – местного хранителя. Всё лицо его было изрыто рубцами – похоже, били плетьми. Ну и порядочки… Мы крались сумрачными помещениями, отыскивая выход, который бы, по возможности, не охранялся. Выход был – мы выползали из подвальной ниши в полузамкнутый дворик, загроможденный коробками и ящиками, похожими на снарядные. Но выход охранялся! Их было двое, мужского пола, они стояли рядом с компактным джипом «Субару», оснащенным приподнятым ковшом. Миниатюрный бульдозер. Альтернативы не было. Я бежал на цыпочках, не успев даже взвесить свое решение. Пробежал полпути, когда они обернулись. На них неслось в гнетущей тишине убийственное чудовище с оскаленной пастью! Одному я швырнул в горло Маринкин нож, другой пустился наутек, споткнувшись и выронив автомат – да и шут с ним… Двигатель работал, я сел за руль, дождался, пока рассядется бравая команда, и рванул в ближайшую сумрачную подворотню…

Нам могли упасть на «хвост» уже через несколько минут. Сомнительно, что сбежавший будет молчать. Улица Курчатова изгибалась к северу, огибала Снегири. Мы ехали! Я намеренно сдерживал педаль газа, чтобы не выдать себя. Просто едет маленький бульдозер по своим делам… Моя команда скорчилась на полу, а я старался сохранять невозмутимую физиономию. Из серой пелены вырастали многоэтажки. Многие из них были разрушены, но примерно треть выглядела неплохо и, похоже, продолжала служить жильем. По дымчатой хмари бродили какие-то люди. Мужчина в чистой спецовке подметал тротуар. С примыкающей улочки выбрался бронированный автобус, пропустил нас по всем правилам ПДД и пристроился в хвост. Он, сам того не ведая, прикрыл нас! Навстречу промаршировала колонна военных. Мужики, навьюченные, как ишаки, шли в колонну по два. В стороне от подразделения двигалась строгого вида дама в форменной утепленной шапочке, короткой куртке с меховой опушкой и щегольских сапожках. Помада на губах пылала за километр! Я подмигнул, криво улыбнулся ей, проезжая мимо (глупость, но не удержался) – дама резко обернулась, пораженная неслыханной наглостью…

Из клубящегося сумрака выползало море. Оно начиналось там, где когда-то улица Красных Зорь смыкалась с улицей Тайгинской. Раньше в этом месте было озеро Спартака. Теперь оно «немного» разрослось. Терпение лопалось, я утопил газ, и через несколько минут дребезжащая конструкция уже въезжала на территорию так называемого порта. Здесь действительно имелся причал. Его окружали деревянные сараи и что-то смутно похожее на доки. Мои надежды оправдались – данный объект практически не охранялся! Зачем, если он расположен в глубоком тылу? У вдающегося в море пирса прохлаждались две нелепые каракатицы (естественно, их собирали с ноля) – наполовину деревянные, наполовину жестяные конструкции с задними и передними палубами, угловатыми надстройками и рубками…

А позади уже рокотали моторы, стреляли в воздух возбужденные люди! Мы бросили бульдозер у края причала – не думаю, что он смог бы проехать по дощатому пирсу. Мы мчались со всех ног по щербатому настилу, а к причалам уже подъезжали машины, набитые мужчинами и женщинами. Бледный портовый работник затрапезного вида сматывал канат на палубе левой каракатицы. Он попятился, узрев разгоряченных людей с оружием. Рухнул на колени, воздев руки в небо при виде нацеленного ствола. Ольга уже перепрыгивала через борт, за ней кубарем катился Кузьма.

– Есть посторонние на борту? – проорала Ольга.

– Нет, госпожа, – пролепетал мужчина. – Обе команды недавно разошлись… Они отправляются на промысел завтра днем…

– Заводи мотор! – Она приставила к его лбу автомат. – Живо! Ни о чем не спрашивай! Всё сделаешь – будешь жить!

Я пару раз оглянулся через плечо, видел, как они карабкались в рубку. Кузьма, получив лаконичное указание, сматывал канат со стального кнехта. А те, что гнались за нами, похоже, сошли с ума. На машинах с широкими колесными базами они ломанулись прямо на пирс! Подпрыгивали доски настила, машины неслись, едва не падая в воду. Пассажиры вели беспорядочный огонь. Я рухнул, где стоял, принялся долбить прицельными очередями по передним колесам. Я должен был попасть, иначе грош цена последнему шансу… Я попал! Лопнуло колесо, забились ошметки протектора. Машина стала вилять. А вот этого ей делать было нельзя! Задние колеса сорвались с пирса, машина накренилась – с кузова пикапа в воду посыпались люди! Но она не упала, зацепилась за выступающий из воды конец сваи, так и осталась висеть под углом. Вторая машина не смогла проехать, билась в задний бампер, чтобы стряхнуть ее, но тщетно. Тогда из заднего транспорта стали высаживаться люди. А я вставил новый магазин и перенес огонь на соседнюю каракатицу. Хрен вам, а не погоня! Я тщательно долбил по рубке, стараясь вывести из строя панель управления. Не знаю уж, чего добился…

– Карнаш, сюда! – проорала Ольга.

Посудина уже дрожала, тряслись и скрипели ржавые борта. Я перепрыгнул через борт, перекатился по палубе. «Добрый» дядечка, помогший завести этот ужас, получил по заслугам – был отпущен на свободу. Затравленно озираясь, пригибая голову, он семенил к правому борту отходящего от пирса судна, рухнул бревном в ледяную воду, поплыл под сваи, яростно загребая руками…

– Карнаш, справляйся сам! – проорала из рубки Ольга. – Я тут, типа, у руля, пытаюсь его зафиксировать! Кузьма, а ну назад, не лезть под пули! Тащи вон ту железку!

Я катился к борту. По жести палубы стучали пули. На удаляющемся пирсе царил форменный кавардак. Я мог уже не стрелять. Я и не стрелял, берег патроны. Метались люди между автомобилями и второй каракатицей. Кто-то лез в рубку, пытался завести мотор. Я видел, как там искрило, струился дымок, посудина никуда не двигалась – похоже, я не зря обстрелял эту штуку.

Накал стрельбы спадал, мы отдалялись все дальше от берега по прямой линии. Вскоре стрельба оборвалась. Я поднялся, не веря, что все закончилось. Из рубки спрыгнул Кузьма, он радостно хихикал. За ним спускалась смертельно уставшая Ольга, ее штормило, качало – похоже, они подперли чем-то штурвал, соорудив примитивный «автопилот». Рассекая волну, каракатица углублялась в пучины пресноводного моря. Бледнели, заворачиваясь в дымку, контуры высоток. Тушевался пирс, на котором по-прежнему царила суета. Я потащился к Ольге, сооружая виноватую улыбку. Внезапно она вскинула голову и стала совсем белой. Застыл Кузьма, глупо разинув рот. Я почувствовал, как стремительно пересыхает в горле. Что за черт? Охваченный тяжелыми предчувствиями, я обернулся.

Рыжая бестия по имени Алиса Павловна – мокрая и предельно злая – уже перевалилась через борт и сидела на нем. Выжила, гадина! Притворилась мертвой! Одна нога была на палубе, другая за бортом. Она держала пистолет в вытянутой руке. Я мог бы, конечно, попробовать вскинуть автомат, но… Не хотелось же верить, что все закончилось! Эти мраки, судя по всему, никогда не закончатся! Она находилась, возможно, в кузове пикапа, с которого люди стряхивались в воду. Вместо того чтобы податься к пирсу, она подалась за нашим судном, которое только отходило от причала на малой скорости, уцепилась за что-то…

Дьявольская ухмылка исказила относительно приятные женские черты. Она наслаждалась нашей растерянностью.

– Привет, – сказала рыжая. – Всегда есть место неожиданным вещам, верно? Подождите, дайте подумать. За то, что вы наделали, убить вас мало, но походу придется довольствоваться малым…

Я уже знал, что она пойдет стрелять. Через секунду, две. Вода в стволе «Ярыгину» не проблема. Пусть уж меня пристрелит, у прочих будет шанс! Я уже собрался вскинуть автомат, прикидывая, в какую сторону прыгать, но тут вдруг женщина переменилась в лице! Дрогнул ствол, она вскричала от пронзительной боли – такое ощущение, что кто-то прокусил сухожилие свисающей с борта лодыжки! Карусель завертелась в голове, я, кажется, догадался! Боль ее гнула, она не могла прицелиться. Я вскинул автомат, полоснул очередью. И, с отрадой отмечая, что пистолет уже упал, а рыжая еще нет, кинулся к ней. Помчались остальные. Ольга держала покойницу, а я, перегнувшись через борт, уже вытаскивал вцепившееся ей в икру божье создание – мокрое, взъерошенное! Коронный номер Молчуна! Умница, ведь выследил нас! Я хохотал от счастья, катаясь вместе с ним по палубе, теребил его, мутузил. Остальные не отставали. Молчуну это крайне не нравилось – он метался, увертываясь от наших рук, угрожающе рычал. Потом стряхнул с себя воду и умчался через открытый люк в трюм.

Мы сидели на палубе, выжатые до предела, тупо смотрели друг на друга. Я придвинулся к Ольге, обнял ее, поцеловал. Она презрительно фыркнула, но отстраняться не стала.

– Начинается, – сказал Кузьма необычайно взрослым голосом.

Мы молчали, смотрели, как пропадают в дымке Снегири, а перед резво бегущей посудиной распахивается мерно вздымающаяся бесконечность. Вопросов масса. Куда мы плывем? Что за пределами? Надолго ли хватит топлива? Не найти ли нам подходящий «вулканический» островок, чтобы поднять на нем пиратский флаг и превратить в неприступную крепость? Где и как мы будем выживать, черт возьми?!

– А, вообще, доминирующая роль женщины в обществе – это интересно… – как-то с расстановкой произнесла Ольга и задумалась, с иронией поглядывая на меня.

– Хрен тебе, – отрезал я и показал для убедительности кукиш. – Никаких экспериментов. Женщина стоит у плиты, подметает полы, моет посуду, варит кашу, растит детей… что там еще?

– Посещает горящие избы, тормозит коней и подносит мужчине пулеметные ленты? – засмеялась Ольга.

– А классные были телки, – вдруг как-то мечтательно сказал Кузьма, и мы изумленно на него воззрились.

– Повтори, – сказал я.

– Да ладно, – он отмахнулся. – Не глухой, чай. Ей-богу, классные. У меня аж заворочалось там что-то, хоть и привязан был… – Он как-то стыдливо покосился на низ собственного живота.

– Заворочалось у него, – всплеснула руками Ольга, насилу сдерживая хохот. – Пубертатный ты наш. Не рановато?

– Да не, в натуре, – задумчиво гнул свою линию Кузьма. – Вот на других теток смотрел, ничего не ворочалось, на тетку Олю смотрю – тоже ноль, а вот на тех…

– Напрасно, Кузьма, – рассудительно сказал я. – Ты еще нашу тетю Олю не видел без… – Ольга выразительно кашлянула, и я заткнулся.

Потом мы умирали от хохота, и совсем стало весело, когда из трюма выбрался Молчун со здоровенной рыбиной в зубах, пристроился от нас подальше и стал ее жадно поедать.

– Не пропадем, – заключила Ольга. – Блин, как же я ненавидела в детстве рыбалку…

Последнее потрясение за этот день – это было что-то новенькое! Мы продолжали сидеть на палубе, наслаждались относительно чистым морским воздухом и не заметили, как в дымке над головой вдруг обозначился просвет. Буквально на несколько мгновений из марева дыма выбралось что-то желтое, яркое, мазнуло торопливо палубу, повергнув нас в трепет, и снова скрылось за клубами!

Мы боялись пошевелиться, смотрели с ужасом друг на друга. Потом, не сговариваясь, задрали головы. Но просвет уже затянулся традиционной для наших мест пепельной мглой.

– Что это было, люди? – со священным трепетом таращился на меня Кузьма. – Ну, ни хрена себе…

– Тебе еще многое предстоит узнать об этом мире, дружок… – хрипло вымолвил я. – Ты не знаешь, что такое море, кто такие дети, что такое солнце…

Глаза у Ольги блестели от слез. Она смотрела в небо, часто моргая, губы что-то шептали. Возможно, правы «бывшие интеллигентные люди», уверяющие, что дым над планетой не может держаться вечно. Рано или поздно он развеется – если не разразится, конечно, очередное разрушительное землетрясение. А может, нам всем померещилось? Небеса имели что-то сообщить?

Мы сидели тесным кружком, не чувствуя холода. Подошел наевшийся Молчун, облизнулся, заразительно зевнул, улегся рядом. Мы могли прожить еще час. Или год. Или несколько десятилетий… Я смотрел на эту компанию и понимал, что теперь эти трое – моя семья. Самые близкие родственники. Нас может стать больше, но только не меньше. Удалишь любую четвертинку – и будет очень больно…