Сибирь 2028. Армагеддон

Слева во мгле угадывался блокпост, на котором нас подловили. Темнота – хоть глаз выколи! Но там, конечно, кто-то есть, не могли сектанты оставить открытым столь важный пропускной пункт. Бежать – в другую сторону, вдоль фронтона мэрии, нужно лишь собраться с духом, одолеть эти сто метров очищенной территории, где совершенно негде спрятаться…

– Пошли, – выдохнул я. – Ольга, танцуй первая…

– Как? – не поняла она.

– От бедра, блин… Пошла, Кузьма – за ней, я прикрою…

Мы снова неслись, как одурелые! В лучшие годы это было помпезное крыльцо, оно тянулось вдоль всего фасада. За крыльцом – огромные двери, за дверьми – таинство городского управления. По коридорам сновали люди и депутаты (здесь же находился городской совет), чиновники и «нужные» бизнесмены, там принимались важные решения – правильные и не очень, решались судьбы города, пилили бюджет, собирали с него опилки, брали взятки и откаты… Сейчас крыльцо гуляло волнами, двери провалились под землю, а рядом с нами чернели окна когда-то бывшего третьего этажа, ставшего по недоразумению первым… Нас заметили, но мы уже ушли из зоны поражения! Рычал величавым оперным басом командир поста, хлопали разрозненные выстрелы. Я не стал отвлекаться на эти мелочи, припустил за своими. Мы уже выбегали на площадь Ленина, окутанную сиреневой дымкой. Вход в метро – завален, тысяча чертей! И шквальный огонь откуда-то справа – с улицы Депутатской, примыкающей к мэрии с обратной стороны! Прямо на нас неслась машина, светя фарами! Я уже крутился, увертываясь от пуль, мчался зигзагами на противоположную сторону тротуара. Неподалеку кряхтела Ольга. Катился колобком, шизея от таких поворотов, Кузьма. Ну, до чего некстати, черт возьми! Они уже перекатились к вздутию на ровном месте, где когда-то был вход на станцию «Площадь Ленина», ныряли за естественные преграды. А я уже лежал, как на стрельбище, разбросав ноги, прижавшись к земле. Только спокойствие, дышать размеренно, не дергать в запале за спусковой крючок – это ведь не застежка женского лифчика!

Первой же очередью я разнес к чертовой матери фары! Машина вильнула вправо, заехала на разжеванный бордюр. С нее уже сыпались люди, раздавался грозный собачий лай. Я похолодел – собака?..

– Вперед, лоботрясы!!! – гремел, как Зевс, отец Климентий. Ну, как же без него? Кретин! Вместо того чтобы радоваться, что больше не с кем делить власть…

– Ольга, не вздумай стрелять… – хрипел я. – Пусть поближе подойдут, сам справлюсь, заройтесь там куда-нибудь…

По улице Депутатской к выходу на проспект грузно бежали человек пять. Они ревели, стреляли наугад. Бьюсь об заклад, они меня не видели! Я ждал, закусив губу, решил, что буду ждать до последнего, проявлю выдержку, не сорвусь. Только так мы сможем спастись. Начну стрелять раньше – будет трудный бой с непредсказуемым финалом…

Они уже топали практически рядом. Двадцать метров, пятнадцать… Желание опустошить магазин было колоссальным, но я терпел. Буду терпеть, пока не кончится терпелка…

– Карнаш, не уснул? – тоскливо просипела Ольга.

Я уже различал их сорванное хриплое дыхание. Еще один миг между прошлым и будущим (отнюдь не жизнь), и они бы стали через меня перепрыгивать! Стоять, противные! Я открыл огонь, когда до них оставалось метров шесть. Бил в упор, практически не опуская спусковой крючок, лишь немного поводя стволом. Думаю, половина из выпущенных пуль не ушла в молоко. Враги валились вразнобой, дергались, что-то вопили, поминая в запале не только Господа Бога своего, но и его закоренелого антипода. Никого не осталось, только раненые стонали, бились в конвульсиях, выхаркивали пену. Изрыгал проклятья, топал ногами, матерился оставшийся у машины отец Климентий.

– Душеглот, взять их!!! – завопил он и спустил с поводка псину! Ну, как же, у попа была собака, все такое. И кличка в самый раз… Разрази меня гром, это было очередное четвероногое чудовище! То ли рослый дог, то ли «кавказец» – вымахавший в монстра на щедрых поповских хлебах. На меня скачками неслось что-то огромное, клыки блестели в темноте. Я судорожно вырвал из автомата пустой магазин, потянулся за новым, понял, что не успею! Перекатился, чтобы по привычке выхватить нож. Хрен-то там, не было у меня ножа!

– Ольга, стреляй…

Она бы тоже не успела. Заклинило что-то в механизме. Судорожно рвала затвор. Вечно эти бабы… у них руки-крюки! А этот бес уже готовился к финальному прыжку. Пасть нараспашку, молния из глаз… И вдруг его словно смело проезжающим мимо автомобилем! Был, и нету! Я оторопел, а в следующее мгновение по земле катался клубок из плотно скрученных собачьих тел! Они рычали, рвали друг дружку, как участники «профессионального» собачьего поединка. Молчун, ты просто душка! Теперь ты настоящий мужик! Я выхватил из подсумка полный магазин, бросился бежать, на ходу вставляя его в автомат и передергивая затвор.

– Молчун, в сторону!

И как он понял?! Клубок распался, Молчун смешно буксовал, перебирая передними лапами (я подозревал, что у него задний привод), вскочил взбудораженный монстр – а я уже поливал его свинцом, как из шланга! Он даже не скулил, просто захлебнулся моими пулями! Сквернословил, притоптывал, грозился кулаком батюшка рядом с машиной. Он неплохо просматривался. Я поднял автомат и принялся выбивать в него остатки магазина. Пули шлепали по корпусу, надрывалась луженая глотка…

Ладно, не до него. Я надеялся, что зацепил этого всевластного упыря. А на блокпосте уже включились в тему, выслали группу на перехват беглецов. По проспекту в нашу сторону неслись человек восемь. Далеко еще…

– Бегите через площадь! – крикнул я. – По проспекту, к противоположному выходу из метро! Если тоже завален, то дальше… Молчун, ты где!

Лаяла собака, надрывая глотку, вертелась под ногами у женщины с ребенком. Они уже убегали, озираясь, а я бросился к ближайшему мертвецу, принялся выковыривать из его подсумка запасные магазины. Лишняя веревочка в хозяйстве… Главное, чтобы к земле не тянула. Погоня приближалась. Я выхватил лимонку, выдрал чеку и швырнул гранату как можно дальше от себя, едва не вывернув руку из плечевого сустава. Понятно, что не долетит, но фора в несколько секунд меня бы устроила. Я свалился плашмя, а когда разлетелись осколки и пыль сомкнулась с дымом, припустил со всех ног за убегающей группой…

«Сердце города» за последние двенадцать лет немного изменилось. Монументальность и пафос куда-то исчезли. Весь конструктивизм и нетленная классика площади Ленина лежали в руинах. Сферический купол знаменитого театра оперы и балета раскололся на четыре части и походил на разделанный апельсин. Массивные колонны у входа в театр лежали вповалку – словно кегли в боулинге, поваленные шаром. Отличный удар. Впрочем, не очень – одна из колонн, крайняя справа, устояла – и все это в общей массе смотрелось круче афинского Акрополя. Скульптурные композиции вдоль проезжей части обрастали прахом. Скрылись с глаз людских рабочий и колхозница, прочие солдаты, крестьяне и матросы, только головешка вождя мирового пролетариата, отколовшаяся от упавшей скульптуры, валялась рядом с дорогой и смотрела на мир строго и принципиально. Я бежал мимо этого былого великолепия, предпочитая не оглядываться. Площадь-то немалая, пока одолеешь эти триста или сколько там метров… Я по инерции чуть не выскочил на продолжение Красного проспекта, но эти трое уже кричали мне, махали, лаяли. Они были у входа на станцию, и я сменил направление.

– Сюда, Карнаш! – прокричала Ольга. – Здесь, кажется, есть проход!

Я оглянулся – вот уж действительно, самое время провалиться сквозь землю. «Пехотинцы» уже неслись по площади, постреливая на бегу. Но это ладно – за ними мчались машины, быстро приближались, обгоняли пехоту…

А мы уже катились по гранитным ступеням, Ольга включила фонарь.

– Откуда? – изумился я.

– От верблюда, – буркнула она. – В вещмешке нащупала.

Внизу весь пол был усеян стеклом. Поднатужившись, я приподнял искореженную дверную раму, терпел, как атлант, пока они все пролезут. Затем протиснулся сам, а прежде чем бежать дальше, сунул под обломки легкую РГД – вариант, в принципе, отработанный. Я не стал дожидаться результата – припустил за своей компанией. Мы бежали по мраморному переходу, топча отколовшуюся плитку. Я кричал, чтобы Ольга со своим фонарем приотстала – я же не кошка, чтобы видеть в темноте! Мы никого не встречали. Если и были здесь живые существа, то после учиненного переполоха они предпочли спрятаться. Разрушения в утробе метрополитена не носили тотальный характер. Деформировались стены, рухнули двери, разъехались плиты потолка. Турникет, частично сохранившийся эскалатор… А вот на перроне перед поездами творилось что-то ужасное. Человеческие кости смешались с обломками мраморной плитки, все было вздыблено, перемято. Я отобрал у Ольги фонарь и принялся протаптывать дорогу к первому пути. Неясное чувство настаивало, что лучше, как в Англии, двигаться левой полосой. Я невольно задумался: а в лондонском метро, интересно, тоже левостороннее движение? Я стаскивал их вниз – трепещущую Ольгу, пацана, у которого от переутомления закрывались глаза, рычал на Молчуна, который поджал хвост и жалобно протестовал против ужасов подземелья…

Тоннель выглядел относительно сносно. Трубы и проводка давно осыпались, щитки электроприборов заросли плесенью. Рельсы вставали дыбом, во многих местах полопались, но сам тоннель на данном участке казался целым. Я храбро вступил в него и сразу почувствовал дрожь в коленках. Куда мы сунулись? Может быть, лучше… повременить?

В ближайшем техническом ответвлении мы сделали передышку. Здесь стояли какие-то трансформаторы, силовые агрегаты, которые вряд ли уже понадобятся этой планете. Запутанные коридоры уводили в подземелье, но далеко мы не пошли – если погоня настигнет, мы услышим ее заранее. В этом закутке до нас уже кто-то жил. Пахло застарелыми фекалиями, валялась сгнившая мешковина, какие-то обертки от еды, пустая банка зеленого горошка. Молчун свернулся у входа, закрыл глаза и сразу заснул. Он почти не пострадал в ходе эпического противостояния разбушевавшемуся монстру. У пацаненка подкосились ноги, он шмякнулся носом в вонючую мешковину. Я держался из последних сил. Члены обрастали чугунной тяжестью. Организм требовал отдыха. Я пристроил фонарь, чтобы он освещал весь закуток. Рядом стонала Ольга – у нее разболелась подвернутая лодыжка.

– Отдыхаем двадцать минут, – сообщил я. – И идем дальше…

– У нас пожар? – удивилась Ольга.

– А несогласные могут остаться.

Похоже, назревал целый марш несогласных. Оба недовольно забубнили, заворчал даже спящий Молчун. Мне тоже показалось, что я немного погорячился.

– Ладно, – пробормотал я смущенно. – Может быть, не двадцать – тридцать…

В любом случае, часов не было, а считать до тысячи двухсот как-то не хотелось.

– Вот-вот, подождет твоя любовь до гроба, – усмехнулась Ольга, откидывая голову. – Сколько лет ждала – уж потерпит еще чуток. Боже мой, – патетично пробормотала она. – У нас теперь не одна беда, а целых две – влюбленные и дороги…

– Так вы… не того? – приподнял чумазую мордашку Кузьма и заинтересованно хлопнул глазами.

– Чего не того? – разозлился я.

– Ну, ты понял, мужик.

– Ни хрена я не понял. Спи, блин.

– Нет, Кузьма, мы не того, – развеселилась Ольга. – С дядей Карнашем мы, собственно, даже не друзья. Просто погулять вышли. У него есть женщина, которая ему ночами спать не дает – в фигуральном, заметь, смысле…

– Чего? – не понял пацан.

– Ладно, спи, – отмахнулась Ольга.

– А жалко, – вздохнул пацан. – Ну, что вы… не того. Вы классная пара. – И снова зарылся носом в мешковину.

Я почувствовал, что начинают багроветь не только уши, но также все лицо и даже кончик носа. Но смело поднял глаза. Ольга смотрела на меня с иронией и грустинкой. Молчун – одним глазом. Пацан – исподтишка. Они что все, сговорились?

– Ладно, проехали, – буркнул я. – Кстати, Кузьма, пока ты не уснул, хотелось бы тебя поблагодарить. Не ожидал от тебя, честное слово.

– А чего благодарить-то? – не понял мальчишка.

– Ну, ты вроде жизнь нам спас. Весьма своеобразно, конечно, но тем не менее.

– Да ладно, будет вам меня смущать, – пробубнил в тряпку Кузьма. – Вы тоже мне немножко помогли, когда козлы Сильвиуса пытались до меня докопаться. Так что квиты.

– По правде говоря, я уже запуталась, кто кого и сколько раз спасал, – сказала Ольга. – Скоро войдет в привычку, и можно будет не благодарить.

– Давайте вспомним, – сказал я. – Вот этот заморыш, – ткнул я пальцем в насторожившегося Молчуна, – спас сначала меня, а сегодня – нас всех, когда совершил незапланированный подвиг. Нет, простите, он спас нас еще и в третий раз, когда Кузьма решил нам подкузьмить и до нитки обчистить. Потом мы спасали Кузьму, Кузьма спасал нас…

– И только я никого не спасала, – хмыкнула Ольга. – Но ничего, спасу когда-нибудь… если будете хорошо себя вести.

– Слушайте, кончайте трепаться, – проворчал Кузьма. – Мы сегодня есть будем?

– Ага, по памяти, – кивнул я. – Проси, Кузьма, что хочешь, мы это обязательно пообещаем. Извини, приятель, еду отобрали добрые богомольцы. Сам ума не приложу, как будем выкручиваться.

– А попить есть? – простонал он.

– И попить нет.

– Ну, трындец…

– Подождите, у меня ведь чей-то мешок, – вспомнила Ольга и высыпала его содержимое себе на колени. Повертела шерстяные носки сомнительной чистоты и прочности, брезгливо понюхала, отложила в сторону. Туда же – провонявший чем-то пряно-пахучим свитер. Озадаченно повертела пожелтевшую книжонку с заголовком «Ковчег», а пониже – «Церковь евангельских христиан-баптистов».

– Мы в курсе, что Господь нас любит, – проворчала она и отбросила книжку вслед за свитером. Полбуханки ржаного хлеба, завернутые в серую тряпицу, вызвали больше интереса. А также увесистый кусок вяленой грудинки, в которой мы после тщательного изучения и обнюхивания идентифицировали свинину. В рюкзаке имелись также серое мыло, веревка, фляжка с тухлой водицей, спички и старый нож с обломанным лезвием. Подполз Молчун, питая надежду, что его покормят и он будет счастлив. Мы жевали в гнетущем молчании, стараясь не вникать во вкус продукта. Кулинары в городе Обь готовят лучше. Готовят ли еще? – кольнула неприятная мысль. – Или их самих уже зараженные готовят? Вспомнив про зараженных, я вздрогнул – давненько мы что-то с ними не встречались. А ведь в метро какая только нечисть не водится…

– Слушайте, люди, – встрепенулся Кузьма, – а вот когда я того дядечку по башке камнем огрел – с ним рядом такая штука работала… как ее? Ну, он там на кнопочки давил, ржал, как придурок, словно в игру играл…

– Компьютер, что ли? – удивился я. – Он действительно играл в игру, Кузьма. Ты не поверишь, но до сих пор, если есть под боком электричество и не очень разбитый компьютер, можно увлекательно проводить время.

– Не, я видел, конечно, такие штуки, – подумав, заявил Кузьма. – У Бармалея в его палатах такая была. Он никого к ней не подпускал – даже мамку мою. Сам за ней сидел, хихикал, чего-то щелкал, иногда своим лакеям что-то показывал… Мне тоже так хотелось…

– Ты снова не поверишь, Кузьма, – вздохнул я, – но раньше эти штуки были в каждом доме. И не по одной – по две, по три. Люди жили в этих штуках… хотя не думаю, что ты поймешь, что это значит. Там они работали, отдыхали, развлекались, добывали информацию, могли связываться с кем угодно, могли покупать через эту штуку все на свете, не выходя из дома. Попав в компьютер, они не ели, не спали – как же можно спать, когда весь мир рядом с тобой? Ну, и игры, конечно. Их было великое множество, всяких разных – можно было бегать, летать, плавать, стрелять, охотиться за сокровищами…

– Здорово, – сделав круглые глаза, прошептал Кузьма. – А добыть эту штуку можно?

– Добыть-то можно, – ухмыльнулся я. – Но нужен мало-мальски генератор, спокойная обстановка и полная ликвидация компьютерной безграмотности. Если первые два условия еще теоретически возможны, то третье… В общем, спи, Кузьма.

– Слушай, мужик, расскажи, а?

– Знаешь, Кузьма, – я начал раздражаться, – ты используешь свой мозг на три процента, а мой грузишь на все сто. Не хочу я об этом вспоминать, врубаешься? Грустно и больно об этом вспоминать. Вот будет времечко, стабилизируется ситуация…

– Я расскажу тебе, Кузьма, – улыбнулась Ольга. – Пусть этот злобный и бессердечный дядька уснет, и я тебе все расскажу…

Я спал, как сурок, потом меня разбудила Ольга и сказала, что это невозможно! Все в ужасе не спят и затыкают уши, чтобы не слышать мой злодейский храп! И между прочим, пока я тут давлю на массу, моя единственная и неповторимая Маринка развлекается в Снегирях со всеми подряд! Последний довод был самым убедительным. Мы в любом случае не могли здесь оставаться – холод забирался в организм, а жечь тут было нечего! Мы вновь брели по тоннелю, освещая пространство единственным фонарем. Линия была прямая, как стрела, повторяя линию Красного проспекта. Автоматы на взводе, гранаты под рукой. Здесь было относительно не холодно. Мы с Ольгой двигались в авангарде, осматривая каждый выступ, каждый боковой проход. Мальчишка и собака тащились сзади, оба заразительно зевали, Кузьма чесал вихрастый затылок, а собака усердно путалась у него под ногами.

Но и здесь за нами гнались приключения! Тоннель расширялся, чаще попадались люки и отводы в технические помещения. Приближалась станция «Красный проспект». Зашевелилось что-то под бетонной стеной, заворчало человеческим голосом, Ольга в страхе попятилась, вскидывая автомат! Хорошо, что не выстрелила. Отогнулось затертое клетчатое покрывало, раздался сиплый кашель, приподнялась фигура, согнутая крючком. Ольга икнула, я справился с позывом организма. Из чего слепили этого горбатого? Мутант, возможно, был не старый, но жизнь его не баловала. В одежде смутно угадывалась ободранная норковая шубка, к низу которой приделали что-то вроде юбки. Такое ощущение, что его физиономию сшили из тряпочных лоскутков всех оттенков серого. Глаза расползлись к вискам – что говорило о деформации височных костей, да и всего черепа в целом. Он поднялся на колени и, держась за стенку, провожал нас глазами. У бокового ответвления возились еще двое – похожие на людей, десятилетиями не посещавших парикмахера. Они пытались перевалить через высокую приступку одноногую женщину с седыми безжизненными волосами. Один из мужчин пронзительно посмотрел в нашу сторону – и вроде бы успокоился, что-то бросил своему напарнику. Взялись дальше кантовать свою ношу. Ходили слухи (лично я таких людей не встречал), что у некоторых типов мутации выражались иначе, чем у большинства. Ударяло в голову. Внешне эти мутанты оставались теми же людьми, но обретали способность видеть будущее, прошлое, читали мысли и настроение людей, а также имели обостренное чувство опасности. Их бытие сопровождалось дикими болями в голове – что, в связи с отсутствием лекарств и квалифицированной медицинской помощи, выливалось в танталовы муки.

Чем ближе мы подбирались к соседней станции, тем больше встречалось людей и мутантов. Одни брели нам навстречу, другие копошились по углам. Целые компании сидели на рельсах и отрешенно, не моргая, таращились в пространство. Какие-то цыгане – чумазые, оборванные, в кровоподтеках. Они безразлично смотрели, как мы проходим мимо. Неприятно кольнуло под сердцем: я услышал разговор двух бродяг – один жаловался, что два дня во рту маковой росинки не было; другой бормотал, что он уже морально готов подхватить «зомби-инфекцию»: пусть другая жизнь, чем это позорное существование. И шансы добыть еду существенно возрастают. Собеседник возражал – пока поймаешь эту инфекцию, зараженные тебя сожрут и не подавятся…

– Подайте Христа ради, – попросила женщина в платочке, глядя на меня слезящимися глазами.

Я бы подал – но что? Хлопнул выстрел, люди лениво повернули головы. Изможденный мужчина выстрелил себе в голову из пистолета и сползал по стеночке, волоча за собой кровавую дорожку. Лихое время, проще добыть оружие, чем хоть что-то похожее на еду…

Навстречу брела компания мужчин – они едва переставляли ноги, сипло дышали.

– Простите, уважаемые… – обратился к нам худосочный тип с венозным лицом. – Есть минутка? Мы, конечно, понимаем, что собака друг человека… но не могли бы вы уступить нам свое очаровательное животное? Мы можем предложить вам за него несколько инвестиционных золотых монет Сбербанка России. Это настоящие банковские изделия, с качеством чеканки «proof». Поверьте, мужчина, это выгодная сделка, вы не пожалеете…

Молчун угрожающе оскалился, зарычал. Умное животное.

– Сделаем вид, господа, что мы ничего не слышали, – натянуто улыбнулся я. – Откуда вы идете?

– От кудыкиной горы, уважаемый, – пробормотал долговязый заморыш с подслеповатой физиономией. – Не далее как неделю назад мы жили в коммуне «Новое начало» в кондоминиуме на Челюскинском жилмассиве. Некто Илларион обещал нам сытую жизнь, заставлял работать, держал впроголодь, но все равно мы что-то ели… Шесть дней назад он пропал – вместе со своим автопоездом, отрядом телохранителей и всем запасом еды, что оставался в колонии… Нагрянула банда Жоры Косого – он при капитализме отбывал за убийство коммерсантов – забрала всех здоровых, остальных – пинком под зад… Мы кочуем уже несколько дней. Судя по всему, господа, наше существование в этом мире приближается к логическому завершению. Лично я уже больше не могу…

Компания мужчин поплелась дальше, а я переложил автомат и невольно задумался. С такими темпами вымирания человечества года через три в этом мире никого не останется. Человек разумный в наше время – низшее звено пищевой цепочки. Его едят, убивают без причин, он умирает или переходит в иное качество от множества инфекционных заболеваний. С исчезновением человечества вымрут зараженные – им просто нечего будет есть. Останутся без еды животные-мутанты – и их поджидает печальная участь. Над мертвой планетой воцарится окончательное затишье. Даже те колонии, где грамотно налажена самооборона, падут под натиском голодных зараженных, их будет становиться все больше – от чувства голода будут обостряться умственные способности, что не пойдет на пользу людям…

Мы невольно ускорялись, станция «Красный проспект» была уже рядом. «В темпе, в темпе, – подбадривал я. – Тянем носок, держим строй». Беженцы брели навстречу, надеясь найти убежище в катакомбах подземного мира. Те, у кого не осталось сил, ложились на рельсы, обреченно смотрели в потолок. И вдруг впереди послышался шум. Кричали люди, кто-то истошно голосил на пронзительной ноте – и так же внезапно крик оборвался. Пахнуло чем-то угрожающим, опасным. Люди, идущие навстречу, заковыляли быстрее. В какой-то миг перед нами никого не осталось. Фонарь озарял пространство метров на двадцать. Что творилось дальше в темноте, мы не видели. Что-то мерцало на платформе. Доносился разноголосый гул, похожий на вой. И вдруг впереди забились выстрелы! Мимо нас шатко пробежали несколько мужчин – видимо, из той же компании. Но у них имелись автоматы Калашникова и длинноствольное ружье. Их лица искажались от страха. Они пробегали несколько метров, останавливались, стреляли в темноту, отступали дальше.

– Уходите! – крикнул один из них, пробегая мимо нас. – Быстро уходите! Там зараженные!

Охнула Ольга, я машинально схватил ее за руку, попятился, отдавив ногу Кузьме. Пацан споткнулся, выразился четко по-взрослому и наступил на хвост Молчуну. В этом не было ничего комичного. Из темноты уже надвигалось бурлящее НЕЧТО – оно разбухало, как фурункул, наливалось зловонием. Мы никак не успевали убежать… И вдруг из этой темноты вылупились несколько перепуганных людей! Они бежали, спотыкаясь, заполошно озирались. Споткнулся мужчина. Женщина в косынке призывно протянула руку, в глазах застыл всепоглощающий ужас. И дикая толпа живых мертвецов вырвалась из мрака! Кто-то бросился женщине на спину, повалил. Двое или трое накинулись на мужчину, рвали кожу, одежду. Остальные бежали дальше – с искаженными гноящимися рожами трупного окраса, растопырив крючковатые конечности, энергичные, сильные, голодные…

Взвизгнула Ольга, вскидывая автомат, стегнула длинной очередью, опустошив магазин. Я примкнул к какофонии – садил в упор, от пуза, не целясь. «Мертвяки» валились охапками, перегораживая путь своим собратьям. Кровь хлестала рекой. Пока я вырабатывал боезапас, Ольга успела перезарядить, застрочила, не глядя. Произошла заминка. Задние давили, передние падали, возились в куче туловищ и изувеченных конечностей. Выдалась минутка перезарядить. И снова ливень свинца кромсал больные тела, заставляя их совершать немыслимые танцевальные па.

– Падайте между шпал!! – гаркнул я, выхватывая мощную лимонку. – Граната! Прижмитесь, заткните уши! Кузьма, справишься с Молчуном?!

– Ой, не знаю, мужик, ой, не знаю… – бурчал пацан, воюя с обезумевшим ретривером. – Давай, держу!

Я швырнул лимонку в самую гущу, чтобы нас не посекло осколками. Славный инструмент. Больше века в ходу и всё никак не выйдет из моды! Я рухнул в шпальную решетку, согнулся в три погибели. Жахнуло так, что со стен посыпались остатки проводки в стальных трубах. Атакующих расшвыряло, как мусор. Ударная волна накрыла тоннель, загудела в спертом воздухе. Я вскочил, вбивая новый магазин. Никого. Лишь груда растерзанной биомассы, подающая весьма условные признаки жизни. Уцелел лишь один – волной его отбросило к стене, осколки пощадили. Он приходил в себя, с хрустом проворачивал голову, словно у него там затекли шейные позвонки, распрямлял плечи, толчком оторвался от стены.

Я вскинул автомат, чтобы приобщить товарища к делу… и не смог нажать на курок. Одурение какое-то охватило. Я таращился на малосимпатичное чудо, не мог отвести глаз. С зараженным происходили метаморфозы. Ничего подобного я еще не видел. Это был высокий, довольно фигуристый молодой парень – в разорванном плаще, поверх которого был натянут вязаный, испачканный кровью кардиган. Никто не объяснил товарищу, что лучше бы наоборот. Но дело даже не в этом. С ним действительно что-то происходило. Исказилось покрытое посмертной синью лицо, он натужился, словно собрался рожать. Воспаленные глаза поволоклись из орбит! Хрустнул череп и словно бы вдавился. Заскрипели, пришли в движение кости скелета – прямо на глазах стала расти в размерах грудь, искривился позвоночник, приподнялись плечи, он начал совершать ими круговые неловкие движения, как будто доставляли дискомфорт растущие под лопатками крылья. Ноги выгнулись колесом. Искривились руки. Костяшки пальцев стали удлиняться, превращаться в какие-то заскорузлые крючья. Монстр уже принимал угрожающую позу – нагнул голову, деформированное туловище подалось вперед. Но на этом чудесные превращения не закончились. Его нос начал совершать судорожные дыхательные движения, и вдруг его крылья стали расползаться вширь, треснула лицевая кость – и такое ощущение, словно его потянули за нос, и вся морда вытянулась, превратившись в крысиную, а отчасти в собачью…

Это было что-то новенькое. Я пожирал его глазами, не мог пошевелиться. Что это было? Прогрессирующая эволюция? Четвертая стадия болезни, о которой никто пока не слыхивал? А монстр с драматической неспешностью разворачивал в мою сторону изувеченные руки – вылитые крабовые клешни (интересно, другие насадки эволюцией предусмотрены?), в выкаченных глазах блеснула толика осмысленности.

– Ты в ступоре? – тихо спросил я.

– Да, – прошептала Ольга. – Как ты догадался? Не знаю, верить ли глазам… Мы точно знаем, что динозавры вымерли?

– Это не динозавр, детка… Это высшая ступень эволюции на данный момент. Можно сказать, вершина. Сдается мне, что об этих зараженных бедолагах нам рассказали не всё…

– Тебе не кажется, что пора с ним что-то делать?

– Ах, да…

Стоило догадаться, что пропорционально размерам вырастает и сила… Он уже направился в атаку, охваченный наступательным порывом, взбудораженный запахом пищи. Нет уж, больной, пора принимать наркотики… тьфу, снотворное! Я не жалел на него свинца, хлестал сверху вниз – по голове, по корпусу, по паховой области! Он трясся, словно кто-то сверху дергал его за веревочки, потом оскалился до ушей (наконец-то дождался), рухнул навзничь…

– Подожди… – икнув, промямлила Ольга. – Мне послышалось или ты назвал меня деткой?

Мы мчались вперед, подгоняемые страхом! Я надеялся, что мы успеем проскочить станцию. Первая волна рассеяна, вторая еще только на подходе. Наглость города берет! Мы проскочили! Когда мы вырвались из тоннеля, на платформе станции колыхалась невнятная масса, испускала разноголосый гул. Я не испытывал желания освещать ее фонарем. Мы мчались по рельсовым путям. Кто-то спрыгнул с платформы на давно обесточенный контактный рельс. Я отшвырнул его очередью. Свалились еще двое – и их туда же. Потом на шпалы выпала целая толпа, но мы уже промчались вперед. Я пропустил своих скулящих от страха «бойцов», стал вырабатывать дохленькие ручные гранаты. Одну швырнул в толпу, другую на платформу, третью – еще куда-то. Развернулся, потопал по шпалам, сокрушаясь, как когда-то в детстве, что надо руки оторвать тому конструктору железнодорожного полотна, определившему интервалы между шпалами без учета интересов тех, кто по ним бегает!

Следующий пролет – до станции «Гагаринская» – мы освоили без приключений. Куда уж больше! На платформе зараженных не было. Валялись несколько мертвых тел в разной степени сохранности. Но стала разряжаться батарейка в фонаре! Свет померк, намекая, что через несколько минут он окончательно погаснет. И в глубине тоннеля прямо по курсу мы различили подозрительный гул. Двух факторов хватило, чтобы в панике выбраться на покореженную платформу, выполненную в «космическом» духе – с хромированными элементами дизайна в стиле хай-тек, – и припустить к лестнице…