Очерки по истории русской агиографии XIV–XVI вв.

Праведницы в вѣкы жывуть и от Господа мзда ихъ, и строение ихъ от Вышняго. И праведникъ, аще постигнеть скончатися, в покои будеть. И похваляему праведнику, възвеселятся людие, зане же праведным подобаеть похвала. От сих убо единъ есть и иже[60] нынѣѣ нами похваляемыи священноначалникъ. И аще убо никто же доволенъ нынѣ есть похвалити достоиное по достоиньству, но пакы неправедно судих, таковаго святителя вѣнець неукрашенъ нѣкако оставити, аще и преже нас бывшии самохотиемъ преминувша. Смотрение и се нѣкое Божие, мню, и святаго дарование, яко и мы малу мъзду приимем, яко же и вдовица она, принесшиа двѣ мѣдь ници.

И азъ убо многыми деньми томимъ и привлачим любовию къ истинному пастуху, и хотящу ми малое нѣкое похваление принести святителю, но свою немощь сматряющу недостижьну[61] къ оного величьству, удержаваахся. Пакы же до конца оставити и обълѣнитися тажчаиша вмѣних. Сего ради на Бога всю надежду възложивъ и на Того угодника, по дѣло выше мѣры нашея приях ся — мало убо ми от жытиа его повѣдати, елико Богъ дасть и елико от сказателеи слышах, мало же и от чудесъ его. Ни бо аще не может кто всю глубину исъчрипати, оставити тако и ни поне малою чашею прияти и прохладити свою жажду. Тако и о сем недостоино судих, на его ми мѣсте стоящу и на его гробъ зрящу, и того же ми престола наслѣдьствовавшу, его же онъ преже лѣт остави и къ небесным обителемъ преиде. Начну убо еже о немъ повѣ сть, рождение же его и въспитание, и еже из мира изъшествие.

Съи убо блаженыи Петръ родися от христиану и благоговѣину родителю въ единомъ от мѣстъ земля Велынскыа. Прилучиже[ся] нѣчто сицево и прежде рождениа его, еже не достоит молчанию прѣдати. Еще бо ему сущу въ утробѣ матерни, въ едину от нощыи, свитающы дневи недѣли, видѣ видѣние таково[62] мати его. Мнѣше бо ся еи агньца на руку держати своею, посредѣ же рогу его древо благолиствно израстъше и многыми цвѣты же и плоды обложено, и посрѣдѣ вѣтвеи его многы свѣща свѣтящых и благоуханиа исходяща. И възбудившися, недоумѣяшеся, что се или что конець таковому видѣнию. Обаче аще и она недомышляшеся, но конець посълѣдѣ съ удивлением яви, еликыми дарми угодника Своего Богъ обогати.

Рождьшужеся отрочати, и седмаго лѣта възрасти достигшу, вдано бывает родительми книгамъ учитися. Но убо учителеви съ прилежанием ему прилежащу, отроку не спѣшно учение творяшеся, но косно и всячьскы не прележно. О семъ убо немала печаль бяше родителем, немалу же тщету се вмѣняаше себѣ и учитель его. Единою же яко во снѣ видѣ отрокъ нѣкоего мужа[63] въ святительскых одеждахъ пришедша и ставша над ним, и рекша ему: «Отверзи, чадо мое, уста своя». Оному же отверзъшу, святитель десною рукою прикоснуся языку его и благословившу его, и яко же нѣкоею сладостию гортань его нальявъшу. И абие възбудися отроча и никого же видѣ. И от того часа вся, елико написоваше ему учитель его, малым проучениемъ изъучааше, яко и в малѣ времѣни всѣхъ съверьстьникъ своих превзыде и предвари.

Бывъшу же ему двоюнадесятим лѣтом, иде къ прележащеи тамо пусты ни въ единъ от монастырь, и от тамо сущаго игумена постризается и къ братии причитается. И съ отъятиемъ убо власныимъ и всяко мудрование съотрѣзает плотьское, и бывает свершенъ [въ] всемъ послушникъ[64], духовному отцю своему послѣдуя. В поварню убо воду на раму своемъ и дрова нося, и братия власницы измывая, зимѣ же и лѣтѣ се творя безъпрестанно. Ни же се остави правило, еже по звону церковному пръвому обрѣтатися въ церкви въ нощьныхъ и въ дневных правилѣх, и по скончани послѣжде всѣх исходити. Но и стоящу ему въ церкви и съ благоговѣниемъ послушающу божественаго писаниа съ всякымъ прилежаниемъ, николи же въсклонися къ стѣнѣ. И лѣта убо доволна въ таковомъ устроени проводи день от дне, яко же нѣкоею лѣствицею въсхождениа въ сердци полагаше, по Лѣствичника указанию же и слову. Всегда убо наставника во всемъ послушая и братиамь без лѣности служа, не яко человѣкомъ, но яко самому Богу. И всѣмъ образъ бываше благъ къ добродетельному житию смѣрениемь и кротостию, и молчаниемъ.

По временѣ же и диаконьское служение приемлет разъсужениемь наставничимь, потомъ же и презвитерьскому сану сподобися, и ни тако пръваго служениа не преста, еже служити братиамъ съ всякымъ смѣрениемъ въ скрушени сердца. Но в желание приходить учению иконному, еже и въскорѣ навыче повелѣниемъ наставника. И сему убо дѣлу прилежа, и образъ Спасовъ пиша и Того всенепорочныя Матере, еще же и святыхъ въображениа и лица, и отсуду умъ всякъ и мысль от земьныхъ отводя, весь обоженъ бывааше умомъ и усвоевашеся къ воображениемъ онѣх, и большее рачение къ добродѣтельному житию прилага же, и къ слезамъ обращаашеся. Обачаи бо есть въ многых се, яко егда помянеть любимаго лице, абие от любве к слезамъ обращается. Сице и съи божественыи святитель творяше, от сихъ шаровныхъ образовъ къ первообразным умъ възвождааше. И убо преподобныи отець нашь и Божии человѣкъ без лѣности иконы дѣлааше, наставникъ же сих приемля, раздавааше, ова братиамъ, ова же и нѣкыим христолюбивымъ, приходящымъ въ монастырь благословениа ради.

По времѣнѣ же благословениемъ и повелѣнием наставника своего исходит от обители, ни бо достояше таковому человѣку не преже проити въся степени и потомъ на учительскомъ сѣдалищы посадитися. Исходит убо от обители и обходить округъ мѣста она пустыннаа, и обрѣтает мѣсто безъмолвно на рѣцѣ, нарицаемои Рата, и ту жылище себѣ водружает. И труды многы подъемлет, и болѣзни къ болѣзнемъ прилагает, и поты проливает, и церковь въздвизает во имя Спаса нашего Исус Христа, и келии въставъляет въ пребывание къ приходящеи к нему братии. И в малѣ времени събрася к нему немало число братии. И съи убо блаженыи печашеся о их спасении, яко отець чадолюбивъ, и не точию словом учаше сихъ, но и дѣломъ большее наказуаше тѣх. Бяше бо нравомъ кротокъ, молчаливъ же во всем, и не яко старѣишина показуашеся братии, но послѣдни всѣх творящеся. Ни же когда разъяряся на кого согрѣшающа, но с тихостию и словомъ умиренымъ [учаше]. Бѣаше же и милостивъ толико, яко николи же просящаго убога или странна не отпусти тща, но от обрѣтающыхся в них подааше, множыцею и вътаи братии, поминая рекъшаго: «Милуяи нищаго, Богу в заимь дает». И самого Господа послушая, повелѣвающа: «Будете щедри, яко же Отець вашь небесныи щедръ есть». Множыцею бо, не имы что ино дати просящымъ, дааше от иконъ писомых от него, иногда же и власаницу сънемь себе, дасть на пути убогому, томиму зимою.

И в сицевыхъ убо пребывая подвигох же и исправлених. Не мощьно бѣ граду укрытися, на горѣ добродѣтели стоящу, но и князю тогдашьному въ слух прииде добродѣтельное мужа жытие, и вельможамъ тако же, и просто рещы, всеи странѣ и земли онои. Тогда бо бяше въ своеи чьсти и времени земля Велынская, всякымъ обильствомъ преимущи и славою, аще и нынѣ по многых ратех не такова, обаче въ благочестии. Всѣми убо чтомъ и славимъ бѣ дивныи съи человѣкъ, княземъ убо и славными вельмужы, и вси слово и учение его приимааху.

Тогда убо прилучися и святителю оному Максиму, иже въ она лѣта престолъ всея Рускыя земля украшаше, проходити землю ону, поучаа люди Божиа по преданному уставу. Приде же и Божии человѣкъ Петръ съ своею[65] братиею благословениа от святителя приати, и образъ Пречистыя Владычица нашея Богородица, иже бѣ самъ написалъ, принесе ему. Святитель же Божии оного убо съ братиею благослови, образъ же Пречыстыа с великою радостию приемъ и, златом и камениемъ украсивъ, у собе дръжаше. Въ дни и в нощы моляшеся еи непрестанно о съхранении и съблюдении Рускоя земли, даже до своего жывота. И жытиа убо сего конець премени архиепископъ Максим, и тѣло его въ гробѣ положено бысть въ славнои церкви Пречистыя Владычица наша Богородица, приснодѣвица Мариа, въ преименитом градѣ Володимери.

Геронтии же нѣкто, игуменъ сы, дерзну дерзостию восхытити, хотя санъ святительства[66], не вѣды, яко всякъ даръ свершенъ свыше есть, сходяи от Бога, отца свѣтом, ни бо слыша Писание, глаголющее: «Ни хотящему, ни текущему, но милующему Богу». Но тако самовластиа недугом объят бывъ, своеумием на таковую высоту дръзну. Нѣкако и время благополучно себѣ творяше, никому же възбраняющу ему от таковаго бессловесиа. Подъемлет убо подвигы, приемлет же и святительскую одежду и утварь, еще же и ту самую икону, ю же бѣ своею рукою[67] отець нашь Петръ написалъ и Максиму принеслъ, поемъ же и жезлъ пастырьскыи и церковныа сановникы, поиде къ Константинуграду, яко готово имѣя чаемое.

Се же услышано бысть по всеи земли Рускои, даже и до Велыни, еже и мнози негодоваху. Князь же Велыньскыа земли съвѣщеваше свѣт не благь, въсхотѣ Галичьскоя епископии в митрополью претворити, извѣтом творяся, Героньтиева высокоумиа не хотя. И нападаеть на Петра словесы, подъгнѣщая его къ Царюграду. И се убо творяше на многы дни, овогда самъ князь собою глаголя Петрови, овогда же боляръ и свѣтьникъ своих посылая к нему. И святыи прекланяеться, исходить къ словесемъ их, и самъ убо къ путеви управляшеся. Князь же втаи Петра написует писаниа съ молениемъ къ святому патриарху и къ всему священному сбору, прося молениа своего не погрѣшыти, но того самого Петра на святительскомъ престолѣ видѣти прошаше. И посла убо с писаньми посылает съ Петром.

Геронтиеви же на море пришедшу, на карабль въсходит и къ Царюграду устремляется. Преподобному же отцу нашему Петру море достигшу, таже и на ином мѣстѣ въ корабль вшедшу и тому же Царюграду поплувшю. Но Горонтьеви злополучьно нѣкаково плавание случися, буря бо велика в мори въздвижеся, и съпротивънии вѣтри от носа кораблеви опрѣшася и нужу велику кораблеви творяху, и влъны великы двизахуся. Петрову же кораблеви тих нѣкыи и хладенъ, яко же зефиръ, и пособенъ вѣтръ бысть и яко же во снѣ море прешедшу, къ стѣнам Констанътинаграда прелетѣвше.

Геронтиеви же въ печали сущу, в нощы явися ему икона Пречистыа Богородица, ю же бѣ, яко же преди сказахом, своима рукама[68] Петръ преподобныи написалъ, глаголющи ему сице: «Всуе тружаешися и толику путеви вдалъся еси, не взыдеть на тя святительскыи великыи санъ, его же въсхытити въсхотѣлъ еси, но иже Мене написавыи Петръ игуменъ Ратьскыи, служытель Сына и Бога моего и Мои, тъи възведенъ будет на высокыи престолъ славныя митрополиа Рускыа, и престолъ украсить, и люди добрѣ упасеть, о них же Христос, Сынъ Мои и Господь, кровь Свою, от Мене заимованную, пролиа. И сице богоугодъно пожывъ, въ старости маститѣ къ желаемому Владыцѣ и Первому святителю преидеть радостно». Таковое бо видѣние Горонтии видѣвъ и словеса услышавъ от честнаго и славныя Пречистыа образа, абие възбудися, начат сказовати всѣмъ сущымъ с нимъ, сице глаголя: «Въсуе тружаемся, братие, желаемаго не получымъ». Онѣм же вину въпрашающым увидѣти, всѣм видѣниа и слышаная сказуеть. И тако по мнозѣ истоплени и буряхъ, едва възмогоша Царяграда доити.

Но убо, яко же рѣхом, преподобному отцу Петру Константинаграда предваривъшу, исходит ис корабля и къ святому патриарху въ преименитыи храмъ святыа Премудрости Божиа Слова въсходит. Бѣ же тогда патриаршьскаго вселеньскаго престола украшевая святыи Афанасии дивныи. И Петру убо въ двери входящу, иде же бѣ патриархъ сѣдя, благоухание нѣкое исполнися храмина она. И разумѣ Духом Святымъ патриархь, яко при ходом Петровымъ благоухание оно бысть, и прият его радостьнѣ, благословлению сподоби его съ веселиемъ. Потомь же, яко вину пришествиа их увѣдѣ, абие сборь съзывает священнѣишых митрополитовъ, и избрание по обычаю сътваряют. И явися достоинъ иже и преже рождениа нареченыи Петръ, и в мори тако же образом Пречистыа Богородица. И патриарху убо съ священным сбором божественую таиную службу свершающу, свещает и дивнаго Петра, свѣтилникъ на свѣщьницѣ поставивъ, яко да всѣмъ сущым въ храминѣ свѣтит, и учителя того и пастуха земли Рускои уставляет. Тогда убо, яко же от нѣкыих истинныхъ [слышах] повѣдающых, лице его, рече, просвѣтися, яко всѣм служащымъ с патриархом удивитися. От сего убо болшее извещение патриархъ съ всѣм сбором приимъ, глаголаше, яко «Сеи человѣкъ повелѣниемъ Божиим приде к нам, и. Того благодатию добрѣ стадо упасет, порученое ему». И бысть веселие духовное въ день онъ.

По малѣхъ же днехъ и Геронтии приде къ Царюграду по многых истомлених, яко же преди написахом. И въсходит и тъи къ святѣишему патриарху и, не хотя, вся прилучьшаяся ему сказует, еще же и сонное видѣние. Патриархъ же доволна словеса извѣща, еще же и от правилъ богоносных отець нашыхъ прирекъ, яко не достоит миряном изъбраниа святительска творити, ни же кому смѣти самому на таковыи санъ дръзати, не преже от святаго сбора избранъ[69], паче же от Пресвятаго и Живоначялнаго Духа назнаменанъ. И ина многа словеса от святых правилъ и божественыих писании изрече ему, абие препокои слово. Ризы же святительскыа с честъною иконою и пастырьскыи жезлъ, тако же и церковныа сановникы прием, в рукы предает истинному святителю и Божию человѣку Петру, сице рек: «Приими Богородичныи святыи объразъ, иже ты своима рукама написалъ еси, сего бо ради и вздарие тебѣ дарова сама икона, о тебѣ прорекъ».

И оттоле убо святѣишы патриархъ Афанасии на всякъ день бесѣды душеполезныа простирааше къ святителю Петру, глаголя сице: «Блюди убо, чадо и брате о Христѣ възлюбленыи, въ каковыи и толикыи подвигъ вшелъ еси. Се тебѣ великыи корабль Христос Богъ поручыл есть наставляти и правити и къ пристанищемъ спасениа привести. Да не облѣнишыся никогда же, да не уныешы, да не отяготишыся великымъ попечениемъ величьства и множьства земля Рускиа. Се приемникъ бысть апостолскаго служениа, дѣлателя тебе Христосъ винограда Своего постави. Буди подражатель апостолом, буди ученикъ истинныи Спасовъ, яко да и ты съ дръзновениемъ въ второе пришествие Его станешы, взывая: «Се азъ и дѣти, еже ми еси дал“». И таковыми словесы и иными множаишыми всегда блаженнаго поучаа, по днех славно Константинаграда отпусти.

Оному изъшедшю и море благополучнѣ преплувъшу, и къ святѣиши митрополи Рускаго престола пришедъшу, и миръ и благословление всѣм подавшу, начат учити Богом порученое ему стадо, преходя от мѣста до[70] мѣста, с велицѣмъ, аще кто речет, смѣрением же и трудом, и кротостию, поминая рекшаго: «Въ сердцѣ кроткых почиет Богъ». И пакы: «Сердце скрушено и смирено Богъ не уничижыть».

Симъ же тако имящым, не бѣ лукавому тръпѣти[71], но яко изъначала человѣчьскому роду врагъ и ратникъ, не хотя никогда же человѣчьскую ползу видѣти, малу спону святому створи: нѣкыих подгнѣти не хотѣти того пришествиа. По времени же себѣ зазрѣша и святителя приаша, и со смирением тому покоришася. Онъ же не токмо зло помни, но и от душа тѣм отдасть и о них молитву створи, и своему дѣлу прилежаше.

По времени же пакы зависти дѣлатель врагъ завистию подходит Андреа епископа суща Тифѣрьскаго придѣла, легъка убо суща умом, легчаиша же и разумом и изумлена суща, и о суетьнѣи сеи славѣ зинувша, и поостривша языкъ свои глаголати на праведънаго безаконие. И съплетаетъ ложьная и хулная словеса, и посылает во Царьствующыи градъ къ святѣишему и блаженому патриарху Афанасию. Онъ же удивися, невѣрна та вмѣни, обаче[72] яко многа суща наваждениа она. Посылает единого от клирикъ церковных святыи Афанасии съ писанием, глаголя сице: «Всесвященнѣиши митрополит Кыевьскыи и всея[73] Руси, о Святѣмъ Дусѣ возлюбленыи брате и съслужытель[74] нашего смѣрениа Петръ. Вѣси, яко изъбранием Святаго Духа поставленъ еси пастух и учитель словеснаго Христова стада. И се нынѣ придоша от вашего языка и твоего предѣла словеса тяжка на тя, яко же слухы моя исполниша и помыслъ мои смутиша. Подщыся убо сие очистити и исправити».

Таковое убо писание и словеса посланыи от патриарха клирикъ приемъ, Рускоя земли достизает[75]. Но убо шеперная Андрѣева не утаишася преже того пресвященному святителю Петру. И на Бога всю надежу възложив, глаголааше: «Терплю, потерпѣхъ Господа, внят ми», и «Аще Богъ по нас, то кто на ны?» И яко убо патриархом посланыи клирикъ прииде на Русь, сборъ сбирается въ градѣ Переяславли. Приходит и боголюбивыи епископъ Ростовьскы Сумеонъ, и преподобныи Прохоръ, игуменъ тогда сыи. Призвану сущу и Андрѣю епископу Тферьскому, иже бяше самодѣлатель[76] всѣмъ тогдашнимъ молвамъ. Князю бо Михаилу самому въ Ордѣ сущу, но сынове его приидоша, Дмитрии и Александро, и иныхъ князеи довольно, и вельмужыи много, еще же и лучьшии от игуменъ и чернець, и священникъ множество.

Тогда посланыи патриархомъ клирик писаниа и словеса преподобному святителю Петру пред всѣми являет[77], и велику мятежу бывшу о лжывом и льстивом оклеветани на святаго. Толико бо молва бысть, [яко вмале не безместьно что бысть], аще не бы самыи святитель Божии человѣкъ вепль уставилъ, подражая своего учителя Христа, внегда к Петрови рече: «Вонзи ножь свои в ножницу». Кротъка убо учителя кроткыи ученикъ, въ всемъ Ему послѣдуя, глаголаше бо ко всѣмъ: «Братие и чяда о Христѣ възлюбленная! Не уншы есмь азъ Ионы пророка. Аще убо мене ради волнение се великое, иждените мене, и уляжет молва от васъ. Почто убо мене ради подвижетеся толико?» Обаче онѣм учителя ради и пастуха добраго всѣмъ спирающымся, изыскати хотящымъ, кто и откуду есть, иже таковаа словеса лживая на отца нашего и святителя възведыи. Обаче злому дѣлатель не утаися, но всѣмъ въ явление [прииде неправедное еже на святаго Андреево облъгание], и пред всѣми посрамлен и уничыженъ бысть. Святыи же Петръ ничто же не створи ему зла, но предъ всѣми словесы учителныими поучивъ его, рече ему: «Миръ ти о Христѣ, чадо! Не ты се створи, но изначяла роду человѣчьскому[78] завидяи диавол. Ты же отнынѣ съблюдаися, мимошедшаа Господь да отпустить ти». Князя же и весь причетъ же, и народ тако же довольнѣ поучивъ, с миром отпусти. Сам же къ трудом труды прилагааше, данныи ему талантъ во сто хотя умножыти, смѣрение же тако же къ смирению приложы, и безъ лѣности прохождааше грады же и веси[79], поучавая порученое ему Богом стадо, ни труда убо, ни же болѣзнеи телесныхъ ощущая. Тако и въ старость приходя бяше, сирым же убо и вдовицам, и убогымъ, яко присныи отець являашеся.

В тожде время и Сеитъ еретикъ явися, туждаа церкве Христовы и православныя вѣры мудрьствуя, его же святыи препрѣ, и не покаряющася того, проклятию предася, иже и погыбе.

И яко убо прохожаше мѣста и грады Божии человѣкъ Петръ, прииде въ славныи градъ, зовомыи Москва, еще тогда мало сущу ему и не многонародну, яко же нынѣ видимъ есть нами. Въ томъ убо градѣ бяше обладуя благочестивыи великии князь Иоанъ, сынъ Даниловъ, внука блаженаго Александра. Его же видѣ блаженыи Петръ въ православии сиающа и всякыми добрыми дѣлы украшена, милостива суща до нищых, честь подавающа святыимъ Божиимъ церквамъ и тѣхъ служителемъ, любочестива къ божественымъ писаниемъ и послушателя святых учении книжных, и зѣло възлюби его Божии святитель и начать большее инѣх мѣстъ жыти в том градѣ.

Съвѣщевает съвѣтъ[80] благъ князю, съвѣтуя[81] ему, яко да створит церковь каменем ставлену во имя Пречистыа [Владычица] нашеа Богородица, приснодивица Мариа, пророчествовавъ сице, яко: «Аще мене, сыну мои, послушаеши и храмъ Пречистыя Богородици въздвигнеши въ своем градѣ, и сам прославишыся паче инѣх князии, и сынове и внуци твои в роды, и град съи славенъ будет[82] въ всѣх градѣх Рускых, и святители пожывут в нем, и взыдуть «рукы его на плеща врагъ его“, и прославится Богъ в нем. Еще же и мои кости в немъ положени будут». Сиа бо словеса князь от учителя с радостию великою[83] прием, начат со тщанием о церкви прилежати. И основаннѣи бывши, начат день от дне спѣяти и въздвизатися. И самому святителю прилежати на всякъ день спѣшыти. И бяше[84] убо веселие непрестанно посрѣдѣ обоих духовное. Князю убо въ всем послушающу [и честь велию подавающу] отцу своему, по Господнему повелѣнию, еже рече къ Своимъ учеником: «Приемляи вас, Мене приемлет». Святителю же пакы толико прилежащу сынови съвоему князю о душевных и тѣлесных, яко с Павлом ему глаголати.

И яко убо начатъ церковь свершатися, проувидѣ святыи смерть свою Божиимъ откровениемъ, и начат святыма своима рукама гробъ себѣ творити близъ святаго жертвеника. И по свершении его пакы видѣ видѣние, възвѣщающее ему жытиа сего исхождение и къ Богу, Его же изъмлада возлюби, прехождение, и весь радости исполнися. И дневи бывшу, самъ входит в церковь и божественую службу свершает. Помолився о православных же царехъ и князех, и о своемъ сыну, его же возлюби, благочестиваго, глаголю, князя Иоана, и за все благочестивое христианьское множество всея Рускиа земля, и о умрьшых тако же воспоминание створи, и святымъ таинамъ причастивъся. По исшествии же его изъ церкве призывает весь причетъ и доволно поучивъ их, яко же обычаи бяше ему тво рити. От оного убо часа не преста милостыню творити всѣмъ приходящым к нему убогым, такожде же и монастыремъ, и по церквамъ ереомъ.

И яко убо позна свое еже из мира исхождение и час увѣдѣ, призывает нѣкоего именемъ Протасиа, его же бѣ князь старѣишину града поставилъ. Князю бо тогда не прилучися въ градѣ. Бѣ же Протасии онъ мужь честенъ, и вѣренъ, и всякыими добрыими дѣлы украшенъ. И рече ему: «Чадо, се азъ отхожу жытиа сего, оставляю же сыну своему возлюбленому князю Ивану милость, миръ и благословление от Бога, и сѣмени его до вѣка. Елико же сынъ мои и мене упокои, да въздасть ему Господь Богъ сторицею в мире сем, и жывот вѣчныи да наслѣдить, да не оскудѣеть от сѣмени его, обладая мѣстом его, и память его да упространится». Таже елико имяше влагалище, дасть ему, завѣщавъ на церковное свершение истъщити то. И всѣм вкупѣ миръ давъ, начат вечерню пѣти. И еще молитвѣ сущи въ устѣх его, душа от тѣла его исхождааше. Самому рукы на небо въздѣвшу, и тѣло убо на земли оста, душа же на небеса възлетѣ къ желаемому Христу.

И князю убо с великою скоростию в град приспѣвшу съ всѣми велможы своими, о преставлении добраго отца и благаго учителя велми тужаше, и на одръ святаго поставлеше, къ церкви понесоша, яко же обычаи есть мертвым творити. Страшно же нѣчто прилучися тогда и всякого ужаса исполнено. Человѣкъ нѣкыи невѣрие имѣя къ святому прѣжде, и тъ приде посредѣ народа оного, в помысле своемъ поношая его, глаголя: «Почто самыи князь и толико народа прѣдходять и послѣдують единому человѣку мрьтву и толику честь дають ему?» И оному убо таковая по(мы)шляющу въ сердци своемъ, абие видѣ, яко же послѣжде съ извѣщениемъ сказа, святаго на одрѣ оном сѣдяща и со обою страну одра народ благословляюща[85], и князя предидущаго, и послѣдующыи народ. И одръ убо с мощьми къ гробу принесше, иже самъ себѣ бѣше уготовалъ, поставляють его в немъ мѣсяца декабря 21 день, иде же и нынѣ лежыт, чюдеса различная точя иже с вѣрою приходящымъ.

По двадесятихъ же днехъ еже въ гробѣ положениа его уноша нѣкыи, от рожениа своего имѣя руци раслаблении отнудь недвижымы, яко ни къ устом мощы принести ихъ, съи убо с теплою вѣрою къ гробу святаго притече, съ слезами моляся, и абие исцѣление получы. Потом же слукому исцѣлениа дарова, слѣпому же зрѣние подасть.

Сия убо тогда явленнѣ сдѣяшяся у гроба святаго в малѣх днех, яже благовѣрныи князь Иоанъ написавъ, принесе въ славныи град Володимерь. И зборну убо тогда и празничну дневи сътворшуся, на амъвонѣ посреди церкви прочтени быша. Тогда и онъ тамо прилучися, иже преже невѣрие имѣя [к святому], яко же пред и писахом, повѣда посредѣ народа, како видѣ его на одрѣ сѣдяща и благословляюща народы, вънегда къ церкви несом бѣ. Сиа убо князь услышавъ, и причет, и весь народ, единогласно прославиша Бога и Того угодника. «Прославляющых бо Мя, — рече Господь, — прославлю». Не преста бо Господь от оного дне даже и донынѣ, знамениа и чюдеса творя у гроба святаго. Приходящеи бо с вѣрою независтьнѣ приемлють исцѣлением дары. Болшаа же исцѣлениа и втаи бывають, и в семъ и по смерти смирение дръжа Божии угодникъ, и таиныя и скровеныя болѣзни исцѣлѣвая.

По времени же прииде[86] Феогностъ пресвященныи митрополит Киевьскии всея Руси, поставленъ святѣишым патриархом Исаиемъ. И обрѣте у гроба святаго Петра толика[87] исцелениа бывающа, посылает къ Царюграду[88] и възвѣщает патриарху и всему сбору о чюдесѣх святаго. Патриархъ же сборъ сбирает, и писанию митрополичю прочтену сущю, вси единѣмъ гласом прославиша Бога, прославляющаго святых Своихъ. И восписуеть патриархъ Феогностови съ всѣмъ сбором сице: «Пресвященныи митрополить всея Руси и всечестныи о Святѣмъ Дусѣ възлюбленыи брате нашего смирениа и служытель! Благодать буди и миръ [от Бога] твоему святительству. Писание приахом твоего святительства, повѣдающее убо и извѣщающее о прежде тебе бывшаго святителя Петра тоя же святѣишиа церкве, како прославленъ бысть по смерти от Бога, и ближнии Его служытель бысть и угодникъ, яко и чюдесемъ великымъ свершатися от него, и всякиа болѣзни исцѣлити. Възрадовахомся убо и възвеселихомся Духом о семъ и долъжное Богови въздахом славословие. А поне же от нас въпрашает увидѣти твое святительство, како створити о таковых святыхъ мощех, вѣси и самъ, каковыи чинъ в таковых имать святая Божиа церковь. Извѣщение о том приимъше извѣстно и неизмѣнно, таковому церковьному прииметься уставу святительство твое и о том, и пѣньми священными и славословленми почтет Божиа угодника, и къ предним лѣтом предасть въ хвалу и славу прославляющаго Бога Того славящимъ, Его же благодать буди с твоим святительством».

Таковое убо писание принесено бысть святителю Божию Феогносту. Онъ же въ явление князю и всѣм сотворяет, и праздник свѣтелъ святому створяют. И оттоли даже и донынѣ празнуемь есть [святыи] по достоиньству. И яко же источникъ чреплемыи болшее истѣкает, сице и гробъ чюдотворца новаго Петра с вѣрою приходящим исцѣлениа истѣкает душевная и телесная.

К сему же и азъ малу нѣкую душеполезную повесть приложу, таже слово препокою. Преже сихъ лѣт, не вѣмъ, како судбами, ими же вѣсть Богъ, и азъ смѣреныи възведенъ бых на высокыи престолъ сиа митрополиа Рускоя святѣишим патриархом и дивным Филофѣемъ и еже о немъ священнаго сбора. Но къ Рускои земли пришедъшу ми, мало что съпро тивно съприлучити ми ся ради моих грѣховъ. И третиему лѣту наставшу, пакы къ Царюграду устремихся. И тамо ми достигшу по многыхъ трудѣхъ и искушених, надѣющу ми ся нѣкое утѣшение обрѣсти, обрѣтох всяко неустроение въ царех же и въ патриаршьствѣ. На престолѣ бо бяше патриаршьском сѣдя злѣвъзведеныи Макарии безумныи, деръзнувыи кромѣ изъбраниа [сборнаго, паче же назнаменаниа] Святаго Духа, наскочити на высокыи патриарьшьскыи престолъ царьскым точию хотѣниемъ. Святѣишы бо блаженыи онъ патриархъ Филофии бяше преже, тогда украшая престолъ великаго вселеньскаго патриаршьства, иже лѣта доволна добрѣ стадо Христово упасе, и на ересь Акындонову и Варламову подвизася, и сихъ учениа раздрушывъ поученми своими, еще же и Григору еретика словесы своими духоносными поправъ, и учениа и списаниа его до конца низъложывъ, и самых проклятию предасть. Книгы многы на утвержение православнымъ написа и словеса похвалная, и каноны сложы многоразличны. Но сего яко свята, и велика, и дивна суща дѣлом и словом, тогдашнии[89] царь не въсхотѣ, но того ложьными и оболгательными словесы престола сводить и в монастырь затваряет. По своему же нраву избираеть Макариа нѣкоего безумна и всякого разума лишена, и кромѣ церьковнаго преданиа же и устава посаждает. Мерзость запустѣниа на мѣстѣ святѣмъ! Изгоняеть бо ся Иаковъ, вводить же ся Исавъ, иже и прежде рождениа възненавидѣныи. Яко же Аркадии, жены своея послушавъ, заточи Златогласнаго Иоана, Арсакиа же оканнаго престолу его приемника стваряетъ. Но убо дивныи Филофѣи и Божии человѣкъ, и медоточныи языкъ, в таковомъ истомлении, болѣзнехъ нестирпимых, славословя и благодаря Бога не преста. И по лѣтѣ усну сном блаже ннымъ, душу же в руцѣ Бога живаго предасть. И причтенъ бысть лику патриаршьску, их же и житию поревновавъ.

Царь же, озлобивыи его, царьство напрасно погуби. Макарии же, иже от него поставленыи, судом Божиимъ сборнѣ измѣтается и извержению, яко злославенъ, и заточению преданъ бывает. На том же убо сборѣ и азъ со иными святители бых, в том же свитьцѣ изьвержениа его подписах.

Пребых же убо въ оное время въ Константинѣградѣ тринадесять мѣсяць, ни бо ми мощно бяше изыти, велику неустроению и нужы належащы тогда на Царьствующыи градъ. Море убо латиною дръжымое, земля же и суша обладаема безбожными туркы. И в таком убо затворѣ сущу ми, болѣзни неудобьстерпимыи нападоша на мя, яко елѣ ми жыву бы[90] быти. Но едва в себѣ преидох, и призывах на помощь святаго святителя Петра, глаголя сице: «Рабе Божии и угодниче Спасовъ! Вѣмъ, яко дръзно вение велико имѣеши къ Богу и можеши напаствуемым и болным помощы, идѣ же аще хощеши. И аще убо угодно есть тебѣ твоего ми престола доити и гробу твоему поклонитися, даи же помощь и болѣзни облегчание». Вѣруите же ми, яко от оного часа болѣзни оны нестерпимыа престаша, и в малѣх днехъ Царьствующаго[91] града изыдох и, Божыимъ поспѣшениемъ и угодника Его, приидох и поклонихся гробу его чюдотворивому. Внегда убо приятъ нас радостию и честию великою благовѣрныи великыи князь всея Руси Дмитреи, сынъ великаго[92] князя Иоана, внука Александрова.

Такова убо великаго сего святителя и чюдотворца исправлениа, сицевы того труды и поты, ими же измлада и от самыя уности Богу угоди, их же ради и Богъ того прослави, въздарие ему даровавъ. Се тебѣ от насъ слово похвално, елико по силѣ нашеи грубои, изрядныи въ святителех, о них же потеклъ еси, яко безътруденъ апостолъ, о стадѣ порученомъ ти словесных овцах Христовыхъ, их же своею кровию искупи, конечным милосердием и благостию. И ты убо сице вѣру сблюде, по великому апостолу, и течение свершы, яснѣише наслаждаешыся невечерняго Троичьнаго свѣта, яко, небесная мудръствовавъ, възлетѣ благоуправленъ. Нас же, молимъ тя, назираи и управляи свыше. Вѣси бо, колику тяжесть имать жытие се, в том бо и ты нѣкогда трудился еси. Но убо поне же тебе предстателя Руская земля стяжа, славныи же град Москва честныа твоя мощы, яко же нѣкое скровище, честъно съблюдает, и яко же тебѣ жыву, на всякъ день православнии свѣтлии нашы князи с теплою вѣрою покланаются и благословение приемлют съ всѣми православными, вздающе хвалу Живоначалнои Троици, Ею же буди всѣм нам получити о самом Христѣ, о Господѣ нашем, Ему[93] же подобает слава, честь и держава съ безначалным Отцем, Всесвятым благымъ жывотворящим Духом нынѣ и в бесконечныя вѣкы, аминь.

За молитовъ святаго отця Петра, новаго чюдотворця, Господи Исус Христе, Сыне Божии, помилуи мя грѣшника.

§ 3. Первоначальная (Краткая) редакция Жития митрополита Алексия

Уже в XV в. Житие митрополита Алексия существовало в двух видах — Кратком и Пространном. Пространная редакция составлена Пахомием Логофетом в 1459 г.[94], Краткую редакцию (которую представляли по тексту Воскресенской летописи) предположительно атрибутировали Пермскому епископу Питириму и датировали серединой XV в. (во всяком случае, не позже 1483 г. — года заложения новой трапезной Чудова монастыря)[95]. Когда выяснилось, что в Воскресенской летописи использован Московский свод 1479 г., уже содержавший Краткую редакцию Жития Алексия, то проблема возникновения Краткой редакции Жития Алексия свелась к исследованию источников Московского свода. Без колебаний можно считать, что источником Свода 1479 г., имевшим в своем составе Житие Алексия, являлась так называемая Троицкая летопись 1408 г. Вывод подкрепляют Рогожский летописец и Симеоновская летопись, отразившие Тверскую обработку 1412 г. Троицкой летописи[96]: в обоих памятниках читается Краткая редакция Жития Алексия. Но если Житие митрополита Алексия читалось в Троицкой летописи начала XV в., то оказываются неверными предположения Макария и В. О. Ключевского о датировке Краткой редакции серединой XV в., а также отпадает версия об авторстве Питирима.

Вместе с тем, в Рогожском–Симеоновской и в Московском своде 1479 г. представлены два вида Краткой редакции Жития Алексия. Древнейший вид читается в Рогожском летописце и Симеоновской летописи. В Московском своде[97] имеются две явные вставки: одна — от слов «граду Владимерю декабря 6» до слов «царь и патриярх стваряют волю их», другая — от слов «отходит житья сего мѣсяца марта в 11» до слов «епископ Алексий отходит ко Царюгороду»[98]. Вставные тексты заимствованы из Троицкой летописи под 6861 и 6862 г.[99] Поздний характер еще одного текста («лежит честное его тело цело и нетленно, всеми видимо, исцеления многа и различна подава безпрестанно всем приходящим с верою»)[100] очевиден тем, что подобное можно было написать только после обретения мощей митрополита Алексия в 1431 г. По сравнению с Рогожским летописцем добавлено о происхождении родителей митрополита из черниговских бояр и о их переселении из Чернигова в Москву — этим сведениям составитель обязан знакомству с Пахомиевской редакцией Жития Алексия. Надо сказать, что обработка текста Жития Алексия в составе московского летописного памятника принадлежит опытному агиографу, а если учесть, что Пахомий Логофет принимал участие в составлении летописи (ср. Повесть об убиении Батыя), то можно предположить его авторство в создании варианта Краткой редакции Жития Алексия, читающегося в Московском своде 1479 г.

Отмеченные характерные детали текста Московского свода 1479 г. проявляются и в Ермолинской летописи, где изложение, правда, сокращено. А. Н. Насонов в свое время высказал гипотезу, что в основе Московского свода 1479 г. и Ермолинской летописи лежит общий источник — митрополичий свод, составленный в 1464—1472 гг.[101] Выводы А. Н. Насонова впоследствии были пересмотрены: протограф Московского свода 1479 г. и Ермолинской летописи точнее оценен как великокняжеский летописец; Московскому своду 1479 г. предшествовал более ранний памятник — Свод 1477 г.; составители оригинала Ермолинской летописи пользовались не только протографом Московского свода 1479 г., но и его источниками (Киевской, Софийской I и Троицкой летописями), дополнительно — Сокращенным сводом 1472 г. В таком случае создание оригинала Ермолинской летописи хронологически сближается с формированием протографа Ермолинской — Московского свода, под которым я и понимаю Свод 1477 г.[102] Итоговый вывод сводится к следующему: переработанный вариант Краткой редакции Жития Алексия появился в Московском великокняжеском своде 1477 г., и к его созданию, по–видимому, причастен Пахомий Логофет.

Древнейший вид Краткой редакции Жития Алексия, таким образом, читался в сгоревшей Троицкой летописи. Троицкая летопись, доводившая изложение до 1408 г., составлена была в 1412—1414 гг.; ее автором, как я старался показать, являлся выдающийся церковный писатель и историк Древней Руси Епифаний Премудрый[103]. В частности, и сам рассказ об Алексии имеет параллели в сочинениях Епифания и в то же время тесно связан с другими текстами в составе Троицкой летописи[104].

Древнейший вид Краткой редакции Жития Алексия лучше передан в Рогожском летописце, как более старшем[105]; кроме того, следует учитывать, что Тверская переработка 1412 г. Троицкой летописи представлена в Симеоновской летописи в соединении с Московским сводом 1479 г., откуда могли быть заимствованы некоторые чтения (например, замечание о том, что родители митрополита Алексия происходили от «бояр литовскых»). Текст памятника в составе Рогожского летописца издан Н. П. Лихачевым в общем удовлетворительно, хотя орфография списка модернизирована, текст в ряде случаев поправлен без оговорок; из очевидных ошибок отмечу только следующие: вместо читающихся в рукописи «поставляя епископы и священикы» (л. 325) в издании — «оставляя пепископы и священникы»[106].

Датировка сборника, в состав которого входит Рогожский летописец, длительное время вызывала споры. Н. П. Лихачев на основе анализа водяных знаков (правда, не всех листов, а лишь тех, на которых «знак более или менее заметен») пришел к выводу о написании сборника в 40–х годах XV в.[107] Н. П. Попов отнес почерки основной части сборника к концу XV в. (а при допущении архаичности почерков, даже к первой четверти XVI в.)[108]. Более правильным представляется мнение Н. П. Лихачева: сравнение с рукописями второй четверти XV в. убеждает, что почерки Рогожского сборника вполне укладываются в это время. Согласился с заключением Н. П. Лихачева также В. А. Кучкин (но только в отношении Рогожского летописца, который датирован им концом 40–х годов XV в.)[109]. По предположению Я. С. Лурье, Рогожский летописец составлен не ранее 50–х годов XV в. (времени пребывания Дмитрия Шемяки в Новгороде), список его по своим палеографическим данным немногим позднее этих годов[110]. Последнее по времени описание Рогожского сборника принадлежит Л. Л. Муравьевой[111], но в методическом отношении оно не идет далее исследования Н. П. Лихачева: варианты знаков не рассмотрены, новых филиграней не выявлено (Лихачевым указано только 7 филиграней, на самом деле их больше), вместо потетрадного принципа описания филиграней применен ничего не значащий способ полистной фиксации, неправильно определено время реставрации рукописи (XVIII в., на самом деле — 30—40–е годы XIX в.). В итоге датировка древней части Рогожского сборника становится расплывчатой: к 40–м годам XV в. (к которым склонялся Н. П. Лихачев) исследовательница прибавляет возможность написания рукописи в 50–х годах XV в.

В связи с существованием разноречивых мнений, высказанных в литературе по поводу датировки Рогожского сборника, и учитывая, что Н. П. Лихачевым определены не все водяные знаки и не указаны границы различных почерков, дается новое описание рукописи.

Рогожский летописец находится в составе сборника РГБ, ф. 247 (Собр. Рогожского кладбища), № 253. Рукопись в 4°, на 453 листах (по карандашной нумерации в правом углу листов). Кодекс реставрирован и переплетен в 30—40–х годах XIX в. Переплетная бумага и л. 1—2, 401—402, 451—453 без филиграней, эта же бумага использована для подклеек; на л. 3—10, 450 имеются филиграни: лилия с литерами УУФ и лилия с литерами НсП[112]. Л. 1—3, 401—402, 451—453 чистые. На л. 4—5 об. помещено оглавление; реставрированный текст — на л. 6— 10 об., 450—450 об. Одним почерком писаны л. 4—10 об., 450—450 об. (искусственный полуустав XIX в.).

Древний сборник переписан группой писцов одной школы, полууставными почерками второй четверти XV в. Первый почерк: л. 11—48, 68—71, 71 об. — 75, 76—76 об., 77—118 об., 118 об. — 119 об., 120—150, 150 об. — 272 (на л. 272 только два первых слова «въ Пьскове»), 403— 428 об. Второй почерк: л. 48, 67 об., 71, 75—75 об., 76 об., 118 об., 119 об., 150, 429—449 об. Третий почерк: л. 272—285 об., 289 об. — 365 об., а также киноварные заголовки и инициалы на л. 449 об. Четвертый почерк: л. 286—289 об. Пятый почерк: л. 366—400. Разворот л. 348 об. — 349 залит чернилами, заклеен чистой бумагой, текст заново переписан почерком первой половины XVI в. Тем самым исправляется и уточняется почерковедческое описание Рогожского сборника Н. П. Попова.

Филиграни сборника:

1) Олень (л. 11—50, 91, 92—97, 98)—два варианта, один из которых представлен в альбоме Брике, № 3311 (1439—1445 гг.). В описании Н. П. Лихачева варианты не отмечены, сам знак определен неточно.

2) Полуподкова (л. 51—90, 93—96, 107—213, 215—216, 218—219, 252—299, 310—313, 316—363, 417—435, 438—440)—три варианта, один из которых близок к опубликованному в альбоме Лихачева, № 2959 (1447 г.); более отдаленный вариант у Брике, № 16060 (1449— 1452 гг.).

3) Рожок в сердцевидном щите, над которым геральдическая лилия (л. 99—106, 236—251, 403—411, 414—416, 436—437, 441—442, 447— 449) — два варианта, один из которых тождествен приведенному у Лихачева, № 2921 (1434 г.), а другой чрезвычайно близок к опубликованному у Лихачева под № 582 (1442 г.); этот тип знака датируется у Брике 1432—1456 гг. (№ 7863).

4) Женская фигура с цветком (л. 214—217—текст здесь писан другими чернилами, что свидетельствует о вставке; л. 443—446) — два варианта, сходные имеются у Лихачева, № 978, 979 (1441 г.), 998 (1452 г.), 2931 (1448 г.); тип знака датируется в альбоме Брике 1423— 1452 гг. (№ 7625).

5) Литера В под крестом (л. 220—235) — Брике, № 7982 (1440— 1456 гг.). В описании Н. П. Лихачева знак не упомянут.

6) Голова быка со слитыми ноздрями, между рогами мачта со звездочкой (л. 300—309, 314—315, 364—365, 370—371, 390—393)[113]; другой, возможно деформированный, вариант (с отпавшей звездочкой) имеется на л. 412—413; третий вариант (с более высокой мачтой) виден на л. 396—400. Основной вариант совпадает с опубликованным у Лихачева, № 2926 (1448 г.). В описании Н. П. Лихачева знак определен неправильно.

7) Маленькая голова быка, глаза с присоединенными черточками (л. 366—369) — Брике, № 14954 (1430—1438 гг.). В описании Н. П. Лихачева знак не упомянут.

8) Голова быка с челкой и мачтой между рогами, оканчивающейся пятилепестковым цветком (л. 372—379, 391=392). Такой же знак приведен в альбоме Лихачева под № 2443 из недатированной рукописи, у Брике сходный знак под № 14402 (1455 г.). В описании Н. П. Лихачева знак определен неправильно.

9) Фляга пилигрима (л. 380—387) — два варианта, причем оба приведены в альбоме Лихачева под №№ 983,984 из рукописи 1444 г. (в описании Н. П. Лихачева приводятся и другие варианты, но все они уже отличаются от знаков рукописи 1444 г.).

10) Колесница (л. 388—389, 394—395)—типа Брике, № 3528 (1429— 1461 гг.). В описании Н. П. Лихачева знак не упомянут.

Датировку Рогожского сборника определяют филиграни 1, 2, 3, 6 и 9, остальные сорта более ранней бумаги использованы в остатках (для дополнений и вставок). Таким образом, подтверждается правильность соображений Н. П. Лихачева: рукопись устойчиво датируется 40–ми годами XV в.

Ниже публикуется текст Краткой редакции Жития митрополита Алексия по списку РГБ, ф. 247, № 253 (л. 324—326 об. — по карандашной нумерации в правом верхнем углу листов).

В лѣто 6885 … Тое же зимы, промежи говѣниа, мѣсяца февраля въ 12, на память святаго отца Мелентиа, епископа Мелетиискаго, преставися пресвященныи Алексии митрополит всея Руси въ старости честнѣи и глубоцѣ, бывъ в митрополитех лѣт 23, и положенъ бысть на Москве въ церкви святаго архаггела Михаила, честнаго его чюда, иже самъ созда общии монастырь.

О Алексеи митрополитѣ[114].

Сии убо преподобныи отець нашь Алексии митрополит бѣаше родом боляринъ, славных и нарочитых бояръ от страны Русскыя, от области Московьскыя, благородну и благовѣрну родителю сыну, от отца нарицаемаго Феодора и матери именем Марии. Родижеся въ княжение великое Тфѣрьское Михаилово Ярославича, при митрополитѣ Максимѣ, до убиения Акинфова, старѣе сы князя великаго Семена 17 лѣт. Крести же его еще младенца суща князь Иванъ Даниловичь, еще сы не в великом княжении. Бѣ же преже въ святомъ крещении наречено бысть имя ему Симеонъ.

И еще дѣтищем буда изучися всеи грамотѣ, и въ уности сыи и всѣм книгам извыче, измлада Бога возлюбивъ и оставле родителя своя и женитву и яже по пло ти ужики и ближикы, и всяко пристрастие мирское възненавидѣ, и Богу единому работати вжелѣ, и видимою веръстою, яко 20–ти лѣт сыи, изыде из мира и въ едином от манастыреи постризается, Алексии преименование въ мнишьском чину приемлет. Сии добрѣ подвизася на добродѣтель и всяко благоизволение иночьскаго житиа исправле, и всяко писание ветхаго и новаго завѣта проиде. И пребысть въ чернечьствѣ даже и до 40–ть лѣт. И добродѣтелнаго ради житиа его честенъ бысть и славим всѣми, и любим мнозѣми, паче же и сам князь великии Семеонъ Ивановичь, купно же и Фегнастъ митрополит зѣло възлюбиша его и таино нѣкако назнаменоваша его, и таковыя благодати достоина бывша, и за премногую его добродѣтель избраша его, нужею возведоша его на старѣишиньство, яко быти ему намѣстнику и наслѣднику по Фегнастѣ митрополитѣ митрополитом на Руси, еже и бысть.

Того бо ради пресвященныи Фегнастъ митрополит, еще сыи и при своем животѣ, самъ постави его епископа своима рукама съ прочими епископы. И тако Алексии пребысть епископом 3 лѣта или четыри, дѣиствуя епископьскаа святительскаа, донде же преставися Фегнастъ митрополит. И по том преставлении Фегнаста митрополита общим съвѣтом и думою всѣх людеи, избранием князя великаго Ивана Ивановича, болѣ же рещи, изволениемъ Божиимъ, понуженъ и отпущенъ бысть къ Царюграду на поставление митрополиа. И Божиим поспѣшением в малых днех путное шествие преходит, елико по суху бес пакости преиде и елико по водам без бѣды плытие, морскую пучину преплывая, въскорѣ устрѣмився, постизаеть Царьград, в нем же и митрополитом на Русь поставляется рукама Божия святителя святѣишаго и блаженаго архиепископа Костянтинаграда, Новаго Рима, вселеньскаго патриарха Филофиа и елико с ним служивших тогда пресвященных митрополит и боголюбивых епископъ и всѣх священникъ, бывших тогда въ честнѣ м том сборѣ.

И не долговрѣменно по поставлении пребывъ, отпущаеться от Царяграда благословениемъ патриарха Филофиа и всего честнаго его сбора и незамедлено приходит на свою митрополию на Русскую землю. И пребысть въ святительствѣ и въ учительствѣ долгоденьствуя многа лѣта, уча слову Божию, по благочестии побараа, правя слово истины православныя вѣры, поставляя епископы и священикы, попы, диаконы. Бяху же епископи ставлениа его: первыи Игнатии, епископъ Ростовьскыи, Василии, епископъ Рязанскыи, Феофилактъ, епископъ Смоленьскыи, Иван Са раискыи, Парфении Смоленьскыи, Филимон Коломеньскыи, Петръ Ростовьскыи, Феодоръ Тфѣрьскыи, Нафанаилъ Брянскыи, Афонасии Рязаньскыи, Алексии Суждальскыи, Алексии Новогородьскыи, Великаго Новагорода, Василии Тфѣрьскыи, Данило Суждальскыи, Матфеи Сараискыи, Арсении Ростовьскыи, Еуфимии Тферьскыи, Дионисии Суждальскыи, Герасим Коломеньскыи, Григории Черниговьскыи, Данило Смоленьскыи. Се же суть епископи поставлениа его.

Поставилъ же есть церковь камену во имя святаго архаггела Михаила, честнаго его чюда, ю же украси подписью и иконами и книгами, и ссуды священными, и спроста рещи всякими церковными узорочьи. Обѣщажеся тому монастырю быти общему житию, еже есть и до сего дне. Многа же села и домы, и люди, и езера, и нивы, и пажити подавал есть и вся, елико довлѣет на потребу монастыреви, не токмо же предиреченаа дааниа и благодѣаниа, но и самого себе въ том монастыри повелѣ положити преставлешася, иде же есть и донынѣ гробъ его, входя въ церковь одесную олтаря. Созда же себѣ таковыи монастырь за двѣнадесять лѣть[115] до своего си преставлениа.

Таче потом по мнозѣх его добродѣтелех и по мнозѣхъ исправлени их преставися, конець житию прият въ старости добрѣ, въ старости честнѣ, въ старости глубоцѣ, в сѣдинѣ честнѣ, честна бо по истинѣ таковаа сѣдина, яко же рече великыи Василии: «Честна сѣдина постом украшена». Добрѣ упасе порученое ему стадо Христово, добрѣ предръжавъ церковнаа правлениа[116], ибо в черньци пострижеся 20–ти лѣт, а в чернечьствѣ поживе 40–те лѣт, а в митрополиты поставленъ бысть 60–те лѣт, а пребысть в митрополитѣх 24 лѣта, и бысть всѣх днеи и житиа его лѣт 85.

Егда же преставлешеся, заповѣда князю великому, не повелѣ положити себе въ церкви, но внѣуду церкви за олтарем, тамо указа мѣсто и ту повелѣ положити ся конечнаго ради и послѣдняго смирениа. Князь же великии никако же не сотвори того, не въсхотѣ положити его кромѣ церкви, таковаго господина честна святителя, но въ церкви близ олтаря положи его съ многою честию. Проводиша его усердиемь и со тщанием честно епископи, архимандриты, игумени, попове, диакони и черноризци, и множество народа съ свѣщами и с кадилы, и со псалмы, и съ пѣсньми, и съ пѣнии духовными, пѣвше над ним обычныя надгробныя пѣсни. Князь же великии Дмитрии Ивановичь самъ стояше над ним и тако же и брат его князь Володимеръ Андреевичь, князь же Василии, сынъ сыи князя великаго Димитриа, еще тогда младо дѣтище сыи, шести лѣт сущу ему, а князю Юрию Дмитриевичю, брату его, три лѣта сущу. Вси же проводивши его людие, разидошася кождо въ свояси.

Глава II. Повесть о Темир–Аксаке

§ 1. Епифаниевская редакция

В Повести о Темир–Аксаке рассказывается о нашествии на Русь азиатского завоевателя Тимура (Темир–Аксака русских источников) в 1395 г. и о чудесном спасении страны после принесения в Москву Владимирской иконы Богоматери.

Повесть о Темир–Аксаке сохранилась в множестве списков, выявление и классификация которых еще не завершены. Но основные редакции определены уже давно, это: 1) Повесть в составе Московского свода 1479 г.; 2) Повесть, читающаяся в Софийской II летописи; 3) Рассказ о Темир–Аксаке Типографской летописи. О происхождении редакций высказаны различные мнения. А. А. Шахматов предполагал, что Повесть создавалась в рамках Полихрона 1418—1423 гг.[117] Л. В. Черепнин считал ранней версией рассказ Ермолинской летописи и относил его к концу XIV в. (в современной литературе признается, что Ермолинская летопись передает в сокращении Свод 1477 г. — см. Главу I), версию же Софийской II и Типографской летописей исследователь датировал второй половиной XV в.[118] Впервые к изучению Повести о Темир–Аксаке широко привлек рукописный материал В. П. Гребенюк[119]. По его мнению, старшей является редакция Софийской II летописи, созданная между 1402—1408 гг.; редакция, отразившаяся в Московском своде 1479 г., возникла до 1408 г.; вариант Типографской летописи является соединением текстов первых двух редакций. Однако отсутствие прочной базы для текстологических сопоставлений и игнорирование исторических реалий привели исследователя к ошибочным выводам. В итоге редакция (Софийской II летописи), занесенная в летописи церковного происхождения, оказалась «княжеской», а редакция, содержавшаяся в великокняжеском своде 1479 г., — «митрополичьей»; версия, осложненная вставками из дополнительных источников (из Повести о Хоздрое), почему–то признана «старшей» по сравнению с теми видами Повести, которые этих вставок не содержали (Типографская и Свод 1479 г.).

Указанные слабости в работе В. П. Гребенюка подметила (в определенной мере) И. Л. Жучкова. По ее заключению, основные редакции памятника создаются в 70—80–х годах XV в.: сначала в рамках Свода 1479 г. (на самом деле — Свода 1477 г.), на его основе — Типографская редакция, которая, в свою очередь, перерабатывается составителями редакции, отразившейся в Софийской II летописи[120]. Но получить правильный результат исследовательнице помешали крайняя субъективность в трактовке текстологических связей и не совсем верное понимание этапов истории летописания в XV в. Тем не менее, заслуги И. Л. Жучковой в выявлении рукописной традиции Повести велики; к сожалению, только часть ее открытий опубликована (списки Типографского варианта и перечень древнейших рукописей редакции типа Софийской II летописи).

В зарубежной историографии Повесть о Темир–Аксаке привлекла внимание немецкого исследователя А. Эббингхауса и американского ученого Д. Миллера — в обоих случаях с точки зрения истории московской идеологии. А. Эббингхаус считает, что Повесть составлена после 1480 г.[121] (но рукописную традицию в полной мере не исследует). Д. Миллер выдвинул гипотезу, что Повесть создана в Кирилло–Белозерском монастыре в 1470–е годы и что старшая версия текста содержится в Погодинской летописи и списке Царского Софийской I летописи[122] (однако, по современным представлениям, эта версия является производной от Свода 1479 г.).

В другой своей работе я привел данные в пользу того, что вариант Типографской летописи Повести о Темир–Аксаке по своему стилю близок к произведениям Епифания Премудрого и, следовательно, может быть признан его сочинением[123]. В таком случае наличие в той или иной редакции Повести о Темир–Аксаке стилистической системы, свойственной Епифанию Премудрому, может служить признаком первичности текста и является опорой для текстологических исследований.

Помимо Типографского варианта, в XV в. существовали две основных редакции Повести, с которыми Типографскую летопись и следует сравнить. Редакция типа Софийской II летописи отличается от Типографской вставками из Повести о нашествии Хоздроя на Царьград и уже поэтому является вторичной по отношению к Типографской; кроме того, текст редакции подвергся распространению и тенденциозной переделке с целью возвеличить роль в событиях 1395 г. великого князя Василия Дмитриевича. Другая редакция легла в основу Московского свода 1479 г. и более краткого варианта, представленного Ермолинской и сходными с ней летописями. При сравнении с Типографской выясняется, что текст здесь, с одной стороны, сокращен, в результате чего выпала биографическая справка о Темир–Аксаке с соответствующей частью характерной лексики Епифания Премудрого, с другой стороны, подвергся дополнению из другого источника: эмоциональная характеристика завоевателя Тимура заимствована из Западнорусских летописей. Указанная выписка в Прилуцкой и Уваровской летописях и Летописце из собрания Н. П. Лихачева, № 365 помещена перед основным текстом, дублируя сообщение о приходе царя от «восточныя страны», в Ермолинской летописи снята вообще, а в Московском своде 1479 г. включена в основной текст — при известии уже об уходе царя из Руси. Из текста Свода 1479 г., передающего источник более подробно, видно, что каждое упоминание Темир–Аксака или «агарян» сопровождается добавлением слов «безбожный» (или «безбожные»), причем этот эпитет присутствует и в редакционных распространениях текста. В тех случаях, когда речь идет о Владимирской иконе Богоматери, вставляются слова «чудный образ», «чудотворная икона», при названиях Москвы или Владимира добавляется слово «славный». В таком случае предположить обратное — происхождение текста Типографской редакции из Свода 1479 г. — означает признать парадоксальную ситуацию: умаление Владимирской иконы Богоматери, принижение Москвы и Владимира как центров Православия и, наоборот, затушевывание облика завоевателей как врагов веры.

Таким образом, Типографский вариант можно признать старшей редакцией Повести о Темир–Аксаке и атрибутировать его Епифанию Премудрому. По указанию Н. М. Карамзина, текст Троицкой летописи под 1395 г. содержал чтение: «место то было тогда на Кучкове поле, близ града Москвы, на самой на велицей дорозе Володимерьской»[124]. Но это означает, что Типографский вариант читался уже в Троицкой летописи, поскольку процитированные слова характерны только для данного варианта Повести о Темир–Аксаке. Составление Троицкой летописи я отнес к 1412—1414 гг. и связал (уже по другим причинам) с именем Епифания Премудрого[125]. Сопоставляя эти факты, приходим к выводу, что Повесть о Темир–Аксаке Епифаний Премудрый написал в 1412—1414 гг. специально для включения в Троицкую летопись.

Епифаниевская редакция Повести о Темир–Аксаке читается не только в Типографской летописи, но сохранилась и вне летописи, в составе различных сборников. Для восстановления первоначального вида Епифаниевской редакции необходимо поэтому сопоставить все известные ее списки.

Типографская летопись известна в нескольких изводах. В составе XXIV тома Полного собрания русских летописей Типографская летопись опубликована по двум спискам: ГИМ, Син., № 789 (далее: С) и РНБ, F.IV.218 (далее: Т). Общий текст обоих списков доходит до 1484 г. (затем в списке С помещены статьи, начиная с 1482 г.). Это обстоятельство позволило А. А. Шахматову высказать мысль, что протограф Типографской летописи представлял Ростовский владычный свод 1484 г., составленный при архиепископе Тихоне[126]. В основание Типографской летописи, по А. А. Шахматову, положен Московский свод 1479 г., но текст его дополнен по летописи, сходной с Лаврентьевской.

А. Н. Насоновым введены в научный оборот новые списки Типографской летописи: РНБ, Собр. Общества любителей древней письменности, Q.202 (далее: Q); БАН, 32.8.3 (далее: А); РГАДА, ф. 201 (собр. М. А. Оболенского), № 40 (далее: О); РГАДА, ф. 196 (Собр. Ф. Ф. Мазурина), оп. 1, № 533 (далее: М); РГБ, ф. 173 III (Собр. по временному каталогу библиотеки Московской Духовной Академии), № 146 (далее: Д). Еще два списка обнаружены Я. С. Лурье: РГБ, ф. 310 (собр. В. М. Ундольского), № 757 (далее: У); СПФИРИ, ф. 11, № 41 (далее: Л). Один список определен нами: ГИМ, собр. Н. П. Вострякова, № 852 (далее: В) (ниже будут указаны еще два неполных списка). Все дошедшие до нас списки Типографской летописи не ранее XVI в.

Древнейшим списком Типографской летописи является Син., № 789. Сборник в 4°, на 340 листах. По нижнему полю первых листов запись XVII в.: «Книга летописная Кирилова монастыря з Бѣлаозера». На внутренней стороне нижней крышки переплета имеется помета XVIII или начала XIX в.: «Из биб. Типограф.» (в XVIII в. рукопись находилась в Типографской библиотеке под № 48). На внутренней стороне верхней доски переплета написан № 57, но зачеркнут и ниже помечено: «По новому каталогу книга сия под № 789».

Сборник состоит из нескольких частей. Первую часть образуют л. 1— 301 об., написанные 1–ым почерком (кроме л. 299—299 об.). 2–ым почерком писан текст на л. 299—299 об. (л. 299, возможно, вставной). Последняя тетрадь (л. 298—301) — укороченная, состоит из 4 листов. Летописный текст доведен до 1502 г. Филиграни: Тиара с литерами АВ (л. 1—149, 250—301 — кроме, может быть, л. 299) — Пиккар, XIII, № 12 (1523 г.); Корона (л. 150—249) — Пиккар, I, № 104 (1508 г.). Эта часть сборника датируется первой четвертью XVI в.

Вторую часть сборника Син., № 789 составляют л. 302—318. Здесь 3- им почерком написаны: на л. 301 об. слова «и люди учали ездити», весь текст на л. 302—318, кончая известием 1528 г. о набеге крымского царевича Ислама. Той же рукой, но другими чернилами вписано известие 1526 г. о женитьбе Василия III на Елене Глинской (л. 317), поправлен текст и восполнен пропуск на л. 311 об., 314. 4–ым почерком написан текст на л. 318—318 об. (известия 1530 г. о рождении у Василия III сына Ивана и посылке воевод на Казань). 5–ым почерком записано на л. 318 об. известие о смерти Василия III. Бумага этой части сборника: Щит с двойной лилией (л. 302—318) — Лихачев, № 3807, 3808 (1531 г.), Лауцявичюс, № 2132 (1533—1534 гг.). Следовательно, вторая часть сборника датируется началом 30–х годов XVI в.

Далее в Синодальном сборнике 6–ым почерком писан текст на л. 319—339 (Родословные материалы). Филиграни: Гербовый щит с литерой В под короной и Звезда с изогнутыми лучами — датируются 30–ми годами XVI в. На л. 340 запись XVI в.: «Лѣта 7059–го царь и государь князь велики Иван Васильевичь всеа Руси постави город на Свиазе рецѣ за полтретьятцать верстъ до Казани и нарече ему имя во свое имя Иван город великой».

В семействе Типографской летописи А. Н. Насонов выделил две редакции: Типографскую–Синодальную и Типографскую–Академическую.

Типографскую–Синодальную редакцию образуют основной список С и близкий к нему дефектный список Q, обрывающийся на статье 1377 г. Список С доведен до 1528 г., но его протограф кончался, как и в Прилуцкой летописи, известием 1497 г. о покаянии Ивана III (в связи со смертью брата Андрея) в присутствии высших церковных иерархов. После этого известия список С использует другой источник — так называемый Троицкий летописец (Летописец выявлен А. Н. Насоновым по спискам БАН, Арх., № 193 и РГАДА, ф. 181, № 365, но существуют и другие списки). Текст Типографской–Синодальной за 1468—1497 гг. отразился в Прилуцкой летописи (где статьи помещены вслед за окончанием Летописного сборника 1477 г.). Фрагмент с изложением событий 1482—1497 гг., отличающий Типографскую–Синодальную от других списков, также проявляет особый интерес к Ростовскому архиепископу Тихону (ср. сообщение 1489 г. о его поставлении, упоминание Тихона в рассказе о покаянии Ивана III).

Списки С и Q обнаруживают вторичные чтения по сравнению со всеми остальными списками Типографской летописи (совпадающими здесь с Московским сводом 1479 г.): под 6643 г. пропущено окончание статьи с известием о бегстве князя Всеволода в Новгород, под 6667 г. пропущено несколько фраз в рассказе о митрополите Климе Смолятиче («отца моего клял…», «а Ростислав не хотяше Клима, но Констянтина»), под 6694 г. читается ошибочное «взяша князя» вместо «взяша вежи их», имеется пропуск под 6879 г., в С частично восполненный на полях другими чернилами[127]. В остальных списках Типографской летописи известие о пострижении Святоши приведено дважды: под 6613 г. (из Ермолинской летописи) и под 6614 г. (из Московского свода); в списках С и Q первое известие отсутствует, и это является показателем вторичности текста, поскольку Ермолинская летопись была использована в Типографской (см. под 6685 г. во всех списках Типографской чтение «Романа пустиша» — характерное добавление Ермолинской к тексту Московского свода).

Список Q не восходит к С, так как не имеет пропуска С под 6710 г.[128] Но список С, по данным палеографии, предшествует списку Q, поэтому можно считать, что оба они восходят к одному протографу.

Еще один список той же редакции: РГБ, ф. 228 (Собр. Д. В. Пискарева), № 175. Рукопись в 4°, на 90 листах. Датируется первой четвертью XVIII в. Филигрань: Герб Амстердама — типа Лауцявичюс, № 77 (1714 г.). На л. 2—11 об. помещены Вводные статьи — такие же, как в Комиссионном списке Новгородской I летописи младшего извода. Типографская летопись находится на л. 12—90 об.: текст обрывается под 1015 г. на словах «внезапу послании от Святополка злыя слуги и немилостивии кровопиицы, аминь» (последние слова записаны треугольником, большая часть л. 90 об. оставлена чистой). Текст Пискаревского списка близок к основному списку С.

В Типографской–Академической редакции, представленной списками А, О, Т[129], основной текст доходит до 1489 г., кончая сообщением о смерти митрополита Геронтия (но последние известия этого года помещены под 6998 г.); последующий текст со статьями 7001—7066 гг., как установил А. Н. Насонов, совпадает со списком Оболенского Никоновской летописи[130]. В основной части Типографской–Академической летописи имеется несколько характерных чтений, отличающих ее от остальных списков Типографской летописи: сокращен текст заметки 6498 г. с описанием размеров города Владимира; имеются пропуски под 6670, 6979, 6982, 6986, 6988, 6991 гг.[131]

Типографская–Синодальная и Типографская–Академическая в некоторых случаях одинаково отошли от основного оригинала, представленного списками У и М, сохранившими в ряде чтений близость к источнику Типографской — Московскому своду 1479 г. Так, например, в этих летописях читается: «подвиже мя старость» вместо правильного «постиже…», «в том забыти, но причинилася смерть» вместо необходимого «в том забытии учинилася смерть»[132]. Отсюда следует, что Типографская–Синодальная и Типографская–Академическая летописи происходят от одного общего протографа.

Распределив списки С, Q, А, О, Т и Пискаревский на две редакции, займемся изучением остальных списков Типографской летописи.

Прежде всего выделяем редакцию, которую назовем Типографской–Библиотечной. Ее представляют списки У, Л, Д и (через производную редакцию) списки М и В. Перечислим характерные признаки этой редакции. Под 6824 г. князь Василий Константинович назван «Ростовским». Под 6919 г. после известия о выдаче замуж княжны Анны в текст вставлены статьи 6919—6925 гг. из летописи, сходной с Московско–Академической, но полнее и древнее ее. Так, под 6920 г. указана дата (августа 1) прихода великого князя Василия Дмитриевича из Орды (список У, а в М, наоборот, как день похода в Орду); под этим же годом приведено известие об освящении Благовещенской церкви на Дорогомилове — 2 августа. Под 6921 г. приведена дата смерти князя Юрия Андреевича (сентября 17). Под 6923 г. указан день смерти князя Константина Владимировича (9 января). Последнее известие — о смерти Ростовского епископа Григория — дано в такой же развернутой форме, как в Типографской (возможно, под ее влиянием?).

Список У[133] доведен до 1485 г. и обрывается на словах: «много обиды от великого князя бояр и детей боярских»; на последующих листах помещены выписки из статей 6953—6962 гг. Московского свода 1477 г. Эти выписки, по–видимому, сопровождали оригинал Типографской–Библиотечной редакции, потому что в списке М статьи 6953—6954 гг. внесены в основной текст.

Между оригиналом Типографской–Библиотечной и списком У существовало еще одно звено (которое назовем изводом Ундольского), как выясняется при обращении к Архивскому списку Софийской II летописи (РГАДА, ф. 181, № 371). Этот список дополнен по Типографской летописи, причем источником дополнений, как показывает анализ, служил такой список Типографской–Библиотечной, который стоял ближе к списку У, чем к списку М. Так, под 6953 г. в Архивском списке переписана статья «О Суздальском бою и о нятии великого князя», читающаяся в приложении к списку У (совпадают и заголовки). Под 6955 г. списки У и Архивский совпадают и одинаково оканчиваются словами «остася у великаго князя служити ему». Под 6956 г. в Архивском читается тот же текст, что и в У, и оканчивается теми же словами: «а сын его Иван был в Володимери». Под 6957 г. в У читается статья свода 1477 г. от слов «Весне князь Дмитрей Шемяка преступил крестное целование» и до слов «тако смиришася»; в том же объеме статья переписана в Архивском. Под 6958 г. в У помещена статья свода 1477 г., кончая словами «а Шемяка убежа к Новугороду к Великому»; в том же объеме статья читается и в Архивском списке. В списке У под 6959 г. помещена статья свода 1477 г. от слов «Великомученика Георгия было в пяток» до слов «множество народа града Москвы и с сыном» (здесь в конце пропуск); в том же объеме (и с той же ошибкой) текст переписан в Архивском (где добавлено: «да Иону митрополита» — явно вторичного свойства, так как об Ионе выше уже было упомянуто). Под 6960 г. в У имеется статья свода 1477 г., кончая словами «с великою корыстью»; в том же объеме она внесена и в Архивский список. Под 6961 г. в У читается только одно известие о смерти Шемяки; это известие помещено в начале статьи Архивского списка, где остальной текст совпадает с Львовской летописью (при этом получилась хронологическая неувязка: первое известие датировано 23 июля, а следующие — 9 апреля и 13 июля). Статья Типографской под 6979 г. переписана в Архивском целиком, причем текст совпадает с изводом Ундольского.

Но в Архивском списке имеются и механические вставки листов с выписками из Типографской–Библиотечной летописи в изводе Ундольского. Так, л. 12—14 и 38—39 являются вставными, все написаны одним почерком и составляли некогда одно целое, поскольку фраза на л. 14 об. непосредственно продолжается на л. 38. Указанные листы представляли ранее часть одной рукописи, причем на л. 38 сохранился номер 18–ой тетради. На л. 12—14 помещен текст прощальной грамоты митрополита Киприана (Типографской–Библиотечной редакции); на л. 14 об. читается начало статьи 6928 г., но текст зачеркнут киноварью и переписан (тем же писцом) на л. 37 об. (который подклеен к л. 38—39). Писец подгонял вставные листы к основному тексту, поэтому ему пришлось часть известий на л. 15 зачеркнуть, переписать на отдельный листок (л. 11) и подклеить к вставленным л. 12—14 (заметим, что для вставок использовалась бумага самого Архивского списка). Интересны некоторые чтения Архивского списка под 6930 г. (л. 39): вместо правильного «в Литовское выидоша» здесь читается «в Литву выидоша» — как в списках У и М; в фразе «глад бысть велик» пропущено слово «велик» — в точности как в списке У.

Список М[134], хотя и восходит к Типографской–Библиотечной, но представляет совершенно особую редакцию, которую назовем Типографской–Мазуринской. Текст, совпадающий в М с Типографской летописью, доходит до 1489 г. и оканчивается известием о смерти митрополита Геронтия. Далее, начиная с известия о приходе посла Николая от «Римского цесаря», текст М совпадает со списком Царского Софийской I летописи и прерывается (из–за утери листов) под 7002 г. на словах «Они же пришедши» (последний л. 195 является кстати последним листом 29–й тетради). На тех же словах прерывается текст и в списке В (начала XVIII в.), после чего, с л. 285, другим почерком писана своеобразная компиляция, охватывающая события с 1494 по 1705 г., с выписками из различных источников (памятник существует и в отдельном виде). Таким образом, список В является копией списка М (но его значение от этого не умаляется, так как в нем читаются некоторые тексты, не сохранившиеся в М из–за утери листов).

Следует отметить, что вставки известий из списка Царского имеются в М также под 6935, 6963—6964, 6966—6969, 6971 гг. Сопоставление с Воскресенской летописью показывает, что в последней был использован список Типографской именно Типографской–Мазуринской редакции. Возникновение Типографской–Мазуринской вообще следует связывать с созданием Воскресенской летописи: редакция подверглась воздействию одного из источников Воскресенской (списка Царского), сама оказала влияние на него (в списке Царского помещен рассказ Типографской о столкновении митрополита Геронтия с архиепископом Вассианом из–за Кириллова монастыря) и, в свою очередь, была использована в качестве источника Воскресенской летописи. Кроме того, сохранившиеся в списке В тексты показывают, что в вводных статьях Типографской–Мазуринской присутствовали статьи Воскресенской летописи.

Характеристика Типографской–Мазуринской будет неполной, если мы не упомянем о других вставках в этой летописи: под 6816 г. содержится уточнение, что Михаил Ярославич ходил на Москву ратью «из Володимеря»; добавлено известие 6818 г. о приезде митрополита Петра в «Суздальскую землю»; под 6822 г. помещено красочное описание столкновения новгородцев с тверским князем Дмитрием Грозные Очи. Интересно известие 6994 г. о том, что Иван III, захватив Тверь, привел тверскую княгиню в Москву и «посади у Вознесения на материне дворе» — деталь, не известная другим летописям.

Список Л[135] представляет собой сделанные в хронологическом беспорядке выписки из Типографской летописи, причем позднейшее известие читается под 6997 г. (далее следуют выдержки из Разрядных книг). В силу неполноты списка Л есть некоторые трудности в определении редакции, к которой он принадлежит. Но некоторые показания на этот счет все–таки имеются. Текст прощальной грамоты митрополита Киприана в Л не содержит отклонений Типографской–Синодальной и Типографской–Академической от основной редакции, вместе с тем здесь отыскивается ошибочное чтение (как в У и М) «о Святем Дусе и святое прощение» вместо правильного — «чистое прощение». Таким образом, список Л принадлежит либо Типографской–Библиотечной редакции, либо Типографской–Мазуринской. Но под 6997 г. в М и Воскресенской летописи читается «постави иного Тихона», а в Л «поставиша Тихона» — следовательно, Л относится к Типографской–Библиотечной редакции.