Острова на горизонте

— Я же вас предупреждал, Фаддей Фаддеевич! Разве можно рисковать судном ради пресной воды?

— Мы уже рискуем тем, что появляемся на свет божий. Ведь можем и умереть в любой момент. От болезни, от падения с лестницы… Ну ладно. Выкарабкаемся.

— Якорь чист! — донесся усиленный динамиком голос боцмана.

— Малый вперед! — приказал капитан, отшвыривая карту.

— Идите, идите к себе, — проворчал старпом, подталкивая Вальку к двери. — И предупреждаю: без моего разрешения…

— Хорошо. Я попрошу разрешения у капитана, — сказал Валька, ставя лоцию на полку…

Войдя в ходовую рубку, он попросил:

— Фаддей Фаддеевич, разрешите, я вот тут в уголке…

— Только не путайся под ногами.

Было уже темно. Только кое-где на небе смутно светились розовые полосы, но и они быстро блекли. На пеленгаторном мостике слышался топот: матросы возились возле прожекторов. Вот они вспыхнули, и яркие желтые лучи уперлись в волны. Танкер медленно разворачивался в сторону океана. На полубаке высокий, сутулый боцман Михалыч топтался у брашпиля, стопоря якорь-цепь. Ветер подхватывал воду и швырял ее на боцмана. Валька поежился: б-р-р-р!.. Тут же он забыл и о боцмане, и о его временных невзгодах: в лучах прожекторов, как громадные ночные мотыльки, порхали птицы. Ветер отшвыривал их, похожих сейчас на комки перьев, но птицы упрямо летели на свет. Вдруг одна мелькнула мимо иллюминатора и забилась на палубе — с лета врезалась в стекло прожектора. Вот еще одна упала за борт, в воду, вот еще…

Свет над полубаком потух. Хватаясь за леера, боцман неторопливо шел по переходному мостику, тянувшемуся посередине всего судна, от полубака до кормовых надстроек. Внизу громыхнула дверь.

— Крепить все по-штормовому! — пробасил в микрофон Василий Васильевич. — В нижних каютах задраить броняшки!

В рубку вошел боцман, шумно фыркнул. Густо запахло рыбьим жиром: боцман смазывал им сапоги.

— Как там брезенты на шлюпках? Не сорвет? — спросил капитан.

— А кто его знает, сорвет — не сорвет? — отозвался боцман. — Сейчас вот погреюсь чуток и схожу взгляну.

— Матрос тут есть, Шубин, — сказал старпом. — Ну-ка марш в свою каюту, поваренок, да взгляни, как там брезенты.

— Есть, товарищ старпом, — буркнул Валька, направляясь к двери. Он споткнулся: в углу лежал спасательный нагрудник. Днем была учебная водяная тревога, вот и забыл кто-то. Он ругнулся и взялся за ручку двери.

— Эй, Шубин! Захвати-ка и спасательный нагрудник! — окликнул его старпом. — Черт знает что! Какой разгильдяй его оставил тут? Я же предупреждал…

— Это коков жилет, — сказал, вздохнув, Валька.

Судовой повар Дмитрий Петрович был рассеянным и забывчивым человеком. Отправляясь перед рейсом на судно, кок забыл дома чемодан с вещами, в Лас-Пальмасе, куда заходил танкер, оставил в каком-то из магазинов коробку с купленным сервизом, а когда вспомнил о нем, то не мог сообразить, в каком магазине он его покупал… Накинув спасательный жилет на плечи — теплее будет, — Валька открыл дверь, ведущую на крыло мостика. Ветер толкнул его, прижал спиной к рубке; он побрел вдоль нее, потом мимо глухо гудящей трубы.

На одной из шлюпок брезент, закрывающий ее сверху от дождей, был укреплен хорошо, а на второй брезент полоскался. Чертыхнувшись, Валька подлез под нее и, уцепившись в жесткий край, потянул брезент вниз. Ветер вырывал ткань из рук. Внизу кипела вода. Кричали, крутясь перед прожекторами, птицы. Одной рукой Валька никак не мог натянуть брезент и закрепить его сизалевым концом. Как уже он делал не раз, Валька схватил край брезента двумя руками и, откинувшись, попытался опереться на леера спиной. В следующее мгновение он почувствовал, что падает за борт… Ограждения не было — во время учебной тревоги его завалили на палубу, а поднять забыли.

Валька погрузился в воду… Вынырнул. Мимо проползала корма. Опасаясь, что затянет под винты, Валька поплыл прочь от судна и закричал. Но кто услышит слабый человеческий крик в шуме неспокойной стихии? Окунаясь в темноту, танкер уходил прочь. Ярко горели, бросая блики на черную воду, иллюминаторы кормовых кают. Один из них был распахнут. Это кок, как всегда, забыл задраить иллюминатор своей каюты.

— Ко-о-ок! Дмитрий Петрович! — закричал Валька, потому что, как и второго помощника капитана Василия Васильевича Волгина, Валька любил нервного и рассеянного кока. С Дмитрием Петровичем они сутками толкутся на камбузе. И горе и радости — все пополам. — Дмитрий…

Волна хлестнула в раскрытый рот, Валька закашлялся, а потом суматошно, что было сил захлопал руками по воде и, задирая голову повыше, чтобы видеть танкер, поплыл за ним. Да где уж там!.. Через несколько минут Валька выдохся и, откинувшись затылком на надувной воротник, замер.

Глаза немного привыкли к темноте, и Валька разглядел невдалеке скалы, окружавшие бухту, смутный посверк звезд в разрывах низких туч, дрожащие огни уходящего танкера. К берегу надо!

Кажется, вот сюда, к крутому обрыву, ближе всего. Надо плыть. А ну-ка, размеренно и сильно, чтобы работали мышцы всего тела… Ну и дьявольский холод! Не выше десяти градусов… Говорят, в такой воде человек может продержаться всего пятнадцать минут… Нет! Если двигаться, сопротивляться, не падать духом, можно продержаться намного дольше!

Он закашлялся и вдруг взвыл от дикого страха, охватившего его с новой, какой-то исступляющей силой. До берега еще плыть и плыть, а руки становятся тяжелыми, чужими, ноги бултыхаются в воде, будто и не живые, ну словно протезы. А что будет на берегу? Выберется он и окоченеет не в воде, а на ветру… Нет, нет, не поддаваться страху! Вот оно: не океан губит человека, а человек губит сам себя. Биться, бороться, царапаться!.. Рычать, выть, но не поддаваться. И р-ра-аз… И два-а-а… И пальцами, пальцами шевелить… О-о-о, ну и горечь!.. К-ха!.. А-а-кха!..

Откашлявшись, Валька стиснул зубы и посмотрел вперед: берег приближался. Горы выросли, ветер, похоже, стал тише. Валька поглядел влево. Обрывистый, похожий на гребень ящера мыс как бы вплывал в бухту, закрывая ее от северо-западного ветра. Это он, Валька, медленно, но все же вплывал в небольшую бухточку, каких тут немало. В разрывах туч показалась желтая, сияющая луна. Волны стали поменьше. Теперь они походили на длинную, пологую зыбь, и Валька порой оказывался на вершине волны и некоторое время плыл вместе с ней.

Что-то скользкое и мягкое коснулось ног. Валька вздрогнул, дернулся, но тут же успокоился: морская капуста. Отмель! Еще немного, и он выберется на берег… Ого, сколько ее тут! Широкие, мясистые стебли капусты лежали на поверхности воды и медленно, плавно изгибались. Плыть стало труднее. Капуста цеплялась за одежду, преграждала путь к берегу. Валька отводил в сторону противные скользкие стебли, похожие на гигантские хвосты тритонов, а навстречу ему выплывали из глубины все новые и новые листы.

Устал. Сил больше нет… Валька откинулся на спину, ноги медленно стали тонуть, но тело лежало на поверхности, а затылок — на широком надувном воротнике. Над головой звезды колыхались то в одну, то в другую сторону. Будто кто-то невидимый играл ими. Плавным, мягким движением швырял горсти звезд на запад, и они плыли, плыли по небу, а потом кто-то другой подхватывал их и отбрасывал назад.

Потом все пропало. И стало хорошо. «Засыпаю, — вяло подумал Валька. — Замерзаю, как путник, попавший в пургу»… Нет! Застонав, Валька перевернулся на живот, взмахнул чудовищно тяжелой рукой, потом другой. Боль будто током прошила мышцы рук и спины. Он стиснул зубы, они заскрипели, и стал медленно поднимать ногу. Потом вторую. Ноги были как бревна, как долго лежавшие в воде чурки… Проклятая капуста! Сколько же тебя тут!.. Лохматый лист всплыл перед самым лицом, нашлепнулся на щеки, и Валька, зарычав, схватил его зубами и рванул. Вязкая жижа наполнила рот, Валька выплюнул ее, закашлялся…

Из темноты слышались какие-то странные звуки: не то вода плескалась среди прибрежных валунов, не то кто-то сопел и чавкал. Вскоре Валька обнаружил неясное движение. Множество то ли крупных птиц, то ли каких-то животных плавало, погружаясь и выныривая из воды. Кто? Нерпы? А может, дельфины приплыли с океана и что-то разыскивают возле скал? Метрах в двух от него вода вдруг вскипела, и из глубины вынырнула чудовищная уродливая башка. Валька ахнул и замер, раскинув руки и ноги. Все же было достаточно светло, луна трудилась вовсю, и парень увидел странное и очень страшное существо, вернее, голову морского обитателя. Морж не морж, слон не слон! Голова имела вид швартовой тумбы, с одного края которой вырос небольшой изгибающийся книзу хобот. Башка разинула пасть, и над водой проплыл хриплый, стонущий рев. И тотчас со стороны берега разнесся многоголосый рев.

«Я же попал в стадо морских слонов», — подумал Валька, немного успокаиваясь. Он читал об этих странных животных, обитающих лишь в немногих уголках земли. Они не хищные, а, если можно так выразиться, травоядные зверюги. Они мирно лопают вот эту самую морскую капусту.

Слоны сопели, шумно вздыхали и пожирали капусту с такой торопливостью и жадностью, будто долго голодали. Они всплывали то перед Валькой, то позади него, то совсем рядом. Увидев человека, звери несколько мгновений разглядывали его, сжав челюстями ленты водорослей, а потом, фыркнув, отплывали чуть в сторону и продолжали жевать капусту.

Вскоре все они остались позади. Всего какой-то десяток метров отделял Вальку от суши. Он уже отчетливо видел полосу песка, камни. Ноги вдруг коснулись дна, глубина была с метр. Тело казалось невероятно тяжелым, будто отлитым из олова. Чертыхаясь, Валька побрел к берегу, споткнулся о камень, упал и не то поплыл, не то пополз, отталкиваясь от дна руками и коленями. Наконец он выбрался на песок.

Валька открыл глаза. Как холодно! Огонька бы сейчас, костерище бы разжечь… Если бы в кармане лежала зажигалка!

Подняв обломок доски и опираясь на него, Валька побрел от берега к скалам. Жестко шелестела трава, хрустели под ногами обломки мелких раковин и сухих водорослей. Он нагнулся, ухватил охапку — водоросли были мягкими и сухими… Это спасение! Только надо еще немножко потерпеть, еще совсем чуть-чуть помучиться, а потом наступит блаженство отдыха и сна.

Тут Валька увидел груду больших камней, а между ними ямы, с сухими водорослями. Быстрее, быстрее… Так хочется спать! Топая от нетерпения, рывками и какими-то судорожными движениями он стянул с себя спасательный жилет, куртку, свитер и рубаху.

Скорее, скорее. Журчала вода. Валька кряхтел, как старик; силенок после такого купания осталось немного. Выжимал одежду. Развешивал ее на камнях. Приседал и прыгал, размахивая руками. Так хотелось, чтобы вещи хоть чуть-чуть провялились на едва ощутимом тут, под скалами, ветерке.

Ну вот, теперь можно и одеваться. Сейчас ему будет тепло! Знает он один способ… Странники, путешественники — они должны все уметь и все знать. Опустившись на колени, Валька начал собирать мягкие сухие водоросли. Сбивая их в упругие пучки, он насовал траву под свитер — на живот, бока, на спину. Он напихал водоросли в брюки и стал толстым, как водолаз в раздутом воздухом гидрокостюме. Сон валил с ног. Валька осмотрел одну яму, потом вторую, третью. Вот хорошая: много сухой травы, водорослей. Валька подстелил спасательный жилет, лег на него и сверху нагреб на себя приятно и горько пахнущий мусор. Закрыл глаза… Одежда была сырой, но холода уже не ощущалось: водоросли грели лучше, чем овчина. И снова все стремительно понеслось… Черный океан, вода бухты, удаляющиеся огни танкера, скалы приближающегося берега. Но теперь можно было нырять в эту затягивающую тебя, как в омут, круговерть и мчаться, падать в блаженный, облегчающий и такой желанный сон. И Валька уснул.

…Танкер благополучно выбрался из бухты в поджидавший его океан и тяжело ухнулся в накатившуюся с левого борта волну. Каскады воды взметнулись над танкером, а потом с водопадным громом обрушились на палубу и закипели под переходным мостиком. Капитан приказал ложиться на волну и так идти средним ходом.

Кок в своей кормовой каюте спал беспокойно. Ему приснилось, что он «морж» и что он нырнул в прорубь, вырубленную любителями зимних купаний у заиндевелых стен Петропавловской крепости, — приснится же такое! Всего-то раз и видел подобное чудо: шел напрямик через Неву, от зоопарка к Эрмитажу, и застрял возле проруби, удивляясь чудакам, барахтавшимся в ледяной каше…

Однако ощущение холода не проходило, и кок открыл глаза. В каюте горел свет, в распахнутый иллюминатор, пузыря занавеску, врывался ветер, одеяло, под которым скорчился кок, было мокрым насквозь, а по линолеумной палубе каюты плескалась вода. Кок вскочил и, шлепая голыми ногами по воде, поспешно закрыл иллюминатор.

Сон был нарушен. Да и какой тут сон! «Не мог завинтить иллюминатор!» — сердито подумал кок о Вальке и, одевшись, вышел из каюты на поиски швабры.

Качало все сильнее. Забыв о швабре, кок направился в камбуз посмотреть, хорошо ли закреплена посуда в рундуках. Две чашки уже разбились, и кок подумал: «Ну, поваренок, продерешь зенки, задам же я тебе!..» Мальчишка, конечно же, был совершенно не виноват в побитой посуде, но кок уже привык во всех бедах, возникающих на камбузе, винить своего помощника. Валька не обижался, отшучивался, смеялся, и от души отлегало…

Кок улыбнулся и отправился в кают-компанию — пора уже готовить завтрак, седьмой час. Намочив скатерти, чтобы посуда не скользила, кок расстелил их на столе и поднял бортовые планки: такой штормяга, того и гляди, не удержавшись на сырых скатертях, посуда посыплется на палубу.

Шло время. Валька не появлялся. «Пускай поспит мальчишка», — вначале подумал кок, но такого еще никогда не случалось, чтобы Шубин опаздывал на свое рабочее место; к тому же качка все усиливалась, одному было трудно возиться на камбузе, и, придерживаясь руками за переборки, кок отправился в каюту поваренка.

Она была пуста, койка заправлена. Кок сел на нее, тупо уставившись в переборку, и почувствовал, как сжалось сердце. Пошарив в кармане, он достал таблетку, сунул ее под язык, а потом, с трудом поднявшись, побрел в ходовую рубку…

Через несколько минут вся команда была поднята на ноги: после тщательного обследования помещений танкера камбузного матроса Шубина обнаружить нигде не удалось.

А Валька крепко спал в теплой яме под обрывистыми скалами бухты Хофпул. Была весна, уже светало, и птицы начали свой новый хлопотливый день. С криками кружили над водой чайки, летели, срывались с уступов скал черные бакланы, а те, кто уже вернулся из бухты, сидели на камнях, сушили крылья.

Валька, наверное, спал бы очень долго, но что-то тяжелое вдруг навалилось на него. Он попытался оттолкнуть эту тяжесть и открыл глаза. Перед ним стоял вернувшийся с ночной кормежки морской слон.

Обсыпанный песком, налипшим на мокрую кожу, слон вполз в свою яму. Ночь он провел в воде, охотясь за пищей, и теперь жаждал отдыха. В мгновение очнувшись, матрос выполз из-под слона и, ухватившись за край спасательного жилета, потащил его. Да где там!.. Сопя и похрапывая, слон уже спал; его густые жесткие усы то опадали, то топорщились, а маленькие глаза были крепко закрыты… Валька представил себе, как побагровеет от ярости боцман, узнав про потерю спасательного жилета, и потянулся что было силы, упершись ногой в бок громадного животного.

Слон запыхтел и открыл глаза. Несколько мгновений они были пусты, ничего не выражали, но вдруг ожили, расширились в дряблых веках, и слон резко — даже трудно было ожидать такой подвижности — отпрянул и, странно изогнувшись, разинул пасть.

Валька выдернул спасательный жилет и отбежал, а слон заревел глухим, ухающим голосом. Теперь, при дневном свете, его можно было рассмотреть получше.

Наверное, в нем было тонны полторы жира, костей и могучих мышц, буграми перекатывавшихся под толстой кожей. Зверь наверняка был драчлив: всю его могучую морщинистую шею покрывали глубокие шрамы и рубцы. Ну и чудище!.. Валька поежился: такую морду трудно придумать… Матросу стало немного жутко, пасть у морского слона отвислым подбородком и толстыми губами напоминала верблюжью, но в ней виднелись большущие клыки, а над пастью нависал нос, похожий на хобот… Вся морда зверя покрыта шишками и наростами, среди которых едва виднелись зеленоватые рысьи глаза.

Животных было десятка три: большие, метров в пять длиной, и несколько поменьше, метра в два-три. Молодые слоны и более изящные слонихи еще играли в воде. А один слон выбирался на песок, изгибая тело, будто чудовищная гусеница. От зверей распространялся резкий, удушливый запах.

Армада морских птиц реяла в воздухе; одни летели в сторону бухты, другие возвращались к скалам, неся в клювах мелкую рыбешку. Все уступы на скалах были заняты птицами. Завидев человека, птицы не очень-то и волновались, да и какие у них могут быть опасения? Остров слишком отдален, чтобы его посещали люди; кроме того, остров Кергелен заповедный, тут запрещена какая бы то ни была охота… Если бы не скверная погода, ремонтировались бы они сегодня в бухте Хофпул. Направляясь в штормливые южные широты с топливом для рыбаков, танкер и забрел на остров для ремонта. Как говорили механики, нужна была «спокойная вода». Однако что же предпринять? Ждать танкера здесь?

Валька сел на обломок бревна, застрявший между камней, и задумался. Его исчезновение с танкера обнаружат лишь утром. Кто установит, когда и где он упал в воду? По-видимому, танкер отправится в залив Морбиан. Там, на берегу бухты Орор-Остраль, находится селение Порт-о-Франс — научная французская станция.

Валька напряг память и представил себе карту острова Кергелен: долина Секстан, долина Октан, долина Утраченных иллюзий, долина Надежда… Где эти долины? Гора Командор, Черные утесы, долина Крестов. Кто похоронен в ней? Ущелье Дьявола, бухта Прощания, мыс Встречи… Сколько странных и сложных человеческих судеб за каждым из этих названий!

Валька нахмурился, огляделся. Находится он сейчас в северо-восточной части острова, а идти ему нужно на юго-запад. Однако пожевать бы чего! Как чего? Вон сколько яиц на уступах скал! Валька взял одно. Яйцо было теплым, наверное уже насиженным. Он поднес яйцо к уху и прислушался. Тук-тук-тук — едва слышно доносилось из яйца. Валька положил его на место и, подтянув потуже ремень, пошел вдоль бухты.

Над островом бушевал ветер. Низкие облака косяками плыли над скалами, порой задевая вершины. Кое-где в разрывах облаков мелькал вдруг ярко-голубой осколок неба, но это длилось мгновение: кусочек неба тотчас тонул в серой непроглядности облаков. Небо было похоже на покрытое серой ряской болото. Кинешь в него камень, мелькнет вдруг живая голубизна воды — и вновь все затягивается ряской.

Подобрав крепкую, похожую на дубинку палку, Валька быстро шел по берегу. Слоны мирно спали. На одном из них сидели две бурые крупные птицы, похожие на коршунов, и что-то выклевывали. Очищали, наверное, соню от паразитов. Под ногами хрустели ракушки и мелкий прибрежный мусор; кое-где лежали исклеванные, усыпанные перьями тушки погибших или убитых птиц, и Валька подумал, что, по-видимому, тут, на этом острове, водятся и хищные птицы, а возможно, и хищные животные.

Впереди виднелась зеленая долина, а далее ущелье, в котором обитала колония пингвинов. Валька подошел к птицам поближе. Интересно было наблюдать за ними.

Пингвины тоже обратили внимание на человека и направились к нему. Вскоре они окружили Вальку плотной толпой, словно маленькие любопытные человечки, и отправились за ним вдоль бухты. Это походило на праздничную демонстрацию: впереди вышагивал человек, а за ним — целая колонна птиц. Причем возглавляли колонну взрослые, крупные пингвины, а позади спешили молодые. Оглянувшись, Валька засмеялся: «Ого, шествие!..» Пройтись вместе с человеком по долинке хотелось и самочкам, но вот беда: у каждой из них был неповоротливый, покрытый серо-голубым пухом птенец. Зажав малышей лапками, мамаши прыгали сразу на двух лапках, то прижимая птенца к себе, то подталкивая пингвинят: ну идите же, лентяи… Валька ускорял шаг, и, чтобы поспеть за ним, пингвинам уже приходилось бежать. Они смешно бежали, переваливаясь с боку на бок, что-то выкрикивая, может: «Погоди, человек, не спеши так!»

Вскоре птицы отстали. Сгрудившись, они смотрели ему вслед. Валька помахал птицам. Ему показалось, что и они замахали крыльями…

Радиограмма в Порт-о-Франс:

В ПЕРИОД ВРЕМЕНИ МЕЖДУ ДВАДЦАТЬЮ ЧАСАМИ ВЧЕРАШНЕГО ДНЯ И ДО ШЕСТИ ЧАСОВ СЕГОДНЯШНЕГО С ТАНКЕРА «ФИРН» УПАЛ В ВОДУ МАТРОС ТЧК УБЕДИТЕЛЬНО ПРОСИМ ОКАЗАТЬ СОДЕЙСТВИЕ ПОИСКАХ ТЧК ВОЗМОЖНЫЙ РАЙОН ПОИСКА ДВТЧ УСТЬЕ БУХТЫ ХОФПУЛ ЗПТ ПОБЕРЕЖЬЕ АКВАТОРИЯ БУХТЫ ХОФПУЛ ТЧК КАПИТАН «ФИРНА» КОЧЕТОВ.

Радиограмма на борт танкера:

СВЯЗИ ТЯЖЕЛЫМИ ПОГОДНЫМИ УСЛОВИЯМИ НЕТ НИКАКОЙ ВОЗМОЖНОСТИ ПОДНЯТЬ ВОЗДУХ ВЕРТОЛЕТ ТЧК СЛЕДУЙТЕ ЗАЛИВ МОРБИАН ЗПТ НАМЕТИМ ПЛАН ПОИСКА ТЧК ГУБЕРНАТОР ОСТРОВА МИШЕЛЬ ДЕБРЕ…

— По прогнозу к вечеру начнется дождь, а ночью температура резко упадет, — сказал Мишель Дебре, вытягивая ноги к камину. — Если этот парень с танкера все же выбрался на берег, то он погибнет от холода. Мокрая одежда, усталость, голод… Как считаешь, Жан?

Толстяк Жан, один из двух живущих в поселке Порт-о-Франс пилотов вертолета, развел руками, поднял глаза к потолку и поежился: за стенами дома бушевал ветер.

— Надо быть круглым идиотом, чтобы пытаться в такую погоду поднять машину, — сказал второй пилот, плотный и смуглый Ив, запахнув меховую куртку: во время ветров легкие дома плохо держали тепло. — И машину разобьем, да и сами… — Он махнул рукой и, потянувшись к столу, взял чашечку с горячим черным кофе. — И почему мы должны рисковать собой ради какого-то дурака, решившего искупаться в океане? Да и где искать? Может, он и не на острове, а все еще в воде?

— Русские сообщили, что, несмотря на сильный шторм, они пять часов курсировали возле берега, — проворчал, поглядывая в окно, Мишель Дебре. — Был бы он еще в воде, нашли бы. Ну хорошо. Тогда готовьте вездеход. Надо пошарить вокруг бухты Хофпул.

— Пока доберешься туда… — проворчал Ив. Вместе с Жаном он обслуживал и вездеход. — Что толку, а?

— Может, все же попробовать поднять вертолет? — сказал толстяк Жан, протягивая к огню ладони. — Главное подпрыгнуть в воздух. Как считаешь, Ив?

— Вертолет — он что, кролик, чтобы прыгать? — Резким движением снизу вверх Ив застегнул куртку «молнией». — Тебя что, разморило в тепле?

— Русский танкер входит в бухту, — сказал Мишель Дебре. — Красивая посудина.

— И все же надо рискнуть, — сказал Жан. — Пошли, Ив.

Ив поднялся из кресла и направился к двери. Потом вернулся, допил кофе. Они вышли из домика губернатора и направились к вертолетной площадке, на которой вздрагивал от порывов ветра ярко-оранжевый вертолет…

По бухте ходили большие волны. Серо-зеленая вода, от одного взгляда на которую становилось зябко, свободно вкатывалась через широкую горловину из океана и, все убыстряя свой бег, крутыми валами неслась к галечному пляжу, где валялись черные короткие бревна.

— Самый малый, — сказал капитан, вынимая из ящика бинокль. — Боцману на бак!

— Есть на бак! — виновато произнес боцман и, сгорбившись, вышел из рубки.

Виноват он, старый пень, виноват! Отправил во время такого штормового ветра мальчишку на ботдек… Ну был бы еще палубный матрос, а то ведь поваренок… Засопев, боцман сплюнул и натянул шапку на лохматые брови: ему, тугодуму, надо было тащиться на ботдек, поправлять брезент, ему, опытному моряку, а не мальчишке!

Досадуя на себя, боцман с такой яростью рванул рукоятку железной двери, ведущей из коридора на палубу, что почувствовал, как заныло плечо. Дверь с грохотом распахнулась, и водяная пыль, подхваченная тугим потоком воздуха, оросила лицо боцмана…

— Вряд ли здесь можно высадиться! — сказал капитан, осматривая бухту. — Очень сильный накат.

Со всех сторон берег был стиснут скалами, а по пляжу гуляли волны. Они вкатывались на бурую гальку и разливались широкими пенными языками, которые долго катились, мчались по пляжу, омывая бревна. Капитан подкрутил окуляры. Одно «бревно» шевельнулось, и капитан увидел небольшую тупорылую голову и ласты, поджатые под брюхо…

— Глубина? — спросил капитан.

— Девяносто, — сообщил Василий Васильевич, со вчерашнего вечера так и не покидавший рубку. Лицо у него было желтое, как перележавший в кладовке лимон, на подбородке выступала золотистая щетина. — Восемьдесят… Шестьдесят пять…

— Считаю необходимым вас предупредить: бухта незнакомая, близко подходить к берегу не следует… — клонясь к плечу капитана, тихо сказал старпом Воронов. — Осторожность и еще раз осторожность, Фаддей Фаддеевич.

Капитан покосился на него, он уже более внимательно прочитал лоцию и изучил карту. Глубины тут хорошие, грунт надежный, подводных опасностей нет.

— Сорок, — сказал Василий Васильевич и растер лицо руками. — Тридцать пять!

— Осторожность — сестра надежности, вот заповедь любого мореплавателя, — как бы рассуждая сам с собой, громче произнес старпом.

Капитан перевел ручку машинного телеграфа на «стоп». Нетерпеливо поглядывая на ходовую рубку, боцман держался руками за стопорную рукоятку якорной лебедки. Волны начали разворачивать танкер лагом. Старпом, покусывая губы, вытянув шею, глядел, будто гипнотизируя, капитану в лицо. Тот поморщился, отвернулся. Крикнул в микрофон:

— Майна якорь! Три смычки!…