Смертельное лекарство

— С «Файлом»? Там ведь у Вязи так все было построено… Он же лично никаких дел с водкой вообще не вел. С водкой я работал, понятно? Но менты чего-нибудь нарисуют, это точно. И свидетелей найдут…

— А еще какие-то партнеры по бизнесу у него были? — продолжала допытываться я.

— Не мое это дело, и я в него не лезу, — покачал головой Туркин. — У Вязи все дела вел Бунчук. Только он все знает. Ну кончили. Я тебе рассказал. Теперь твоя очередь. Если уговор нарушишь — под землей достану.

— Верю, — искренне сказала я. При этом я думала о статье, которую готовил Илья. Когда она появится? Кажется, он говорил что-то о неделе. Значит у меня в запасе семь дней.

ГЛАВА 8

Вдова

Дома я перерыла все свои досье. Выяснила я следующее: жену Вязьмикина звали Татьяна Валерьевна. Она действительно была владелицей фирмы «Шубы от Татьяны». Фирма владела сетью ателье и магазинов по всему городу и даже на периферии. Ни в каких околоуголовных делах «Шубы» замечены не были, репутация у фирмы была отменная. В отменную фирму следовало нанести отменный визит. Я подвергла досмотру свой гардероб и выбрала строгий костюм деловой женщины.

С выбором легенды оказалось сложнее. «Доверенное лицо» беглого Митрохина здесь не годилось. «Я, дескать, представляю компаньона того, кто задержан по подозрению в убийстве вашего мужа, не поможете ли вызволить одного из бегов, а другого из тюрьмы?» Бред. Что же придумать? Видать, не обойтись без «корочек». К помощи своих давно просроченных милицейских «корочек», оставшихся после недолгой стажировки в родном райотделе, я старалась прибегать лишь в исключительных случаях. Так, кладем удостоверение в карман — и поехали.

Татьяна Валерьевна оказалась дамой лет сорока. Надо сказать, она произвела на меня впечатление. Не часто приходится встречать деловых женщин без малейшего налета пошлости, лишенных неистребимо жлобского оттенка в речи и во всем облике. О Татьяне Валерьевне нельзя было сказать, что она мила или любезна. Скорее она была строга, при этом не холодна, но надменна. Она легко держала собеседника на расстоянии, сохраняя при этом предельно доброжелательный тон.

— Ну вот, наконец-то, — приветствовала она мое появление. — А я уже думала, что меня никто ни о чем спрашивать не будет. Майор Брюханов мне заявил, что все ясно, убийца задержан, дело скоро передадут в суд и от меня никаких показаний не потребуется.

— Возникли некоторые обстоятельства, — начала плести я. — Появились сомнения в том, что Лунин является убийцей. Новые версии. И в связи с этим мне поручено…

— Я понимаю, — остановила она мои объяснения. — Я никогда не верила, что Олег Лунин мог убить Петра Петровича. Он такой милый мальчик… Нет, это сделали другие люди. Хорошо, что вы стали разрабатывать другие версии. Так что вас интересует?

— Ой, все! — призналась я. — Прежде всего — деловые партнеры вашего покойного супруга. Не был ли кто-нибудь из них должен ему крупную сумму? Или, возможно, он мешал бизнесу кого-то? И еще: Петра Петровича застрелили в рабочем кабинете. Кто знал, что он в это время будет там находиться? Как мог убийца беспрепятственно проникнуть в дом и скрыться незамеченным? Меня интересует распорядок дня Петра Петровича, его привычки, его отношения с домашними — словом, все.

— Ого, взвалили на вас… Танечка, правильно? Столько на ваши юные плечики… Ну, по порядку. Что касается деловой стороны жизни, то Петр Петрович никого из домашних в нее не посвящал, и я, к сожалению, здесь ничем не смогу вам помочь. Все его дела вел и ведет до сего дня Геннадий Егорович Бунчуков.

Я думаю, вам следует с ним встретиться, он даст вам подробные объяснения. Я со своей стороны ни минуты не сомневалась в его порядочности и личной преданности Петру Петровичу. Петр умел подбирать людей — это была его сильная сторона…

При слове «была» ее лицо исказила легкая гримаса — след перенесенной утраты. Но ни одной слезинки не показалось на глазах Татьяны Валерьевны. Голос оставался бесстрастным.

— Должники? Не знаю… Петр Петрович вел довольно крупные дела… Он вообще был склонен доверять партнерам. Ну, вы, наверное, знакомились с его выступлениями в газетах и на телевидении. Он говорил, что стремится возродить традиции русского купечества, которые строились на доверии, на том, что люди дорожили своей деловой репутацией. В таком стиле он вел и собственные дела. Так что кто-то мог, пользуясь этим, обмануть его, и, чтобы скрыть обман… Не знаю, не хочу гадать.

Что касается обстоятельств его гибели… Я тоже ничего здесь не понимаю. У Петра Петровича не было строгого распорядка дня. Он мог обойтись без обеда, а мог приехать на обед с партнером, с которым вел в тот момент переговоры. Мог задержаться дома, ведя переговоры по телефону. Поэтому убийца не мог знать заранее, что именно в этот час Петр Петрович будет в кабинете один.

В доме в тот момент находилась прислуга — Людмила. Она следит за нашим хозяйством. Она была на кухне. Оттуда звонок в дверь можно услышать, а можно и не услышать — если гудит вода или гремят кастрюли. У нас вообще звонок тихий, Петр Петрович не выносил шума. Значит, убийца или открыл дверь своим ключом, или его впустил Петр Петрович. А раз он его впустил, значит, это был человек, ему хорошо знакомый.

— А разве он не мог впустить, допустим, человека, придумавшего правдоподобную легенду — ну, что он налоговый инспектор или дизайнер, желающий улучшить ваш домашний интерьер?

— Инспектор не осмелился бы прийти к нам домой — только в офис. Петр Петрович погиб в своем кабинете, сидя. Значит, он пригласил гостя в кабинет, а следовательно, хорошо его знал. Новому партнеру он мог назначить встречу только в офисе, нового человека — дизайнера или там коммивояжера — он ни за что не пригласил бы в дом — на этот счет у него были строгие правила.

— А Лунин бывал у вас дома?

— В том-то и дело. Почему ваше начальство за него и ухватилось. Бывал несколько раз. Их с Петром Петровичем объединял, как мне кажется, не столько бизнес, сколько общий интерес к живописи. Вы же знаете, что Петр Петрович не пропускал ни одной выставки. Обязательно что-то приобретал. Он хорошо разбирался в искусстве, при покупке никогда ни с кем не советовался — и редко ошибался. Местные художники, думаю, горюют о его гибели — в его лице они потеряли взыскательного ценителя и покровителя. Так вот, Олег бывал у нас, но всегда вечером, никогда в обеденное время. Вы не знаете, ему удалось доказать свое алиби?

— Твердых доказательств, к сожалению, нет, — наугад ляпнула я.

— Жаль, — вздохнула вдова. — Будь моя воля, я бы его выпустила. Он милый мальчик…

— И еще один деликатный вопрос, Татьяна Валерьевна. Вы уж простите… В каких отношениях Петр Петрович находился с вашим сыном? Я знаю, что сын у вас приемный…

— Откуда вам это известно? — удивилась Татьяна Валерьевна. — Об этом знает очень узкий круг людей.

— Ну, нам приходится допрашивать всех. И очень требовательно… Мне сказали, что Вязьмикин не ладил с сыном и что у того плохо шли дела. Это правда?

Татьяна Валерьевна нахмурилась и некоторое время молчала. Видимо, она решала, стоит ли мне что-то рассказывать о жизни семьи. Наконец она решилась:

— Ну, если вам уже кто-то наговорил… Чтобы вы знали правду, скажу. Женя у нас действительно приемный. Мы взяли его из детского дома в возрасте пяти лет. И никогда об этом не жалели, никогда. Не верьте тем, кто будет что-то говорить о том, что у Петра с Женей был конфликт. Это неправда, слышите! Женя очень чуткий, очень… категоричный, что ли. Петр Петрович хотел сделать его совладельцем своей фирмы и со временем передать ему дела. Он, собственно, так и сделал — создал фирму «Вязьмикин и сыновья», сделал Женю, когда тот кончил институт, управляющим… А затем что-то произошло. Я думаю… Видите ли, Таня… Не знаю, насколько глубоко вы разбираетесь в бизнесе…

Она пристально взглянула на меня. Я постаралась выдержать ее взгляд. Важно было не ошибиться. Я сказала:

— У меня есть знакомые в мире бизнеса. Я знаю, что очень часто дела ведутся не совсем так, как выглядят они в отчетных документах — эти документы так сложны… Вы это хотели сказать?

— Не совсем. Речь шла, как мне кажется, о способе зарабатывания денег. Торговать книгами или мехами, как я, — это одно. А табаком или порнофильмами — другое. Упаси вас Боже подумать, что Петр Петрович мог торговать этими самыми фильмами, но вот, скажем, автоматы, стоящие в его офисе — точнее, на первом этаже… Их ведь называют «однорукими бандитами», верно? Мне кажется, Женя возмутился этим или чем-то вроде того. И вышел из дела, они с отцом даже поссорились. Тем не менее Петр Петрович дал ему денег, чтобы сын мог открыть собственное дело. Он проектировщик — проектирует разные производственные помещения. Но много ли сейчас строят производственных помещений? Заказов мало, долги за аренду… Но Женя никогда — слышите, никогда! — даже в гневе, даже если бы отец его оскорбил… Выбросьте эту мысль из головы!

— Я и не думала ничего такого! — заверила я вдову. — Я просто хотела узнать об отношениях в семье. Теперь я точно не буду держать в голове подобную возможность. Что ж, Татьяна Валерьевна, большое вам спасибо, вы мне очень помогли. — Я поднялась и направилась к двери. Но возле самой двери мне пришел в голову еще один вопрос, и я обернулась: — Скажите, следовательно, Женя был в курсе всех дел Петра Петровича?

— Да, — подтвердила Вязьмикина. — Но не на сегодняшний момент, а по состоянию на прошлый год. Он вышел из фирмы год… нет, пятнадцать месяцев назад, зимой.

— Еще раз спасибо, — как можно любезнее сказала я и поспешила покинуть кабинет. Я заметила, что последний вопрос смутил и встревожил его хозяйку. Меня он тоже встревожил. У меня на губах вертелся еще один вопрос, оставшийся незаданным: в таком случае не тревожится ли Татьяна Валерьевна также за судьбу сына?

ГЛАВА 9

Не слишком любезное приглашение

Выйдя из офиса Вязьмикиной, я поспешила прочь, как будто хозяйка могла меня догнать. Кажется, я ее действительно встревожила. Напрасно или нет? Пока не знаю. Теперь куда? С кем говорить в первую очередь — с Бунчуковым или с Вязьмикиным-младшим? В раздумье я остановилась у обочины.

— Девушка, вы нам не поможете? — услышала я фразу, произнесенную чрезвычайно любезным тоном.

Я обернулась. Молодой человек, по виду предприниматель средней руки, стоя возле «шестерки», разглядывал план города. Вид молодого человека излучал, с одной стороны, растерянность и беспомощность, а с другой — говорил о безусловной порядочности обращавшегося.

Я подошла.

— Мы приезжие, — объяснил молодой человек, обнажая в улыбке чрезвычайно киногеничные зубы. — Вы не подскажете, как нам доехать до офиса наших партнеров? Они его обозначили на плане. Вот здесь…

Я склонилась к плану. В ту же секунду любезный молодой человек неожиданно, хотя и не слишком сильно, толкнул меня в бок. Поскольку я стояла, склонившись возле раскрытой дверцы, моему телу, согласно всем законам физики, ничего не оставалось, как мягко плюхнуться на сиденье машины. Чьи-то руки быстро и довольно энергично помогли мне продвинуться поглубже внутрь, мой любезный собеседник сел вслед за мной, дверца захлопнулась, и машина резко тронулась с места. Посторонний наблюдатель, даже если бы он следил за этой сценой, вряд ли бы заподозрил, что девушка (то есть я) села в машину не добровольно.

— Просим нас извинить, — произнес мой недавний собеседник, — за такое обращение, но этого требуют обстоятельства.

— Как я понимаю, город вы знаете достаточно хорошо, — заметила я, оглядывая остальных — сидевшего справа от меня хмурого парня и водителя — мужчину средних лет.

— Да, с городом мы знакомы. Можно сказать, с детства, — признался тот, кто меня толкнул. — Вы, я знаю, знакомы тоже. А потому нам придется принять некоторые меры предосторожности.

С этими словами он надел мне на глаза темную повязку.

— Мне придется извиниться еще раз — видно, день такой, — услышала я знакомый голос. — Но мы вынуждены… А то вы вдруг вздумаете повязочку того…

Я почувствовала, как чьи-то сильные руки свели мои руки за спиной, запястья охватил ремень.

«Ну, Татьяна, ты влипла, поздравляю, — сказала я себе. — Руки связаны, глаза тоже… Юбка, я чувствую, задралась до пупка. Осталось только кляп вставить — и вперед. Впрочем, в машине кричать бесполезно — никто не услышит».

Однако никто меня пока не лапал, вообще не касался. Машина мчалась вперед, мы несколько раз повернули.

«Интересно, кто это может быть? — продолжала размышлять я. — Турок, распознавший, что никакой представитель Митрохина к нему не приходил? Тот кавказец с винзавода? Или Спиридон, выследивший меня возле офиса конкурентов? Правда, надо признать, ни на кого из них эти ребята не походят — слишком вежливы. Прямо теряюсь в догадках».

— Мне еще раз придется извиниться, — услышала я голос парня, — но я вынужден просить вас пригнуться. Стекла у нас не тонированные…

«Проезжаем КП ГАИ, — догадалась я. — Может, попробовать позвать на помощь?»

Однако парень предупредил мое желание. Одной рукой крепко зажав мне рот, другой он наклонил мою голову вперед, так что она коснулась колен. В таком положении меня зафиксировали с помощью еще одного ремня, а рот заклеили клейкой лентой. На малой скорости мы проследовали КП — в этом я не сомневалась, — и машина пошла быстрее. Спустя несколько минут ремень и липкую ленту сняли, я смогла распрямиться и облизнуть губы.

— Может, вы развяжете и руки? — попросила я. — А то неудобно так сидеть. Честное слово, я не собираюсь подглядывать.

— Что ж, если обещаете… — не слишком уверенно сказал парень, однако руки все же развязал. Теперь я, можно сказать, просто каталась в сопровождении двух любезных кавалеров.

Прошло еще минут двадцать, и машина свернула с шоссе и закачалась на проселке.

«Подъезжаем, — поняла я. — Ну, Татьяна, готовься ко всему. Впрочем, руки у тебя теперь свободны, а твои спутники не знают, как ты умеешь драться. Но драка, как нас учили, — последнее дело. Даже если я вырублю этих двоих и водителя (что еще не факт — может, их тоже чему-то учили?), то куда я побегу? И откуда я знаю, может, кругом еще целая толпа таких же? Пока подождем».

Мы поднялись по ступенькам и вошли в дом. Здесь с меня сняли повязку. При этом мой спутник вновь рассыпался в извинениях.

«Сколько вежливости — прямо „три мушкетера“,» — успела подумать я. Между тем парень постучал в дверь и, слегка приоткрыв ее, произнес:

— Игорь Геннадьевич, мы приехали. Да, привезли. Впустить?

И затем, обращаясь ко мне, сказал:

— Входите, вас ждут.

В комнате, куда я вошла, было полутемно. Шторы задернуты, горел лишь слабый светильник на стене. В кресле возле низкого столика сидел человек лет тридцати, в очках, с интеллигентным лицом. По внешности его можно было принять за преподавателя вуза или лицея. Я его никогда раньше не видела. Он молча указал мне на другое кресло. Я села.

— Ну что, будем знакомиться? — сказал он. — Меня зовут Митрохин Игорь Геннадьевич. А кто вы, прекрасная незнакомка, взявшаяся защищать мои интересы? Вы случайно не из органов? Если так, то к списку моих преступлений добавится еще похищение сотрудника милиции.

— Нет, я не из органов, — с трудом выдавила я. Положение было дурацкое. Я лихорадочно соображала, что мне говорить и вообще как себя вести.

— Ну, в таком случае можно продолжить беседу, — повеселел Митрохин. — Надеюсь, мои сотрудники не причинили вам боли или какого-либо вреда?

— Нет, ваши секьюрити были сама вежливость, — искренне похвалила я. — Прямо галантные кавалеры, а не служба охраны.

— А они вовсе не служба охраны, — поправил меня Митрохин. — Просто мои сотрудники, которых я попросил выполнить эту не совсем обычную работу. Впрочем, о нас, о нашей работе вы, я полагаю, узнали уже достаточно. А вот я о вас по-прежнему не знаю ничего. Как, сами будете рассказывать или… Нет, мы не будем вас пытать током или вешать вниз головой — это не наши методы. Просто мы будем вынуждены временно ограничить вашу активность вместе со свободой. А то еще где-нибудь начнете называться моей представительницей… Итак?

К этому времени я уже приняла решение. В данной ситуации следовало говорить правду. В конце концов, я имела дело с компаньоном Лунина — какой смысл скрывать что-либо от него? Я рассказала моему собеседнику о визите Кати Луниной, о ее предложении, о моем расследовании — опустив, правда, кое-какие подробности: например, об участии Ильи или о том, что мне поведала Вязьмикина.

Митрохин слушал меня с интересом, я бы даже сказала, с изумлением. К концу рассказа он смотрел на меня с нескрываемым уважением.

— Так вот вы кто… Я вообще-то слышал это имя — Татьяна Иванова, кто-то из знакомых упоминал. Но то, что вы проделали в нашем с Олегом случае, — это просто фантастика.

Он нажал кнопку звонка. В дверях показался мой похититель.

— Сережа, представляешь, кого мы похитили? — обратился к нему Митрохин. — Это знаменитая сыщица Таня Иванова. И она, как ни странно, действительно представляет наши интересы.

Сережа развел руками, что выражало одновременно смущение, извинение и жажду прощения.

— Надеюсь, вы на нас не обиделись? — спросил он. — Мы были вынуждены причинить некоторое…

— Бросьте, — махнула я рукой. — Вы не похитители, а просто рыцари.

— Ради такого дела принеси нам что-нибудь, будь добр, — попросил Митрохин. — Нам еще надо поговорить.

На столе появились фрукты, бокалы и бутылка с узким горлышком. Митрохин разлил вино по бокалам.

— За знакомство! — провозгласил он. — И за новых друзей! Пейте, не бойтесь — это не та жидкость, что разливается на улице Маркса, это настоящее «Токайское». Ну что ж, — сказал Митрохин, чуть пригубив из своего бокала и тут же поставив его на стол. — Вы на мои вопросы ответили, теперь, полагаю, пора отвечать мне. Ведь у вас есть вопросы ко мне?

— Есть, конечно, — сказала я. — Но, может быть, лучше вы просто расскажете о вашей фирме, о ваших отношениях с Вязьмикиным, что вы думаете о его убийстве — а потом, если мне что-то будет неясно, я спрошу.

— Что ж, пусть так, — согласился хозяин. — Наша фирма… Мы все учились на одном курсе мехмата — я, Олег, Сережа, еще двое ребят. Как раз началось кооперативное движение, стало можно то, что раньше было нельзя. На последнем курсе мы решили — кончаем университет, создаем свою фирму. Будем разрабатывать новые программы, новые модели компьютеров, обучать людей работать на них — да мало ли чего! Будем двигать вперед компьютеризацию России! Мы видели себя проводниками прогресса, честное слово! Сейчас даже вспоминать неловко — такие мы были наивные. Так возникла фирма «Файл». Сразу выяснилось, что нужны деньги — на аренду помещения, выплату десятков разных налогов, на взятки чиновникам… И еще выяснилось, что деньги приносит только торговля.

Мы стали торговать компьютерами. Это тоже было по нашему профилю, и каких-то моральных неудобств мы не испытывали. Мы уговаривали себя, что, как только накопим денег, так сразу займемся тем, о чем мечтали, — разработкой собственных моделей и программ.

Но тут возникла новая неприятность — на нас начали наезжать. Первый раз мы просто сбежали, сменили офис. Но нас нашли и предупредили, что если попробуем сбежать еще раз, то мы сами и наши домашние очень горько пожалеют. Что было делать? Или платить бешеные деньги, которых у нас просто не было, или искать «крышу». И тут возник Вязьмикин…

Мой собеседник еще раз отпил из бокала, поставил его на стол, нервно потер ладони.

— Мало кто знает, что из себя на самом деле представляла фирма «Матушка». Нет, я не скажу, что это целиком бандитская контора. Но полубандитская — это точно.

Вязьмикин предложил нам взять «Файл» под свою защиту. «Никто на вас больше не наедет», — пообещал он и свое слово, надо сказать, сдержал. Вообще он был очень своеобразный человек, Петр Петрович. Может быть, вы слышали о его идее возродить традиции русского купечества? Так вот, он искренне хотел жить по этим традициям. Держал слово, вовремя платил, старался не ругаться и своим сотрудникам запрещал, поощрял искусство, меценатствовал… Тяжело это ему, наверное, давалось, если учесть его прошлое: насколько я знаю, он треть жизни провел в лагерях.

— Вязьмикин — блатной? — я не верила своим ушам. — Но в его биографии написано…

— Знаю я, что там написано, — отмахнулся мой собеседник. — Мне ли не знать — можно сказать, сам писал. Во всяком случае, помогал. Эта бумажка сочинялась к выборам. Вот и придумали «трудовую биографию». Там почти все — липа. Правда, он, начав заниматься серьезным бизнесом, большинство старых связей оборвал, но, как мне кажется, не все.

— А не могли его убить прежние дружки? — поинтересовалась я. — Какие-нибудь старые счеты?

— Почему не могли? Могли. В этом деле вообще много нитей и версий — запутаться можно. Вот милиция, чтобы не путаться, и схватилась за самое легкое — за Олега… Впрочем, я забежал вперед. Так вот, Вязьмикин взял нас под свое крыло. Но не бесплатно, конечно. Плату он брал не деньгами, а услугами. Он предложил нам заняться очень выгодным делом — вы уже знаете каким. «Я, ребятишки, вам верю, — сказал он. — Вот что важно. Никому верить нельзя, но вам можно. Беритесь за это дело, подымайте его. Заработаете себе и на хлеб, и на свои машинки. Тогда ими и займетесь». Крыть было нечем — предложение было крайне выгодным. Мы и занялись. Олег мотался на Кавказ и на Украину, организовал транзит цистерн со спиртом, а я здесь налаживал производство. У меня была только часть заводов — кроме павловского, есть еще два, но зачем вам о них знать? Сколько было у самого Вязьмикина, не знаю. Никогда не лез в его дела. Я его искренне уважал и продолжаю уважать. Сильный, интересный был человек.

— А Лунин как к нему относился? — спросила я.

— Олег его, можно сказать, любил — их, помимо дела, объединяло еще пристрастие к живописи. Кроме того, Петр Петрович сильно помог Олегу в самом начале. Мы тогда сидели без денег, а Катя, жена Олега — впрочем, что я вам объясняю, вы же ее знаете! — сильно заболела — что-то женское. Требовалось редкое и страшно дорогое лекарство и помощь зарубежных врачей. Вязьмикин все организовал — нашел и лекарство, и врачей в Германии, дал денег, Катя ездила в Ганновер… Если вы хотели узнать, мог ли Олег при каких-то обстоятельствах убить Петра Петровича, то вот вам мой ответ: он не мог ни при каких. Даже случайно. Он скорее сам бы застрелился, если бы был поставлен перед таким выбором, чем нанес какой-то вред Вязьмикину. Надо знать их отношения, чтобы оценить степень подлости нашей милиции, которая именно Лунина обвинила в убийстве, — а в органах в общем-то знали, как они друг к другу относятся.

— А как относился к Петру Петровичу его сын? Я слышала, они не ладили…

— Женька? Он отца нежно любил. И при этом презирал. Но уважал. И жалел. В общем, относился к нему еще сложнее, чем я. На то он и сын. Нет, Женька убить отца не мог ни в коем случае, выбросьте это из головы.

— А почему он вышел из фирмы?

— Женька — такой же идеалист, как мы, даже больше. Нас-то жизнь терла, кое-чему учила, а он рос в достаточно тепличных условиях — поздний ребенок, к тому же единственный…

— При такой жизни — и единственный?

— От этого брака — да. А что было раньше — Аллах ведает. Так вот, Женька, когда узнал, что именно принесет фирме «Матушка» основную часть денег, возмутился, устроил отцу скандал: не буду подпольной водкой торговать, не этому меня учили! Основал собственную фирму «Проектировщик». Крутится, едва сводит концы с концами, но помощи у отца не просил. Тот ему помогал, конечно, — негласно. От разборок избавил, от наездов налоговых. А в остальном Женька крутится сам.

— А еще какие-то крупные дела, помимо водки, у Вязьмикина были?