Легенда о двенадцати ковчегах

— Арина Леонидовна Еникеева, — представилась посетительница.

— Мне тоже очень приятно, Арина Леонидовна, — сказал профессор и, элегантно склонившись, поцеловал ее руку.

— Лучше, просто Арина. — Она слегка одернула руку, смутившись.

— Прошу вас, садитесь, — предложил Бершинский, придвигая к своему столу самый приличный стул.

— Ну-с, что вас к нам привело? — улыбнулся профессор, усаживаясь напротив.

Арина легким движением скинула с плеча довольно большую, не слишком похожую на дамскую, сумочку и с глухим стуком положила ее на стол перед Бершинским. Было ощущение, что эта сумочка весит не меньше десяти килограммов. И Бершинский почти не ошибся, потому что через мгновение Арина извлекла из сумочки сверток, в котором обнаружилась увесистая каменная плитка, и вопросительно посмотрела на профессора.

У того даже лоб вспотел от волнения. Дрожащими руками он придвинул к себе каменюку, нисколько не заботясь о стекле, которым был накрыт стол.

— Бог ты мой! Да ведь это какая-то карта! Откуда она у вас?

— Полгода назад я навещала свою бабушку. Она сказала, что это очень ценная вещь.

— И где же живет ваша бабушка? — завороженно глядя на скрижаль, спросил Пучков, уже успевший вырасти за спиной у Арины.

— Вы прямо как волк из «Красной шапочки», — усмехнулась женщина. — Бабушка живет… вернее, жила в Ольшанах, это в Беларуси. В общем, вернулась я домой и благополучно забыла про этот камень. Знаете ли, работа — я летчик-инструктор, работаю в аэроклубе. А через какое-то время он попался мне на глаза, такой странный, необычный. Ну, и я решила все-таки при случае расспросить бабушку о нем поподробнее. Месяц назад я вновь поехала в Ольшаны, а бабушка… умерла. Вот, собственно, и все.

Арина замолчала, наступила продолжительная пауза, которую прервал Пучков:

— Ну и что вы по этому поводу думаете, Альберт Родионович?

— Пока даже не знаю, — осторожно щупая обитые края, пробормотал тот. — А вам, Арина, бабушка больше ничего не говорила?

— Я, признаться, не очень вслушивалась. Бабушка уже совсем старенькая была и порой несла всякую бессмыслицу. Я помню только какие-то обрывки… Что-то про ковчеги, про Горынь-реку — это речка у нас такая недалеко протекает.

— Ну конечно! Горынь-река! Вы позволите мне на какое-то время оставить у себя этот камушек? Думаю, завтра после обеда я смогу дать вам исчерпывающий ответ, насколько ценна эта скрижаль.

— Можно спросить? — поджав губы, осведомилась Арина. — Под ковчегом может подразумеваться какой-нибудь клад?

— Ну, вообще-то ковчегами в древности именовали сундуки. Так что вполне возможно. А почему вы спрашиваете?

— Я же говорила, бабушка рассказывала про какой-то ковчег. А эта скрижаль, вы сами предположили, какая-то карта.

— Очень может быть. — Бершинский заметил во взгляде Арины некоторую напряженность и поспешил ее успокоить: — Но, уверяю вас, если мы придем к выводу, что за этим действительно может скрываться что-то особенное, без вашего участия, а тем более, без вашего ведома, никаких действий предпринимать не будем. Даю вам честное благородное слово.

— Хорошо, — сказала Арина, вставая. — Тогда — до завтра.

Бершинский поднялся проводить гостью. Она подошла к двери и еще раз скользнула взглядом по лежащей на столе скрижали.

— Во сколько?

— Давайте в три, — предложил профессор.

— Здесь?

Что-то подстегнуло Бершинского, он стоял, впившись взглядом в эту роскошную женщину, и неожиданно для самого себя предложил:

— А что вы скажете насчет ресторана? За углом, знаете?

— Да, я проходила мимо. Какое-то странное название, нерусское.

— «Вечеряти». Ну, это как сказать. На древнеславянском означает — пировать. Хотя, кухня там, как это ни странно, итальянская.

— Надо же, — пожала плечами Арина.

Ее взор, беспокойно бегавший по комнате, наконец, остановился на лице профессора. Глаза их встретились, и по спине Бершинского пробежал холодок. Руки и ноги, казалось, одеревенели, а в горле мгновенно пересохло.

— Ну как, вы согласны? — с трудом выдавил он из себя.

— Договорились.

Арина повернулась и исчезла за дверью.

— Так вы уже поняли, что это за карта? — спросил Пучков, с любопытством поглядывая на профессора.

— Пока не уверен. — Бершинский сел за стол, налил себе полный стакан воды из графина и, залпом выпив, молча уставился на скрижаль. — Возьми-ка, Тёма, эту каменюку и дуй в ректорат, сделай ксерокопию. Не таскаться же нам с такой тяжестью.

— Понял. — Пучков, схватив скрижаль, выскочил из комнаты.

Профессор встал и подошел к окну. Мысли в голове его перепутались, он понимал, что эта женщина, Арина, похоже, принесла им действительно бесценную вещь. Вещь, о существовании которой он подозревал уже много лет. В то же время он никак не мог понять, что привело его в такое возбуждение: древняя скрижаль или женщина ее принесшая. На улице ярко светило солнце, весело щебетали птахи, а где-то за густой листвой шумел город. Бершинский попытался взять себя в руки и сконцентрироваться на скрижали.

«Сколько лет прошло с тех пор, как я услышал эту легенду? — подумал он. — Десять? Двадцать?»

Ее поведал ему один старый еврей, по имени Исаак Израилевич, потрясающий знаток русской истории и мифологии, познания которого распространялись далеко за пределы стандартных рамок. А потому многие его истории казались просто невероятными. Тем не менее, именно с подачи Исаака Израилевича Бершинскому удалось отыскать три поистине фантастических клада, относящиеся к временам Древней Руси.

Его раздумья прервал вбежавший Пучков.

— Всё! — выкрикнул он, размахивая ксерокопией скрижали. — Только…

— Что, только? — повернулся к нему профессор.

— Ксерокс.

— Что-то не так?

— Ну… в общем, стекло треснуло.

— Тёма, Тёма! Вечно у тебя что-нибудь случается.

— Альберт Родионович, но я же не нарочно. Тяжелая каменюка. Я, когда уже копию сделал, схватил ее, а она возьми да и выскользни у меня из рук.

— Ох, не вовремя это! Где же мы сейчас денег-то на ремонт возьмем?

Пучков вздохнул и уставился на носки своих нечищеных туфель.

— Ладно, забудь об этом, — махнул рукой профессор. — Пока. Потом переживать будем, когда вернемся.

— Откуда вернемся, Альберт Родионович?

— Из экспедиции, Тёма, из экспедиции.

— Так вы уже знаете, что это такое? — загорелся Пучков.

— Догадываюсь. Ну-ка, включай свой компьютер.

Они уселись перед стареньким пыльным монитором, и Бершинский попросил Пучкова загрузить карту Беларуси.

— Что ищем? — поинтересовался Артем.

— Ольшаны.

— Ольшаны?

— Ну да, Арина ведь оттуда приехала.

— Верно. Но при чем здесь это?

— Думаю, мы сейчас поймем, при чем. Смотри, — Бершинский ткнул пальцем в стекло монитора. — Увеличь немного. Видишь, вот Ольшаны, вот Припять, а вот — Горынь-река. А теперь смотри сюда, — он положил возле монитора листок с ксерокопией скрижали. — Ничего общего не находишь?

— Елки-палки! — воскликнул Пучков. — Да это же то самое место!

— Вот именно. Правда, с надписями на скрижали надо будет повозиться. Я подобного письма раньше не встречал. Может, какой-то шифр? Но направление мы теперь знаем точно. А это дает нам повод предположить, что мы имеем дело с картой того самого места, где были спрятаны сокровища древлян. Я наверняка рассказывал тебе легенду о двенадцати ковчегах?

— Да, да. Помню, — встрепенулся Пучков. — Я тогда на третьем курсе учился, или на четвертом. Вы на семинаре рассказывали эту историю. Там что-то еще про истуканов.

— Точно. Так вот, это, похоже, оно и есть. Для верности, конечно, хорошо бы расшифровать текст. Но этим я займусь позже.

— А когда мы отправляемся?

— Хотелось бы, конечно, побыстрее. Я сам горю нетерпением. Но есть одна проблема.

— Какая проблема?

— Деньги, Тёма, деньги. Ты представляешь, во сколько нам обойдется эта поездка? Не ближний свет!

— Ничего! Мы же совсем недавно отпускные получили… Хотя…

— Вот именно, «хотя»! Я уже почти всё на книги потратил.

— На книги? — всплеснул руками доцент. — Ох, Альберт Родионович, не на то вы тратите свои кровные, не на то. Книги, их и в библиотеке можно взять. А деньги нужно расходовать на отдых, на развлечения, на жизнь, одним словом.

— Знаешь что, Тёма, позволь-ка мне самому за себя решать.

— Самому за себя у вас не получается. Вот сколько, например, вы потратили в этом месяце на ваши несчастные книги?

— Я что, Пучков, перед тобой отчитываться должен? — нахмурив брови и повысив голос, произнес Бершинский.

— Да боже упаси! — сразу остыл доцент.

— Ладно, заканчивай об этом. Главная проблема заключается в том, что денег у меня сейчас уже нет. Точнее, на такую поездку — нет.

— Будут, — с уверенностью произнес Пучков.

— Ишь ты! И где же ты намерен их раздобыть?

— Не знаю, как вы, профессор, а я умею заводить нужные знакомства, — приосанился доцент.

— Интересно.

— Встретился я тут недавно с одним человеком. Он, конечно, не из нашего круга. Я имею в виду не из научной интеллигенции, но довольно любознательный. Тоже, кстати, грезит всякими путешествиями, приключениями. И что самое важное — очень даже обеспеченный индивидуум. Работает в индустрии развлечений, в области азартных игр. А это, я вам скажу, прибыльное дельце. Когда он узнал, что я занимаюсь археологией, сразу стал расспрашивать, как мы работаем, как добываем материалы, как ведем поиски, и выразил желание поучаствовать в каком-нибудь предприятии, даже обещал профинансировать экспедицию, если, конечно, мы согласимся взять его с собой.

— Тёма, ты с ума сошел! — отмахнулся Бершинский. — Я никогда не стану связываться с криминалом.

— Альберт Родионович! Какой криминал? У него вполне легальный бизнес.

— «Вполне». Все они так говорят.

— Но мне его рекомендовали люди, мнению которых я склонен доверять.

— Ой, Тёма, не знаю. Не нравится мне все это.

Бершинский достал из кармана пиджака пачку папирос «Беломорканал» и, примяв бумажный мундштук, закурил. К папиросам Альберт Родионович пристрастился еще в молодости и с тех пор ни разу не изменял этой своей привычке. Сигареты он не признавал принципиально и никогда не брал в рот это фальшивое, по его словам, подобие папиросы, даже если очень хотелось курить, а папирос не оказывалось.

Несколько минут Пучков пристально смотрел на задумавшегося профессора. Наконец тот затушил окурок о край огромной стеклянной пепельницы и, подняв взгляд на доцента, спросил:

— Ты действительно думаешь, что на этого бизнесмена можно положиться?

— Абсолютно.

— Мы ведь никогда не брали с собой в экспедицию посторонних людей.

— А студенты?

— Какие же они посторонние? Это, можно сказать, их работа.

— Ну, хорошо, Альберт Родионович, всё когда-то бывает впервые. Зато у него средства. Вы, кстати, думали, как мы до этих Ольшан добираться будем? Вспомните карту, там ведь даже железной дороги поблизости нет. А этот парень наверняка и автотранспортом нас снабдит, а?

— Тёма, но такие люди никогда ничего не делают бескорыстно.

— А кто говорит о бескорыстии? Если мы там действительно что-то ценное найдем, отдадим ему какую-нибудь вещицу, пусть наслаждается.

— Вот еще! — возмутился Бершинский. — А как же наше золотое правило: все находки — в музей?

— Видимо, придется сделать исключение.