Помоги проекту - поделись книгой:
— Ух! Броде все цело. А ты?
— То же самое. Я уже давно очнулась. Не знала, надо ли тебе как-то помочь… О, Боже, я так беспокоилась! — но тебе, казалось, было лучше поспать. — Она затормозилась, положив руку ему на плечо. — Сейчас я собираюсь несколько минут понаслаждаться этим чудом. Мы оба живы!
Они обменялись долгими улыбками. Она подкрепила свои слова таблетками — стимуляторами и обезболивающими из имевшегося скудного запаса. Фрэзер просунул лекарства в пищевой клапан своего шлема, запив его большим глотком воды из имевшейся в комплекте скафандра бутылки. По каждой клеточке разлилось блаженство.
— Как насчет пожевать? — поинтересовался он.
— Я сама еще ничего не ела. — Ее радостный вид улетучился. — У нас всего несколько стандартных пищевых плиток.
— Но сейчас нам необходимо подкрепиться. Девочка, нам понадобятся силы.
Потом Фрэзер последовал ее примеру и воспользовался одним из спасательных боксов, чтобы помыться. Это помещение было не больше гроба, и человек в нем мог только лежать, вдыхая воздух из скудного запаса на несколько часов и надеясь, что скоро его спасут. Скорчившись, Фрэзер обтерся спиртом из бездействующего водовосстановителя и сделал все, что мог, чтобы почиститься снаружи. С отросшей щетиной ничего не поделаешь. По убрать пот и запекшуюся кровь с лица и тела было таким облегчением, что все остальные неудобства уже не слишком его беспокоили.
Вернувшись, он застал Лоррейн за разглядыванием планеты. Она посмотрела на него, потом опять на Юпитер. Он услышал ее шепот:
— Никогда не думала, что может быть что-нибудь столь страшное и красивое.
Он кивнул:
— Да, этот вид компенсирует многое.
Она отвернулась и горько произнесла:
— Но только не наше поражение. Мы ведь проиграли, разве нет?
— Не говори так, — попытался успокоить ее Фрэзер, вполне сознавая, что она права. — Мы обогнали и перехитрили их ракету. Возможно, это впервые удалось невооруженному кораблю. Мы свободны.
— Свободны умереть от жажды, если только раньше не задохнемся. Мы даже не можем уйти из системы. Но с маломальской надеждой на успех. — Она ударила кулаком в переборку и отлетела в сторону. — Если бы у нас было навигационное оборудование — ты знаешь, мы могли бы еще победить. Мы могли бы направить корабль к Земле, записать послание и доставить его хоть мертвыми. Не мог бы ты как-то ухитриться…
— Нет. Не знаю, огорчаться ли этому, но даже, будь у нас нужные инструменты и данные, мы не смогли бы ими воспользоваться с надлежащим эффектом. Чтобы успеть вовремя, нам пришлось бы идти с гиперболической скоростью. Поскольку «Олимпия» к этому не пригодна, на ней нет автопилота, который мог бы доставить ее по назначению без помощи человека.
— Если бы Юпитер хоть немного походил на Землю!
Фрэзер неожиданно выругался.
— Что случилось?
— Ничего страшного. У меня возникла идея. Безумная, дикая, но… — Он колебался. — Что нам нужно, кроме пилотируемого оборудования — это воздух и вода. Без пищи во время перелета мы могли бы обойтись. Ну, вот, все это есть на Юпитере.
— Что?
— У нас большой грузовой отсек. На поверхности много льда. Люди Теора помогут нам погрузить побольше на борт. Мне нужно только смастерить прибор кислородного электролиза из части этой воды. У нас будет отличный цех.
— Но метан, аммиак, все эти яды… Мы ведь не можем удалить их из смеси… или можем?
— Не знаю. Это кажется маловероятным. И все же… в любом случая я должен вызвать Теора.
Фрэзер сел в кресло пилота и вставил радиоразъем в гнездо.
На корабле имелся небольшой источник нейтрино, слишком слабый, чтобы давать связь на большом расстоянии. Однако на орбите он мог достать до спутников-передатчиков. У него не было таблицы волн, чтобы знать, куда направить луч, но он вполне мог оказаться поблизости от одного из многих спутников и попасть прямо на него. Он установил все нужные параметры.
— Теор, — позвал он. — Говорит Марк. Ты там?
— Какой таинственный язык, — сказала Лоррейн. Прошли минуты. — Не отвечает, а?
Фрэзер вздохнул.
— Нет. Я попытаюсь на волнах и частотах персональных передатчиков, но боюсь, и там не ответят. Может он тоже проиграл свою битву. — Фрэзер отвернулся от планеты, но даже после того, как глаза привыкли к темноте, слезы мешали ему увидеть блеск звезд.
— Что ж…
— Махрк! Кеторха г’н корах!
— Хим! Думаю, следует возблагодарить Бога. — Фрэзер, плавая в воздухе, изобразил поклон. — Как ты там, парень?
— В тяжкой западне, собрат по разуму. Я только что выбрался из свалки, которая, видимо, станет последней нашей битвой. Но я все еще могу радоваться, что ты жив.
— Расскажи мне, в чем дело. Я тут неподалеку, как ты, наверное, понял при отсутствии интервала передач. Может, даже… ну, рассказывай.
Фрэзер выслушал всю историю. Поглощенный отчаянием, он вновь анализировал свое положение.
— Странно, как переплелись наши судьбы, — заключил Теор. — Теперь я не знаю, что тебе посоветовать. Что до меня, то я должен вернуться и продолжать борьбу. Я сижу на вершине и вижу, как внизу под топорами гибнут мои сограждане. И все, мы славно постарались, ты и я. Ведь правда?
— Если бы я мог помочь… Погоди-ка! — Фрэзер издал боевой клич. — Я могу!
— Ну да? Запертый там, в своем корабле?
— Послушай, Теор не будем терять время на споры. Я иду на посадку. Стой на месте и в стороне от поля боя. Мне понадобится твоя помощь, чтобы найти тебя. Ты мог бы продержаться еще несколько часов?
— Да… конечно, да. Думаю, что враги вскоре отступят, чтобы сделать передышку перед очередной атакой. Мы рассчитывали изматывать их много дней, наступлениями-отступлениями… Но, Марк, ты ведь совсем не готов, ты не можешь сесть.
— Стой на месте, я сказал. Жди следующего вызова, я иду!
Фрэзер отключил радио, бесполезное во время полета в атмосфере и повернулся к Лоррейн.
— Пристегнись, малышка. Мне очень жаль подвергать тебя такому испытанию, но мы выжили при пяти «g», а это значит, что половину такого ускорения мы вполне выдержим, если недолго.
Она безропотно прошла к своему креслу и принялась пристегиваться. Когда он закрепил свои ремни безопасности, то объяснил Лоррейн положение вещей.
— По крайней мере, мы выиграем для него войну, — заключил он свою речь.
Она протянула руку, чтобы коснуться его.
— Это так похоже на тебя, Марк.
— Кроме того… у меня есть задняя мысль, и я не могу от нее отделаться, что это и нам пригодится… Ладно. Я собираюсь впустить немного батискафного газа в главный отсек. Вместо иссякающего атмосферного. Конечно, погружение планировалось не совсем так, но в качестве срочной меры у нас для этого есть все необходимое, и я не склонен сидеть в вакууме при таком давлении снаружи.
Газ ворвался внутрь с оглушительным свистом. Качество света и теней изменилось, когда в воздух поднялись частицы пыли. Проснувшиеся двигатели, казалось, ревели не только в уши, но в саму плоть. Позади корабля расцвел сноп огня. «Олимпия» снижалась по спирали задом наперед. Это был медленный спуск, по двадцати шести миль в секунду орбитальной скорости, но ни Фрэзер, ни Лоррейн не стали много разговаривать. То, что росло им навстречу, а потом поглотило их, было слишком грандиозно.
Звезды исчезли. Небо из черного стало густо-лиловым, там, где ледовые облака освещались солнцем. Под ними лежал полосатый воздушный океан. Тысячи оттенков его струились и сталкивались, а между ними играли пласты молний.
Когда приборы показали, что плотность внутри корабля достигла земного эквивалента на высоте двадцати миль (здесь высота была гораздо меньше), Фрэзер отключил двигатели и перешел к аэродинамической системе. Мощный спой туч из аммиака лежал прямо под ними. Корабль вошел в него.
Над ними сомкнулась чернота и сразу окружила их со всех сторон. Фрэзер переключил экраны на инфракрасное излучение, уменьшая длину волны, проникавшей сюда или шедшей от термального источника, пока не добился видимого спектра. Но ничего, кроме сине-зеленых клубов аммиака не появилось в поле зрения. Он осторожно продвигался вперед. Бремя, проведенное в этом бесформенном пространстве показалось ему бесконечно долгим. Корабль пронзал атмосферу, и движение сопровождалось таким ревом, что казалось, он ввергается в Нирвану грома.
Блеснул ослепительно белый разряд молнии, освещая каньоны и утесы облаков на милю вокруг. Каждый из валов этого облачного океана был величиной с земной континент. Шум и последовавший шквал заставили «Олимпию» взбрыкивать, как дикая лошадь. Приборы зашлись в безумном танце стрелок. Тело Фрэзера врезалось в ремни со всеми четырьмястами двадцатью фунтами его теперешнего веса. Каждое движение давалось с тяжким усилием. Он коснулся рычагов, и консоль зазвенела. Но его слишком поглотило открывающееся великолепие, чтобы обращать внимание на такие мелочи.
Облачные водовороты остались позади; «Олимпия» вновь погрузилась в тишину бездны. В каком-то смысле это было иллюзией, потому что давление на такой глубине раздавило бы любой другой построенный людьми корабль. И оно продолжало расти по мере снижения корабля.
Но здесь «Олимпия» была на своем месте. Кабина и двигательный отсек были устроены в полостях яйцевидного блока из стального сплава. Его почти совершенные кристаллы удерживали каждую молекулу с силой, близкой к межатомной. Эта гладкая поверхность нарушалась только входным люком и дверью грузового отсека, но и они были столь же массивны и еще более плотно прижаты атмосферой снаружи. Там не было иллюминаторов, которые могли бы лопнуть. Бее инструменты и экраны обзора были изготовлены из особо прочного вещества, подобного тому, которое уже прошло испытание посадкой на Юпитере. По абсолютной своей надежности эта часть «Олимпии» вполне могла бы выдержать погружение в фотосферу Солнца.
Точно так же был построен и отсек грузовых трюмов. Они предназначались для погрузки минералов, чья аллотропия требовала условий, сходных с условиями на поверхности Юпитера. Остальные трюмы, хотя и более твердые, чем корпус корабля, содержали небольшое количество отсеков, куда можно было поместить образцы атмосферы, взятые на различных высотах. На тот момент все они были открыты и не задействованы.
Энергия двигателя передавалась от двигателей к нескольким турбогенераторам. Над ними располагался гибкий, в высшей степени прочный резервуар. Под контролем барометра насосы заполняли его газом, производным от распада углекислоты; внутрь подавалось тепло, чтобы сделать содержимое менее плотным, чем изначальный холодный субстрат водорода и гелия, окружающий планету при равном давлении. Таким образом, общий эффективный вес системы практически сводился к нулю.
По сути «Олимпия» была межпланетным батискафом. Она не столько летела, сколько плыла в иовианском небе.
— Они, должно быть, размером с меня! Что если они прорвут резервуар?
— Тогда нам конец, — сквозь зубы ответил он, и начал сражаться с тумблерами.
Остановив газовые насосы, он опустил вниз нос корабля и включил энергию. Это вывело их из грозы. Из-за высокого давления между поверхностью и облаками оставалось спокойное пространство, туда и нырнула «Олимпия». Когда они вновь повисли в зеленой тишине, Фрэзер несколько минут не мог унять дрожь.
Упование на Всевышнего покинуло его. Он чувствовал себя уязвимым и смертным. Но вдруг ему стало не до страха.
В поле зрения показалась поверхность.
Ни краткие косые взгляды сквозь экран, ни неуклюжие попытки очевидцев описать неописуемое, не подготовили его к этому зрелищу. Над головой изгибалось аркой золотое небо. Низко плывущие в нем облака были бирюзовыми, ультрамариновыми, медно-красными. Из одной тучи у северного горизонта низвергался ливень — водопадом, рядом с которым Ниагара показалась бы карликом — серебряно-сверкающий; а над ним в дымно-синих облачных пещерах блистали молнии. На западе океан был погружен во мрак; но каждая его волна светилась, рассыпая искры. Буруны, огромные и стремительные, уносились к дневному востоку, сияя дамасской сталью; они разбивались о берег и так высоко выбрасывали пену, что она неподвижным кружевом висела в воздухе. За ними простиралась безграничная равнина, поросшая синими и желтыми кустами; лес качал ветвями на ветру, стряхивая кучки листьев неописуемой формы. Восточная граница мира терялась в бронзово-золотой дымке. На юге вздымались низкие откосы, отсвечивая черным металлом — ледяные утесы, по которым, пенясь, река стекала в море.
Онемевшие, потрясенные, Фрэзер и Лоррейн глаз не могли оторвать от этого видения. Они забыли о времени. Только мысль о Теоре привела Фрэзера в себя.
Он нехотя перевел взгляд на приборы. Они принимали слабые сигналы от мощного автоматического радиомаяка, давно установленного рядом с Ниарром на случай прибытия людей. Так он понял, что его грубые расчеты посадки не так уж сильно отличались от точных, по таблицам. Фрэзер уменьшил высоту полета и повернул корабль к северу.
— Взгляни туда, — указала Лоррейн. Стал существ, напоминавших обитателей преисподней, петела в полумиле от них. Они сильно светились, словно горели на лету — Внизу, на равнине, испуганное «Олимпией», бросилось врассыпную стадо шестиногих животных с умопомрачительными рогами. Там их были тысячи; даже сонар корабля улавливал небольшое землетрясение, производимое ударами их копыт.
— А я всегда думала, что Юпитер — это что-то вроде… замерзшего ада, — заплетающимся языком сказала Лоррейн.
— Для иовианцев Земля — нечто вроде горячего ада, — ответил он.
— Но, я имею в виду, это сверкание! Это изобилие жизни!
Он кивнул.
— Угу. Это, думаю, главное чудо вселенной. Жизнь. В ее голосе вновь послышалась горечь.
— А нам так мало осталось жить, да еще некоторые и это немногое хотят испортить.
— Возможно, это свойственно и жителям планеты Ио. Они ведь не слишком отличаются от нас, а?
— Твой друг Теор. Ты, кажется, говорил, что у него есть семья?
— Да. И он очень ей предан.
— Счастливчик.
Фрэзер ошарашено посмотрел на Лоррейн, но она отвернулась.
Теперь он разглядывал реку, догадываясь, что это Брантор. Фрэзер шел над ней до тех пор, пока радиокомпас не показал, что они находятся над Ниарром. Он решил осмотреться. Внизу простиралась обширная окультуренная местность, больше похожая на обустроенный лабиринт, чем на город, каким он его представлял. При сильном увеличении он увиден толпы жителей внизу. На корабль смотрели и показывали руками.
Фрэзер включил нейтринопередатчик.
— Теор, ты еще держишься? Как идет сражение?
— Хуже, чем мы надеялись. Но я ждал тебя, Марк. Они еще не сбросили нас с вершины холма, но, кажется, их атаки выкашивают наши ряды. Где ты?
— Над твоим городом.
— Он еще жив?
— Да. И вокруг — никаких признаков осады. Но они не попытались со мной связаться.
— Дай им время — тем, кто умеет обращаться с оборудованием. Должно быть, твое появление стало для них устрашающим зрелищем.
— Но мы — ты и я — не можем ждать. Теперь точно опиши мне свое местонахождение, — и твоих людей, — чтобы я не напал не на ту армию. Затем распорядись, чтобы твои командиры начали отступление во время следующей передышки в битве — через холмы, на другую сторону.
Вдруг Фрэзер запнулся. Только сейчас до него дошел весь скрытый смысл его тактики. Он заставил его содрогнуться.
— Подожди! — крикнул он. — Можешь ли ты связаться со своим противником?
— Думаю, что их вождь, Чалхиз, понимает звуковой код наших барабанов не хуже нашего языка.
— Предупреди его, что к ним идет Оракул и уничтожит их, если они не сдадутся.
— О, как он посмеется!
— Без сомнения. Но все же, будучи предупреждены заранее, они избегнут многих неприятностей.
— Ты не знаешь, Марк, что они с нами сделали, иначе бы так о них не заботился.
— Думаю, я должен это сделать.
— Значит, ради тебя это будет сделано. Теперь, что касается нужной тебе информации… — Фрэзер уже достаточно долго был знаком с Теором, чтобы не суметь различить за этими немногими словами скрытую радость. Это отчасти согрело ему сердце.
— Да, — уточнил он, — еще одно. Предупреди своих, чтобы они не смотрели на меня, когда я прилечу. Пусть они закроют лица руками и спрячутся за щиты. Понял? Я уже иду.
«Олимпия» устремилась вперед. Лоррейн окинув Фрэзера долгим взглядом.
Поделиться книгой: